Осень. Тайнинка

Баженов Александр Сергеевич
         
                Конец апреля   2018 года  в Подмосковье выдался холодным. Весна явно запаздывала. На деревьях еще только  набухали почки,  а нарождающаяся зеленью свежая трава  лишь изредка   перебивала высохшие соломенные  россыпи своей прошлогодней предшественницы.  Было начало недели  - вторник, пасмурный, с  набегающими временами серыми  тучами, из которых так некстати моросил неприятный дождь.  С коллегой   нам предстояло  посетить  абонентский отдел мытищинского Водоканала. Он размещался   на   первом  этаже    жилого дома, построенного   недавно,  как и остальные   рядом стоящие  многоэтажки  песочного цвета. Новый  микрорайон, получивший созвучное из детского произведения название «Цветочный город»,  расположился   на берегу Яузы со стороны железнодорожной станции Тайнинская. Коллега запаздывал,  и   я решил осмотреть окрестности. Спустился к Яузе. Как  таковой реки то особенно и не было. Перед глазами раскинулся довольно большой камышовый луг, обрамленный еще не нарастившими свою листву  деревьями, по  которому лишь узеньким ручейком протекала известная по советскому фильму подмосковная речка. 
         -  ну что, любезный, тоже любуетесь островком природы, не захваченным еще большим городом?  - прозвучал сзади меня чуть хрипловатый  голос. Оглянувшись,  я увидел    метрах в пяти  от себя    довольно возрастного     мужчину среднего роста с  коротко остриженной седоватой бородой, стоящего  под  большим, можно сказать даже огромным,   черным зонтом возле  скамейки.
      -   Я вот тоже вышел полюбоваться, - продолжил мужчина, всматриваясь  в камышовые заросли, - а что еще остается делать скучающему    живописцу  в пенсионном возрасте, - слегка улыбаясь,  произнес  он.
             Я повнимательней осмотрел незнакомца.  Одет,  вроде,  как все, правда,  для своего возраста чуть-чуть более броско – светло бежевые брюки, почти такого же цвета  кепка, светлый шарф, щегольски прикрывающий шею. Но взгляд.  Взгляд, похоже, на самом деле выдавал в нем художника – у него, как мне показалось,   были очень пытливые глаза, такие  еще бывают у следователей  и у ревнивых жен.
                - По Вам не скажешь, что Вы пенсионер, -   старясь  сделать комплимент незнакомцу,  ответил я, - а  речка притягивает, Вы правы. Я бы   на вашем месте  картину  написал. Камыши, утки, на заднем  плане – Бастилия
            -  Это Вы про тот новый дом на противоположном берегу, да есть в нем  что-то от Бастилии, хотя больше на   парусник смахивает с одной мачтой,  – художник медленно провел рукой по бороде, не переставая  разглядывать   весенний пейзаж, - а на счет возраста я особо и не переживаю, ведь художник как коньяк – с годами только дороже становится.
                Зазвонил  телефон – коллега мой уже подошел и разыскивал меня.
              - Рад был пообщаться, надеюсь все же Вы не оставите местные красоты без своего внимания, - посоветовал я незнакомцу на прощанье.
                Посещение Водоканала было недолгим и  уже через десять минут мы вышли на улицу.  Мне захотелось продолжить прерванную беседу с незнакомцем, однако около скамейки никого уже не было.

                Пятнадцатого мая у меня было заседание в облсуде -  представлял интересы одной знакомой  в апелляционной инстанции.  День был по-весеннему хорош – солнечный, в меру теплый, всюду радовала взор нежная весенняя листва.   После судебного заседания пришлось заехать  в Мытищи в район Перловки.   Невольно вспомнил недавнюю   встречу с неизвестным живописцем.  Признаться,  частенько я  жалел   о том, что скамейка оказалось тогда пустой.  Ведь художники были для меня словно инопланетяне, загадочны, непостижимы  и, казалось, отдалены тысячами километров, хотя ,вроде  и жили   где-то рядом.
                Я решил пройтись к «Цветочному городу», к Яузе.  Тот же ручеек, что и в апреле, но все в зелени, по весеннему свежей, и берег, и камышовая равнина и деревья на ее дальнем берегу, издали напоминающие  уже чем-то плюшевых медвежат только зеленых. Город, который, казалось бы,  всегда напряжен, около речки вроде как спал,  отдыхал от современной беготни и ритма.  Пусть не идеальную,  но все же тишину  периодически нарушал   стук футбольного мячика, который пинали на спортивной площадке два мальчугана.
                - Здравствуйте, не ожидал Вас тут встретить, - услышал я вроде знакомый голос и, обернувшись,   вновь  увидел своего апрельского собеседника – он,   не смеша,  присаживался на лавочку.  Головного убора у него в этот раз не было,  и благородная лысина, окормленная по бокам коротко постриженными волосами,  продолжала высокий, можно сказать величественный   лоб.
                - Здравствуйте,   да  вот,   снова  пришел  посмотреть на  ваши камышовые заросли, - ответил я художнику, обрадованный его появлением.
                - А я ведь почти каждый день здесь сижу.  Грущу понемногу,  что творчество где-то в прошлом
                - Да, без работы, наверное,  тяжеловато будет, не помешаю? – примостился  я рядом с незнакомцем , надеясь  поближе с ним познакомиться .
                -  Присаживайтесь, только почему  я без работы? Работа то у меня как раз есть. Вместе с пенсией на хлеб и с маслом хватает,  по-прежнему пишу картины, продаю их, но все это, как Вам объяснить, рутинное ремесло на потребу среднего достатка обывателя, который-то   и в живописи   толком не смыслит.  Вдохновение уже не то, что в молодости,  поиска   совершенства особо нет, вот, что обидно.
                Мужчина слегка помолчал, еле заметно нахмурил брови, и потом, словно поймав легкое озарение, продолжил: 
                -  Давайте знакомиться, меня Володей зовут, - протянул он мне свою крепкую, натруженную руку. Странно, но мне всегда казалось, что руки у художников должны быть утонченными, как у пианистов, а тут широкая и немного  мозолистая  ладонь.
                -   Очень приятно,  Александр, - стараясь не выдавать  своего удивления,  откликнулся я на предложение Владимира.
                -  Зять у меня тоже Александр,  Вроде хороший мужик, да только вот от искусства далек.  Простым водилой работает. Ну да ладно, главное дочку любит, и все у них вроде пока нормально, хотя конечно,  деньгами приходится мне помогать, не без этого. Простым людям сейчас  тяжеловато будет, не то, что при советах. Тогда и о художниках   государство заботилось. Заказы давало хорошие, за них столько денег получишь, что и свободным  творчеством есть время заняться. Того же Ленина вокруг стола погоняешь, и вроде как есть  чем и жену порадовать 
                - А это интересно как?
                - Поговорка такая у нас художников была.  На Ленина много тогда заказов было. Вот и рисуешь его, то сидящим за столом в позе мыслителя, то выступающим на собрании, то беседующим с рабочими или с крестьянами. Это и называлось – гонять Ленина вокруг стола. Бывали и курьезы. Один мой приятель изобразил Ленина с кепкой на голове и одновременно в руке, а один умудрился написать картину,  где Ленин стоит на Красной площади на фоне своего же мавзолея
                Владимир искренне рассмеялся, невольно заразив и меня своей веселостью
                -  Да, интересное время было, есть, что вспомнить, -  сохраняя улыбку,   продолжил  он говорить медленно, старясь делать акцент на каждом сказанном слове, - помню, я еще в армии служил, в Ленинградской области. В части определили меня художником, плакаты всякие рисовал. И как-то наш замполит  поехал по службе в Ленинград. Возвращается и к начальнику клуба, и давай ему доказывать, что стойки для наглядной агитации надо перекрашивать  в белый цвет, как в областном центре. А тот упирается: «Нет, -  говорит, - пусть остаются черными, как и были».   Спорили они довольно долго. И решили позвать меня, вроде как разрешить их спор. Ну я и разрешил.
                -          И что?  Чья взяла, черные или белые?
                -       Серые. Я как им как предложил   этот цвет, так оба сразу и согласились. Вот так-то , ценили тогда нашего брата художника.   
                - Интересно, и как же люди становятся художниками? Наверное, от родителей такие способности? 
                -   Да нет, родители у меня самые что ни на есть  обычные работяги.  Отец  слесарем на фабрике всю жизнь отпахал, мамка воспитательницей в детском саду. Сосед у меня был любитель рисовать, дядя Толя. Я-то сам  родом из Струнино, может,  знаете, есть такой городок во Владимирской области, отсюда  час с небольшим  на электричке ехать. Сейчас о нем  особо не слышно, а до революции, когда  купец Баранов построил там свою знаменитую Соколовскую  мануфактуру, местные ткани на всю Россию славились.  Мальцом   еще  был, жили мы   в двухэтажном  деревянном доме, считай бараке.  Общий коридор на четыре семьи, общая кухня. А дядя Толя фронтовик, жил  у себя в комнате один, в школе рисование преподавал, вот и приучил меня к живописи. Друзья в футбол во дворе гоняют, а я все с карандашами да красками. Струнино городок небольшой, своей школы художественной  не было, да дядя Толя меня так  обучил, что  когда поступил в техникум игрушки, то  почитай по рисованию лучшим там был.  Техникум в Загорске находился, сейчас его в Сергиев Посад переименовали. Ездил туда каждый день на электричке. И  перед самой станцией проезжаешь по насыпи мимо Лавры, она там где-то в километре   от железной дороги по прямой,  и тоже на холме.  Красотище, словно  сказочный городок стоит. А вечером иногда возвращаешься  поздно, когда стемнеет, так она в огоньках еще загадочней.  Я потом часто ее рисовал, Лавру,  с насыпи этой.  А если в другую сторону с насыпи посмотреть – там домики по оврагу рассыпаны, и все такие разные, каждый с особенностью, а в самом низу речушка течет, Кончура, и ивы над ней склоняются,  бережно так прикрывая речушку своими кронами.   Да такая   картина  сама на холст  просится.  И  место уж  дюже интересное: бывает в сторону  Лавры  посмотришь – дым  с севера на юг из труб отклоняется, а в другую строну с насыпи взглянешь – наоборот,  на север идет. Когда учился, любовь у меня там  была, Наташка. Сама издалека приехала, из Чувашии, в общежитии жила. Долго я с ней встречался, да не сошлось видимо что-то, разбежались мы с ней к выпускным экзаменам. А любил ведь я ее, любил. Высокая,  волосы длинные, такие светло  каштановые, а  глаза  большие, зеленые, выразительные, ну как тут не влюбиться, и фамилия подходящая - Королева.  А рассудительная какая, не по возрасту, и  голос – вот такое лирическое меццо-сопрано, не говорит, а поет, словно романс какой-то, так бы и слушал ее, да, что было, то было….
               Владимир, неожиданно преобразившийся было при описании Натальи,  замолчал, задумался, взглянул  на заросшую камышами Яузу и продолжил свой рассказ уже более монотонно, так и не переставая  смотреть куда-то вдаль, медленно перебирая слова:
              -  Ну а по окончании техникума устроился я художником на фабрику, плакаты разные рисовал, афиши для драмкружка, а в свободное время уже для души – натюрморты, пейзажи. Женился на девушке с соседней улицы, родилась дочка. Вот так и живу. Еще при советах вступил в Союз художников, вроде как профессионал стал в этом деле, хотя, что скрывать, уж несколько десятков лет как продажа  картин меня и кормит, а ведь  Наталья не верила, что художник из меня получится, посмеивалась, может из-за этого и прекратилась  наша  любовь.
               Наступила небольшая пауза.  Художник протяжно вздохнул,
              -  А сейчас вот сижу здесь на лавочке, да   размышляю.  Лет уж немало прожил, многое, что за  жизнь видел,  правителей разных, мальчишкой еще Хрущева помню, балабола этакого. Мамка моя верующая была, так она его иначе как антихристом за яростную борьбу с церковью и не называла. Порушил он храмов немало, хотя кому они мешали, во многих и так службы тогда уж  не было. 
             - Да, завидная   у Вас жизнь, многое повидали, -  рассказ художника  был мне интересен,  приятна была его речь, хотелось его слушать,  а что-то  подсказывало, что дальше узнаю  я  что-то особенное, о чем, возможно,  Владимир  и жаждет  поведать, но пока не спешит. 
            -  Конечно, молодость – она всегда лучшей будет, кто-то скажет – вот ругаете нынешнее время, это все стариковское, не объективное, а я вот возражу, и как художник, и как гражданин – нынче уж как-то мало становиться  человеческого между людьми. И сами люди-то, они стараются это человеческое сохранить, а вот жизнь, ее уклад, необходимость  ломать себя ради денег, оно то и уводит нас от главного, от настоящей любви к ближнему, своей земле,  истокам, да и к искусству тоже.  Подлости стало побольше, грязи. Вот мой зять к примеру. Может Вам  не интересно? Про жизнь то?
           Владимир  вопросительно посмотрел в мою сторону
          -   Нет, почему, говорите, наоборот, иногда хочется послушать правду, что называется от земли, а не от разных  пересказчиков, на самом деле интересно – искренне  ответил  я своему собеседнику.
          - Вы уж извините, я здесь человек новый, недавно живу. Как тут оказался  – вообще отдельная история,  связана, кстати,  с  той Натальей, о которой я говорил. Соседей здешних то  почти не знаю, да в большом городе все вроде как сами по себе. А на душе наболело, выговориться хочется.  За детей обидно. Зять вкалывает с раннего утра,  а что имеет? Зарплату начальство уж наверное лет семь  не поднимает, а само и машины новые покупает, и дома отстраивает. А за счет чего? Вот возьмем  хотя бы его директора. Стал директором ОАО и  создал ООО с таким же названием и тоже мусор  вывозить. В ОАО он директор,  а в ООО – хозяин. В ОАО его друг  зам у него, а в ООО этот же друг уже директор.  В ООО числятся только директор и бухгалтер, а доходы – миллионы, откуда? Вот и думай. Сейчас уж поди долларовым миллионером стал, а работягам  зарплату поднять –  жадность не дает. Зато как выборы, так из кожи лезет за  Единую Россию. Видел его как-то тут  недавно – ходит важный такой, словно павлин на выданье. Ну и те,  кто помельче из его окружения, не лучше, каждый  только и думает, как бы побольше  себе урвать за счет работяг. Да  разве только в них   дело, пусть Бог им судья да прокуратура.  Я Вам так скажу, как растащили в девяностых нашу общую собственность по частным карманам, так стали  создавать  у нас вроде кастового общества, где  высшая каста – натуральные из грязи в князи. Им бы моральных устоев побольше, хотя бы как у дореволюционных дворян. Так это им не по нраву, только мешает деньги делать. Может, конечно, у кого-то  они, эти устои  и есть, но большинство  нравственные поиски  явно  не интересуют.  Зато в  сериалах   они  прям   все такие  добренькие  и   душевные, что,  хоть иконы с них пиши.
        - Это верно, - поддакнул я Владимиру, невольно окунаясь в строптивые, но не лишенные  смысла, рассуждения  собеседника. Но все же, слушая слегка разгоряченного своей речью художника, я продолжал наслаждаться весенней свежестью майского дня, прибрежной тишиной Яузы, легким , пусть и слегка прохладным ветерком, бережно ласкающим меня и моего нового знакомого. Оставался я и под впечатлением того трепетного неприкрытого волнения с которым вспоминал Владимир свою студенческую возлюбленную. И было интересно, расскажет он мне  что-нибудь о ней еще или нет. 
         -  Я ведь не просто  так возмущаюсь, - продолжал Владимир, - мне  еще в детстве  отец  наказывал – Вовка, как бы ты в жизни не поднялся, каким начальником бы не стал, знай и помни, что кормит тебя простой  крестьянин, без него ты никто.  Да и за культуру обидно. Вот  церквей в последнее время сколько восстановили, сколько новых понастроили, а духовности вроде как меньше стало. Живое общение уже сегодня почти  как редкость. Все интернет, да интернет, с этими с блогерами, некоторые из них, так сущие обезьянки.  А ведь духовность можно привить только через книжное слово – интернет приучает  человека мыслить клипами, кусками. Информацию в нем какую-нибудь получить, это да, он необходим, а  духовность через интернет не получишь, нет. Да и грамотность тоже. Ведь почему сейчас такая безграмотность? Раньше люди книги читали, газеты. А в них, прежде чем издать, корректоры каждое слово, каждую букву прошерстят, чтобы  ошибок не было.  А сейчас? В интернет кто только не пишет, никто это не исправляет, вот и впитывает молодежь всю эту безграмотность. А читали бы  книги, где нет ошибок, и сами бы грамотными стали.
               У художника зазвонил телефон, он взял трубку, стал общаться, называя своего визави  Аней, скорее всего, это была жена. Он обсуждал с ней семейные дела, а я  смотрел на заросшую речку, думая, как все же безмятежна природа. Вот течет речка, а ведь так же она  текла и сто, и двести и тысячу лет назад. И также плавали в ней утки, и росли по берегам камыши, склонялись над водой  ивы, и зеленые листочки на них были  точно такими  же как и сейчас, когда всюду  господствуют цифровые   технологии, жаждущие покорить уже и человеческий  интеллект. А ведь загадка происхождения всей этой красоты,  она ведь и тогда и сейчас  неподвластна нашему разуму, неподвластна цифровым технологиям, лишь  наши чувства, растревоженные этой живописью природы, позволяют нам  наслаждаться ею, заставляя  все это  переносить на холст, слагать об этом стихи, писать музыку.
                - Дочка звонила, моя красавица, Анна Владимировна. Люблю я ее, она у меня единственная, родилась  в 1980 году, когда в Москве Олимпиада проходила. Так мы с женой сначала так и  хотели ее назвать  -  Олимпиадой, а потом передумали, в честь тещи Аней назвали. Думал тоже по моим стопам пойдет, в художку ее определили, училась прилежно, но видно не ее.
                Владимир опять задумался, слегка перетирая руки, продолжил:
                - А стала в итоге преподавателем музыки, тоже как представитель искусства получается. Вышла замуж, родила нам с супругой внуков
                Мимо пробежали два мальчугана лет шести-семи, видно было – один с  рассерженным видом  догонял другого, который что-то держал в руках и смеялся. 
                -  Младший, Андрейка,  вот такой же хулиган, но сообразительный, задачки больно ловко решает.  А старшая, Василиса, та танцами серьезно увлеклась.  Как видите, и тут художники не поучились, хотя, кто его знает, всякое в жизни бывает, то же Ван Гог сначала картинами торговал, проповедовал, учиться рисовать только в зрелом возрасте начал, а каких высот в живописи добился, да
                Владимир замолчал, не торопясь, повернул  в мою сторону голову и вроде как заискивающе спросил:
               -  А хотите,  расскажу Вам историю, как я  все же здесь оказался?
               -  Да, конечно, - ответил я,  стараясь не выдать  свой интерес  к загадочной пока для меня истории
               - Творческий путь у каждого художника свой, хотим мы этого или нет, только видно свыше уже определено, что тебе суждено писать хорошо, а в чем, как бы ты не старался, совершенства  никогда  не добьешься.  Писать портреты явно не мое, хотя я в свое время пытался, да и сейчас иногда пробую. А вот  пейзажи получаются. Да и тянет меня к ним. Люблю рисовать наш русский  лес, полянки с цветочками,  речки. Если в городе, то стараюсь найти старые домики и чтобы тоже рядом были деревья, кустики, побольше природы. Много  где побывал в поисках удачных сюжетов.   И как-то раз двадцать третьего сентября где-то  в начале девяностых  годах  забрел я сюда на Магистральную улицу, она вон там за этим домом идет, кстати, в нем я и живу - художник обернулся, показывая рукой на  высотку, протянувшуюся за нашими спинами параллельно речке.
               - Интересно,   двадцать третьего сентября помните, а год призабыли, - выразил я свое удивление художнику
               -  Число помню, потому что любовь моя Наталья в этот день родилась. С тех пор как расстались, я каждый  раз на ее день рождение выезжаю из дома на этюды.  Эта  традиция у меня такая.  Как раз начало золотой осени. И вот набрел я тогда на эту улицу. Этих высоток  еще не было, стояли двухэтажные бревенчатые  домики, ну прям как из моего детства, от старости почерневшие, ссохшиеся, а наличники выкрашены в синий цвет,  и около каждого домика палисадник с цветами. А  вдоль всей этой чудесной  улочки  деревья растут,  словно почетный караул для прохожих, высокие и так живописно, слегка умиротворенно    желтеющие,  у меня чувство было, будто  клад нашел. Написал я  этюд, на котором изобразил улочку,  потом уж с этого этюда картину. Назвал я ее «Осень,  Тайнинка». А тут как раз альбом у нас совместный с другими художниками издавался, ну я эту картину для этого альбома и предложил. И вот  через несколько месяцев мне звонок. Звонит женщина, представляется Кариной, говорит, что она  арт дилер,  деловую встречу предлагает.  Оказывается, попался ей в руки этот альбом,   и именно моя картина зацепила ее внимание. А у нее связи с художественными галереями в Европе. Вот и началось у  меня с ней  сотрудничество,   я здесь  картины пишу, а она их там, в Европе в частные коллекции продает. И вот эта «Осень, Тайнинка» большим спросом пользовалась, много я и копий с нее делал, и новые картины писал. Как деньги лишние появились, жена стала потихоньку меня подначивать – давай говорит, Володька,   из Струнино поближе к дочке переедем.  Дочка  к тому времени замуж за местного парня вышла, в Леонидовке до сих пор с ним  живет.  Вот тогда я и решил в этом месте обосноваться.  Пришлось еще поднапрячься, чтобы денег  на квартиру  заработать. Писать стал больше, только все  это стало каким-то потоком, о собственных исканиях как-то забыл, больше о прибыли  думал. Тут как раз домики на Магистральной  стали выселять. Был случай, стою с этюдником, пишу очередную свою «Осень» и подходит ко мне пожилая женщина.  Смотрела, смотрела  на холст, а потом слезно так просит написать и ей на память эту аллею.  У нее ведь вся жизнь здесь прошла, дом под снос, так  хоть картина с местным видом  останется. Делать нечего, пришлось уважить человека,  взял за это с нее немного, но слова благодарности  до сих пор помню, дороги они мне.
                Владимир  взял паузу. Молчал и я, стараясь вспомнить,  каким был этот район до новостроек, усыпанный зеленью, тихий, немноголюдный, хранивший еще запахи и картинки послевоенного Подмосковья, скупого на роскошь, строгого,  но   живущего все же надеждой на прекрасное   будущее, в котором  все будет справедливо, люди будут радоваться жизнью, рожать детей и верить в самые светлые, самые добрые  идеалы. 
         -  Вот так я здесь благодаря Наталье и оказался. Квартиру купил просторную, жена довольна, дочь рядом, внуки тоже, вроде все получилось, - немного грустно продолжил мой собеседник
          -   И  по- прежнему пишите картины для Карины ? – непроизвольно вырвалось у меня
         -   Да нет, с  Кариной, как в эту квартиру въехал,  больше не сотрудничаю. У нее  в Англии  сначала дочка замуж вышла, потом еще что-то в семье случилось, в общем,  не до меня стало. То,  что пишу, так по местным галереям разношу, не часто, но покупают. Заказы бывают. Да мне сейчас много и не надо, хотя внуки вырастут, надо будет думать, как им образование дать. Это не то, что в мое время, сейчас всюду платить надо.
          -    Наталью , наверное , часто вспоминаете
         -   Мало сказать вспоминаю, она ведь у меня как в сердце вошла, так там и осталась, по ночам иногда снится, недавно было, стоит  передо мной во сне вся такая стройненькая, красивая, словно фея из сказки,  смотрит, улыбается, улыбка такая милая, добрая, глаза сияют, и  светло так, будто солнышко всходит, волосы у нее блестят,  и что-то говорит мне такое ласковое, приятное, а что, понять нем могу.  Вот все думаю, где она сейчас, как. Я ведь после выпускных ни разу ее и не видел. Слышал только,  замуж вышла за военного, уехала с ним на Алтай по месту его службы и  больше ничего. Хотел  бы я  хоть краешком глаза  на нее взглянуть, да  что об этом.
         -     А как же  жена?
        -     А что жена. Жена  – это святое.  Я ведь  ни разу за всю жизнь ей и повода  не подал, что есть у меня иная муза. У нас же дочь, сейчас уж внуки, да и сроднились мы с ней за совместные годы. Это ведь только  артисты всякие хвастаются перед телекамерами, как они сошлись, развелись, заново с кем-то сошлись  и все  друзьями остались. Да разве это нормально, а дети. Любой развод для детей  – это ж какой  надлом для психики.  И  зачем все выпячивать на камеру. Ну  не смог  терпеть ради детей пусть и ставшую не в радость   супругу, захотел к другой убежать, ну  не кричи ты об этом на весь мир, ведь ты же для обычных людей  вроде как кумир, образец для подражания.  А, что об них говорить, - Владимир махнул резко  рукой и замолчал
           Незаметно солнце спряталось за стоящими на противоположном берегу Яузы домами, которые сразу потемнели и приняли немного хмурый вид, стало холодать и потихоньку смеркаться.
     -      Ну что ж, спасибо, что выслушали, мне, наверное,  пора, - художник  нехотя  встал, поправил  неторопливо пиджак и протянул мне на прощание  свою руку, на  которой чуть выше запястья виднелись   небольшие пятнышки  высохшей краски, видимо следы от недавней работы.
     -     Спасибо и Вам, интересная история, а все же Вы счастливый человек, ведь  всю жизнь  одним любимым делом занимались
     -      Да, этого  не отнять, грех на судьбу жаловаться, а Вы приходите, если что, я ведь часто здесь бываю, поговорим, может с творчеством своим познакомлю
          -     Постараюсь, а Вы, может, фамилию свою скажите, может,  где  встречу Ваши произведения?
       -     Фамилия у меня самая что ни на есть русская – Иванов я, ударение, к сожалению, как у всех на третьем слоге, а было бы на втором, был бы тезкой нашего знаменитого классика, - улыбнулся на последок Владимир .         

                Прошло больше года, фирма, с которой у меня были деловые отношения, переехала из Мытищ в другой город и в Тайнинке я больше  не появлялся.  Был конец сентября. Проснувшееся неожиданно в начале этого осеннего месяца лето с почти тридцатиградусной жарой, после одиннадцатого числа резко закончилось,   и в Подмосковье надолго  воцарилась пасмурная прохлада с редкими дождями,  серыми буднями и таким же по настроению выходными. Судя по затяжному ненастью,  надежды на бабье лето оставались все более призрачными.    Но   все же     природа дарит нам в такие дни  и какое-то особое спокойствие, позволяет больше думать о смысле прожитых лет, размышлять об увиденном, полностью отдаваться  притягивающей и дурманящей наши чувства ностальгии.  Вспоминал я в эти дни и тот  свой разговор с Владимиром.   Незадолго до этого в мае   появился у меня приятель Валерий. Познакомились мы с ним случайно на футбольном матче, сидели  рядом и болели за одну команду – московских армейцев. После матча отметили  в баре крупную сухую победу своих любимцев и с тех пор стали периодически общаться.    В конце  сентября  в воскресенье ЦСКА должен был играть на выезде с Уралом.  По московскому времени игра начиналась рано, где-то в полдень, и  я решил позвонить Валерке, договорится о совместном просмотре.
        - Слушай, Санек, давно тебя хотел познакомить со своим дядькой, он еще тот армеец, фанат с золотым стажем, в Мытищах живет,  сегодня как раз меня пригласил в гости, поболеть за наших, я сказал, что приду и не один, а  с другом, ты как, не против, - ответил мне мой приятель  с такой интонацией в голосе, что отказаться было  просто невозможно.
          В гости вы с Валеркой поехали на его машине, погода немного налаживалась, пусть было и не так тепло, но без дождя, с легкими облаками, прячущими временами осеннее солнце. По дороге купили  хорошую бутылку коньяка
         - Это для дядьки, любит иногда побаловаться. Он у меня служил, настоящий полковник, чуть-чуть  до генерала не хватило,  вот такой мужик, - горделиво рассказывал о своем родственнике мой приятель
           Уже в Мытищах мы остановились у цветочного магазина, в котором Валерий купил большой букет  роз, Цветы сразу поразили меня своей красотой, средина бутона у них  была желтая, даже немного оранжевая, словно солнце,  а краешки хороводом  обрамляющих центр лепестков -  малиново-красные,  слегка алые.
             - Интересно, а это кому? -  поинтересовался  я  у приятеля
          -  Это  Наталье  Михайловне, верной спутнице  моего дядьки,     к ней без цветов нельзя, дама серьезная, не поймет - рассмеялся Валерий, садясь в машину
           С Новомытищинского проспекта мы свернули на улицу Мира в сторону Яузы. Каково же было мое удивление, когда автомобиль остановился около того дома   Бастилии-парусника, о названии которого   рассуждали мы  с Владимиром больше года назад. Здание представляло из себя многоэтажный цилиндр, от которого под острым углом отходили две  ниспадающие лестницей стены, одна из которых, обращенная к реке, и напоминала парус.  Наверное сверху этот дом был  похож на  волан   для бадминтона
              -  Ну все, вылезай, приехали,  как придем, ты даришь коньяк моему дядьке, а я цветы его супруге, - назидательно  сказал Валерка.
              -  Смотри не перепутай, коньяк дядьке, цветы жене , - рассмеялся он уже перед лифтом.
                Дверь  открыла довольно изящная  чуть выше среднего  роста  женщина с слегка вьющимися, изредка  седеющими темными волосами,  немного  прикрывающими уши, в которые были вдеты  золотые  сережки,  небольшие, с рядом сверкающих в ряд  бриллиантов.    Скорее всего  ей было   лет  шестьдесят, возможно и больше,  но лицо сохранило  еще притягательную миловидность благодаря  большим и удивительно блестящим глазам  и очень доброй улыбке, с которой встретила она меня и моего друга.
              - Здравствуйте, Наталья Михайловна, это Вам, - Валерий вручил женщине букет и поцеловал   в щечку
             - И кто это к нам приехал,  -  оглушая степенным  басом коридор, из комнаты  вышел крупный мужчина пенсионного возраста с большой шевелюрой седых волос, в свободной футболке, прикрывающей небольшой живот, но все еще сохранивший былую военную выправку.
            -       Знакомьтесь, это мой дядя Герман Ильич, его супруга Наталья Михайловна, а это мой приятель Александр, - весело познакомил нас Валерий
             До начала матча оставался  где-то час, и  мы пошли на кухню   пить чай.  За столом  Герман Ильич рассказывал нам о своей  армейской жизни. География их вынужденных со сменой места службы переездов  с Натальей Михайловной была обширна – Бийск, Чукотка, Уссурийск, Ковров,   Подмосковье. Смех от пересказа  забавных  случаев   прерывался иногда сожалением об ушедших годах, о верных сослуживцах, многие из которых остались  далеко, кто-то  после распада Союза  в других  государствах, а некоторые, как это не печально было говорить хозяину, уже   покинули  этот мир.  Потом как-то незаметно перешли на футбол. Герман Ильич вспоминал, как на заре его юности   ЦСКА стал чемпионом СССР в 1970 году. Восхищался тогдашним капитаном  армейцев Альбертом Шестерневым и забивным Борисом Копейкиным. Мы же с Валерой  больше хвалили Гинера и золотой состав армейцев начала этого века, смеялись над косичками Вагнера Лава и жалели, что не вовремя ушел в свое время Валерий Газаев. Ну и вместе с Германом Ильичом сошлись во мнении о незаменимости и достойной всяческого уважения за преданность  клубу  нашего эталонного кипера  Игоря Акинфеева. Минут за десять  до начала трансляции матча все вместе решили переместиться  в гостиную.  Еще в дверях гостиной  невольно мое внимание привлекла  висевшая на стене картина, чаще  в таких местах  у отставных военных можно встретить ковры, а тут как в музее -  произведение изобразительного искусства.  Картина была большая  – где-то метр в высоту и полтора в ширину. На холсте, обрамленном золотистой фигурной рамой была изображена городская аллея с желтеющими по бокам деревьями. На дальней перспективе аллеи виднелась одинокая  женщина в сером плаще под светлым зонтиком, неторопливо  идущая от зрителя вглубь аллеи.
                -   Александр, смотрю, Вы тоже заинтересовались, - заметив мое внимание к картине, вступила в разговор Наталья Михайловна, - это теперь наша небольшая семейная реликвия. Дочка недавно подарила. У этой картины очень интересная история. Знаете, что на ней изображено? Вот подойдите к окну, вон видите  те дома на противоположном берегу реки
                Окно выходило на Яузу.  Я смотрел на те дома,  которые так усердно пыталась мне показать хозяйка квартиры и сразу в голове освежились моменты моей  прошлогодней беседы с Владимиром на лавочке. Только вот теперь я волею судьбы оказался  на другом берегу,  и сама Яуза уже не была тоненьким ручейком, а  запруженная перед мостом слегка скрытой плотиной   блестела под радующим взор ярким полуденным солнцем широким зеркалом, на котором    небольшими пятнышками чернели  ненасытные утки.
                - Эти многоэтажные дома на том берегу  недавно построили, а раньше там стояли небольшие двухэтажные деревянные домики, - голос у  Натальи Михайловны был довольно певучим, немного убаюкивающим,  и было  забавно слышать от нее то,  о чем уже год назад поведал мне мой собеседник-художник на лавочке, - и в этих домиках  жила одна женщина. Жила она там с рождения. Уже где-то в наше время стала она замечать на своей улочке  художника, он появлялся практически каждый год, как правило, в начале  осени со  своим этюдником, ставил его  на дорожке между домиками и рисовал этот милый уголок. Дома решили снести,  и женщина выпросила у художника написать  ей картину с видом этого местечка  на память. Художник согласился. К сожалению, женщина вскоре умерла, семья стала  испытывать материальные трудности,  пришлось  немного распродавать имущество. Тут наша  дочка    и купила у родственников этой женщины картину. А  потом подарила ее мне на день рождения. Вот так она уже три года как на этой стене и красуется. Кстати, уровень произведения довольно  высокий. Моя приятельница приводила как-то  знакомого искусствоведа, он о картине очень хорошего мнения был.  И еще, что здесь интересно, это подпись автора. Вот видите в правом нижнем углу -  Иванов.А со мной мальчик в техникуме учился Володя Иванов, так вот он почти также расписывался. Я помню, он все тоже бредил тогда художником стать, бегал все мне свои наброски показывал. Конечно же автор картины  не он, но мне приятно.
               Ошарашенный от услышанного,  я уже было хотел всем рассказать про Владимира, но при последних словах Натальи Михайловны осекся и лишь негромко  спросил:
                -            Простите,  а у Вас когда день рождения ?
                -       Да вот  был  недавно, 23 сентября, в день осеннего равноденствия, и  как раз   картина  соответствует  этому периоду, она, кстати,  так и называется «Осень. Тайнинка», если хотите, на обратной стороне холста можете прочитать,  - улыбнулась  хозяйка
                -      А в техникуме где учились?
                -   Да тут недалеко, в Загорске. Ой, простите, сейчас он Сергиев Посадом  называется, там, где знаменитая на весь мир Лавра, слышали?    
                Как всегда в таких случаях я  принес Наталье Михайловне  свои поздравления, извинился, что явился без  подарка и как-то вскользь  попытался выяснить, считает она  все же возможным, что автор картины и есть тот ее давний сокурсник  из техникума.
                -    Что Вы, Володька, он же обычный парень  был из рабочей семьи, а тут школа  особая чувствуется. Это , если только какое чудо, - простодушно ответила она мне
                Началась трансляция матча, и все, кроме хозяйки,   уткнулись в телевизор. Смотрел футбол и я, но полностью  отдать себя игре как прежде, не получалось. Боковым зрением разглядывая иногда заходящую в гостиную Наталью Михайловну, я старался сравнить ее с той Наташкой, о которой так трогательно рассказывал мне Владимир. В постаревшей, пусть и сохранившей миловидность, уже не такой стройной женщине, разглядеть ту, молодую, бойкую , длинноволосую подругу художника  было сложновато . К тому же, чувствовалась, что в отличие от Владимира, она вряд ли была так сильно им увлечена, а если и была, то это осталось все в далеком прошлом, а настоящая ее жизнь здесь, с Германом Ильичем, с дочкой, о которой я только  слышал, наверняка есть и внуки. И рассказать ей сейчас о Владимире, о его чувствах было бы наверное неправильно по отношению к этой ее, спокойной, размеренной, правильной жизни. А за художника было даже немного неудобно. Ведь я  словно за него  ощущал  то, сохраненное  этой женщиной за столько лет неверие в его талант, и ту, лишь незначительную память, что осталась  у нее от их отношений.  Хотя , почему не оценила талант? Ведь утверждать, что Владимир не мог написать такую удачную картину, разве это не есть истинное признание его мастерства? Но все же, как интересно, сложился этот пазл. Раскинутые судьбой на тысячи километров эти два, увлеченные  друг другом на заре своей жизни   человека будто снова  вернулись к своему прошлому, поселившись в одном месте, но  уже обремененные семьями  и  на разных берегах одной такой маленькой речки.
                Футбол кончился, игра на нашу общую  радость выдалась и зрелищной и результативной.  ЦСКА победил всухую, забив на выезде три безответных мяча. По этому поводу устроили небольшой банкет. Валерий был за рулем, и мы с Германом Ильичем выпили несколько  раз и за здоровье Натальи Михайловны, и за победу своих любимцев, и за нашу встречу.
                От гостей вышли еще засветло. Я поблагодарил Валеру за эту поездку и высказал ему свое желание пройтись  одному  пешком до железнодорожной станции.
                - Извини, Валер, тут есть, что мне вспомнить, надо побыть одному
                - Ну,  бывай, до встречи
                - До встречи
              Я шел по мостику через Яузу в надежде снова увидеть Владимира. Приветливая для выходного дня погода подталкивала горожан к прогулкам,  всюду слышались детские крики, крякали  утки, а в голове все не складывалось, с чего мне начать разговор с художником. Как отнесется он к моим словам, если я скажу правду, обрадуется, захочет сам увидеть свою Наталью,а вдруг,  чего доброго, будет еще и подкарауливать ее у подъезда. Легкое опьянение помогало фантазиям предполагать  самые невероятные сценарии нашей встречи. Еще издали я увидел, что та лавочка, к которой я так стремился, пуста. Все же я подошел к ней, постоял рядом, спустился ненадолго ближе к Яузе, побродил немного по округе, но художник так и не появился. Как я жалел, что не взял у него тогда номер его телефона. В надежде его увидеть, я специально приехал на это место через неделю, но, увы, и  через неделю  я  здесь никого не встретил. «А, может, это и к лучшему», - подумалось мне,  и я неторопливо зашагал   к станции Тайнинская,  где еще остались нетронутыми несколько деревянных домиков, о которых так восторженно рассказывал мне Владимир на лавочке. 



Примечания:
Леонидовка – микрорайон города Мытищи
Винсент Виллем Ван Гог (нидерл. Vincent Willem van Gogh; 30 марта 1853, Грот-Зюндерт, Нидерланды — 29 июля 1890, Овер-сюр-Уаз, Франция) — нидерландский художник-постимпрессионист,
Альберт Алексеевич Шестернёв (20 июня 1941[2], Москва — 5 ноября 1994, Москва) — советский футболист, защитник и футбольный тренер. Заслуженный мастер спорта СССР (1967).
Борис Аркадьевич Копейкин (27 марта 1946, Челябинск, РСФСР, СССР) — советский футболист , нападающий  и российский футбольный тренер.
Евгений Леннорович Гинер (род. 26 мая 1960 года, Харьков, Украинская ССР, СССР) — российский предприниматель, президент московского футбольного клуба ЦСКА, глава финансового комитета РФС.
Вагнер Лав (порт.-браз. Vgner Love, настоящее имя Вагнер Силва ди Соуза, порт.-браз. Vgner Silva de Souza; 11 июня 1984, Рио-де-Жанейро) — бразильский футболист, нападающий, в 2004-2009 и 2013 выступал за футбольный клуб ЦСКА (Москва)
Игорь Владимирович Акинфеев (род. 8 апреля 1986, Видное, Московская область, СССР) — российский футболист, вратарь. Капитан клуба ЦСКА (Москва). Провёл более ста матчей за сборную России, был капитаном команды на домашнем чемпионате мира. Заслуженный мастер спорта России (2005).