Второй выпускной в этом году состоялся уже в музыкалке. Теплыми майскими вечерами веселой компанией мы придумали капустник, который с огромным успехом был поставлен на главной сцене. Я пела старинный русский романс, перекроив для смеха слова и аккомпанируя себе на гитаре. Класс гитары я закончила, как второй, после фортепиано, инструмент, и все юность покоряла мужские сердца слезливыми дамскими романсами. Последним покоренным оказался мой муж.
До этого произошел неприятный инцидент. Буквально за неделю до торжественного вручения дипломов, маме позвонил мой педагог по фортепиано и предупредил, о намерении поставить мне в дипломе 4. Свое странное решение он мотивировал тем, что поступаю я на теорию музыки, и фортепиано мне вряд ли пригодится. Мама от неожиданности медленно осела с трубкой в руке, не понимая смысла происходящего. Все 8 лет у меня не было в табеле оценки ниже 5. Настоящей причины этого демарша я так никогда и не узнала. Может быть, он обиделся, что я выбрала своей специальностью не фортепиано, а может, хотел снять с себя ответственность за мой ожидаемый провал при поступлении. После мхатовской паузы мой педагог сказал, что эта пятерка нужна сейчас не мне, а другому человеку.
Его родители были известными в городе музыкантами, все учебные годы он рос обласканной звездой школы.Как и все мальчишки, он не был слишком усидчив, часто прогуливал и придумывал разные проказы, но обладал ярким музыкальным талантом, отлично играл джаз и импровизировал. Я не помню точно, почему он не поступал вместе с нами в тот год, по-моему его родители решили, что 8 классов - слишком рано для самостоятельной жизни в Ленинграде. Кажется, он поступал в училище Римского-Корсакова после 10го класса, но не поступил и пошел в Кулек, как мы тогда называли Институт культуры. Мы не слишком много общались в процессе учебы, всего лишь пару раз готовили совместные ансамбли. Все дорогу мы язвили друг другу напропалую, как и положено подросткам, которые впервые начинают открывать для себя, что они - мальчик и девочка. Потом, спустя несколько лет он подсел ко мне в электричке. Я ехала домой, загруженная по уши учебой и жизнью в Ленинграде. Он был какой-то потрепанный, с похмелья, странно путал слова. Я поняла, что толком он не учится, играет в какой-то группе. Потом прошло еще лет 20. Как-то мама спросила меня:
- Ты помнишь такого мальчика? Он учился вместе с тобой музыке...
Конечно, я помнила: самонадеянность единственного любимого и талантливого сына, усмешки в ответ на мои колкости и руки, то, что я никогда не забываю, широкие узловатые руки, ласкающие клавиатуру.
- Так вот, он умер, как-то глупо погиб, от передозировки...
Моя пятерка оказалась нужнее. В коробке для документов все еще лежит тот красный аттестат. А на складе личных жизненных историй накопилось кладбище могил чьих-то несбывшихся амбиций, планов, надежд. Чужое горе, боль, беспросветность, жизнь, летящая под откос и оборванная на полуслове, невольным свидетелем которой я стала. Прожив на свете немалое количество лет, я так и не смогла до конца понять: кто является истинным автором того самого пространства места и времени, которое мы называем жизнью. Мы сами бездарно растрачиваем себя, играя в рулетку с судьбой или она самостоятельно крутит нами, как считает нужным, безжалостно обнажая пороки, нарушая границы, уничтожая мечты.