Иногда бывает такая жуткая крипота приснится и в таких дичайших подробностях, что чувство страха не покидает даже после пробуждения. И как в любом сне, всё кажется наяву, даже самые наивные вещи воспринимаются как подлинные.
Был какой-то обычный день в колледже. Немногочисленные студенты сидели на последней паре технической херни в куртках и уже мечтали поскорее пойти домой. Обшарпанные обои и столы покрытые несколькими слоями бесцветного лака. Тесный кабинет со скрипучим пыльным паркетом. Под партами стояли ученические сварочные аппараты.
Учителя всё не было. То-ли опаздывал, то-ли заболел. Зашел завуч, сказал сейчас должен прийти учитель на замену. Кто-то свинтил с пары, а кто-то терпеливо остался ждать.
Мы с одним одногрупником, вместо шатания туда сюда по коридорам или тупого сидения в классе вышли покурить на улицу. Спустились с лестницы, скрипнула металлическая дверь и мы оказались на заднем дворе учебного заведения.
Стояла такая хорошая холодная зима с солнцем. Везде лежал пушистый снег и из наших ртов шел лёгкий пар при разговоре.
Весь двор был завален металлическим мусором и кипами советской макулатуры. Мы стали рыться в чем то интересном, так увлеклись, что не заметили что за нами возникла тень. Испуганно оглянувшись, мы облегчённо выдохнули - за нами, почесывая усики и бормоча себе что-то под нос прошел учитель по технической. Горбатый, короткостриженный, он, покачивая своим потертым черным кожаным портфельчиком, в длинном, волокущемся по снегу, старом пальто, казалось, нас даже не заметил. Но какой-то горький осадок, он остался от его только присутствия за нашими спинами.
Мы перекурили. Прозвенел звонок и мы лениво поднялись на верх, после того как перекурили другую, конечно.
Войдя в кабинет, мы с удивлением обнаружили за учительским столом того самого человека, который почему-то напугал нас своим появлением во дворе. Факт, что он сейчас сидит перед нашим классом в своем старом учительском полосатом джемпере из пыльной шерсти и достает нагнувшись из своего скукоженного портфельчика мятые бумажки с планом урока, почему-то заставил нас очень неприятно вздрогнуть. Я почувствовал, как по телу пробежали мурашки.
Это длилось совсем недолго. Мы ведь опоздали на урок и вломились в класс уже гораздо после звонка, как тут заведено.
И теперь, посреди затихшего остатка класса, который с интересом наблюдал за интересной ситуацией, как публика в театре, этот человек вперил укрытые за толстыми линзами глаза прямо в нас.
Смотрел он исподлобья. Он все равно был ниже нас, менее сильным физически что-ли и даже чем-то еще. Каким-то общечеловеческим положением я ощущал его низость.
Мы, как-то не уверено, извинились за опоздание.
Взгляд изучающий, причем смотрящий прямо в глаза, не пронзительный строгий взгляд учителя, а скорее как наблюдателя, учёного на подопытных.
Он держал этот взгляд чуть дольше чем его держал бы другой, а затем без интонации разрешил: "проходите".
Мы сели за парты - моё место было прямо перед его столом.
Я почувствовал - атмосфера в классе как-то поменялась. Только все с предвкушением ждали забавной или грубой реакции преподавателя на балбесов опоздавших,
а получили какой-то... холод. Безразличие. Полное отсутствие интереса. Смертную скуку.
Настроение, надо сказать, было отчего-то мерзким, испорченным, словно этот человек оскорблял какое-то неведомое нутро своим только присутствием. Между тем, он наконец выложил кипу своих заляпанных бумаг на стол и стал медленно, практически неразборчиво монотонным голосом запинаясь и неправильно ставя интонации читать учебный материал. Даже я, на первой парте не понимал, что он говорит. Причем, я же слышал его голос - он был тихий, но уверенный.
Мне хотелось разобраться, кто же этот человек, сидящий передо мной. Почему он кажется мне таким странным, хотя он наоборот - очевидно самый обычнейший неудачник, который ненавидит свою работу, но от безысходности вынужден заниматься ею, терпеть, пресмыкаться под ногами тупого начальства, быть формальным, быть не собой, быть кем-то другим.
Читать с бумажки, у него, надо признать, совсем не получалось, он сбивался, потел, кидал в класс вопросительные неуверенные взгляды, а между тем, что можно и ожидать, в классе началась вакханалия:
4 пара, голодные студенты, скучный урок. Конечно все начали орать, смеяться, балаганить, пересаживаться с парты на парту прямо во время диктовки.
В какой-то момент я почувствовал его злобу. Она дошла до меня по какой-то затылочной части мозга.
Странный человек спокойно отложил бумажки, медленно встал со скрипнувшего стула.
Если читал он запинаясь и неуверенно, то теперь он выглядел и двигался очень настроено и как-то исступлённо, словно хищник на ночной охоте - плавно, двигаясь к своей цели, он прошел в ряд и возник прямо над самой шумной и кричащей девицой нашего класса, сидящей на последней парте с подружкой. Вся группа затихла, почувствовав наконец, как и я, какое-то странное жуткое напряжение в воздухе.
Как и положено жертве - девочка заметила преподавателя самой последней из класса, после того как её сообщница сообщила своим лицом почти первобытный испуг перед возникшей угрожающей фигурой.
Он вырвал из ее рук пластиковый пенал которым она стучала по парте весь урок и не отрывая от ее своего холодного взгляда, резко швырнул его в стену. Пенал разбился на куски осыпав боковой ряд пластиковыми осколками.
Теперь на лицах всех неуправляемо опустилась единая гримаса - неожиданный холодный испуг, осязаемый. Не то что обычно ожидаешь встретить в коридорах школы.
Он, с казалось еще большим спокойствием, вернулся за своё рабочее место, к своим бумажкам, и продолжил читать, уже более громко и уверено, пускай все так же мимо интонаций.
И вдруг я почувствовал в себе такой странный призыв, что я должен ему противостоять. Появилось какое-то глубокое убеждение, что этот человек, это существо неправильное по своей природе. Он неправ и поступает неправильно, злобно, преследуя какие то свои личные мерзопакостные интересы, презирая других, считая себя чем-то совершенно отличным, чем-то, с позволением на всё.
Появилась решительность и какая-то ответственность за других в этой комнате. Они теперь предстали передо мной как дети - маленькие, беспомощные, как овцы. А за учительским столом сидел настоящий волк.
Надо признать, что мы все после этого пенала стали вести себя совершенно по другому. В абсолютной тишине зала под монотонное, теперь уже более расхлябанное чтение, иногда прерывавшееся какими-то неразборчивыми комментариями и странным смехом жуткого учителя, мы стали словно заложники, заговорчески переглядываться меж друг другом, строя планы побега.
Не зная что делать, я захотел вывести его на чистую воду и спасти остальных!
Чем дальше шел урок, тем страннее становился учитель. Почувствовав наш страх он теперь диктовал громко, даже слишком, встал из за стола и ходил между рядами как охранник на прогулке. Между тем его интонации и коверканья слов создавали жуткую атмосферу, в которую добавлялся его короткие приступы смеха.
Кто-то поднял руку и попросился в туалет. Он отказал, а потом и вовсе закрыл дверь на ключ.
Потом он сел за стол, видимо у него закончился материал и он принялся просто ждать окончания урока, при этом он начал смотреть на нас и я подумал что уж лучше бы Он читал.
Его странный взгляд исподлобья не мог выдержать никто. Ряд за рядом он прошёлся, казалось, по каждому, ожидая своей доминации.
Температура даже казалось, поднялась в комнате. Тут он снова встал, крадущейся походкой своей подошёл к окнам и вместо того, чтобы открыть форточки он закрыл их!
Так же медленно и плавно он вернулся на место ещё более подобревшим для себя.
Тут прозвенел звонок. Это был словно звонок из другого, радостного мира. Мира детства, родителей, добрых учителей, математики, привычной географии, понятной литературы, компьютерных игр, дома, другой реальности, вот, ждущей там за этой дверью.
Я почувствовал на себе невольную светлую улыбку. Такая освещает лицо после невыносимо тяжёлого.
Мы все облегчённо вдохнули, кто-то даже что-то негромко сказал, все стали шуршать собирая вещи в рюкзаки, кто-то слегка засмеялся.
-МОЛЧАТЬ!
Он хлопнул по столешнице сильной рукой.
Все замерли.
-Вы все себя плохо вели, - начал он тише обычного, но все его услышали. - Вы все наказаны.
Уходящий топот за дверью, веселые голоса ребят из другой группы, они были из другого мира- они шли домой, по своим делам. Мы сидели здесь, боясь пошевелится.
Повисла опять тяжёлая тишина. Я почувствовал горький ком в горле, как от обиды или от слез.
Те, кто успел надеть куртки теперь сидел в них бездвижно, потел.
Было действительно жарко, даже на Нем выступил на лбу пот. Челка упала на очки и наконец Он предстал в своем иступленном отчаянном, безумном истинном виде. Словно мы виноваты во всех его неудачах в жизни. Вот все мы, собравшиеся в этом классе, запертые им. Мы ждали его действий, как овечки ждут пастуха.
Мы все чувствовали себя виноватыми в чем-то, чего сами не могли постичь. Мы были его детьми и мы в чем-то провинились.
Мы так долго бездвижно сидели, скованные его жуткой магией, до того самого момента когда пришла страшная мысль - мы остались совсем одни в здании. Одни наедине с монстром. Никто уже не сомневался что он само зло.
Почувствовав видимо безраздельную власть и свою свободу, свое право быть тем, кем он хочет, ведь мы ему ничего не сделаем, он снова встал и стал ходить между рядами, то замедляя свой шаг над какими-то детьми, над кем-то и вовсе останавливаясь, нависнув над головами, которые не в силах оглянуться, боящиеся взглянуть в его глаза, тем более горящие так близко.
Он явно наслаждался всем этим действом. Я почувствовал его проснувшийся аппетит. Он не переставал потеть, а его лицо при этом застыло в каком то странном, нечеловеческом наслаждении, как у фараонов замурованных другой жизнью. Лицо человека который живёт вечно.
У меня появилось страшно сильное желание разорвать эту связь. Его странную, мерзкую даже в мыслях, даже в этом застывшем воздухе связь между любым ЕГО и всем Нашим.
Порвать в клочья эту ситуацию. Я словно почувствовал себя виноватым в том, что я все ещё нахожусь в этой комнате с ним, что я как и все, жду, жду когда он отпустит нас, проявит свое милосердие.
Я вдруг встал и полный решительности, громко ступая ногами прошел к выходу. Не оглядываясь на немую тяжёлую как глухота тишину за моей открытой беззащитной спиной я потными скользкими пальцами вцепился в холодный ключ, оставшийся в двери и со скрежетом и щелчком, сравнимым с громом, я повернул его.
Дверь открылась. На своих дрожащих пальцах я почувствовал холодные ветра вдуваемые сквозняком снаружи. Воздух.
Тем не менее, действуя словно заведённый или подобно зомби не совсем соображая что творю, я медленно повернулся к застывшему классу и громко сказал на всю комнату: "урок окончен. Все свободны".
Вдруг всё как-то обмякло. Стало очень водянистым и не устойчивым, глаза перестали что то отчётливо видеть, хотя я ещё смог различить ринувшуюся в проход толпу.
Я был рад, и очень спокоен. Я сделал это. Я освободил всех.
С этими тёплыми водами омывающими мой затуманенный взгляд я медленно, очень медленно спускаюсь вниз на пол, вроде бы падаю, но только очень медленно. Невыносимая усталость и...сон.
Я слышал какие то шаги вокруг, какое то передвижение себя ощущал. Неприятное чувство чего-то неизбежно ускользающего...
Я открыл глаза.
Было так тяжело держать их открытыми, что какое-то время я боролся с этим.
Я нашел себя лежащим под своим одеялом дома. Сейчас. Взрослым.
Сознание плыло, словно я очнулся под наркозом прямо во время операции.
Сзади я услышал шорох, какое-то движение. Попытавшись пошевелится, я, к своем испугу, нашел себя полностью парализованным.
Сзади я услышал тихий смешок.
Ужас наступил, когда я вернул последние события из моей памяти. Я начал мычать и дико напрягаясь каждой мышцей своего тела я старался растормошиться, проснуться. Вдруг знакомый смех раскалился на всю комнату. Я старался выбраться, но сколько бы я не напрягался, даже не мог изменить положение зрачка - я все ещё лежал на боку вперившись глазами в трубу напротив меня.
Вдруг онемение стало отступать, я почувствовал колкость по всему телу, словно я был весь затекшим кровью.
Невероятно напрягаясь, у меня удалось чуть развернуться. Самое страшно было бы снова заснуть, потому что это было именно то самое желание расслабиться, закрыть глаза, забыться, быть может навсегда.
Смех затих, но я знал, что ОН где то здесь, в моей комнате, сзади.
Наконец мне удалось встать, мое тело словно не принадлежало мне и последнее что я увидел в моем сне, был тот самый человек - он прятался за моей дверью словно играя со мной, из дверного прохода торчал только его нос, один смеющийся глаз и его руки, на которые были надеты черные резиновые перчатки, поигрывающие, барабанящие по косяку.