Отец
- Папулечка, родненький опять ты, падло, налопался!- Вовка сидел на коленях у отца и гладил его по светловолосому с заметной проплешиной затылку.
Он трогал рыжеватые, потные и липкие волосы и весь, до последней конопушки на круглой мордашке, светился с радости, от того, что отец был дома, и сегодня не такой уж и пьяный. Запах гаража, где он работал, был всё же густо разбавлен перегаром бодяжной водки. Завидев возвращавшегося с работы отца, шестилетний Вовка Рябинин мог метров за двести не только определить его состояние, но и предугадать дальнейшие события.
Если мать была в избе, а папа Лёша являлся в сильном подпитии, начиналась громкая разборка. Ругалась больше мать. При этом она обязательно лихорадочно что-нибудь делала: мыла пол, стирала или растопляла у крыльца печку-прачку. На этот раз, к Вовкиной радости, матери пока дома пока- что не было.
- Пап, а пап, а давай гидравлику у моего самосвала с тобой проверим, - снова зачастил парнишка.
– Ну, полдня ремонтировал, не получается..., - Вовка прибавил пару слов кучерявым заветлужским матерком.
- Слушай, а что это ты , шплинт, раздухарился? –
отец поставил Вовку на пол и, с трудом поднимая веки, попытался строго взглянуть на сына.
- Да, а сам вчера пьяный мамку как обзывал!
Настроение у младшего Рябинина стало портиться.
Отец вдруг прижал его к себе и стал гладить по стриженой лесенкой головёнке широкой и шершавой ладонью с прибитым, фиолетовым ногтем на большом пальце.
-Папуль, а папуль, - вновь повеселевший пацан, как волчок закрутился вокруг отца.
- Ну, давай самосвал вместе поремонтируем.
Матерные слова он выговаривал чисто, простые же иногда перевирал и смешно картавил.
Он схватил отца за руку и стал тянуть к выходу с кухни на веранду, где был его собственный гараж. Вовка знал, что эти большие, пахнущие горячим железом и соляркой ладони могут всё: и подбросить его высоко-высоко, и ловко орудовать здоровенной кувалдой, и нежно и бережно отбирать из груды металлического хлама совсем маленькие железки. При этом казалось сыну, что мякиши прибитых и поцарапанных папиных пальцев, как магнит притягивают совсем крошечные винтики и гаечки. И сейчас он предвкушал совместную возню на веранде над его любимой игрушкой «камазом» - самосвалом.
Игрушек у Вовки было много, и они быстро надоедали. Но трёхцветный «камаз» с широким блестящим бампером и почти настоящими стеклянными фарами был его любимцем. Купили они его с родителями в большом райцентровском магазине. А самое главное – уж очень он был похож на тот, на котором ещё не так давно подъезжал отец к дому, а иногда и брал Вовку с собой в ближние рейсы.
Папа Лёша неуверенно встал с табуретки. Вовка, продолжая одной рукой тянуть его за собой, другой открыл дверь в коридор. Усадив отца на низенькую скамеечку, он стал разбирать свои сокровища. Любимая машинка стояла на самом почётном месте, в уютном уголке. Вовка подкатил игрушку к ногам отца, поднял глаза и понял, что ничего у него сегодня не получится. Обмякнув на скамейке, тот спал, облокотившись на старую стиральную машину.
Вовка решил на этот раз не пытаться растолкать его и проводить до кровати. Он ещё чуть–чуть надеялся на то, что до прихода матери отец проспится, и они ещё займутся сломанным "камазом».
С улицы, от калитки послышался радостный визг Найды, беспородной, но самой умной в мире, как считал Вовка, собачонки. Ничего радостного этот визг ему, однако, не предвещал. Скрипнула калитка. Это означало самое страшное, что могло случиться на этот момент – мать возвращалась от автолавки, которая завозила в деревню Сосновку хлеб. Сын мигом, по надёжной деревянной лестнице заскочил на чердак.
Чтобы не обнаружить себя, парнишка осторожно прошагал по рассыпанным по всему чердаку опилкам, прополз под двумя толстенными брёвнами переводов и наконец, достиг своего убежища. Подготовил он его скрытно за последние три дня, сначала не признаваясь себе, зачем. Он мог спрятаться так, что его никто бы не мог найти целый день или даже два. А в своей избе приготовил тайник как раз на такой случай, как сегодня.
Во время одного из последних затяжных скандалов, сидя в уголке, на веранде, вдруг остро и пронзительно ощутил он, что никому Вовка, знать, и не нужен. Размазывая слёзы и сопли по лицу, долго не мог проглотить твёрдый комок, застрявший в горле. Будто подавился яблоком, диким и неспелым.
Вот тогда и решил устроить себе укрытие. Всего-то надо было подыскать из обрезков две одинаковой длины доски, чтобы сделать надёжную крышу, и ещё одну, покороче, чтобы закрыть лаз. Сверху доски присыпал опилками. Внутри получившегося большого пенала расстелил Вовка свою куртку и два больших полиэтиленовых пакета.
Постепенно перетаскал к себе самые необходимые и любимые вещи. В первую очередь, кусок старого байкового одеяла в синюю и белую клеточку. Оно сохраняло ещё запах материнского молока и детской коляски.
Когда был маленьким, Вовчик без него не засыпал. Прихватил с собой тонкую книжку про всякие машины с большими цветными картинками, складной ножик с наклейками на рукоятке и два самых надёжных пистолета. Не считая всякой мелочи: гвоздей, стекляшек и шайбочек – это были главные вещи, без которых он не представлял свою жизнь. Надо было взять сюда ещё и любимый «камаз», но прежде хотелось его отремонтировать.
Прикрыв за собой лаз, натянул на голову капюшон от куртки и стал листать книжку. Луч карманного фонарика косо падал на картинки. Вовка даже попытался пальцем дотронуться до него, таким он казался ему плотным и твёрдым, будто состоящим из тысяч спрессованных мельчайших солнечных пылинок.
Он не вслушивался в крики и перебранку, доносившиеся из дома, и твёрдо решил вниз, туда, «к ним», больше не спускаться никогда. Пусть поищут. Вот умрёт он здесь, и ему сколотят гроб, только не такой большой, как соседу дяде Мише, разбившемуся на мотоцикле, а маленький. Вовка вдруг ясно и чётко представил себе как обитый малиновой материей гробик сторожит печальная Найда.
Стало очень жалко себя. Реветь вслух было нельзя. Молча сглатывал обильные слёзы. Вскоре из его убежища слышались лишь затихающие всхлипы.
Он часто летал в своих, иногда грустных, но всегда таких желанных, снах-мечтаниях.
Сегодня, Вовка будто бы оттолкнулся от высокого берега реки Люнды и взмыл над таким неуютным сереньким осенним миром. Любые мечты свершались немедленно и в точности. Сердце бешено колотилось, дышалось через раз, но он был счастлив все секунды полёта.
Он путешествовал по иным мирам, но одновременно и видел себя здесь на чердаке, пахнушем сосновыми опилками и крашеным железом крыши.
В частых домашних разборках пацан бы всегда был на стороне матери. Вот она уже громко зовёт его, ищет. Обида на отца, такого надёжного и доброго, когда он был трезвым, обида пронзительная, вызывающая щекотку в носу и прерывистое дыхание, овладевала им.
А в последнее время, когда отец грозился и ударить мать, становилось Вовке ещё и очень страшно. Страшно от того, что сам он готов был кинуть молотком или толкнуть тот же игрушечный, но тяжёленький камаз в заплетающиеся ноги родителя, обутые в нечищеные кирзачи. Ему казалось, что после этого он провалиться в глубокое подполье избы, прямо на рядок трёхлитровых банок с вареньями и соленьями.
Думалось иногда пацану, что смогут, наверное, они с мамкой и без отца прожить. Пособие за кормильца получать будут, как две соседские девчонки Катюха и Ленка. За хлебом он и сам сходит, да и картошку пожарит. Колку дров тоже осилит. А уж любимую собачку Найду найдёт, чем накормить. И всё, вроде бы, в его планах сходилось ровно до того момента, пока не задавал себе вопрос:
- А куда же папка-то денется?
Нет-нет! И тут же, разражался Вовка свежим приливом слёз, до громких всхлипов.
И на этот раз спрятаться от всех надолго у "партизана" не получилось. Мать быстро вычислила его лежанку и позвала в избу. Она очень любила своего Вовчика.
Мать
Анкаголик. Это слово жена Лёхи Рябинина, коренного жителя заветлужской деревни Сосновка, выговаривала именно так, и никакой ошибки тут искать не надо. В разных житейских ситуациях оно звучало из её уст в адрес супруга по-разному Изредка бывало, что даже без большой ругани и скандала. Почти ласково. На выходе из запоя, в самой переломной точке, видя несусветные его мучения, Зинаида придвигала всё-таки к Лёхиным, не находящим покоя рукам, стопку спиртного и выговаривала:
«Пей, да не захлебнись, анкаголик ты мой несчастный!». И получалось это у неё и ласково и ругательно одновременно. Смирный и благодарный, конечно, не за эти слова, а за два-три глотка спасительной на сей момент самогонки, Лёха в очередной раз зарекался без всякой «зашивки» «не пить на сколь сил хватит».
И ещё он был благодарен супруге, когда она не "продавала" его, не сообщала дочке, которая работала медсестрой в городской больнице о том, что папашка брякнулся в очередной запой.
Терпения хватало на месячишко, не больше. Но этот благодатный период был таковым не только для Рябининых: Зинаиды и сына, шестилетка Вовчика, но и для всей деревни, так как был Лёха в свои сорок с небольшим лет незаменимым работником. И слесарем, и электриком, и плотником. А к тому, что окликали его сосновцы неполным именем, он уже давно привык. Авария ли на водопроводе, замыкание ли где в электросети случится, больного ли есть нужда доставить до райбольницы - во всех подобных случаях все спешили за помощью к Алексею Никандровичу Рябинину.
Районные начальники так же обращались к нему, будто был он штатным бригадиром или старостой, но денег, конечно, не платили. Но в последнее время стал он "вздавать на каменку", выпивать-то есть, слишком часто и круто.
Если нужда в его услугах возникала в ставшим стандартными недельные запои, всем просителям Зинаида Рябинина отвечала негромко, но твёрдо:
- Нет Лёхи. Был да весь вышел, - и всем было всё ясно и понятно . Если терпится, надо было ждать, когда мастер «поправиться».
Все понимали, что запой, как обложной дождь, надо просто переждать. За годы после развала местного колхоза многих нестарых ещё мужиков поистребили аптечные «фанфурики», водка бодяжная, спирт «Роял» и прочие стеклоочистители. Время было такое.
Многие лавочники-киоскёры спешили сколотить первичный капиталец. Капиталец-то скопили, а мужиков не стало. Конечно, сами же бывшие колхознички и виноваты. Молча, с пониманием и без осуждения своих спившихся земляков воспринималось всё это остающимися в живых. И постепенно становилась Сосновка деревней старух.
Из "мелких", детишек то есть, в зиму и оставался в деревеньке только Вовка Рябинин да две девчушки. Летом "вытаивали" дачники, и привозили пацанву из городов к бабушкам, на каникулы.
А этой осенью свершилось с Лёхой Рябининым настоящее чудо. Без кодирования, и, похоже, надолго, если не навсегда, бросил он пить. Если бы на сей счёт была бы предложена анкета, то на вопрос: «Почему Никандрович так резко стал убеждённым трезвенником?» - он, кажется, должен был ответить: «По медицинским показаниям». Но про себя, в уме мужик держал всё же другие соображения.
Случилось так, что в одну из ночей особо тягостного бодяжного похмелья приплохело Лёхе нестерпимо. Ломать и корёжить руки и ноги стало всяко и разно, а левые конечности становились ватными и совсем чужими. Он сопротивлялся, шепеляво матерился.
Зинаида вызвала «скорую». Из районной больницы отправили страдальца транзитом до городского сосудистого центра. Был месяц ноябрь, лепил мокрый снег. Внутри больничного уазика было сыро и холодно. Медики разрешили Зинаиде сопровождать мужа до приёмного покоя. Лёжа на брезенте носилок, Лёха всё пытался ей что-то сказать покосившимся ртом. А она не впервой угадывала его желания без всяких слов.
«Скорая» резко затормозила. Водитель, чертыхаясь, попросил медсестру почистить снег с лобового стекла: забарахлили дворники. Оставшись наедине с мужем, Зинаида выхватила из кармана куртки баночку из–под детского питания, быстро свернула крышку и поднесла посудинку к Лёхиным синюшным губам. Они ещё не раз останавливались чистить снег, делали пациенту укол в вену, но всего этого Лёха уже не помнил.
Сидевшей в изголовье жене хотелось бежать впереди скорой, чтобы спасти его. В мутном окошке уазика в эти тягостные минуты высветились для неё и годы соседского деревенского детства, и школьная парта, за которой они с Лёшенькой сидели рядышком, и много ещё чего сокровенного и дорогого только им двоим…
В палате интенсивной терапии через пару дней пояснили Лёхе, что опоздай он минут на десять к врачам, «деревянный бушлат» пришлось примерить бы непременно. В лучшем случае (в лучшем, ли?) лежал бы бревном неподвижным. Повезло, а может Бог помог, только ведь оклемался болезный. И рука, и нога зашевелились, и вскоре встал Лёха на ноги.
И чтобы врачи ни толковали, он-то точно знал, кто его спас – жёнушка его родная. Если бы она в дороге не влила бы в его горящее, но уже остывающее нутро живительную влагу из баночки, «крандец» ему был бы неминуем. Благодарен он своей Зинаиде по тот самый гроб жизни. Запои, как рукой сняло. Тяга к «фанфурикам» и прочей дряни исчезла напрочь. Сама же Зинаида на его намёки лишь загадочно и счастливо улыбалась. И кто её знает, что было в той баночке с розовым яблоком на этикетке. Может быть крепчайшая, как кованый гвоздь самогонка, а может и святая светлоярская водица.
Вовка
А через год с небольшим, когда Володька Рябинин уже и не играл отремонтированным "камазом", собрались они с отцом на зимнюю рыбалку. Сын заботиво накормил Найду, которой тоже очень хотелось бы прогуляться подальше от избы. Но мужики Рябинины оставили её сторожить хозяйство. А вот кот, к ещё пущему возмущению Найды, увязался за ними.
Крупный, дымчатый, с простецким уличным именем "Васяга", был котяра равноправным жильцом рябининской избы. Он никогда не мешался под ногами, был степенным и обстоятельным. Его зеленоватые, малость косящие, плутоватые гляделки-блюдечки с узенькими чёрными зрачками, и будучи прищуренными, всегда и всё держали в поле зрения. А влажный носик и в зоне обоняния. Даже пребывая в глубокой дрёме и тарахтя, как тракторок, Васяга всё слышал и чуял.
От крылечка до заросшего тальником берега Люнды было рукой подать. Карасики и плотвички, хоть и мелковатые, частенько тревожили мормышку. Навытаскивали их рыбачки из двух лунок по строгому Вовкиному счёту двадцать две головы, или хвоста.
Васяга не торопился уничтожать улов. Он только разговелся свежатинкой, с урчанием расправившись с двумя золотистыми попрыгунчиками. Остальных сторожил с расчётом на домашнюю трапезу. Да и не от кого сторожить-то было. Лишь одинокая сорока хлопотливо трещала поодаль. Правда она, подозрительно сужая круги, всё же подбиралась к удачливым рыбакам. Вовка будто забыл про удочку, и с настороженным вниманием следил за сорокой и Васягой.
Иссиня-чёрные грудь и спина птицы, с зеленовато-металлическим отливом по обрезу крыльев ярко высвечивали её белоснежный живот. Все эти цвета причудливо переливались в косых лучах выглянувшего вдруг стылого солнышка.
Васяга сторожко уставился своими глазищами на нежданную гостью. Застыл в изумлении от её яркого наряда. Потом по тигриному или, собственно, по кошачьи, прилёг на свой солидный животик и стал осторожненько, из-за отцовой спины, подкрадываться к воровке. Вот он замер за линялым рюкзачком, перебирая задними лапами.
Оставался всего лишь один прыжок до, кажется, ничего не подозревающей пернатой нахалки. И… Раз! Прыжок тигриный! И... мимо, конечно! Строгий сорочий зрачок отслеживал всё до мгновения, и его счёт был более тонкий и тщательный, нежели у Васяги, раздобревшего на домашних харчах
Пока кот охотился, обползая сидящего враскоряку Лёху Рябинина, пернатая нахалка в два прыжка с подлётом и уже, и с издевательским щебетаньем стибрила из снеговой ямки пузатенькую плотвичку.
Вовке одновременно было и жалко рыбёшки, и страсть, как интересно наблюдать за котищем и сорокой-воровкой. Ну, никаких мультфильмов не надо!
Если бы Васяга имел способность краснеть от стыда, в эти секунды стал бы он малиновым от кончиков ухоженных усов до самого кончика хвоста.
- Что, знать промазал, деляга?
-Папа Лёша спрятал горящую спичку в объёмистый лоток своих прокопчённых ладоней и прикурил сигарету.
- Нет, милый, это тебе не с печной лежанки к Вовке на колени переползать - проворчал он ласково.
-БЕЗ ТРУДА НЕ ВЫЛОВИШЬ И РЫБКУ ИЗ ПРУДА!
Чтобы эту пройдоху словить, надобно тощим да злым от голода сделаться. Она же заранее все твои манёвры предугадала. Да и не жаль. Пусть рыбёшкой побалуется, а мы ещё словим.
Васяга, с виду, будто вынужден был согласиться с хозяином. Но сам для себя, переживая приключившийся конфуз, исподтишка как бы помышлял:
- Пусть ещё хоть разок явится эта пеструшка-поскакушка. Уж я её блескучий хвостик-то повыдеру!
Он успокоился. Присел за рыбацким ящиком с подветренной солнечной стороны и усердно начал "намывать гостей". А вскоре и вовсе сладко задремал. Да так сладко, что даже забыл свой малиновый язычок на улице...
Вовка с отцом возвращались с рыбалки. За ними след в след, осторожно ступая и подёргивая лапами на острых льдышках, шествовал Васяга.
В первый день каникул приехала из города Вовкина сестра Валюха. Приближалось Новогодье .
Мальчишка уже почти и не верил в Деда Мороза. Думал, что это просто красивая сказка. А вот во всякие другие чудеса ему очень хотелось верить.
Но перед самым Новым годом начинал сомневаться он и в своём отношении к Деду Морозу. А вдруг всё-таки там, далеко-далеко на его заснеженной родине, в Великом Устюге есть он, настоящий и один на всех. А здесь, в селе тот взаправдашний и далёкий просто разрешает надевать дедморозовский костюм учителю физкультуры Виктору Евгеньевичу.
Ведь можно же позвонить по сотовому телефону и объяснить кому, какие подарки дарить. Вовка даже представлял себе телефон Деда Мороза. Он должен быть особенный. Не ледяной, но прозрачный, мигающий разноцветными лампочками. А кнопки на нём, будто белые затвердевшие снежинки, и все разной и сказочно – красивой формы. А ещё, играет тот телефон мелодию всем известной песенки «В лесу родилась ёлочка». А подарки можно прислать и рейсовым автобусом или на аэросанях. Такие ещё по телевизору недавно показывали.
В этот Новый год мечтал мальчишка получить один заветный подарок. Мечтал он о настоящих хоккейных коньках, и только о них. Он и зиму любил больше потому, что можно было играть на льду и забивать в ворота шайбу, как Александр Овечкин. В канун праздника Рябинины всей семьёй пришли на Светлояр - чудесное озеро, которое располагалось совсем рядом с деревней.
Когда Вовка был ещё совсем маленьким, бабушка рассказывала ему историю про одного старика. Будто бы пошёл этот старик летом на рыбалку. Где-то здесь, на Люнде, рядом с озером и рыбачил. Сидел-сидел, да всё без толку, ни одной поклёвки. Обидно стало, что ни одной рыбки не поймалось. Сел он на бережок да пригорюнился, а корзинку пустую рядом поставил. И подумалось ему: «Хоть бы старики китежские помогли». Не успел подумать, как дремота на деда напала, глаза так и слипаются. Очнулся он, открыл глаза, глянул в корзину, а она полнёхонька щук, линей да плотвы. Вот решил и Вовка попросить у китежских старцев новые настоящие хоккейные коньки на ботинках.
Воскресный день был тихим, морозным и на удивление солнечным. Озеро в этом году, уже в конце ноября крепкими морозами было заковано в крепкий лёд. А теперь вся его круглая белоснежная впадина будто сравнивалась и с небом, и с горой, на которой блистала золотистым крестом деревянная церковка. Рябинины молча, как и положено, прошли по заснеженным деревянным мосткам полный круг вокруг озера, мысленно повторяя свои просьбы и молитвы китежским старцам.
Серебристые дорожки в открытом пространстве между сосен так и манили пройтись вслед за уходящим к горизонту светилом, но снег в перелесках был уже глубокий. Хорошо дышалось чистейшим и всё более прохладным воздухом. По нарядной от пышной бахромы инея берёзовой аллее, к дороге они выходили уже быстрым шагом.
Ещё когда вбегал на крыльцо своей избы, Вовка уже знал, что маленькое чудо случилось. Так ему было спокойно и радостно. На столе, покрытом цветастой клеёнкой красовалась большая картонная коробка. На ней были две красивые и блестящие буквы: «С» и «К». Это были коньки лучшей спортивной фирмы России - «Спортивная коллекция"...
На следующее утро Вовка уже примерял коньки у крыльца. Папа Лёша расчистил ему небольшую площадку и залил её на ночь водой. Найда повизгивала от радости и всё пыталась лизнуть блестящие ботинки с фирменными наклейками. Позавтракавший рыбёшкой Васяга с верхней ступеньки приступков наблюдал за домочадцами.
До весны было ещё далеко, но Вовке Рябинину казалось, что она уже где-то рядом. И был парнишка уверен, что природный расцвет принесёт ему только радость.
КОНЕЦ