Уничтожен

- Рудова! Ты совсем озверела? Что ты сейчас такое сказала в зале суда?
- Я сказала то, что все слышали. Для особо одарённых повторяю ещё раз, в более доходчивых выражениях. Итак, неважно, заберёте вы с Рыльниковой свой иск или нет, я всё равно буду...
- Вяткиной! Фамилия моей жены - Вяткина!
- У так называемой твоей жены может быть любая фамилия, но по сути она Рыльникова - дочь алкоголика, бывший неблагополучный подросток, человек с гнусным прошлым и богатыми криминальными связями. Рыльниковой она родилась, ей же и останется навеки, какой бы лох ни записывал её на свою фамилию.
- Всё сказала? - Голос бывшего мужа, бывшего защитника сборной России по футболу и бывшего уважаемого человека звучал непривычно зло и даже сварливо.
- Боже, в кого ты превратился! - Ираида вскинула изящные кисти в притворном изумлении. - Однако это ещё не всё. Она тебя скоро ещё импотентом сделает. Или уже? - Последние слова были произнесены с таким издевательским сочувствием, что Вяткину впервые в жизни захотелось ударить женщину.
- Ты заберёшь свой иск или нет? - Спросил он звенящим от напряжения голосом.
- Нет, конечно. Я уже доказала всем, что измены не было. Рыльникова подставила меня с помощью своего криминального знакомого Сергея Коб...
- Может, хватит? - Выдохнул он устало.
- Хватит мне тогда, когда я ссужу с тебя компенсацию за моральный ущерб, клевету и недостачу по алиментам на девочек. Думал, я буду довольствоваться жалкими объедками со стола Рыльниковой, да ещё и радоваться при этом?
- С моральным ущербом и алиментами более-менее ясно. При чём здесь клевета?!
- Ты назвал меня однажды проституткой. Прилюдно. Помнишь?
- Это было...
- Это была клевета, - произнесла Ираида с нажимом, - и тому есть десятки свидетелей. Однако для доказательства в суде достаточно двух.
- Похоже, материальные дела твои - швах! - Произнёс Вяткин насмешливо. - Куда же ты дела гонорар за ту книжонку, в которой полила помоями всех, кто мне дорог? Воистину, человек делится только тем, что сам имеет.
- Не надо "ля-ля", товарищ святоша! Я делюсь с общественностью не своими, а вашими помоями, в частности, теми, которые Рыльникова вылила на меня с целью занять моё место. А до моего финансового положения ни тебе, ни твоей каракатице дела быть не должно.
- Я готов заплатить тебе. Столько, сколько ты хочешь, у меня нет, но я могу...
- Мне плевать, сколько у тебя там есть и что ты можешь или не можешь. Мне нужно всё. До копейки. Чтобы ты с Рыльниковой пошёл жить на съёмную квартиру. С милой рай и в шалаше, не так ли?
- Побойся Бога! У нас четверо детей!
- Надеюсь, ты гонял Рыльникову с её детьми на генетическую экспертизу, как меня с нашими девочками?
- Ты зверь. Нелюдь.
Он смотрел на Ираиду и не понимал, как мог когда-то любить это исчадье ада. Лицо и фигура её, почти не тронутые временем, и тогда, и сейчас поражали правильной, строгой красотой. Только тогда, до всех тех страшных потрясений, глаза её напоминали по цвету июньское небушко, а сейчас явственно отливают расплавленной сталью.
Они сблизились на выпускном вечере Дмитрия, когда им было шестнадцать и семнадцать лет. Ираида училась на класс младше. Молодое, пьянящее чувство захватило их, и на следующий год Ирочка оканчивала школу с пятимесячным сроком беременности и обручальным колечком на пальце. Димочка уже тогда зарабатывал в большом спорте в десятки раз больше своего отца, а его любовь писала стихи и рассказы. Ещё она пела со школьной сцены ангельским, немного звенящим сопрано, и будущее виделось им сплошь в розовых тонах.   
- Интересно, - произнесла Ираида почти весело, закидывая ногу на ногу. - Кто же меня сделал нелюдем? Кто разбудил во мне гадкого зверя?
- Я. Это сделал я. Я слишком рано сорвал цветок по имени Ирочка Рудова. Я не захотел выслушать тебя, мою законную жену, когда застал тебя, полуголую в объятьях незнакомца. Я очень виноват перед тобой. Прости. Однако ты тоже должна понять меня и пойти мне навстречу. У меня семья...
- У тебя была семья. У нас с тобой. Рыльникова разбила её и создала на обломках какое-то убожество. И это ты, ты позволил ей сделать это!
- И что же ты прикажешь делать мне теперь? - Вскинулся Вяткин. - У нас с ней четверо больных детей. Меня не берут на работу ни в один приличный европейский клуб, во многом благодаря твоим стараниям, между прочим, - Ираида усмехнулась сардонически. Дмитрий вынужден околачиваться за границей после того, как его мальчики сожгли зимний лагерь отдыха в Подмосковье. Должно быть, мамкины гены проявились. - Ты хочешь, чтобы я бросил Наталью с детьми и вернулся к тебе? С личной жизнью, я слышал, у тебя не клеится...
- Зачем мне жалкий обломок того, настоящего Дмитрия Вяткина? Я в отличие от твоей, так сказать, Натальи обломков с объедками не собираю.
- Это не важно. Ты заберёшь свой иск, если мы заберём свой?
- Нет, конечно. Срок давности по преступлению Рыльниковой ещё не истёк. Она ответит по закону за организацию нападения на меня.
- Её там не было, - устало возразил Вяткин. - Ты ничего не докажешь.
- Как ты можешь покрывать преступницу, да ещё и жить с ней на одной жилплощади, и женой её называть? Она тебе мозги отшибла что ли?
- Мы с ней венчаны. Ты забыла?
- Точно отшибла, - вздохнула Ираида, напряжённо глядя на свои наручные часы мужского образца. - Скоро конец перерыва. Пора в зал.
- Я взял её  девочкой, - ляпнул вдруг Дмитрий.
- А меня ты взял мальчиком, можно подумать, - парировала Ираида насмешливо. - Там Вишневская приехала. Сейчас она расскажет, всем, как твоя жирная стриптизёрка ходила перед вашей первой случкой швы себе накладывать, и много о чём другом расскажет, например, как та пыталась её ограбить однажды.
- Швы? Какие швы? Куда? - Растерялся Дмитрий.
На него было жалко смотреть, но Ираиде, похоже, плевать на это.
- Сейчас нам всем расскажут, куда, а, главное, зачем, лох ты венчанный.
- Постой... Вишневская? Илона? Она не даст показаний против нас!
- Она даст показания против Рыльниковой. Знаешь, почему?
- Ты ей заплатила! - Жахнул Вяткин. - Вот, на что ты тратишь свои гонорары! Ты им всем платишь! Ты! Одержимая местью, злобная, безголовая сука!
- Кому-то плачу, - легко согласилась Ираида. - Тому алкашу, например, бывшему прихвостню Рыльниковой, пнувшему меня во время нападения в живот. Он не только себя - мать родную оговорит за бутылку. А мне даже оговоры не нужны. Только правда. Вишневской не нужны мои несчастные деньги. Она дама состоятельная, ещё и замуж за миллионера недавно вышла, к тому же. Она расскажет всё, что ей известно, потому что ей жаль тебя, дурака. Не может она смотреть, как ты называешь из года в год женой какое-то гнусное отребье.
- А ты? Кого ты называешь мужем? Такая злобная тварь не нужна никому, даже бомжу последнему! Ты...
- Вас ждёт в коридоре какой-то мужчина, Ираида Ильинична, - сообщила, заглядывая в переговорную, молоденькая секретарь суда. - Уже почти полчаса, - уточнила она, вскидывая вверх крошечный указательный пальчик. 
Она смотрела на Ираиду Рудову с неподдельным восхищением, и внимательный наблюдатель смог бы заметить, что Полиночка перекрасилась во время процесса из рыжего в пепельный оттенок русого, точь-в-точь, как у Ираиды. Ещё полосатую блузку прикупила, не иначе, как насмотревшись на полосатые наряды скандально известной писательницы.
- Как он выглядит? - Поинтересовалась Ираида, перелистывая свой ежедневник и не находя в нём ни малейшего намёка на приглашённого мужчину-свидетеля.
На вторую половину дня вызваны только бывшая прима Большого театра Илона Вишневская и преподаватель народного танца Марина Лужина, их с Рыльниковой соученица по хореографическому училищу. И та, и другая согласились рассказать о том, какой образ жизни вела достопочтенная десятипудовая мадам Натали на последних курсах училища, а заодно об её криминальных похождениях.
- Высокий темноглазый шатен. Волосы волнистые. Плечи очень широкие. Ни одной правильной черты лица, но при этом очень кра... - Сдавленный вскрик Ираиды прервал добросовестное описание юной барышни, и она умолкла, заморгав смущённо.
- Зовите его скорее сюда! - Выпалила Ираида. - В коридоре ни одной скамейки! Ему нельзя стоять так долго!
Однако Александр сам уже входил в переговорную. Походка его была уверенной, взгляд весёлым. Едва завидев его, Ираида стиснула на груди руки, рухнула обратно на стул и хрипловато разрыдалась. Улыбка на лице вошедшего сразу же погасла, сменившись выражением крайнего беспокойства. Александр бросился Ираиде в ноги, схватил её за руки и принялся покрывать их поцелуями.
- Любовь моя! Жизнь моя! Цветок мой! - Повторял он исступлённо. - Он совсем вымотал тебя, да? Давай уедем отсюда, Иретта, милая! Ты слишком хрупка, чтобы заниматься этим всем. Брось этот процесс, умоляю тебя!
- Ты ходишь! Сам! Без поддержки! Боже мой, Александр... Доктора говорили, что это невозможно!
Они словно не слышали друг друга: один умолял бросить к чёрту этот выматывающий процесс и уехать с ним, другая рыдала от радости, что любимый ходит без костылей и трости. После того, как Александр несколько месяцев назад прикрыл своим автомобилем машину "Скорой помощи" от несущегося на неё грузовика, доктора давали самые безрадостные прогнозы, но он здесь, с ней, и он ходит. Что может быть важнее?
- Я купил для нас с тобой дом, - говорил Александр, глядя прямо в заплаканные глаза Ираиды. - В нём нет ни одного телевизора, и в каждой комнате часы. Даже в кухне и в прихожей. Прямо, как ты любишь! Уедем, любимая?
- Да, - Ираида решительно отёрла слёзы. - Уедем сегодня же. Мне больше нечего делать в этом несчастном суде.
- Как это тебе нечего делать в суде? - Голос Дмитрия звучал разбито. Он ещё не перестал понимать итальянский язык, не зря играл десять лет назад за один из их клубов целых одиннадцать месяцев. - А, как же...
- Да, провались ты вместе со своей Рыльниковой!
- Ты заберёшь иск?
- Да. Как только вы оба заберёте свой.
- Хоть сейчас заберём!
- Так, иди и займись этим, и не морочь голову.
Дмитрия Вяткина не пришлось упрашивать дважды. Он пулей пролетел мимо замеревшей в дверях Полиночки. Та с восторгом наблюдала развернувшуюся перед ней почти киношную сцену, позабыв о свидетелях, документах и прочей судебной скукоте.
- Как ты решился приехать?
- Я прочёл твоё последнее стихотворение и ужаснулся тому, что творится у тебя на душе.
- Я пишу по-русски. Что ты мог понять?
- Валерия перевела мне его по моей просьбе.
- Мои девочки навещали тебя?
- Да, два раза. Мы очень мило провели время. Кристина делала наброски с меня, им в колледже задали нарисовать человека в разных позах, а Валерия прочла нам с ней интереснейшую лекцию о психологических основах искусства и о чём-то в этом роде. Честно говоря, я не всё понял и многое забыл! - Они оба рассмеялись счастливо. - Думаю, это не так важно. Важнее всего другое, - Александр замолчал, уставившись на Ираиду тёплым, ласкающим взглядом и, кажется, забыл, о чём говорил  только что и, вообще, обо всём на свете.
- Что же для тебя важнее всего? - Спросила Ираида с улыбкой.
- Слушать тиканье часов вместе с тобой, Иретта. Наслаждаться тишиной вдвоём.
- И всё?
- Нет. Ещё хочу, чтобы ты родила мне мальчика с такими же глазами, как у тебя. Или девочку. Или обоих сразу. Я хочу держать тебя за руку всю жизнь.
Ираида припала к тёмно-каштановым кудрям Александра. Она заметила, что он пострижен не так коротко, как всегда. Два месяца назад она сказала ему, что её приводят в восторг его кудри.
Через два дня они неслись вдвоём на мотоцикле по серпантину. Точнее, Ираиде казалось, что они несутся, а Александр ехал медленно и осторожно. Он не мог рисковать любимой женщиной, которую завоёвывал почти три года. Позже они праздновали свою помолвку в компании общих друзей, матери Александра и почти взрослых дочек Ираиды.
- Хорошо, что ты не стала уничтожать Вяткина, как намеревалась вначале, - сказал Александр, улучив минуту. - Это отняло бы у тебя последние силы и оказалось бы в итоге Пирровой победой.
- В этом не было никакой необходимости, - согласилась Ираида.
"Он и так уничтожен, - добавила она про себя. - Уничтожен тем фактом, что война в моей душе окончена".