Лики войны

Михаил Чайковский
                Галине Ивановне Вандышевой: спасибо за сюжет

               
1.
   Полк, наступавший до ноября успешно, сбавил натиск из-за больших потерь. Продвижение замедлилось и сошло на нет: не прибыло пополнение, обещанное командиру полка  майору Егорову штабом дивизии. А ещё выяснилось, что карты у начальника штаба капитана Стырова оказались устаревшими, и воевать по ним было, как если бы он планировал боевые действия своего поредевшего в боях подразделения по старому школьному глобусу.
   Вся надежда была на разведку.
   А разведчики - они только на людях сорви - головы. Те, кто довоевал в разведке «на передке» до 1943 года и остался в живых, были ребятами осторожными, осмотрительными и на рожон не пёрли. Их задача - не удаль проявить и лихость: надо было незаметно, без единого выстрела, к позициям врага подобраться, нужное высмотреть и - очень важно! - фашиста рангом повыше к своим утащить.  Уйти незамеченными и без потерь: высшая доблесть  разведчиков.
   Многие не возвращались из поиска. Война, это не игра в «казаки - разбойники». На ней  убивали. Бывало, себя  собственными гранатами подрывали: разведчику в плен попадаться никак было нельзя - изуродуют на допросах и всё равно расстреляют или повесят.
   У разведчиков командир - не кадровый офицер. Он до войны то ли геологией, то ли археологией занимался. В 41-м попал в разведвзвод, теперь у него рота была под началом. Светлая голова, рассудительность в сочетании с решительностью - и вот он уже старший лейтенант, командир полковой разведки Митин. Солдаты его уважали: за спинами не прятался, но рожон без надобности не лез и других не посылал - берёг своих «пластунов».
   Посыльный, он же - ординарец командира полка, прибежал:
- Разведка, в штабной блиндаж!
Боец фамильярничает, ибо при начальстве служит. « Тебя в мою бы роту, жирок растрясти», - Митин думает, а сам по траншее пробирается.
   Комполка Митина уважает: третий год вместе воюют, притёрлись:
- Чайку не желаешь, Митин?
- Да нет, Семён Трофимович, вызывали зачем?
- Ну, лады. Смотрим карту. Мы вот здесь, с немцы - невесть где. Местность нам неизвестная, карта может соврать - нужна разведка. Желательно тихая, без огневого контакта. И язык не помешает, сам знаешь.
- Есть, понял. - Митин поправил шапку, подтянул ремень: готов, мол. - Разрешите выполнять?
- Действуй. - Командир в подготовку разведгрупп не вмешивался, но Митин знал - надо задание выполнить срочно.
  Награды и документы разведгруппы сданы начальнику штаба.
  В карманах - ничего лишнего и металлически звякающего.
- Попрыгали!
  Не звенит, не тарахтит.
  Разведгруппа к поиску готова.
  2.
 Худо, когда ты на родной земле не хозяин: идёшь крадучись, скрытно, за любым кустом может враг оказаться. И карты вот, чуть не контурные - сам наноси рельеф и объекты. Думай, Митин, изворачивайся, доверяя глазам своим и воинам твоим, но проверяй многократно. Ползут, колючку режут, под светом прожекторов - как голые в пустыне…Нейтралку прошли - замерли. Теперь объясняются больше жестами.
 А план был таков : двое - Степанов и Горенко - «языка» ищут, им надо поближе к немцам подобраться, зазевавшегося фашиста выждать. Это только в кино врага прямо в его траншее берут, пеленают, уносят. В плен немцы добровольно не идут - могут «алярм!» орать, трепыхаться, упираться. Тут его пристукнуть легонько надо, глотку заткнуть, но не отключать, - сам идти должен, нести какого - много чести, ненужный труд, а двигаться надо стремительно, без стрельбы и шума.
Двое, это сапёры Горлов и Никоненко, делают проход в минном поле, метров в 5 шириной. За ними идут командир и артиллерийский топограф - самоучка. Его задача - обнаружить и «застолбить» огневые точки. Командир определяет количество живой силы фрицев  и их вооружение. Всё так просто…
 Лучше всего от воронки к воронке переползать: дополз - скатился в неё, толом смердящую, отдышался, своих подождал. И - дальше на пузе, с колена на локоть…
Оплошал Митин, потерял с группой связь: то ли он в темноте с пути сбился, то ли группа не в ту сторону уползла? Только вдруг речь немецкая послышалась, громкая и тревожная, а за ней - бой «шмайсеров», частым цокотом зазвучал он в тишине и темноте. Митину подумалось, что не иначе как его группа напоролась на фашистов - разведчиков: видимо, тем тоже сориентироваться  на ночь глядя захотелось. Вот вам и встречный бой силами разведгрупп. Митин приподнялся было, но вдруг словно кипятком ошпарило грудь. «Ранило»,- успел подумать; потянулся к нагрудному карману за бинтом, и - потерял сознание.

3.
Очнулся Митин - несут его. Несут молча: ясно, свои, разведка - им болтать нельзя. Но тут один, что справа шёл, споткнулся, вякнул  что - то не по-русски. На немецком, понял сквозь шум в ушах, тут к бабке не ходи. Тоскливо стало на душе: нельзя ему в плен никак. А оружия нет, застрелился бы. И гранаты нет… выхватить автомат у немца? Попробовал шевельнуться - тело не слушается, боль по груди разлилась, и ноги немеют, особенно левая.»Укатали сивку крутые горки», вспомнилась пословица. Да, радости мало. «Думай, разведка, думай! А что думать, если обездвижен совсем?  Не убежишь! Хорошо, что ни документов, ни погон, ни наград - угадай поди, кто таков и зачем на нейтральной оказался? Хотя… контужен, ранен, заблудился. Рядовой пехотинец, из новобранцев.…Пока так врать придётся, если спросят. А какой с раненого спрос? Будет молоть, что ни попадя, лишь бы отстали, не застрелили сразу. А раз тащат, значит, нужен». Мысли горькие, но не безысходные.
   Немцы о чём - то спорить начали. Ну, да: один, тощий, очкастый, тащить заартачился. Кое - какие фразы Николай расшифровал, пристрелить предлагает. Другой, который старше, видимо, на поощрение от начальства рассчитывал за «языка»; да и недалеко нести осталось. Потащили дальше. От боли и потери крови разведчик снова отключился.
  Очнулся - кругом стены белые, сам он простынкой укрыт. Голоса услышал, голову повернул - в шее скрип, в груди огонь, на глазах слёзы: немец идёт седоватый, чуть поодаль - три девки в халатах, медработники?
 Седой простыню откинул, тело осмотрел, раны пощупал. В лицо заглянул - и замер. Что такое? Смерти печать узрел? Может, вышвырнут его сейчас, полуживого, как кота шкодливого, на улицу, пусть сдыхает…
  Немец продиктовал свите несколько фраз, девки дружно что - то записали, кивая кудрявыми головами - дисциплина! Лечить Николая стали старательно, тело влажной тряпочкой, переворачивая, протирали, с ложечки кормили, ухаживали старательно, и кого? Врага! Хотя Николай и не всё понимал, что о нём медсестрицы судачили. Может, прихоти своего врача осуждали?
  Немец - доктор приходил ежедневно. Николай побаивался: вдруг врач его выхаживает, чтобы в хорошем состоянии в СС или гестапо передать? Чем чёрт не шутит… Но в глазах врача он заметил искорки тепла, а движения рук его были предельно лёгкими, выверенными, даже заботливыми. Николай быстро шёл на поправку. Но было одно «но»: в правом лёгком застрял осколок. Он не давал врачу покоя - он жестом показал парню: надо резать. А что мог ему ответить раненый? Запретить? Пришлось смириться, коль терпеть, так до конца…
4.
   Операция прошла успешно. Врач и пациент были довольны друг другом. Митин мог самостоятельно есть и пить, сидеть в постели, подперев спину подушкой. Как ни странно, но сёстры относились к нему без предубеждений, выполняли назначения врача неукоснительно.
  Доктор продолжал наведываться ежедневно, ободряюще прикасался к плечу пациента, удовлетворённо хмыкал: «Зер гут, юнге». И внимательно смотрел ему в лицо. И Николай больше не испытывал сомнений в том, что этот старый медик желает ему добра и что - то о нём знает. Что?
 Перед отправкой Митина в концлагерь - а куда ещё? - доктор показал ему фото парня: Николай подумал сперва, что это он сам, только моложе. И откуда у немца могла оказаться его фотография: качественная, чёткая? На фото якобы он был снят в новом двубортном костюме, белой рубашке с галстуком, которых у него никогда не было, и фотографировался - то он, когда ему звание присвоили, всего один раз в жизни, перед самой войной.
А схожесть - да, необыкновенная, трудно отличить. Даже едва приметная улыбка вроде бы его…
  «Дас ист майн зон», - сказал доктор. - «Ер ист тот».
  Николай понял, что на фото был сын врача, и что он мёртв.
  Но только убит ли он на фронте, или умер от простой болезни, немец не сказал…
19 - 21.02.2020