«Не стреляй в воробьев, не стреляй в голубей,
не стреляй просто так из рогатки своей!
Эй, малыш, не стреляй и не хвастай другим,
что без промаха бьешь по мишеням живым…»
ДДТ. Юрий Шевчук(Не стреляй)
Большую перемену перед последним уроком, я, как всегда, решила провести подальше от одноклассников, и на этот раз забрела в левое крыло первого этажа, где располагались школьные мастерские.
Здесь была выставка работ старшеклассников: разделочные доски, скалки, полочки, табуретки;
совки, лопатки, молотки, петли, дверные ручки, несуразные поделки в виде « серпа и молота»…
Выставку почти никто не посещал, и у меня была возможность целых полчаса побыть в одиночестве.
Я прислонилась лбом к оконному стеклу. Пригревало солнце, звенела капель, и, казалось, что черные сугробы вот-вот испарятся, прямо на глазах.
Несмотря на весеннее настроение, одолевало беспокойство – как там поживают мои крылатые подопечные?
Накануне вечером я не успела их навестить - задержалась в музыкальной школе: наш камерный оркестр готовился к праздничному концерту, который должен был состояться в городском клубе через неделю. И мы до темноты репетировали сюиту №3 Баха Ре-мажор.
Она до сих пор звучала в ушах, и пальцы бессознательно, по подоконнику, как по струнам, выстукивали скрипичную партию.
Музыка неземной красоты, написанная гением. Добрая, прекрасная, вечная. Что за душа была у человека, который мог создать ТАКОЕ чудо? И разве можно сказать, что человек этот умер? Ведь душа его звучит в веках!
Какая чистая, хрустальная грусть! Хочется плакать, и бежать подальше от серой обыденности, взлететь, и парить в голубом поднебесье.
Думаю, Бах слышал звучание Вселенной, космическую симфонию записывал в нотных знаках, и,с тех пор, вот уже почти три столетия через его музыку беседует с нами сам Создатель!
Она наполняет все мое существо лёгкими, чистыми вибрациями, поднимает к небесам, и кажется, что коснувшись чудесного, тонкого мира, я смогу научиться летать…
- Ты что здесь делаешь? – загремев ведром, прервала мои грезы вошедшая уборщица.
- Фартук кухонный рассматриваю, хочу такой же сшить, - произнесла я заранее приготовленное оправдание моего присутствия в неположенном месте.
- Вот пойдешь в пятый класс, и научишься, – недовольно буркнула она.
- Я сейчас хочу. Разве запрещено выставку смотреть?
- Да, смотри, на здоровье, только не сломай ничего.
Что тут можно было сломать детским руками? Табуретку? Молоток, совок? Серп и молот?
- Вон, видишь под потолком? Руками не трогай!
- Но это же высоко, мне туда и не дотянуться… - начала было я, и замерла на полуслове, изумленная, и очарованная.
Над топорными, грубо сколоченными полочками и табуретками, парило нечто прекрасное - волшебная птица в кружевном оперении, устремленная ввысь - символ освобожденного от всей земной суеты духа! Это резное деревянное изделие было настоящим произведением искусства - гармоничным, светлым, изысканно простым, как все ещё звучавшая во мне музыка Баха. От летящей птицы исходила необыкновенная энергетика - ощущение тепла, покоя, истинного счастья. Казалось, взмахнет она сейчас крылами, и понесется нежный, ласковый поток воздуха от дерева к дереву, от травинки к травинке, от зверушки к зверушке …
Вместе с этой волшебной птицей, взлечу и я - высоко - высоко, чтобы увидеть красоту всей Земли! Легкость, свобода, радость, умиротворённость! Кем я хочу быть? Человеком или Ангелом? Наверное, все же человеком, ибо только в человеческом обличии, можно что-то изменить в этом мире.
Кто же из наших школьников смог создать столь чудесное творение, кто сей искусник и маг? На бирке разглядела надпись - « Птица счастья» (поморский голубок) вырезан из дерева учеником 8-го класса Виктором Милославским». Так вот, оказывается, кто был волшебником: мой друг – стиляга!
Услышав звонок на урок, я бросилась вверх по лестнице, и тут же столкнулась с Димкой Яковлевым – другом, и верным Санчо Панса Витьки.
- Ты куда пропала, малявка? Я тебя всю перемену ищу. Вик заболел, на занятия не пришел, а меня просил передать тебе, чтобы без него к баракам не ходила. Опасно там.
- Почему? Что случилось?
- Гопники место оккупировали. Дядьки взрослые - жлобы здоровенные, водку жрут за твоим столиком. Значит, малявкам там делать нечего!
- Где же мне теперь птиц кормить? В лес идти?
- Сами прокормятся - лето скоро. Беги на урок. Опаздываешь.
Учительница уже стояла у доски, все сидели за партами, когда я прибежала в класс.
- Где ты шляешься? Звонок не слышала, оглохла? - грубо орала она, - Быстро садись за парту - у нас сегодня контрольная!
И так, дети, все приготовили чистый, двойной листок в клеточку?
Я полезла за тетрадкой в портфель, и рука моя натолкнулась на что-то теплое, липкое, влажное.
Вся ладонь была в крови.
Кто-то подложил мне труп вороны! Я вскочила, вытащила птицу на свет, и сразу узнала Няму…
Пашка громко хихикнул, и, как будто по команде, смешки быстро, перекличкой, облетели весь класс.
Крылья Нямы были сломаны, голова бессильно висела, но он был ещё жив - приоткрыл глаз, посмотрел бессмысленным взглядом, откинул голову…
Я прижала его к щеке, как это делал он, когда ласкался, и тут же почувствовала - жизнь покидает его обмякшее тельце…
Пол вдруг стал уходить у меня из-под ног, голова закружилась, в ушах стоял гул. Я видела, что учительница открывает рот, но не понимала речи. Боль пронзила сердце острой иглой, и, словно сквозь вату, издалека, я услышала ее раздраженный голос:
- Что ты там возишься? Урок давно начался! Садись, работай!
- Можно мне выйти? – с трудом шевеля губами, спросила я.
- Зачем?
- Я плохо себя чувствую… И мне надо похоронить птицу.
- Что? Какая ещё птица?
- Ворона. Моя ворона.
- Ты в своем уме? Какую ворону среди урока хоронить собралась?
- Мне кто-то подкинул убитую ворону… ее надо похоронить, - повторяла я упрямо.
Брезгливо взяв из моих рук Няму за крыло, он властно приказала:
- Павел… пойди, выкинь эту гадость … хоть в форточку, что ли…
Почему в тот миг я не могла шевелиться? Только дергался рот, и слезы катились из глаз.
Пашка подхватил мертвое тельце бедной птички, подбросил в воздух.
- Гы-гы-гы… - возрадовался класс, - может, взлетит?
Трупик глухо шмякнулся на пол…
- Павел! Прекрати цирк!
Пашка, не слушая училку, поддал Няму ногой.
- Это же вредитель! Всего лишь мертвый вредитель! Никогда не взлетит. Мы вчера постарались - из рогаток их били, только лапки отрезать не успели. За них патроны дают.
Так вот почему я слышала крик раненой птицы!
Очнувшись, наконец, я схватила труп Нямы, и выскочила из класса.
- Куда бежишь? Куда, ненормальная? Пашка! Останови ее!
Но я уже ее не слушала. Я бежала к баракам…
Трупы птичек валялись под деревьями, на трехногом столе, чернели грязными пятнами на белом снегу… Настоящее, кровавое побоище!
Здесь и старый Карр, и Настенька, и подростки… и даже голубь, что сидел у меня на руках. Все ручные, родные, маленькие души…
За что с ними так?
Надо отдышаться, успокоиться… свинцовые тучи, заслонившие весеннее солнце, вот-вот разразятся снегом… собрать трупики, похоронить… где? Наверное, в лесу, у озера… нужна лопата.
И вдруг, совсем рядом, я услышала шаги, сдержанный смех - за мной кто-то следил! Смех раздался со стороны барака, я резко оглянулась, и в проеме двери заметила мелькнувшую тень…
Страшно и жутко. Но бежать нельзя - дорожка к дому ведет через такие же покинутые, с заколоченными окнами, бараки!
От ужаса бил озноб. Я засунула руки в карманы, нащупала свисток, и вспомнила - Витька! Вик! Вот, кто мне сейчас нужен! Я уже спиной, как зверь, чувствовала - сзади крадется хищник. Медлить нельзя! Милицейский свисток разорвал тишину. И тут же хлопнуло резко распахнутое окно где-то на верхнем этаже нашего дома.
- Бежим к тебе! – раздался Витькин голос, - свисти, не прекращай! Свисти!
Загромыхала тяжелая дверь подъезда, и вскоре показались запыхавшиеся мальчишки.
Как же я рада была видеть эти чубастые лица! От горя, и радости у меня началась истерика. Слезы бежали ручьем, меня трясло, я рыдала и никак не могла успокоиться. Долговязый Витька наклонился, взял меня за плечи, слегка встряхнул.
- Перестань плакать. Они ещё здесь, наблюдают. Не надо показывать им своих эмоций. Не доставляй им радость. Тебе же рассказывали про кодекс аристократа?
Я обомлела от удивления. Откуда Витька знает, о чем я разговаривала со своим ангелом-хранителем?
- Кто тебе об этом сказал?
Витька горько усмехнулся.
- Бабушка. Она приходит меня навещать, когда родителей нет дома.
- Так значит, та добрая женщина с голубыми глазами, твоя бабушка? – изумилась я.
- Да. Моя родная бабушка! Родители запретили ей появляться в квартире - слишком много о религии говорит, и они боятся, что у нас будут неприятности.
Так вот. Запомни! По кодексу аристократа нельзя показывать другим, что тебе плохо… Ясно? И поэтому утри слезы. Выше нос, не сутулься, расправь плечи! Ребята лопату принесут. Пойдем хоронить. Похоже, что кто-то раскидал здесь ещё и отравленное зерно.
И мы всей компанией двинулись в лес, в сторону озера.
Суров и живописен Кольский полуостров. Леса здесь смешанные – березы, осины, ели, да сосны. Деревья невысокие - три, самое большее, четыре метра; особенной формы. Березы, с причудливо изогнутыми стволами, и маленькими круглыми листиками, похожими на мелкие монетки, из-за сильных холодных ветров, способствующих промерзанию почвы, гнуться к земле. У елок нижние ветви растут до самой земли, образуя шатер – «юбку», стволы же от морозов лысеют, сохраняя лишь верхние ветви с подветренной стороны - это делает их похожими на развивающиеся флаги. Кроны деревьев в лесах не смыкаются, и отлично освещенная почва, покрытая мхами, лишайниками, кустарниками дает осенью богатый урожай грибов и ягод: брусники, морошки, черники…
Город наш со всех сторон окружен озерами, да сопками: на востоке Хибины, крупнейший горный массив Заполярья, на западе - Мончетундра -
Монче (по саамски – красивый) горный хребет, простирающийся на сотни километров до самой границы с Финляндией.
В ущельях несутся быстрые реки, струятся прозрачные, хрустальные водопады. Кристально чиста и ледяная вода в озерах с каменистыми берегами, усыпанными круглыми, белами валунами, похожими, как здесь говорят, на »яйца динозавров».
Места безлюдные, таинственные, мистические.
Иногда идешь по лесу, и вдруг, кажется - смотрит тебе кто-то прямо в затылок! И накатывает тогда панический ужас…
Вот и сейчас, пробираясь к озеру, мне показалось, следом крадется нечто…
Печка ли самодвижущаяся с Емелей-дураком, кузнец ли Вакула с чертом за плечами, а может, и сам Морозко с волшебным посохом, или даже страшная баба Яга с длинным носом и крючковатыми пальцами? Не случайно мне мерещились популярные в те времена персонажи из фильмов – сказок: все они в разное время снимались в окрестностях нашего города.
«Страна сказок и колдунов» - так окрестил сердце Кольского полуострова – Лапландию - астролог, оккультист, писатель-фантаст, профессор А. В. Барченко.
В начале 20-х годов экспедиция под его руководством в районе Ловозеро (а это всего лишь в ста километрах от места, где в середине 30-х годов началось строительство нашего города) нашла следы древней доледниковой, высокоразвитой цивилизации, которую ещё античные писатели и путешественники называли Гиперборей. Гиперборейцы владели секретами атомной энергии, строили воздушные корабли, и даже летали в космос.
Барченко искал здесь мифический камень с Ориона (Грааль), который, согласно легендам, обладал способностью накапливать психическую энергию, и давал возможность контактировать с космическим разумом.
Рядом с Ловозерским погостом, населенным потомственными оленеводами и рыболовами - лопарями (саами, находится таинственное Сейдозеро (Священное или озеро Духа) - «Северная Шамбала», где при странных обстоятельствах гибнут, и исчезают целые туристические группы. Страшные легенды ходят здесь о снежном человеке «йети», пожирающем людей; о маленьких, злых и коварных карликах – чакхли, способных утащить человека под землю. Местные жители до сих пор поклоняются хозяевам леса и озер - “чадць-илле».
Все вокруг живое, считают лопари, и потому существуют в мире с океаном, ветром, священными камнями – «сейдами» ( высокими колоннами, сложенными из камней), в которые, по их поверьям, вселяются души усопших нойдов (шаманов).
Жить в гармонии с природой – традиция маленького северного народа. Никогда не ломали, не пилили они живые деревья и кустарники, используя сухостой для кострищ, разводимых только на месте старых, дабы не ранить почву, не причинить ей много боли. Даже свои стоянки лопари-оленеводы переносили в другое место лишь тогда, когда заканчивался в окрестностях сушняк, потому как не хотели причинить вред ЖИВЫМ растениям. Да и охотились они так, чтобы добычи хватало только на выживание.
Сейды, напоминающие фигуры животных и людей, похожие на истуканов острова Пасхи, чаще всего можно встретить на берегах озер, и побережье Баренцева моря
С их помощью, нойды совершали свои колдовские обряды, поддерживали связь с предками.
Саамских шаманов Барченко считал носителями знаний о древней Гиперборее, передаваемых из поколения в поколение, из уст в уста.
Традиционно нойды Лапландии почитались самыми сильными колдунами.
Ещё Шекспир упоминал их в своей «Комедии ошибок»: - «Заехал я в страну воображенья? Иль город здесь лапландских колдунов?»
А когда в начале 1584 года появилась на небосводе светящаяся, крестообразная комета, Грозный Царь – Иван Васильевич призвал к себе 60 лапландских чародеев, дабы разгадали они, что означает сие явление. Били они в бубен долго, камлали, а потом явились к Царю с вестью скорбной: умереть должен Царь - наш батюшка, и число назвали точное - 18 марта 1584 года. Не обрадовало известие Грозного, повелел он казнить «шарлатанов» в день кончины предполагаемой, да не успел – скончался пред самым ужином.
У лапландских шаманов учились колдуны и чародеи Финляндии, Швеции, Норвегии… Ибо умели они повелевать стихиями, обладали способностью видеть будущее; насылали гибель на врага, и видели его мучения на расстоянии за сотни, тысячи километров; лечили тяжелобольных, и воскрешали самих себя после собственной смерти…
Вот и Гришку Отрепьева считали в народе учеником лапландских шаманов, колдуном, продавшим душу дьяволу. На пользу пошли самозванцу тайные знания: сумел одолеть он смерть свою. Вылезал из могилы под звуки бубнов, колдовского камлания - не принимала земля злого чародея! Выкопали тогда бояре труп Лжедмитрия I, сожгли прилюдно, прах его вместе с порохом в пушку зарядили, да выстрелили в сторону Польши…
Но вернулся он, как Лжедмитрий II, и Марина Мнишек - вдова самозванца первого супругом своим его признала …
Связи лопарей с духами, древними предками, космическим разумом пришлись не по нраву большевикам - атеистам. А посему,
в рамках «борьбы с мракобесием и пережитками прошлого», они рушили и разбирали каменные сейды, расстреливали шаманов, преследовали ученых – краеведов;
и даже сфабриковали знаменитое дело о контрреволюционном «Саамском заговоре», по которому 15 человек было расстреляно, и более ста арестовано только в одном Ловозеро! И это при том, что все саамское население на Кольском полуострове составляло не более двух тысяч человек!
Трагически сложилась судьба Барченко и его экспедиции: все материалы засекречены до сих пор, все участники расстреляны.
Пострадала в советское время и природа Кольского полуострова: с введением в эксплуатацию горно-металлургических предприятий, все было направлено на добычу цветных металлов. Партия звала « план выполнить и перевыполнить!« И цель оправдывала средства! Ни о каких очистных сооружениях, здоровье жителей, благополучии природы никто тогда не задумывался. А ведь цветная металлургия, с ее едкими выбросами в атмосферу, всегда являлась одной из самых вредных для окружающей среды отраслей промышленности. В результате, земля вокруг городов полуострова постепенно превращалась в выжженную пустыню. Едешь, бывало, по области, любуешься изумительными по красоте озерами, сопками, и вдруг, внезапно оказываешься в центре техногенной катастрофы, ибо за очередным холмом открываются поистине апокалиптические пейзажи: черные долины в окружении обожженных черных скал, незамерзающие черные речки, и полное отсутствие какой-либо живой растительности. А если где-то вблизи предприятий и сохранились леса, то ягоды и грибы представляют ныне большую опасность для здоровья человека. Бруснику, например, местные жители по праву называют - «брусникелем».
По преданиям, дабы добавить жизненную силу вымирающему саамскому народу, нойды переместили в человеческие тела души птиц и животных. Так появилось три рода: саами-олени, саами-тюлени, и лесные саами-вороны.
Мистика, фантастика, волшебство Мурманской Лапландии ощущается даже в сохранившихся саамских называниях озер, рек, водопадов и гор, тесно связанных с устными народными преданиями, легендами и традициями.
Айкуайвенчорр – Спящая красавица или гора с головой матери Бога.
Куйвчорр - Гора Великана
Юмъекорр (Яммейкорр) - Ущелье Мертвых,
Юдычвумчорр - “гудящая гора”, часто издающая под воздействием ветра странные, похожие на речь, звуки.
Все эти рокочущие, труднопроизносимые названия напоминали мне тогда имена ацтекских богов: Кецалькоатль, Ицпапалотль, Истаксиуатль, Акуэкукиотисиуати…
Разве не созвучны им и саамские названия северных рек, озер - Иоканга, Куцколь, Лумболка?
Озеро Лумболка, с редким лесом на берегу, и было целью похода нашей компании.
Хрипели и стонали терзаемые ветром деревья. Неслись по небу лохматые, насупленные тучи, вот-вот готовые разразиться обильным снегопадом. Мелькнул на мгновение солнечный луч, и вновь утонул в мрачных облаках. Похоже, даже небо было возмущено жестокой расправой над птицами.
Трупик Нямы я нежно прижимала к сердцу, под курткой, почти как два года назад, когда его - маленького воронёнка, оказавшегося в беде, несла домой, мечтая вылечить, вырастить, «дать путевку в жизнь». Сейчас же я отчаянно надеялась встретить колдуна, лесного саама-ворона, способного воскресить всех моих погибших питомцев…
Потому и приглядывалась к каждой тени, похожей на человеческий силуэт, прислушивалась к каждому шороху…
Словно читая мои мысли, Вик остановился, замер настороженно.
- Здесь будем копать яму? – нетерпеливо спросил его Димка Яковлев.
- Стой, погоди, я слышу, кто-то идет…
(Продолжение следует)