БРИГАДИР
Остановившись, Филимон не спеша смахивал рукавом клетчатой рубахи пот, что бисеринами обильно оросил чело. Вот уже почти добрый час Филимон таскал ручную боронку по картофельному полю. Осталось ещё чуток до завершения. Да и солнце всё более накаляясь, стало донимать, загоняя человека в тень. Как раз кстати подоспел зов супружницы.
- Полно тебе, Филя. Окстись, жаринь вон какая!
Интересно, как бы восприняли соседи нынешнюю картину обрабатывающего вручную огород бригадира скажем, лет пять назад. Конечно же, удивлению, недоумению, а то и смеха не было бы конца. Ещё бы! Суровый, грубоватый бригадир полеводческой бригады Филимон Савельевич памятен каждому жителю Красного. Любил Филимон лихо промчаться пароконной упряжкой улицами села, поднимая клубы сочной дорожной пыли. Пофорсить перед односельчанами – жило в натуре бригадира. Как же! Какая никакая, а всё же – власть! И распространялась она больше на женщин, его подчинённых.
Вовсю полыхает разгоревшееся пламя в печи, весело лижет выставленные поближе к огню чугунки, горшки, кринки. Сгрудившаяся детвора неотрывно глядит на пляшущие огненные языки горящих поленьев, с нетерпением дожидается готовящегося завтрака – похлёбки.
- Не путайтесь под ногами, потерпите малость, - в сердцах одёргивает малышей разгорячённая, раскрасневшаяся Марфа. От резкого стука в окно вздрогнула; к стеклу прилипло блином расплющенное широкоскулое лицо бригадира Филимона.
- Напугал нас, леший! – ругнулась.
- Долго ещё будешь копаться, мать твою?.. Работа не ждёт, - прокричал грозно бригадир.
- Погодь маленько, Савелич , вот только покормлю дитёв. – отозвалась Марфа.
- Давай, давай, не мешкай, - поторапливал.
Вот так всегда, вихревым наскоком, раздражённо раздавал наряды, будто не существовало иного способа оповещать женщин- тружениц. Они хоть и привыкли к такому обращению, всё же иногда возмущались: «Ишь, неугомонный, нам бы твои заботы…»
По окончании летней страды, традиционно устраивалось что-то в виде праздника.
- Собирайтесь, бабоньки, на кончинное, - торжественно объявлял бригадир.
Пили жгуче- горький напиток за удавшийся урожай хлеба, за нерушимую крепость державы.
- Вы уж не серчайте на меня, милые, взбалмошным нравом наделён богом, - винился Филимон Савельевич перед женщинами, облачённых по такому случаю в праздничные обновки.
- Чего уж там, нешто мы не разумеем: ты кричишь на нас, а на тебя кричит твой начальник. И, поди не убудет нас, - резюмировали.
Вот такие мгновения калейдоскопом проносились в мыслях – воспоминаниях Филимона. Отошли, отлетели, канули в лету годы трудовой героики. Не всё ладным оказалось и в личной жизни бригадира. Умерла первая жена Анна, оставив двух дочерей. И со второй Настей долго не прожил. Теперь коротает век с третьей – Анисьей.
Распался и кормилец- колхоз. Растащили, разбазарили колхозные постройки, что возводились их же руками, в былые времена, а также скот, лошадей. «Всё предано, продано, всё голодной тоской изглодано», - как некогда сказала Анна Ахматова о революции семнадцатого года. Нечто подобное мог произнести сейчас и бригадир Филимон, вынужденный впрягаться в борону вместо лошади.