/из блокнота 1991 г./
Я вижу, у вас нет желания меня слушать, сказал Иван Иудин в пустоту. Дело ваше! Неволить не буду, но я всё же решусь сказать, это роковое слово.
Потому что я - хозяин своего слова. А, если я хозяин, то я могу его всегда забрать.
Вы, говорите, что я - еврей! Я очень жалею, а может и не жалею, что я не оправдал ваши надежды.
Но я, просто - Иван Иудин. Ну, просто - Иудин, без роду и племени. Так себе - сорная трава, перекати - поле.
Еврей, он знает, что он - еврей, потому, я очень уважаю евреев и дружу с ними.
Чуть было, не женился на еврейке, тогда бы, мои дети, стали евреями, Да она, вовремя разглядела, что я за тип.
А жаль! Сейчас бы, питался я по – европейски. Погуливал бы, по Штатам и плевал бы в сторону Уральских гор.
Разглядела она моё истинное нутро. Увидела она, что и образование у меня то - липовое - заборостроительный институт, да и тот - заочный.
И на работу - то я устроился в НИИ, по великому блату: двоюродный дядя моей троюродной тёти приходился внучатым племянником бабы Дуси, - нашей бессменной вахтёрши.
Сидит баба Дуся на стульчике в проходной и добродушно улыбается первому встречному проходимцу, который проходит мимо неё.
Два завода, за два года, вынесли мимо Бабы Дуси. Очень она нужный на производстве человек. Все её уважают, от директора, до последнего плотника.
Директору - то баба Дуся, как таковая не нужна. Директор - то, сам по три автофургона мебели, за день налево вывозит, а вот плотнику, дяде Коле, например, баба Дуся - нужнейший человек. Носит он мимо неё, то шифоньеры, в разобранном виде, то, кровати с тумбочками.
Ничего не видит баба Дуся. Но дело не в этом, не в бабе Дусе.
Решил я сказать своё роковое слово. Совесть замучила. Я ведь раньше думал, что её и нет совсем. Ан - нет!
Вот проснусь ночью, ну прямо, хоть вешайся. Жить стало в невмоготу. От переживаний волосы на макушке выпали. Заедает совесть заживо.
Уж и откупался, - нищим своим подчинённым пива покупал. Но всё, бестолку. Да, что там - пива, зарплату прибавил по нескольку целковых - не помогло!
Мужики ещё злее стали. Совесть ещё ядовитее вопросики подкидывает:
-А что же ты делал в застойные времена?
А почему же ты, сволочь несусветная, в партию гадюкой пролез?
А почему же ты, выродок, не поймешь того, что не на своём месте сидишь?
Да, выгнали меня, выгнали из партии, перед тем, как на суд вести, в застойное время. И воровал я, воровал и казённое и другое, как все.
Думал, что всё с рук сойдёт. Гоните меня, мужики, в три шеи куда подальше. Враг я вашему делу, вашей работе!
Ну, вот, сказал я своё роковое слово, и вроде полегче стало. Можно и дальше травить окружающих.
Успокоил себя Иван Иудин и пошёл в шашлычную.
Евгений
Шапорев
21 сентября 1991 г.