У депутата городской думы Евлампия Алексеевича была жена Евдокия, в семейном кругу просто Дуся. И сегодня, двадцать девятого декабря, должен был быть у Дуси новогодний корпоратив на бывшей работе. Она заранее об этом предупредила. Целую неделю готовилась, ну там всякие шоппинги, спа, маникюры и дизайн головы. Все как полагается. Евлампий Алексеевич строго следил, чтобы его жена держала на людях марку. Чтоб любой, взглянув на неё, смог догадаться, что он, Евлампий, на свою жену денег не жалеет. Что он, Евлампий, человек широкой натуры. Что у него, Евлампия, по всем позициям шито-крыто. А все так и есть, на самом деле.
Был, правда, однажды один ужасный случай, вспоминать противно. Выделил он жене денег на отпуск. С подружками она собиралась в Тунис на водорослевые обертывания. Много-много денег выделил. И случайно узнал, что жена вместе с подружками ездила не в супер отель 5+, а какой-то захудалый отель четыре звёзды. Такой скандал дома был! Евлампий бил посуду и орал как резаный, благо проживание в коттедже позволяет. Это вам не панельный дом. Это дом с пуленепробиваемыми окнами. Кричал, что если вдруг, кто из его знакомых узнает об этом чудовищном событии, он со стыда сгорит. "Ты меня опозорила!", - в гневе заходился он. "Ты поступила как дешевка! Ты -жена Евлампия, и ты должна об этом помнить каждую секунду!"
С тех пор жена вела себя вроде бы достойно. Замечаний на неё не поступало. Жили спокойно, дом - полная чаша, но Дуся мне как-то рассказала, что с подружками она готова и в три звезды поехать, потому как только в отсутствии Евлампия ощущает себя полноценной. Может позволить себе собственные мысли вслух высказывать и хохотать. А рядом с ним она всегда сидит молча, как рыба замороженная, как пружина сжатая, как зайчик на минном поле, боится лишнего что-нибудь ляпнуть. Но, говорит она, не смогу я жить на зарплату учительницы. Мама болеет, много денег на лечение требуется. Евлампий денежные траты не особо контролирует. И я себе ни в чем никогда не отказываю. От жизни такой уже никогда не откажусь.
Ладно, вернёмся к декабрьскому дню. Пришел Евлампий Алексеевич в семь вечера - дома никого. Так хорошо ему стало. Начал кайфовать - телевизор посмотрел, пиво попил, суши-пиццу заказал, кассеты с немецкими фильмами посмотрел. Радовался полной свободе. В десять вечера решил позвонить жене - телефон отключён. У Евлампия глаза на лоб. Не оборзела ли любезная Дуся? Начал звонить родственникам и подружкам. Безрезультатно, никто ничего не знает. Полночь - её нет. Он себя так взвинтил, что начал её обзывать - на все буквы, какие знал. Пусть только явится - убью. В час ночи вышел на улицу. На хрустящий снежок. Загрустил. Как же я теперь на старость лет то один. Кто ж мне стакан воды подаст? Он из-за этого стакана собственно и ушёл от старой, часто болеющей жены к молодой спортивной Дусе. Столько лет воспитывал под себя, муштровал, мозги промывал. Чтоб уж наверняка со стаканом не промахнуться. И вот те на - приплыли. Перед самой пенсией, перед зимой жизни. Как она могла? Или ушла от него или прибили её где-нибудь, что, собственно, однохренственно. Важен конечный результат.
Потом решил вернуться в дом поискать старые записные книжки, может, кого из её коллег обнаружит телефоны. Поднялся на третий этаж, зашел в её комнату, а она спит у себя на кровати. Вообще никуда не ходила. Голова у неё болела. Главное, спит и улыбается во сне, как-будто сон какой радостный видит. Он тут нервничает, а она, мать твою, улыбается. Наглость непозволительная. Пипец,как ей досталось. Ор был слышен даже через пуленепробиваемые окна.