На межотраслевое совещание по композитным материалам я командировал завлаба. С Николаем Николаевичем, завлабом, я был знаком с первого дня, как он пришел на завод. Я в то время работал в конструкторском отделе начальником группы, а он вместе с супругой, молодые специалисты, прибыли по распределению в наш городок на наш завод. Главный конструктор распорядился усилить мою группу, и Николая Николаевича направили в конструкторский отдел, а его супругу Тамару в технологический. Как молодым специалистам им сразу дали двухкомнатную квартиру, причем в том же доме и в том же подъезде, где жил я, а для их трехлетнего ребенка Егора выделили место в заводском детском саду.
Николай Николаевич очень быстро вписался в коллектив. Внимательный, умный, доброжелательный, к тому же спортсмен. В первый же день у нас с ним сложились дружеские отношения, подружились и наши дети, трехлетний Егор и моя младшая дочь Вика, которая была на три года старше и ходила в подготовительную группу, готовилась к школе, училась читать и писать, а свои знания проверяла на Егоре. И каково было удивление его родителей, когда их сын в четыре года начал читать и вполне прилично. Дружба продолжалась. Когда Вика пошла в школу, а Егор ходил еще в садик, они часто проводили время вместе, в выходные и всегда, когда родители мальчика куда-нибудь уезжали на день, на два или ходили вечером в театр, оставляя сына у нас, где он чувствовал себя как дома и набирался знаний у Виктории, ставшей его первой учительницей. Егор пошел в первый класс, имея знания третьеклассника, и ему пришлось высиживать уроки без особого интереса.
Однажды нашему заводу выделили путевки в престижный санаторий в Сочи, а было межсезонье, декабрь, время закрытия договоров и подписания новых, чтобы комфортно сделать финансирование на следующий год, поэтому я не мог отпустить Николая Николаевича вместе с супругой Тамарой, и ей пришлось ехать одной. Егору тогда было девять лет, он ходил в школу. Его мать с курорта не вернулась. Когда прибыли другие сотрудники из дома отдыха, они всем рассказали новость, кроме меня. На планерке вдруг не вижу Николая Николаевича.
– Вызовите, узнайте, почему его нет, – попросил я секретаря.
А кто-то из сотрудников говорит:
– Да он не придет, он свободу празднует.
– Какую такую свободу?
– Жена сбежала, теперь он свободен, вот и празднует.
Я не стал развивать тему, а вечером зашел к Николаю Николаевичу домой. Дверь была открыта. Классическая сцена: бутылка на столе, полбутылки выпито, еще одна пустая валяется, банка маринованных огурцов. Егор находился у нас.
– На, читай, – подает бумагу, увидев меня. – Видите ли, у нее неземная любовь появилась. Это ж надо, десять лет прожили, ребенку скоро десять лет, а у нее новая любовь!
Я не стал читать и выслушивать пьяные бредни, сказал:
– Хорошо, завтра еще можешь переживать, а послезавтра чтобы как стеклышко был на работе.
На другой день он зашел ко мне домой и попросил:
– Дай мне десять суток в счет отпуска.
Я подписал заявление. Через десять суток является на работу.
– Как? – спрашиваю.
– Теперь я отец-одиночка.
Я не стал его расспрашивать. С тех пор Николай Николаевич все свое свободное время посвящал сыну, воспитывал, учил, на каникулах брал его с собой на работу и приобщал, не скажу, к исследованиям, но кое-какие опыты показывал, которые далеко за школьную программу выходили. Поэтому после школы Егор уверенно поступил в Московский энергетический институт.
И вот я отправил Николая Николаевича в командировку на конференцию. Меня интересовал СВС: самораспространяющийся высокотемпературный синтез. Я попросил завлаба обратить внимание на все доклады по теме, разузнать про лаборатории, выяснить условия заключения договоров. Он с удовольствием поехал в Москву, получив возможность повидать сына. Через неделю позвонил и попросил продлить командировку еще на неделю. Я не возражал. А когда он вернулся, я заметил в его поведении какие-то странности. На планерке иногда приходилось дважды к нему обращаться, прежде чем он ответит и то невпопад. Не афишируя перед всеми свое беспокойство таким состоянием завлаба, вечером зашел к нему:
– Николай Николаевич, что случилось? Иногда задаю вопрос, а ты как будто спишь или где-то в отлучке находишься.
Он поднялся из-за стола, поставил чайник, достал из шкафа печенье, варенье, мед. Ладно, думаю, значит, будет какая-то беседа, хочет что-то рассказать, я приготовился. Он заварил чай, как всегда, аккуратно, сначала всполоснув заварочный чайник кипятком, а потом еще и холодной водой.
– А зачем холодной водой?
– Понимаешь, чай нельзя заливать крутым кипятком, надо чай заваривать, а не варить листья.
– Рассказывай, что случилось.
Он начал рассказывать:
– Приехал я в Москву. Сын меня встретил на вокзале, проводил до НИИ, на первую пару не пошел. Я зарегистрировался, мне дали бронь в гостиницу, программу совещания, тезисы докладов и талоны на питание. Очень интересно организовали они питание, не каждый раз на совещаниях такое бывает. Питание бесплатное в институтской столовой. Объявляют, в каком часу будет обед, приходишь, на холодильной витрине выставлено три комплекса обедов под номерами: первый – салат, борщ, шницель с гарниром и компот, второй – салат, суп, гуляш и компот, третий – рыбный суп, рыба жареная с пюре картофельным и компот. Выбираешь, какой тебе понравился, отдаешь кассирше талон и говоришь, что выбрал. Я взял первый комплекс и отправился к указанному столику номер семнадцать, а столики только на двоих.
За столиком уже расположилась женщина, моложе меня, очень красивая. Я поздоровался, она улыбнулась, встала. На столе стояла кастрюля с борщом и глубокие тарелки. Женщина сняла крышку, налила борща в одну тарелку, подала мне и налила себе. Мы пожелали друг другу приятного аппетита, я назвал себя, она загадочно улыбнулась и назвала себя:
– Надежда Анатольевна.
– Москвичка?
– Нет, я из Фрязино?
– Какая тема интересует?
Оказалось, что и ее очень интересует СВС. Докладов по СВС еще не было, один ожидался во второй половине этого дня, другой завтра. Мы разговорились о том, что происходит на конференции, какие проводят опыты, эксперименты. В общем, вторую половину дня мы провели на конференции вместе, а вечером я проводил ее до вокзала. По пути зашли в кафе. Не пойму как, но между нами сразу возникло взаимное расположение. Ты знаешь, что после того, как жена сбежала, я вообще не контактировал с женским полом, избегал. Знаю, что обо мне говорили, мол, я на всех женщин обиженный, считаю всех их врагами мужского рода и обманщицами. А тут, не знаю почему, сразу за обедом так свободно, легко с ней себя почувствовал и потом в разговорах.
В кафе никого не было, мы сели в уголке за отдельный столик, заказали кофе и мороженое.
– Дайте вашу руку, я погадаю, – сказала она.
– Будущее?
– Насчет будущего не скажу, а насчет прошлого могу кое-что подробно рассказать, – при этом все так же загадочно улыбается.
И весь день, как наши взгляды встретятся, она обязательно загадочно улыбается.
Взяла руку, посмотрела линии на свет, с одной, с другой стороны, и стала говорить:
– Родились вы где-то на юге, да, на юге, не в городе, это городом не назовешь, это какое-то поселение, но там промышленность была и хорошая школа, десятилетка. Учились вы хорошо, но на медаль не вытянули, у вас какой-то один предмет барахлил. Вы были активным комсомольцем, спортсменом, даже были редактором стенной газеты. О! Вам было поручено на последнем звонке нести первоклассницу на плече, вон даже что доверили вам! Вы ее так бережно по линейке пронесли…
Стоп! Думаю, такие вещи не могут быть на руке написаны, следовательно, она меня знает, вот откуда загадочная улыбка. И как я сразу не обратил внимания, произношение-то наше кубанское: «г» как «х». Очевидно, она из нашей Кубанки.
– С первого захода вы не поступили в институт, – продолжала Надежда, – по конкурсу не прошли. Потом что-то тут со столбами, проводами, ну да, вы стали электромонтером, на когтях по столбам лазили…
И тут я возьми и скажи:
– А в Кубанке на какой улице вы жили?
Она – не задумываясь:
– Московская, 5, – и рассмеялась. – Что, догадались?
– Догадался. И откуда вы это все знаете?
– Ну конечно, трудно вспомнить девочку, которую на плече со звоночком носили на последнем звонке.
Я опешил.
– Так это ты? Та самая маленькая, щупленькая, легенькая девочка?
– Да, я та девочка, которую ты поднял, посадил на плечо и обходил линейку, а я дилинькала в звоночек.
– Как я сразу не догадался? А ты как меня узнала?
– Да я-то узнала.
– Расскажи о себе.
Она рассказала. Я проводил ее до Фрязино, она пригласила меня на чай. Я не знаю, что случилось. Следующий день мы опять провели вместе, и опять я не поехал в гостиницу, поехал во Фрязино, и в последующие дни тоже. Не понимаю, что это, наваждение какое-то или еще что-то.
Я припомнил, что та девочка, которую я держал на плече, жила в соседнем доме. Она рассказала, что когда я не поступил в институт и работал электромонтером, по столбам лазил, устанавливал фонари на улице, провода натягивал, она приходила тайком, стояла, смотрела, как я влезаю на столб на когтях, переживала, боялась за меня, вдруг когти соскользнут и я упаду с высокого столба. А потом, когда я уехал в Ленинград, поступив в институт, она решила, что тоже после школы поступит в институт именно в Ленинграде, и стала учиться лучше всех, училась не только по учебникам, просиживала в библиотеке.
Когда ей было пятнадцать лет, я приехал в поселок с невестой. Надя всю ночь проплакала в обиде, что я не дождался ее, хотя я и знать не знал, что эта девочка была в меня влюблена. Понимаешь, как получилось?
Она закончила школу с золотой медалью и поступила в Политехнический институт. После института аспирантура, а потом по распределению во Фрязино. Замуж по какой-то причине не вышла, хотя, говорит, делали ей предложение. Чего-то ждала. Понимаешь, очевидно, и я эти десять лет ждал. Ждал и, мне кажется, дождался. Подпиши мне отпуск. Я уже две недели как приехал, а она все стоит у меня перед глазами, мне хочется ее обнимать, ласкать, целовать. Подпиши мне отпуск, пожалуйста. Прошу тебя.
Я подписал, хотя боялся, что он не вернется, и сказал:
– Возвращайся, хоть один, хоть вдвоем.
Он пообещал, что вернется