Луч вечного светила пронзил белесоватые потемки спальни Мирра. Немыслимых очертаний кровать начинает слегка вздрагивать, посылая беспокойный импульс звука в еще спящее его тело.
Впрочем, не берется автор утверждать, что у существа, разметавшего свои крылья на пурпурных простынях, было тело.
Всем своим объемом, формой, чисто внешне, оно напоминало, конечно, тело человека. Но главное отличие его было в том, что, человек, если он того возжелает, не смог бы ощутить его материальность.
Автор приносит кучу извинений верующим, что вторгается в пределы их святой веры. Приходится ему нижайше извиниться, коль кого-нибудь из христиан невольно он обидит.
Итак, божественное существо Мирр, проспавший, а точнее, продремавший свыше сотни лет, в «релаксе», вновь начинает десятком добрых своих чувств различать реальность мира.
Еще полулежа в своей кровати - коконе, сложило это существо пару иссиня - белых крыльев, не досчитавшись в них четырех перьев. На месте них теперь, слегка пугая взор, торчали лишь пеньки начинающих уже расти новых.
«Да, заплатить пришлось высокую мне цену за жизнь человека, отвоеванную у Ангела смерти» – слегка щекочет он зудящие пеньки своим светящимся ангельским пальцем.
Буквально на глазах, все те пенечки трансформируются в живое оперение.
Хоть прожил он, по меркам человека, бездну лет, но, тем не менее, его нисколько не тяготит сей груз. В прыжке молодого леопарда, мы, однако, видим начинающее стареть его обличье-тело.
И если провести параллель в старении человека тела и вместилища его сознания, читатель будет чрезвычайно удивлен.
Не было на теле ангела ослабших мышц фигуры. Отсутствовал у него и "трудовой мозоль" на животе (да простят автора мужчины). Лицо его сияло безграничным добра светом, без морщин. Не было и залысин на его челе, и седины в курчавых волосах. И зубки, им показанные себе в улыбке зеркалу во время туалета, собой являли голливудскую улыбку, на зависть всех земных женщин (да простят автора великодушно дамы).
Но самым важным признаком, что недолго еще предстоит Мирру участвовать в разборках ангельских на планетах солнечной системы, за жизнь и веру разумного существа, было наличие пятен-пустот на всем его теле. К тому же, стал наш герой необычайно забывчив.
Вот и сейчас, сидя у стола своей гостиной за завтраком, с трудом он начинает вспоминать, что век двадцатый на Земле, в его начале, доставил ему множество хлопот. И все его ума затраты, способности вершить «суд первой инстанции» на планетах Начального уровня, едва не были утрачены. Подумать только, четыре ангельских пера, а это небывалый случай в его жизни, поставлены были на кон рулетки жизни для землянина.
Но, как ни старался Мирр припомнить хотя бы внешний вид земного гражданина, которому он спас жизнь, даже имя человека не всплывало в его памяти седой.
«Все, сейчас же попрошу отпуск без содержания у Создателя, - задумчиво - бесконечно жует он мармеладку-звездочку, - иначе через пару сотен лет спишет меня Хозяин со счетов эволюции по профнепригодности».
Позавтракав и пройдя нужный утренний моцион (впрочем, на небесах всегда, ведь, стоит день, меня поймет читатель), Мирр занимает место в просторах убранства дивана, включив небесный монитор.
У его компьютера, как таковых, нет ни системного блока, ни мышки беспроводной. Лишь голосовой - мысленный помощник «юзера», подобный земной Алисе, осуществляет управление чередой, летящих в вечность, бесконечных брызг - квантов - "Бозонов Хиггса". Словом, суперкомпьютер Мирра, окном огромного, во весь зал, монитора, спешит его познакомить, куда завели пути - дорожки эволюции земной так любимого им человека.
Остановилось само время, сжав в архив всю информацию землян за прошедшее столетие.
Труда особого не доставило Мирру провести анализ всех причинно-следственных связей прошедших на Земле событий. Теперь он был «на коне» знаний, в готовности к встрече с Создателем.
***
Есть у земных народов притча, в которой "Человек должен построить дом, посадить дерево и воспитать сына".
Определение подобное ума разумного существа, впрочем, не обязательно для каждого мужчины. Ведь и среди тех граждан, кто не построил дом, не родил сына и не вырастил дерево, есть прекрасные люди.
Нет смысла сейчас философски углубляться в суть проблемы рода человека, его роли, на Земле.
Однако, нелишне будет подчеркнуть, смысл жизни, как таковой, не безразличен и для существ небесных.
Вот и для Мирра вопрос о том, что понимать начинаешь всю, для себя, важность, казалось бы, иной небольшой потери, со временем, сжигать продолжал все его существо.
С каждым мгновением пятен-пустот на его ангельском теле становилось все больше.
Мирр, едва переставляя свои ослабевшие ноги, с трудом приоткрыв дверь, протиснул в ее щель исчезающее в лучах возрожденного светила дня свое тело.
Сознание его ума не допускало даже мысли, что погибает тело. Как утренний туман, в лучах восхода солнца тает, так и его остатков тело, влагой растаявшей снежинки, летит к Земле.
Едва-едва, вскипающим уже своим умом, он успевает обратиться в Канцелярию с просьбой об отпуске.
***
Васька Петров, солдат - первогодок одной из войсковых частей приморского городка, покинув зал танцевальный Дома офицеров, в попытках снизить градус тела, прислонил свое горевшее обидой лицо к стеклу витрины магазина.
Прозрачный холод толстого стекла, текущие по нему полоски влаги, слегка охладили пыл влюбленного мальчишки-юноши.
Сердце его в груди постепенно, устав от неуемного адреналина, успокоилось. Однако, мысли в голове юноши своей необычностью, его начинают пугать.
Выросший в довольно благополучной городской семье служащего, Василий был до крайности избалован родительской лаской. Всегда и во всем мальчишка не знал отказов, практически все ему было дозволено.
И даже от службы в армии его предки легко бы смогли «отмазать», как он считал. Однако, глядя на своих друзей, которым посчастливилось уже приобрести армейскую закалку, решил он и на себе примерить войсковой мундир.
Родители Васьки, своими связями, смогли определить его на службу в ближайшей к дому части, при ее штабе.
Первые два месяца карантина и курса молодого бойца для Васьки пролетели незаметно. Приняв военную присягу и дав обет беззаветного служения отчизне, молодой боец стал постигать нюансы службы в армии.
Были в его военной жизни ночи и дни караульной службы, тревоги выход в бой с врагом, чистка картошки на кухне, уборка территории и, конечно - же, и увольнения в город.
С началом второго полугодия службы, практически все выходные, стал проводить юноша-воин в стенах родного дома.
Не обделен был Василий и женской лаской, помимо материнской.
Пользуясь своим завидным внешним видом, Ваське не раз и не два довелось разбить сердечко юным барышням.
Знакомился с ними Василий легко, легко и расставался, сорвав нежнейший первоцвет.
Но, ведь, всему бывает у нас конец. Так и к восьмому месяцу его службы, казалось, ни к чему не обязывающее его знакомство с черноглазой брюнеткой Верочкой из параллельного класса в школе, переросло во всепоглощающее в нем чувство к ней любви.
Как ни старался молодой герой-любовник овладеть душой и сердцем красавицы, после одной-двух их постельных встреч, пришлось ему здесь потерпеть фиаско.
Отвержен был красавец Васька прельстившимися, как ему казалось, его ласками, брюнеткой.
Неоднократные попытки встреч с Верой, в дни выходных, в ходе которых он планировал с ней объясниться, ни к чему хорошему для него не привели.
Плененная красотой молодого лейтенанта из его части, Верочка наотрез отказалась видеться с ним.
И вот, на танцах в Доме офицеров Василий, на виду у всех друзей, в довольно грубой для девицы форме, получил от нее отказ.
Обижен юноша отказом. Пытается озноб безысходности тела убрать, прислонив свое лицо к прохладному стеклу.
И тут его посещает спасительная для него мысль, как он считал, сымитировать суицид.
Недалеко от его дома, на краю большого оврага, стояло недостроенное полузаброшенное здание, в котором они еще в школьные года предавались играм со знакомыми мальчишками.
Девять этажей бетона здания, своими незастекленными глазницами оконных проемов призывно звали юношу.
Василий впотьмах, осторожно опираясь на стену лестничных пролетов, поднялся на последний, без крыши, этаж здания и выглянул в оконный проем на улицу.
Луна своим холодным светом освещала летящие к земле слезы-брызги поздней зимы снежинок.
Снега в этом году навалило изрядно. Коммунальные службы не успевали убирать и вывозить за город растущие бесконечно вверх кубометры твердой воды.
Василий оценил своим уже остывшим умом всю тяжесть падения тела с девятого этажа, не увидев в нем ни одного шанса для сохранения жизни, при приземлении.
Юноша, преодолев пролеты лестницы пяти этажей здания, вышел на край балкона четвертого этажа, взглянул вниз.
Внизу виднелись высокие сугробы снега.
«В самый раз! – подумал Василий – Сильно тело не разобьется, сугробы этому помогут!»
На счет «три» он делает шаг вперед, закрыв глаза.
Земное ускорение, своими десятью «g», неумолимо несет его к земле.
Не рассчитал юноша опасности падения для своего здоровья: хоть и упало его тело в полутораметровый плотный снег, но голова его, ударившись о выступающий из стены здания кусок бетона, не оставляла шанса жизни молодому человеку.
Лишь приглушенный звук хруста знаменовал собой перелом основания его черепа, и остывающий его взгляд полуоткрытых глаз едва уловил каплю-снежинку, попавшую в его расширенный зрачок.
Сознание покинуло тело юноши, но, вот парадокс, мозг до конца его еще не умер. И в сером веществе его нейронных цепочек, снежинкой с неба, каплей Мирра, ожило неземное существо.
Вот, и для Мирра, в теле человека, представится возможность на Земле проверить гениальность фразы-афоризма мудрости людской о доме, дереве и сыне.
***
Почти слежавшийся в «ватный матрас», пушистый, прежде, снег умело обнял фигуру юноши.
По локоть руки увязая в белом покрывале, встает из сугроба снежного, качаясь, мужчина, с опытом тысячелетий.
Весь прежний небольшой жизненный опыт Васьки теперь тонюсеньким ручейком влился в могучий знания поток Мирра.
Читатель, прочитав эту фразу, видимо, готов уже познакомиться в реальной жизни с чудотворной силой небесного создания.
Так - то оно так, вот только и у этих сверхсуществ свои присутствуют причуды.
Ведь, если во Вселенной устроено бы все было идеально, так и без дела в вечности сидел бы сам Создатель (простите).
Человек на Земле, помышляя о вечной жизни, вероятно, думает, что там, на небесах, как говорится, все по - честнаку. И нет там, якобы, ни воровства, ни взяточничества, ни коррупции, ни кумовства.
Возможно, за признания такие, идущие из сердца Мирра, словами автора, уменьшат жизни его бег. И автора это чрезмерно заботит.
Не в силах, тем не менее, ваш слуга покорный скрывать несовершенство жизни после смерти.
Кстати, в дополнение к вышеизложенному, следует подчеркнуть, что и в прельстивших человека своим, казалось, совершенством, в кущах райских, иной раз, присутствует монтаж.
Читатель, верно, помнит диалог героев кинофильма «Человек с бульвара Капуцинов», в котором Диана просит Джонни совершить монтаж. «Хочу, как в синематографе, Джонни! Прошу тебя, сделай монтаж!» – восклицает прекрасная блондинка.
Монтажер киноленты, при желании, умело вырезая (выбрасывая) из череды событий отрезки времени, с предметом действия в них, убыстряет ход события. Так и Мирр (простите) страдал, увы, тем «ангельским» умением. Был он (в той, верхней жизни) небесным монтажером-шулером.
Кстати, теперь читателю станет понятно, почему и за что его божественное тело, в известное время, растаяло в лучах проснувшегося светила жизни.
Не знал, видимо, пока, небесный работник, отправленный погостить (на исправление) на Землю, что в теле того Васьки предстоит ему попытаться подлечить пристанище его души.
Ему, кстати, здесь крупно повезло. Не довелось заплутавшему падшему вселиться своим разумом в тело разумного плазмоида, обитавшего в короне Солнца, или в гигантский ураган-смерч на Юпитере.
Знал Мирр, что Создатель вложил в геном человека тридцать восемь лет его жизни праведной на матушке-земле. Правда, изворотливый ум хомо сапиенс, в борьбе за продолжительность своей жизни, придумал средства медицины и здоровый образ жизни.
Умудряются иные жители голубой планеты без проблем перешагнуть столетний рубеж, сохраняя завидную работоспособность. Отдельные граждане, как узнал Мирр из всемирной паутины землян, умудряются почти в столетнем возрасте получать третье высшее образование в учебных заведениях планеты.
И как посчитал космический монтажер (чего уж тут скрывать), устанет человек так долго жить, ему доставив большие заботы (получи он тело новое на Верху, в надежде).
Решает заплутавший наш, что телу Василия достаточно и полсотни лет для получения опыта жизни.
Моргнув своим (в том числе, и Василия) уже ангельским глазом, творит тут Мирр монтаж.
Как на ускоренной перемотке видеозаписи в пространстве-времени мелькать начинают времени года. А в них и тело Василия Семеновича, приобретшее уже солидный вес, и изменяющиеся черты лица, можно увидеть, в чудесах небесно-земного монтажа.
Все честь по чести. Как и принято у добрых христиан, своим чередом проходит жизнь стареющего уже мужчины.
Вот и заслуг перед государством у его (Мирра) подопечного уже не счесть.
Обласкан он безмерно, может, и заслуженно, не только членами семьи его, но и самим государством.
Как и положено, построил Василий свое родовое гнездо, привнеся в него свое многочисленное потомство. И сад, заложенный Семеновичем на Марсе, десятки лет радует взор (и вкус) людей, его покоривших.
И бронзовый бюст героя марсианской эпопеи, уже добрый десяток лет, на его родине стоит.
Вот и последний утренний рассвет вечного светила, в жизни Василия, роняет свой беспокойный теплый луч в просторах белоснежных простыней палаты.
Жизнь, данная ему повторно божественным Провидением, прошла для него не зря.
Не даром и не попусту творил в его теле «монтаж» и Мирр: в лучах восходящего светила, видит Око вселенной, в снежно-белых пера одеяниях, прекрасная птица вздымается ввысь.
Вот только полет этой птицы, в воздушных просторах, не схож с идеалом.
И тому причина – недостающие перья его чудесного крыла.