III
Уходя со стройплощадки последним, Вергилий поздоровался со сторожем (не все знали об охранных заклинаниях, а маг не хотел лишний раз привлекать внимание и превращать свои знания и умения в предмет слухов и сплетен).
У Вергилия был «постоянный абонемент» на обед у Клаудио Мурсио, но мысль о том, что придётся слушать вечные извинения придурошного хозяина не вдохновляла. В другой раз.
Можно отправиться к матроне Гундесилле, где каждый вечер читают что-нибудь из Гомера; плюс подают качественное вино.
Или заглянуть к Плутарху? Пару дней тому назад тот хвастался своей коллекцией карт… С другой стороны, перспектива долгой дороги в быстро меркнущем свете дня туда, а потом домой, — в сопровождении слуги с факелом, — совсем не привлекала.
Жилище.
Когда-нибудь ; если очень повезёт ; он сам станет зазывать гостей. Дом обставлен хорошей мебелью, стены украсили гобелены, а кабинет — книги и хитроумные приборы… Когда-нибудь Incantor et Magus Vergilius будет иметь собственную лошадь.
И собственные носилки с носильщиками, ага. Топай давай.
Когда-нибудь мысль о доме не будет укладываться в шесть грустных букв.
А до тех пор будем жить как есть.
Взятые на вынос в соседней харчевне ячменная лепёшка и сыр. Ужин. Вергилий почти пожалел, что не пошёл к Клаудио Мурсио, где на стол между яйцами на затравку и яблоками на десерт подают салат, улиток, жареного козлёнка и… и ещё:
«Боюсь, мастер Вергилий, салат сегодня не очень хрустящий… Увы, это не самое лучшее масло; боюсь… яйца бывают и вкуснее…»
Ах, нет. Пусть лучше будут лепёшка и сыр. И вино; на амфоре нет старого мха, на амфоре нет даже нового мха; это вино не путешествовало через море, но кого это, чёрт возьми, волнует. Вергилий неторопливо поел, выпил, вымыл и вытер руки. Что делать дальше?
Женщина? Ни жены, ни любовницы, ни наложницы — ни любви, ни интриг. Зато через несколько дверей от дома Вергилия были двери всегда-готовой Лувии; чистое лицо, приемлемая цена услуги. В своём единственном платье пурпурного цвета (fecit in Averno) она выглядела достаточно привлекательной. Платье снимали, — полчаса близости, — снова надевали, и Лувия принималась балаболить и смеяться… и дуться, если Вергилий не смеялся вместе с ней. А что потом? Другой бы заснул. Но не Вергилий, нет. Хотя сомнительно, что Лувия действительно получает удовольствие от его поглаживаний…
Но, удовлетворённый физически, в душе он чувствовал пустоту. Далее: после Лувии Вергилий вернётся к своим книгам… А если поразмыслить, то не проще ли сразу перейти к книгам.
Вместо.
Когда-нибудь у него будет столько книг, сколько он захочет. «Травник» Теофраста, «Фармацея» псевдо-Теофраста, «Книга о вкусной и здоровой пище» с иллюстрациями блюд из соловьиных языков и слоновьего хобота, фаршированного трюфелями и печенью дельфина; да под горчичным соусом, ммм! — после такого ужина может понадобится «Фармацея». Когда-нибудь у Вергилия будет полная «Астрономия» Птолемея с золотыми застёжками и обложкой рытого бархата, и «Парфянские особняки» Витрувиуса… Будет и новый «Альмагест» с яркими буквами (его нынешний поистрепался, был уже почти нечитабелен); и вторая книга «Поэтики» Аристотеля, и Зороастр.
А пока, что можно почитать сегодня вечером? У него имелась восхитительная «Камасутра», но холостяк Вергилий выбрал Парфенопиевы «Узоры или Загадки лабиринтов». Сел за стол у окна и, слушая шорох песочных часов, решил двенадцать штук.
Какая великолепная практика памяти! какое чудное упражнение ума!
После этого он выбрал наугад другой свиток, убедился, что лампа в порядке, и лёг почитать перед сном. Он загодя сложил свиток гармошкой, чтобы избавить себя от необходимости сворачивать и разворачивать.
«…в Александрии их пригласили присоединиться к процессии в храм Юпитера, где Громовержца знали под сирийским именем Хаддад. Процессия была организована местной Гильдией красильщиков при первых признаках непогоды, потому что, как они сказали, гром влияет на краски…» — Вергилий взбрыкнул и выронил свиток.
Приснилось?
Нет; ложась, он перевернул песочные часы, и песок только начал сыпаться.
Что это за книга?
Вергилий осмотрел бирку на тубусе. Сенека «О четырёх добродетелях». Вергилий встал и собрал гармошку; конечно, он потерял это место. Ну, хорошо, он найдет его снова, и… Конечно, это был не Сенека, а фрагмент другой книги, боги знают, какой; фрагмент незнакомого текста, так как же он оказался здесь? Он был откуда-то вырезан. И вклеен явно давным-давно. А начало свитка? «Когда эсты, живущие в северо-восточном углу Венедского моря, готовятся к севу, они обращают к ветру такие слова: о Ветер, о Ветер, о вольный Сын Неба…» Вергилий тщательно просмотрел остальное; это были мемуары римского рыцаря, который отправился на север за янтарём, а в пути добросовестно записывал не только каждую купленную унцию и её цену, но также каждую пословицу и название каждого места, где он её услышал.
Ничего похожего на строки о красильщиках.
Вергилий не нашёл подобного и прошерстив остальные свои книги. И не смог припомнить, читал ли эти строки раньше.
Он отложил свиток, лёг, задул светильник, потушил тлеющий фитиль влажными пальцами, пробормотал молитву и заснул.
И спал, и не видел снов.