Племя Муравьёв уходило всё дальше в тайгу, следуя за выжившими муравьями. Снова и снова искали они для себя новое пристанище. С тех пор, как в тайгу повадились с набегами чужие люди, племя обреталось в непроходящем страхе. Набеги чужаков становились всё чаще. Малочисленное племя, в отчаянных попытках защитить тотемных муравьёв, безнадёжно теряло бойцов, и ряды соплеменников быстро редели. Но не война с тотемным племенем гнала чужих людей в тайгу. Они уничтожали тех, кто попадался на пути, всего лишь как досадную помеху. Их целью были ни рабы, ни земли, но обладание сокровищем золотоносных муравьёв, а жадность и алчность чужих не знала предела.
Муравейников в этом лесу когда-то было много, очень много. Колонии муравьёв, чьи дома, высокими хвойными шапками почти равнялись высотою с древесными кронами, раскидывались по тайге, уподобляясь городу. Потом появились враги, а следом за ними в лес пришла беда. Пришельцы не были завоевателями, и приходили они не сражаться. А потому свою войну вели иначе – просто, цинично и безжалостно.
О приближении врагов муравьиное племя узнавало по едкому запаху дыма и хлопьям гари, что нагонял к их становищу горячий ветер. Чужие, выпустив в нутро тайги пылающие стрелы, отступали и терпеливо ждали, когда огонь, вдоволь насытившись жертвенной плотью деревьев, устанет, затихнет и наконец уснёт. И вот тогда они шли совершать своё дело. Шли по черным проплешинам испепелённого леса - туда, куда манила их добыча.
Сначала люди тотемного племени выставляли кордоны. Но слабые ряды защитников тут же сминались стрелами десятков арбалетов. Когда людей осталось слишком мало для сопротивления, они при первых признаках опасности спешили спрятаться в пещеры, на глубину, где беспощадное пламя не могло их настичь. Муравейники горели с громким треском, выбрасывая искры от бесчисленных пылающих тельц и хвои. Они горели быстро, оставляя вслед себя только глубокие зияющие котлованы, густо засыпанные пеплом и золой. Именно там, под насыпью золы и пепла чужие люди находили то, зачем приходили сюда – муравьиное золото. Крупицу, зерна, россыпь самородков – то, что что собиралось поколениями трудолюбивых муравьёв… Муравьишки укрепляли дно жилища, не ведая, что проклятые катышки принесут с собою неминучую погибель.
Теперь эти побуревшие от жара катышки выгребались жадными руками из кратера муравьиного дома.
Муравьи погибали не все. Небольшая их часть вместе с маткой закапывалась глубоко под землю, так же, как поступали люди муравьиного племени. Потом, дождавшись, когда затихнет огонь и чужаки, собрав свои трофеи, наконец уйдут, выжившие поднимались на поверхность. Они собирали остатки силы и шли дальше, выбираясь из мёртвого леса, ради пристанища в чреве далёкой, ещё не тронутой пожарищем тайги. Уходили вместе, так же, как и жили – тёмной, сильно поредевшей струйкой семенили муравьи, а за ними, собрав свои нехитрые пожитки, тянулись все оставшиеся люди племени.
Война продолжалась несколько лет. До тех пор, пока от великого племени не уцелели лишь четверо, поселившихся в утлой хижине подле обширного, густо поросшего мхами болота, на противоположном краю которого возвышался последний живой муравейник. Это были трое мужчин – пожилой отец с двумя взрослыми сыновьями и совсем ещё юная девушка, его дочь, Перенега. Они, поселившись здесь, не стали рыть укрытия, ибо в болотистой неверной почве сделать это было невозможно. Теперь люди попросту жили, как могли, покорно и всецело полагаясь на судьбу. Довольно длительное время их жизнь протекала почти безмятежно, омрачаемая лишь мошкарой и гнусом, бороться с которыми лесные люди научились давно. Они привыкли к своей жизни и потихоньку успокоились, надеясь, что чужаки не потревожат их в болотных топях, и что, возможно, те поверили, будто последние золотоносные муравьи навсегда покинули родные пределы.
Когда между густых таёжных запахов вдруг потянуло дымом, а во рту почувствовался еле ощутимый привкус гари, растерянные люди не поверили в происходящее. Однако дым сгущался, и вскорости из далека, среди рядов стволов и зарослей кустарников, вовсю замелькали всполохи пламени. Они шли дружно, надвигаясь одновременно с разных сторон – именно так, как занимался лес, зажжённый огненными стрелками. Огонь подходил всё ближе, и дым удушливым туманом окутывал пространство, забиваясь в лёгкие, и не давал дышать. Однако бежать в этот раз было некуда. Спереди с беспощадным упорством надвигалось пламя, а позади расстилалась трясина гибельных болотных топей.
Все сгрудились вокруг отца, и тот, в отчаянии воздав молитву о спасении к священным предкам-покровителям, повёл своих чад за собой – назад, из огня, прямо через болото – к островку, где возвышался муравейник. Они передвигались гуськом, друг за другом, по старшинству рода, и Перенега шла последней. Шли в нескольких саженей друг от друга, осторожно ступая на кочки, избегая топких мочажин. Они успели преодолеть почти половину пути, когда оступился отец. Кочка под ногами старика оказалась неверной и резко просела, увлекая его за собою. Старший брат Перенеги протянул отцу спасительную жердь, но не успел тот ухватиться за неё, как брат, поскользнувшись о торчащее из топи скользкое кривое корневище, завалился на бок, и сам, беспомощно выпрастывая руки, за несколько секунд ушёл в трясину. Не спасся и отец. Теперь их оставалось только двое. Трясясь от ужаса и горя, брат с сестрой упрямо шли вперёд – не поднимая головы, не говоря между собой ни слова. Они шли по кочкам и плотным полоскам, густо затянутым мхом, мимо зарослей ивняка и пушицы, - сначала упрямо, потом обречённо, не чувствуя усталости и голода – ничего, окромя безнадёжности. Младший брат Перенеги погиб, не заметив ядовитую змею, что пряталась за кочкой под его ногами…
…Теперь, казалось, последние силы, до тех ещё заставлявшие её бороться за жизнь, оставили маленькую Перенегу. Девица легла на живот прямо в густую и липкую болотную жижу. Трясина удержала её на поверхности, и внизу, под собою Перенега ощущала мягкие, однако настойчивые неравномерные толчки. Собравшись, она стиснула зубы и всё-таки заставила себя ползти вперёд. Время вокруг неё как будто бы остановилось, и лишь почувствовав руками сухую плотную шероховатость почвы, девица открыла глаза. Кусок пути, не больше нескольких локтей, лежал теперь между ней и сакральным холмом муравейника. И Перенега, сделавши отчаянный рывок, упала прямо на него, раскинув бессильные руки в объятии.
Когда сознание опять вернулось к ней, Перенега ощутила странное покалывание в пальцах рук и прохладу влаги под своими губами. Она открыла глаза. Повсюду, вкруг неё царил полумрак, воздух был чист, от дыма и гари не осталось следа. В приглушённом рассеянном свете луны болото напоминало белую запорошённую поляну, а кусты и деревья, стоявшие по его берегам, покрылись матово поблёскивавшим инеем. Внизу, под Перенегой, на месте муравейника, осталась только плотная перина из смёрзшейся, заиндевелой хвои. Там же, где лежало лицо её, иней подтаял, и она жадно слизала сухим языком студёную влагу. А затем, с трудом поднявши голову, вздрогнула, увидев устремлённый на неё печальный взгляд. Прямо перед нею стояла невысокая, стройная женщина, закутанная в тёмный балахон. Лица её было почти не видно в тени наброшенного капюшона, и только взгляд поблескивающих миндалевидных глаз с неодолимостью притягивал к себе. То была муравьиная Матерь. Перенега с трудом поднялась на ноги, чувствуя, как тело её охватывает крупная, неуправляемая дрожь, причиною которой был не холод…
Матерь приблизилась к Перенеге и, выпростав руку из длинного рукава балахона, не говоря ни слова, что-то протянула ей. То было небольшое диковинное изваяние в виде маленькой девочки, высеченной из мерцающего камня. Перенега, ощутила тяжесть, принимая его. Муравьиная мать чуть взмахнула рукою, и изваяние, вдруг засветившись мягким желтоватым светом, потеплело, затем стало совсем горячим, а каменная девочка в ладонях Перенеги, принялась подрагивать, будто бы исполняя сакральный танец. То говорила душа Муравьиного племени, навсегда заключённая Матерью в камень.
И будто бы изнутри Перенеги, у неё в голове, зазвучали слова, произносимые тихим, ласковым голосом.
«Тебе и потомкам твоим. Столько, сколько потребно. Да принесёт тебе прокормление и защиту. И будет так в поколениях рода.»
После того, Муравьиная Мать отвернулась от девушки и отправилась прочь, растворяясь в сумраке лесной глуши.
Спустя день пути по тайге, что расстилалась по ту сторону болота, измученная Перенега заприметила становище одинокого охотника. А золотоносные муравьи с тех пор совсем исчезли из родных пенатов, и если что-то и осталось после них, то разве что красивые легенды, что по сей день рассказывают старики в сибирских деревнях…
http://www.proza.ru/2020/02/28/1288