Если Валентина может…
Репетиции нашего ансамбля проходили раз в неделю в штабе полка. Выступали в Доме офицеров или на предприятиях, а иногда выезжали в колхозы. Армия крепила дружбу с эстонским народом.
У эстонского же народа были свои богатейшие музыкальные традиции, а именно: хоровая культура и народная музыка.
На каждом предприятии, в каждой крупной организации, в учебных заведениях были хоровые коллективы, которые готовились к одному, основному событию в Республике Эстония – Празднику Песни, проходившему раз в четыре года в Таллинне.
Однажды на репетиции появилась Валентина.
— Я хочу петь это и это, — дала мне ноты.
— Хорошо, пойте, — просмотрев песни сказала я.
— Но я ноты плохо знаю, Вы, пожалуйста, разучите со мной эти песни.
Я знала, что на вокальное берут и без музыкального образования – лишь бы голос был, но все-таки поразилась такой самоуверенности.
«Если Валя может, то и я, наверное, смогу» – я отправилась в Таллинн и подала документы для поступления на факультет музыкальной педагогики. На фортепианное? Нет, куда уж мне.
Таллиннская консерватория расположилась в зеленой зоне города- практически в сосновом лесу-довольно далеко от центра. Как пчелиный улей, издающий постоянное, мелодично- деловитое гудение, здание консер-ватории было наполнено внутренним звучанием разноголосого оркестра с раннего утра до поздней ночи. То фортепианный пассаж вырвется отдель-ным голосом, то колоратурное сопрано замрет на высокой ноте и постепенно растает, а то и мощная туба пробасит свой неуклюжий ход. Летом, когда открывались окна, вся округа наполнялась звучанием этой музыкальной шкатулки.
Экзамен по фортепиано был первым. Бах, Шостакович, Скрябин, Рахманинов, Щедрин... Я была счастлива вспомнить свою программу: два года прошло с тех пор, как я закончила училище.
После экзамена доцент фортепианного факультета пригласил меня в свой кабинет.
- У вас хорошая подготовка- мы обсудили и решили предложить Вам учиться на фортепианном отделении.
Инструментальные факультеты - скрипка, фортепиано и другие- негласно считались элитными- какой труд стоял за каждым музыкантом! Ежедневные, многочасовые, идеально 5-6 часов, занятия дома: оттачивание техники, разучивание произведений наизусть, работа над динамикой. Программа музыкального училища уже рассчитана на высокий уровень мастерства музыканта, а что говорить о консерватории!
Я даже не задумалась над предложением: «нет, спасибо».
И позже: зачем мне это? Буду также сидеть в классе и также учить детей, только постарше. Да и вряд ли ещё найду место....тут все для эстонцев в первую очередь. Сказалась моя провинциальность, узость мышления, неверие в себя, хотя папа всегда говорил мне:
- Горжусь тобой! Ты у меня большая умничка! - но оставлял на мое усмотрение где учиться и о чем мечтать.
Остальные экзамены были успешно сданы: впереди пять лет учебы в пре-красном удивительном городе Таллинне.
Дважды в год, как и у очников, у нас была сессия, а в середине се-местра мы-заочники приезжали на индивидуальные уроки к своим препода-вателям. Во время сессий каждый день по несколько лекций, и уроков , а в конце месяца –экзамены
Но в основном, конечно же, заочное обучение предполагало самостоятельные занятия: получалось, как в том анекдоте, где соловей окончил очное, а воробей –заочное, поэтому они так по разному поют. Но если серьезно, то требования были одинаковыми для очников, что для нас.
По началу я взялась за дело основательно и до третьего курса дошла легко.
Дирижирование хором на нашем факультете считалось основной дисциплиной. Эстонии нужны были дирижеры - вся Эстония, в сущности, была одним большим хором.
Моя учительница-эстонка разбирая со мной партитуру хорового произведения, вооружившись тонко отточенным простым карандашиком и не всегда находя русские слова объясняла:
-Здесь показать дыхание: правильно я говорю? - и рисует галочку в нотах.
-Здесь «замолчать»: правильно я говорю? – и рисует дугу.
-« Снять»- подсказываю я.
- Да, снять.
Я повторяла за ней движения рук, показы и думала- как все скучно и легко!
Так мы и учились: я никогда не стояла перед хором, никогда не гото-вила хоровую программу самостоятельно - ждала тонко отточенный каран-дашик.
Но на третьем курсе у меня сменился педагог- ее звали Галина Джо-новна- не намного старше меня, стройная, стильная, с копной рано начав-ших седеть волос, сама еще студентка аспирантуры в Ленинграде. Энергич-ная походка, волевой голос. Подруга предупредила:
-Ну, держись теперь. Галина– редкостная стерва, «валит» на экзаменах только так. Но, все-таки в трудную минуту, может и поддержать.
Я приехала в Таллинн на первый урок с новой учительницей: у нас была неделя.
В просторном классе с двумя концертными роялями, с подставкой для дирижера между ними и с большим зеркалом напротив- дирижер должен смотреть на свои руки- меня ждала Галина Джоновна. Я немного оробела: с моим прежним педагогом уроки проходили в более «скромных» классах.
- Концермейстеров я пока не приглашала – давайте знакомиться.
За роялями должны были бы сидеть аккомпаниаторы, один из которых исполнял партию хора, ( невозможно же хор приглашать на уроки), а другой – партию оркестра, если хоровое произведение предполагает сопровождение.
- Покажите, какую программу Вам дал предыдущий преподаватель: так, « 10 поэм на слова революционных поэтов» Шостаковича. Что отсюда?
- У меня – песня на слова поэта Радина.
- А на слова каких поэтов остальные песни?
- Не знаю- зачем это мне. Я ведь только одну дирижирую.
Без комментариев она откладывает ноты в сторону и берет следующие.
- Моцарт «Requiem» - Что отсюда?
- «Dies Irae »
-Прекрасно, как это переводится?
- «День гнева», кажется...
Джоновна посмотрела на меня с жалостью, беря следующий сборник.
-«Николетта» Равель – ну что –ж, милая песенка- в каком темпе?
- Кажется, Andantino…или Andante…
Поднимает брови, складывает все сборники и отдает их мне.
- Когда у Вас следующий урок?
- Завтра,- говорю я
- Тогда до завтра,- и выходит из класса.
Понимаю, что так как было раньше- уже не будет.
Учу все 10 названий революционных поэм, а заодно и темпы, и авто-ров слов , в библиотеке ищу перевод с латыни всех частей Лакримозы. Ко-нечно, все это «проходилось» в училище, стыдно не знать шедевры, но я была пианисткой и хоровым творчеством не увлекалась. ( нашла себе оправдание).
Второй урок прошел по тому же сценарию: но теперь ее интересовали другие вопросы. В тексте песни « Николетта» было слово «паж» и слово «палаш»: с «пажом» разобрались, а на «палаше» я застряла:
- А что такое-палаш?
- Сабля, - говорю я
-Сабля?- спрашивает она меня.
- Вроде бы. .да
- Вот будет у вас хор какого-нибудь завода и рабочий вас спросит: « А что такое палаш?» и что Вы ему ответите? … Хотя, что я говорю… у Вас хора никогда не будет.
Так прошла неделя: на последнем уроке я знала все и ядовито расска-зала ей, что палаш- это рубяще-колющее клинковое холодное оружие, обоюдоострый короткий меч, взятый на вооружение ….снятый с вооружения …и т.д., цитируя наизусть статью из энциклопедии.
Она, подтачивая пилочкой свои ногти, не дрогнув выслушала и сказала:
- До встречи на сессии.
-Но Вы мне не показали как дирижировать все это! – я остолбенела.
- А я никому ничего не показываю: мои руки –это мои, а у Вас должны быть свои. И голова тоже! Вы на третьем курсе консерватории! Но похоже, что Вы экзамен не сдадите.
- Тогда я не приду вообще.
- А вот прийти Вы обязаны, иначе куда я двойку поставлю: зачетку не забудьте.
Дело принимало серьезный оборот. Здесь в консерватории я не была да и не старалась быть отличницей. Семья, работа, художественная самодеятельность: времени на учебу не хватало. Там, в моем детстве, я, стараясь быть лучшей во всем, возможно, добиваясь маминой любви - теперь мне не надо было никому и ничего доказывать. К тому же город Таллинн предлагал большой выбор развлечений – это тоже отнимало время – нужно честно признаться.
Зачем я вообще поступила? Какую цель преследовала? Двадцати – рублевую надбавку к зарплате? Хотела стать хоровым дирижером? Зачем?? Или потому, что от меня ждали, что я окончу консерваторию?
В курилке я подошла к Боре- приятелю-студенту-дирижерского: по-плакалась, рассказала ситуацию, как меня –русскую- здесь ущемляют..
- Понимаешь, в общем-то она права. Ты должна сама ..это…ну сооб-ражать :не так и важно как ты руками машешь.,- огорошил он меня.
- А что важно?
-Чтобы тебя хористы понимали - хоть носом дирижируй.
На самом деле есть, конечно, техника дирижирования, постановка рук - это все к третьему курсу у меня все-таки было. Не было самостоятельности, понимания роли дирижера, не было чувства, что я могу взять ноты и показать хору как это надо петь. Сама. Без учителя с карандашиком. Я все еще оставалась дилетанткой, немного похожей на тех, кто спрашивает: А зачем вообще дирижер-то нужен?
Я начала заниматься, иногда консультируясь с кем-либо из студентов: к началу сессии я была готова. Помню даже лежа в постели я дирижировала ступнями: пальцы ног вверх-это дыхание, потом сетка на четыре четверти, снятие, снова дыхание…Я стала понимать весь процесс и, хотя у меня не было опыта руководства хором, я начала слышать этот воображаемый хор, видеть перед собой певцов, обращаться к ним взглядом и разговаривать с ними моими руками. Это было открытием для меня.
Наступило время экзаменов. После исполнения всей моей программы, экзаменационная комиссия: дирижеры-корифеи, маститые эстонские композиторы и Галина Джоновна среди них - удовлетворенно поглядывали на меня:
-Коллеги, вопросы есть?
- Есть!
И тут мне задают вопрос…а ответа нет…задумчиво смотрю в пото-лок…. перевожу взгляд на комиссию...надо что-то говорить… моя «Джоновна» как-то странно закатила глаза вверх и вправо ( там в хорах стоят тенора), а потом перевела их вниз и влево ( сопрано), а потом выразительно посмотрела на меня:
- Так почему же? – повторяет свой вопрос член комиссии.
- Потому что композитор поручает главную партию сначала тенорам, а потом – сопрано.
- Ну что сказать - еще ни один студент за всю мою практику не ответил мне на этот вопрос: Вы- первая.
Галина Джоновна подошла ко мне после экзамена улыбаясь:
- Поздравляю с отличной оценкой и скажу сразу: мы с Вами начинаем готовиться к выпускному экзамену и на нем – как бы хорошо Вы не дирижировали, вы никогда не получите пятерку - просто потому, что Вы русская.