Михаил с интересом рассматривал тянущиеся заборы, отделявшие его, идущего, от тех людей, с которыми ему предстояло то ли жить мирно, то ли воевать по причине несходчивости. Он шёл по узкой утоптанной тропке вдоль загородей, и ни единой живой души на улице - вся жизнь протекала замкнуто-заперто. Но она всё-же была у этих невидимых ему людей, а у него сейчас - ничего: ни планов, ни надежд. Одни лишь наблюдения исподтишка за сокамерниками, но опыт разбираться в людях Сокол вынес немалый.
- Эти Самсоновы крепкие орешки, недоверчивые, подозрительные... Да кто тебе обещал, что любить и понимать тебя будут? - сам с собою вёл разговор Сокол.
А вот, похоже, и пустая изба. Забор сквозной - виден двор и высокое крыльцо. И впрямь, она последняя в ряду изб, примыкающая к лесу своей задней стеной. Михаил толкнул калитку и она отворилась, словно долго-долго ждала этого решительного толчка. Он остановился и огляделся. Широкое подворье заросло бурьяном, крыльцо несколько покосилось, увлекая за собой ступеньки. Обстоятельная деревенская дверь на ржавой щеколде со скрипом тяжело поплыла вовнутрь. Внутренность избы чернела пустотой, небольшие три окна были заколочены досками. Михаил попробовал оторвать прибитые деревяшки и понял, что оторвёт их вместе с широкими наличниками. Оставив эту затею, вступил в небольшой предбанник, по-нашему коридор. Дверь из предбанника в горницу почему-то отсутствовала, но выступающие петли просили вернуть её назад. Кто-то снял дверь. Глаза привыкли к серой темноте. Мишка опустил сумку на большой стол. Здесь у стола стояли три табуретки - крепкие, как у гоголевского Собакевича. Прошёлся по горнице и под ним жалобно попискивали деревянные половицы. Полгорницы занимала достойная русская печь, отделяющая небольшую кухоньку с оконцем от основной комнаты. Михаилу показалось странным то, что в избе не было ни пылинки, словно чья-то невидимая рука стёрла её перед его приходом. Но он смекнул: какая пыль в лесу? Ни дорог, ни машин...Дожди и ветры заботятся о чистоте природы. Потому и не бывает здесь такого постоянного атрибута цивилизации, как пыль вездесущая.
- Это хорошо, - размышлял он молча.
У глухой стены стояла большая деревянная кровать с двумя матрасами, скомкано лежало ватное одеяло, а на большом гвозде у кровати висел овчиный тулуп. Видать в морозные ночи чтобы сразу его сдёргивать на себя, не вставая с кровати.
- Вот это мне понадобится.
С чего начинать, Михаил не имел понятия. И он устало повалился на постель. Сон был мертвецкий. Новый хозяин не слышал, как начал барабанить по крыше дождь, и в горнице сгустилась ночная мгла. Он спал. Впервые за долгие годы - один в звенящей тишине незнакомого места, и никто не тревожил его больше ранним подъёмом, криками дозорных, оголтелым лаем служебных собак. Уже ради этой не тревожной тишины стоило налаживать свою жизнь.(Продолжение следует)