11. 05. 2011 - Весёлый скинхэд и Венера Кадыровна

Антон Мухачёв
Праздники позади, я немного расслабился. Фонарь под глазом почти исчез. Вчера руководство СИЗО «Лефортово» официально меня уведомило, что в прокуратуру ушли бумаги по беспределу Фисюкова. Шестерёнки системы завертелись. Буду старательно подливать в них масло. 

Автозак сегодня маленький – «Газель» со «стаканами». Еле поместившись, стал выглядывать в глазок и знакомиться с соседями. Рядом ехал бывший сокамерник – чеченец Руслан Озниев. Странный изгиб судьбы: на воле я их мягко говоря недолюбливал, а в Лефортово именно с чеченцами мне чаще всего приходилось бороться против Системы. Вот и с Русланом мы когда-то активно противостояли нашему сокамернику Давиду Крайсу. Тот был как-то уж чересчур осведомлён о наших уголовных делах и ежедневно провоцировал скандалы и ссоры. Пытаясь столкнуть нас с Русланом, меня он называл фашистом, а его террористом и убийцей русских. Обоим обещал устроить проблемы на зоне через своего блатного брата. Крайс был большой и волосатый. Я думал, он азербайджанец, но Давид утверждал, что он еврей. Как-то мы одновременно читали: Руслан Коран, Давид Библию, а я уголовный кодекс. Давид закатил скандал, дескать я не должен читать книги от дьявола, когда они читают божьи книги. Естественно, был послан подальше, но скандал был им раздут чуть ли не драки. При этом, когда становилось совсем горячо, он резко «давал заднюю» и менял тему.

Каждый раз как он приходил с допроса, то начинал нас с Русланом доставать и стравливать друг с другом, будто запрограмированный на это. На одной из прогулок мы с чеченцем договорились бойкотировать сокамерника: не отвечать на его вопросы, делать вид, что его нет, в лучшем случае сухо отвечать «да» или «нет». И, если это не поможет, то просто вдвоём его отмудохать.

Крайс из-за нашего бойкота очень сильно разнервничался. Мы были словно ледяные глыбы, и его «партийное задание» срывалось. На следующий день у меня было свидание с адвокатом и я попросил того «пробить», кто такой этот загадочный Давид Крайс. Уже вечером нашу «хату» раскидали.

Спустя полгода я от соседей не единожды слышал о волосатом провокаторе. Роль его была одна и та же — круглосуточное психологическое давление на соседей, провокация скандалов, угрозы и мягкий «подвод» к сотрудничеству со следствием.   
Но это в прошлом. Сегодня же мы с Русланом обрадовались встрече и всю дорогу вспоминали прошлое. Оказалось, Руслан тоже побывал под пытками майора Фисюкова — те же самые наручники за спиной и пакеты на голову. Он попросил меня посодействовать встрече с правозащитниками. Я пообещал, но взял с него слово «не врубать заднюю» и говорить правозащитникам всю правду о пытках, не скрывая фамилию оборотня.

Ещё одним попутчиком в автозаке оказалась мать троих детей с необычным именем Венера Кадыровна.  Её муж сидит уже третий год, она же только готовится. Статья на всю семью одна и та же, народная — «два два восемь». Прокурор запросил на суде пятнашку строгого.  Венера ехала за приговором и готовилась минимум к червонцу. Её муж получил восемь. Распространители наркотиков не вызывают у меня сочувствия, но общаться всё же было интересно.

Когда я приехал, оказалось, что у меня новый адвокат, Саша Васильев. Он же защищает Женю Хасис.

Свидетелей было трое. Улыбающийся скинхэд из Череповца и мои бухгалтеры. Лжесвидетельства последних - основа моего обвинения по экономическим статьям. Надежда на их раскаяние в суде была очень мизерна, но я надеялся пробиться к их душам.

Адвокат подал ходатайство об изменении меры пресечения, обосновывая его «фонарём» под моим глазом. По версии адвоката, гематома появилась после жесточайшего избиения и пыток в следственном управлении. Я застеснялся, всего-то разок сунули в глаз. Судья нас не удивила, оставила меня в СИЗО. Нет доказательств, говорит, что обвиняемого кто-то избил.

Зато удивил лысый свидетель обвинения. На его круглом румяном лице улыбка была такой откровенной, что я и сам невольно заулыбался. Он подмигивал мне и явно стебался над прокурором. Парнишку застали за порчей заборов. На них он малевал призывы играть в «Большую игру». На судебные вопросы свидетель отвечал чётко:

Прокурор: «Зачем вы рисовали на заборах?».

Свидетель: «Чтобы повеселиться!».

Судья: «Вы всегда так веселитесь?».

Свидетель: «Ну да, у нас весь город так веселится!».

Прокурор: «А почему вы рисовали ночью?».

Свидетель: «Так днём жарко же!».

Прокурор: «Что вы знаете о Северном Братстве».

Свидетель: «Оно живёт на севере».

В конце-концов судье надоело, и она отправила странного свидетеля обратно в свой Череповец. Уходя, он улыбнулся мне, сжал кулак и подмигнул.

Следующие четыре часа мы с адвокатом безуспешно пытались вывернуть наизнанку лжесвидетелей, но нет ничего хуже ответов: «я не помню». Тут не придерёшься. За всё время допроса они ни разу не посмотрели в мою сторону. Бог им судья.

В перерыве в зал попыталась прорваться Любимая, мои губы успели прошептать заветные слова, но конвоиры тут же вытолкали её за дверь. Мрази! Судья так и не даёт нам свиданий. Я закрыл глаза и выровнял дыхание.

Заседание закончилось аж в девять вечера. Конвой нетерпеливо переминался, автозак ждал меня уже полтора часа, и зеки внутри волновались и «кипишевали». За весь день я съел лишь яблоко и ни разу не попил воды, во рту пересохло.

Пробки на дорогах рассосались, но на пересадке в «Матросской Тишине» мы надолго застряли. Машины в Лефортово всё не было и не было. Нас с Русланом и Венерой пересаживали то в один автозак, то в другой, пока конвоирам не надоело и они вежливо  попросили нас постоять в сторонке. Мы не возражали.

Внутренний двор «Матроски» был набит разнокалиберными автомобилями с решётками – от «Газелей» до  «Уралов». Мимо нас сновали конвоиры с бумагами в руках, текли ручейки сидельцев обоего пола, иногда останавливаясь и общаясь друг с другом. 

Мы отошли в сторону, на нас никто не обращал внимание. Появилось какое-то знакомое чувство пока ещё без названия, но до боли знакомое. Куда-то уйти было невозможно, но будучи без наручников и пристального к себе внимания, я вдруг вспомнил какого это — быть свободным. В груди закололо.

У Венеры счастье – вместо запрошенных пятнадцати строгого судья определил ей пятак. Почти прогулка. У Руслана же, наоборот, настроение было сумрачным. Полгода назад он расстался с молодой женой. Несмотря на общего маленького ребенка, та решила Руслана не дожидаться. Я думал, что браки мусульман нерушимы, по-крайней мере со стороны жены. По словам Руслана, в первые месяцы его «попадоса» она клялась в вечном ожидании и яро осуждала тех, кто не ждёт своих мужей. Её запала хватило ненадолго.

Я почуял тревогу. Эта тема меня и самого волнует, и я спросил Венеру:

- Когда сел ваш муж, у вас не возникло желание уйти к тому, кто мог бы лучше обеспечить жизнь детей? Или вариантов не было?

Мой вопрос был бестактным, но актуальным. Мне было важно знать все, о чём думает женщина, когда её муж в тюрьме. Венера ответила не задумываясь:

- Да, Антон, у меня были предложения от мужчин, не скрою. И я не раз думала, что если бы ушла от мужа к кому-то из них, то и сама не попала бы в тюрьму. С работой было очень трудно, я пробовала то тут, то там, но у меня трое детей, а помощи ждать было неоткуда. Но я не оправдываюсь, получила своё заслуженно. А встречаться с другими мужчинами я не хотела лишь по одной причине – я люблю своего мужа. Люблю, и ничего не могу с этим поделать, а потому решила ждать.

Руслан после этих слов ещё больше помрачнел.

- Мда, Венера, не все такие как вы, а жаль.

- Поверь мне, Руслан, как женщине. Если жена действительно любит, она дождётся. А если не любит, то и на хрен такая нужна?

Я смотрел в потемневшее небо, вдыхал прохладный воздух и повторял про себя: «Если любит – дождётся, а не любит – так и не нужна».

- Всё верно, - сказал я, - но есть, Венера, один нюанс. Ведь и мы своих жён любим безумно.

- А вот это тяжело, - согласилась она, - но у вас, мальчики, всё будет хорошо. Поверьте мне.

Я посмотрел на неё, и мне очень хотелось ей верить.

К нам подошли конвоиры:

- Судари и сударыня, ваша карета подана.

Чудно и необычно, но в настроение. Приехали мы к полуночи. Откровенные беседы нас сблизили, и попрощались мы тепло.

Уже в камере, засыпая, я вспомнил пророчество Венеры: "Если любит - дождётся..."