Резко вскочила и села на постели. После долгих дней лежания, осмотра потолка, отказа от жизни вернулась к действительности. Пока на минуту, сказав себе: «сегодня или никогда». Тяга, что вынудила меня оставить мысль о перине, оказалась в ту минуту намного сильнее, чем продлить лежание. Что со мной происходит? Нужно все описать. Возможно, последний шанс отметить, что происходит со мной и вокруг меня. Иначе потеряю себя. Или уже потеряла?
Лежу в большой комнате, на люксовой кровати с чистой, ароматной постелью. Давно прошло время, когда спала на разложенном матрасе. Это все внешне. А действительность? Умираю, или что-то умирает во мне. Вопрос только в том, как долго это продлится.
Вскакиваю, хватаю перо, бумагу и начинаю царапать слова, сначала беспорядочно, затем понемногу осмысленно, вспоминая, как все произошло. Как я оказалась в состоянии, когда мысли стали слишком большим даром и требуют огромных затрат. Вспоминаю, как однажды, восемнадцатилетней, пришла к маме. Она плакала, как обычно. Причина ее слез мне была не понятна. Я любила жизнь: волшебство познаний, много вещей, которыми можно заняться, люди, с которыми можно встречаться. А мама плакала целыми днями, закрывая лицо ладонями, превращаясь с каждым днем все больше в бледную тень. То, что было мамой в мои десять лет, уже не стало мамой в мои восемнадцать. Кто или что украло маму? Вместо нее осталась оболочка для слез, стонущая в своем уголке, не способная даже к домашней работе, не то что к жизни. Итак, пришла к маме, обняла и спросила: «Мама, что тебя волнует? Почему плачешь, ведь на улице так красиво. Пойдем, наварим кнедликов с голубикой, вчера в лесу я нашла огромное поле голубики».
Вспомнила эту сценку и заулыбалась. Восемнадцатилетняя дочь утешает мать. В то время я часто проводила целые дни в лесу, на своей любимой скале и мечтала, планировала, создавала свой будущий мир, полный бесконечных возможностей. Ах, те дни казались такими простыми и прекрасными. Радовалась и остальным бесчисленным дням, которые предстояло мне прожить. Мама как будто мир не видела, забывала, что существует много того, что приносит радость. Я старалась ее развеселить рассказом о дятле в лесу, мелодично долбившем кору высокого дерева, о кнедликах с голубикой, которые она любила еще перед великим плачем. Схватила ее за руку и потянула в кухню. Со стороны казалось, что тяну тряпичного клоуна. Невозможно было видеть ее искаженное лицо. Жизненные страдания матери мне казались бессмысленными, поэтому решила ее встряхнуть. Никогда раньше не смела позволить себе что-то подобное. Сильно затрясла и начала кричать: «Проснись, наконец! Думаешь, нас развлекает твое отвратительное поведение. Во что ты превратила свою жизнь, а, может, нас ненавидишь?» Не помню всего того, что наговорила. Мама расплакалась еще сильнее, а меня поглотил поток злости: «Плачь, плачь, этим исправишь свою жизнь. Может, ты забыла, у тебя двое детей и муж. Вопрос в том, как долго они будут. Ведешь себя, как будто нас терпишь. Если хочу тебя обрадовать, начинаешь плакать еще сильнее. Кто может такое выдержать? Что за проблема у тебя?». Мама плакала и плакала, а потом вдруг между рыданий промолвила: «Знала бы, что с тобой сделали».
Сознание мое затуманилось от этих слов. Сейчас трудно восстановить чувство, которое в тот момент охватило меня, но смутно помню, что не могла понять, что плачущая мать совершила. Ведь мне неплохо жилось. – «Да, девочка моя, допустила ошибку», - она снова заплакала, протянула ко мне руки. Весь накопившийся гнев у меня прошел, и я оказалась в маминых объятиях.
– Расскажи, мама. Думаю, что ничего страшного не произошло. Тебе легче станет, если выскажешься, и мы пойдем, наконец, лепить кнедлики с голубикой.
– Наталья, извини меня, - начала мама, - никогда себе этого не прощу.
Вспоминаю, что при всей отваге и решительности меня охватила боязнь услышать малоутешительное известие, не обещающее ничего хорошего. Подозревала, что проблема, тяготившая мать, не была банальной, иначе она не захлестнула бы многие годы ее жизни и не привела к огромной депрессии. С другой стороны, мне виделся иной мир, правдивый, счастливый, настоящий. Для меня существовали бесконечные возможности, и я не могла допустить, чтобы мой мир мог быть чем-то нарушен.
- Знаешь, девочка, когда ты родилась, нам казалось, что на фоне твоего брата, спокойного и послушного, ты была слишком капризная. Выглядела как воплощенная, маленькая дьяволица. Была гиперактивна, требовала к себе внимания на двести процентов. А я не могла справиться. Ночами не спала, днем бродила по квартире как живой труп. Готова была сойти с ума от тебя. Часть моего я начинала даже тебя ненавидеть, хотелось все это как-то закончить. Прости меня, девочка, за это.
Однажды твой отец рассказал о знакомом враче, который освоил удивительно магический метод лечения людей с чрезмерно высокой активностью. Этим способом, якобы, вылечивается почти каждый пациент. И если даже не удастся вылечить, то эта инвазивная процедура, по крайней мере не повредит. Сообщение было принято мною как чудо, послание от Бога и избавление от тяжелой жизни. Мы встретились с доктором. Его ответ успокоил меня: метод давно проверен на многих больных, боль ты не почувствуешь, главное, оправишься.
Казалось, что мама исповедуется не только мне, но и Богу. Помню, как на велосипедах мы ехали с мамой к бабушке, как я упала с велосипеда и через некоторое время проснулась на больничной койке с перевязанной головой. Было мне пятнадцать лет. Мама продолжала рассказывать, открывая передо мной страшную историю.
– Мы вошли в зал ожидания клиники, где была масса народа. Дала тебе снотворное. Убедилась, что делаю правильно: столько людей вокруг, которые желают того же самого. Ошибки быть не должно. На стенах висели фотографии здоровых детей, подтверждающие, что операция – рутинная процедура. В кабинете врача подписала некоторые бумаги и оставила тебя в клинике. Отец целый день работал, пришел поздно вечером. Сказала ему, что ничего страшного не случилось, просто ты упала с велосипеда. На следующий день забрали тебя из больницы, пока еще с завязанной головой.
Я не все понимала из рассказа мамы: почему она меня усыпила, и что за операцию я пережила. Называют это лоботомия. Я не совсем в этом разбираюсь. Отделяется какая-то часть мозга, благодаря чему дети стают спокойнее.
-Теперь понимаю, что в пятнадцать лет успокаивать не было смысла, но я жила постоянно со страхом за тебя. Была ты слишком активна, многое творила бездумно, а я хотела иметь порядочную леди, которая бы нас не срамила.
– Лоботомия? Никогда об этом не слышала. Ты решилась на такую операцию? Почему? Никогда я не чувствовала себя странной, иногда терялась с мыслями, но быть странной? И не следовало меня исправлять! – я хватала ртом воздух и не могла прийти в себя. Моя вечно плачущая мать обманула отца, меня и оставила на мне несмываемый след, который будет сопровождать меня всю жизнь.
– Не хотела сделать тебе больно. Все прошло отлично. Отец ничего не знает, да и времени у него на все не хватает, а ты была хорошая, милая. Правда, я стала замечать у тебя некоторые изменения. Терялся твой энтузиазм, а вместе с ним и то, что делало тебя личностью. Иногда тебя охватывали приливы ярости, тогда я начинала огорчаться и плакать.
Когда мама это сказала, я посмотрела на нее недоверчиво. Что же? Это не должно было случиться со мной. Именно отсюда, из этих тесных взаимосвязей между стволом головного мозга и телом, по моему мнению, (могу ошибаться, хотя не думаю, что ошибаюсь), и происходит генерация образа тела, который является основой для индивидуальности личности. Мысли разбегаются, не могу их организовать. Когда-то услышала, что жизнь как мотоцикл, который нельзя резко затормозить, иначе заглохнет. Может, автор прав, но мне кажется, что шаркающая старческая походка соответствует миру вокруг меня. Окружение это грустное, серое и бессмысленное, как и отблеск моих мыслей. Временами себя осознаю, временами сама себя теряю. Начинаю вновь искать потерянное собственное я и не могу найти. Поиск – мое призвание. Поиск себя, поиск смысла жизни. Начну искать в одном направлении, забываю, куда шла и схожу с дороги. Мозг мой как большой лабиринт, из которого выпали важные пути, и нет дороги для выхода. Давно не хочется ни с чем бороться, а жизнь потеряла смысл.
Меня охватывает гнев. Во что вогнал меня этот человек, Мониш (!). Поместил в серый мир без мозга, устроил никчемную жизнь так, что меня выгнали с работы, которую нерегулярно посещала и была безответственной. Оставалась дома и занималась хозяйством. Если бы не Мониш, я продолжала бы заниматься журналистикой, которой всегда увлекалась. Это он устраивал вечеринки и выдумывал поездки, из-за которых я не успевала подготовиться к следующему дню и проваливала свои задания. А главное – он убил во мне мой креативный дух, я не могу найти собственное я. Стала часто размышлять об этом, и только теперь способна осознать, что случилось со мной.
Вспомнила о волшебном зеркале. Рассказало о случае с женщиной, которой могла бы я оказаться. Мое отражение, если бы не случилось то, что произошло со мной, отмеченной тем, о чем узнала в восемнадцать лет. Успешная женщина, которая все, что задумала, доводит до удачного завершения. Зеркало показало моих прекрасных и умных детей, которым уделено много любви и внимания. Показало ту легкость, с которой можно бороться с жизненными неудачами, и рассказало, как совместить все деяния в единое идеальное целое. Не хотелось дальше смотреть этот совершенный мир. Убежала.
Пойти заварить чай, или сходить за продуктами? Мысли разбежались, не могу сосредоточиться. Вернуться снова к той минуте, когда вскочила с постели и взяла в руки перо? Две страницы написанного так и остались лежать на столе. Желание писать исчезло. А, может, начать писать с конца? За последние несколько лет замечаю, что разумное мышление полностью исчезает там, где человек теряет собственное я, и вместе с тем пропадает мир, который проживаешь.
2. Грохнули входные двери. Приятель. Сегодня постараюсь не сердиться. Хотя днем думала, что будет снова упрекать: уборкой не занималась, ничего не сварила.
– Дорогая, ты дома? А что, если нам вечером поужинать в ресторане?
- Почему? Хочешь сказать, что я не способна сварить? Нашел новый способ, как придраться?
Не смогла удержаться.
– Нет, я думал, что можно устроить прекрасный вечер. Но хочешь варить, свари, буду рад.
Говорил и при этом улыбался. Его улыбка выглядела провокационной и насмешливой.
– Тебе варить не буду, не служанка. Посмотри на меня – развалина. И это сделал ты. Нравится? Занимаешься уничтожением людей?
- Наталия, это уже слишком и вынести такое невозможно. Завтра пойдем к психиатру. Стараюсь сделать приятное, помочь, а ты каждую попытку уничтожаешь на корню. Думаешь мне с тобой нравится жить? Жить только из жалости?
- Так уходи, оставь меня, найди ту, которая без проблем, - высказалась со злобой и со слезами. Однако, побаиваюсь, что уйдет, и я останусь совсем одна.
– Не уйду, люблю тебя. С пятнадцати лет тебя обожаю. Только прошу: пойдем к психиатру. Ведь ты не живешь как нормальный человек. А врач бы помог разобраться, что с тобой происходит.
– Мне не нужен психиатр. Мне никто не поможет. Оставь меня.
Сначала убеждала его, что решу проблемы сама, не следует обо мне заботиться. Однако понимала, что невозможно измениться, потому что некая часть меня отсутствует. Это не субъективное чувство, и понятна причина моего поведения.
- Конечно, не каждый поймет, что за жизнь с таким человеком, как я. Знаю, что ограничиваю тебя во многом, но вряд ли что-то изменится. Это не моя вина.
– Наталия, нужно что-то решать и не верю, что нельзя найти выход. Нужно попытаться выровняться и найти, наконец, себя. Где та решительная девочка, которая яростно боролась, и почему бросила поле боя? Лежишь целыми днями на постели и ничего не делаешь. А когда хочу с тобой обсудить проблему, ты отклоняешься от темы, и результата никакого. Сокрушить мир не получается. Помнишь, как ты говорила раньше, что нужно по жизни бежать или хотя бы идти постоянно вперед. Потому что, если человек остановится, то не появится шанс добиться успеха. Боюсь, что ты остановилась. Рад бы помочь, но вижу - не хочешь, так и я не смогу.
– Прошу, не уходи. Попытайся еще меня разбудить. Если не разбудишь сейчас, не останутся шансы проделать это вновь. Я не совсем сплю, остается во мне часть живого человека.
Взглянула на него, но увидела, что любовь в глазах друга угасла навсегда. Смогу пробудить в нем лишь жалость.
Осталась одна. Ушел. Долго, очень долго терпел и старался. Был рядом, когда я установила свирепую скорость, с помощью которой пыталась заглушить черные мысли. Жил со мной, когда мне перестало везти и была выброшена с работы из-за неопределенности. Не бросил меня в то время, когда целыми днями лежала дома и смотрела в потолок. Но после многих выступлений, когда обвиняла его во всех моих страданиях и несчастьях, ушел. Думала, позвонит, напишет. Нет, отдыхает от меня, и не нужна ему. Сказала, что не буду рыдать. Рыдала.
Убежала на любимую скалу, села с мыслями о том, кто я, какая, что чувствую. Машинально коснулась пальцами головы, но шрама вновь не обнаружила. Из глаз брызнули слезы. Операция уничтожила мою жизнь. Невозможно собрать все части моего я в единый образ. И так же точно мою деятельность. Рвение, с которым постигала науку и все новое, исчезло. Разрушилось мое внимание, способность сосредоточиться. Не способна запоминать информацию и не могу ее использовать. Вникаю, например, в прочитанный текст, но не схватываю в целом его смысл. Эти изменения невозможно исправить. Навеки останусь медленно умирающим существом. Просидела на скале пару часов. Затем села на велосипед и отправилась в клинику, где повстречала удивительного доктора, который конкретно рассказал о лоботомии.
3. Домой вернулась под утро. Несчастная, заплаканная, полная вопросов. В доме стояла кромешная тишина. Свет не горел. Открыла дверь в кухню и вскрикнула. Мама лежала на полу в луже крови. Меня всю затрясло, расплакалась истерически. Стыдно признаться, но я плакала не о смерти мамы. Думала о том, что мама не смогла жить со своей виной. Трудно было в тот момент упорядочить мысли, которые громоздились и искали выхода, которого не было. Теперь не дано было узнать, как мама в одиночку приняла решение оперировать, ее мотивацию и решение вести мою жизнь на свое усмотрение. Вспоминаю те слова, которые пронесла над мертвым телом: «Мама, клянусь, то, что ты сделала со мной, никогда меня не сломит. Буду бороться, буду защищаться. Личность во мне никогда не умрет». Это не были слова любви и сожаления. Сейчас прошлая клятва подзабыта.
Несколько лет прошло. О префронтальной лоботомии знаю теперь много. В голове моей увязла информация о господине Антонио Монише, которого проклинаю до сих пор. Уничтожил мою жизнь. Его изобретение расширилось по всей Европе, вплоть до Скандинавии, где жила моя семья и где мне была проведена префронтальная лоботомия. До сих пор меня пугает и беспокоит то, что как можно было допустить бездумное проведение операции на детях по одной лишь причине - неуправляемый ребенок.
4.Эта тишина меня убивает… даже мысль не шелестит. Тихо в душе, которая забыла жить. Лежу с открытыми глазами в потолок. Пытаюсь найти хоть какие-то небольшие знаки жизни. Но белая стена молчит. Одна и никто не придет. Кому интересен человек, блуждающий по кругу в поисках выхода. По комнате кружится только мое дыхание. Лежу и гляжу. Тени бегают по стене, занавеска, за которой мигают солнце и облака. Слушаю тишину. День прошел. Стемнело, закрываю глаза. Лежу все в том же положении, уничтоженная силой ненависти, которая живет во мне. Просыпаюсь на следующий день, похожий на вчерашний. Монотонные дни, недели убивают бег времени. С трудом встаю, проблемно иду за продуктами.
В магазине встречаю даму:
- Девушка, вам плохо? Вызвать врача?
Улыбаюсь через силу:
- Ничего страшного, наверное, что-то нехорошее съела за завтраком.
- Плохо выглядите, нужно полежать.
– Спасибо, отвечаю, а сама сомневаюсь, что все пройдет. Родилась с мозгом, а теперь? То самое ценное, что было подарено при рождении, так легко потеряла. И это не пройдет. Это не испорченное яичко, оно намного хуже. Убит человеческий потенциал. Дома тени быстро растут. Не успела проснуться, а уже темнеет. Улыбнулась своим мыслям: в моих внутренностях поселился червь, который медленно надкусывает здоровую плоть и оставляет черные дыры, полные сомнений. Представляю, как десятки тысяч людей с подобной проблемой бегают по миру. Может, кому-то лоботомия и помогла. Но невозможно удалить важную часть мозга без последствий. 5.
С такими мыслями я оказалась у двери хирурга. Через столько лет стою там, где никогда не хотела быть. Ординаторская. В голове мелькнула мысль о женщине за зеркалом. Той женщине, которая бы здесь могла оказаться лишь в качестве доктора. Вижу в ней образ той, который я никогда не испытала. Она может жить как хочет. Думать, о чем хочет. Никаких внешних ограничений. Ничто не сдерживает ее возможности. Может делать все, что захочет. Доктор терпеливо ждет, когда я выйду из своих мыслей и вернусь в реальность.
– Как вам нравится сегодняшняя погода? – улыбаясь, спрашивает.
Я совсем не думала о погоде и даже не заметила, какая она. Доктор озадачил этим вопросом. Засмеялся: Это хорошо, и мне нравится, что не заметили погоду. Вы счастливый человек.
– Возможно, ответила неуверенно.
Мой страх и застенчивость понемногу исчезали, хотя пока было неясно, к чему приведет эта беседа.
– Не нужно меня бояться. Можете сказать, что вас волнует.
– Вы очень милы. Хотелось бы все рассказать, но мысли мои убегают, и я не могу их контролировать. Постараюсь собраться с мыслями и рассказать, как мать изменила мою жизнь. Можете представить, что над вами совершили что-то ужасное - удалили часть мозга. Вы не видите ту нить, не видите пути выхода. Становитесь слепым, запутанным, как будто оказались посреди девственного леса, откуда выйти невозможно. И каждый раз, когда, наконец, находится выход, идете дальше, и там случается кто-то, закрывший дорогу. И никогда не вернетесь назад. Понимаете?
Доктор слушал, а я продолжала извергать слова. Смотрела на доктора, который уютно сидел в кресле, внимательно слушал, а я не верила, что он способен меня понять. Глаза его добрые, милое выражение лица, только он не прожил то, что я. Не может прочувствовать мою ситуацию. Не знает, как это не быть полноценным человеком. Наконец, заговорил.
– Не могу судить то, о чем вы рассказали. Но исходя из моего субъективного понимания, вы интеллигентная женщина, умеете формулировать мысли и очень одарены интеллектуально…
Он готов продолжать говорить, а я не могу это слушать.
– Вы издеваетесь над несчастной женщиной. Я терпела, больная, с уничтоженным мозгом. Вы страшный человек. Вы должны помогать людям, а не уничтожать их.
Сижу в кресле, сгорбленная и плачущая. Нет сил встать и уйти.
–Извините, но я так не думал. Клянусь, не шутил над вами. Тем более над вашими проблемами. Лоботомия – страшная вещь. Сегодня уже пережита. Хотя существуют удачные примеры. Встречались мне люди, которые прошли лоботомию, а потом до конца своих дней нуждались во врачебной помощи. Не были способны сами о себе позаботиться, и это были чудовищные последствия хирургического вмешательства. Мне интересно услышать о вашем случае.
Встал, сказав: «Думаю, не повредит в таком случае чашечка кофе, что скажете?» Я улыбнулась и кивнула. Доктор исчез, я осталась в помещении. Могла бы сбежать. Выйти в те двери, откуда пришла. Не смогла. Вновь появилась дама, которой могла бы быть я. Самоуверенная, с высшим образованием, любящая мужа и детей. Всю жизнь встречаю ее, завидую ее сказочной жизни в доме у моря. Вижу ее вечную улыбку, преданная мне смотрит из-за зеркала. Мир за зеркалом. Тот мир, который был готов для меня и куда я не попала. Возвратился доктор с двумя чашечками кофе. Удивительный сегодня день за последние десять лет.
– У нас много времени. Готов слушать. Расскажите обо всем, что вас тревожит.
Рассказала о заплаканной маме, о том, что совершила со мной, о ее кончине и об отце, который не долго прожил без мамы. Вспомнила Гонзу, как любил, но из-за моего характера меня оставил. Рассказала о своей неудачной борьбе с недугом. Чувствовала себя загнанным зверем, что не давало мне успокоения. Жуткое чувство. Вы первый человек, которому я открылась. И тот случай, когда я сумела проехать через весь город и постучать в вашу дверь – мой жизненный успех.
Доктор внимательно слушал и кивал головой. После моих слов в комнате несколько минут стояла тишина, а потом доктор заговорил:
- С удовольствием предлагаю провести с вами тесты, надеюсь, согласитесь.
– Согласна, ответила, хотя тестов провела множество. Забавно начать новые.
Тесты оказались различного плана: пространственное воображение, языковые способности, затем пошли картинки с животными, картинки с разными событиями и многие другие. Перешли к Висконскому тесту. Доктор что-то бормотал себе под нос. Прошло два часа. Тестирование закончено. Доктор достал блокнот и начал что-то записывать. Я чувствовала себя лишней. Может, пора уходить. Мою душу, мой мозг никто не вылечит. Не вернется то, что было нарушено. Спросила:
– Могу уйти?
- Нет, подождите, - ответил.
6. Вновь сидим в креслах. За окном стемнело. Хочется домой. Меня лишь держит чувство того, что если уйду, то не вернусь.
– Изучил некоторые возможные симптомы нарушения мозга путем фронтальной лоботомии. Могли бы проявить себя на некоторых из тестов. Не проявили. Я запутался. Ваш особенный случай меня заинтриговал. Хотел бы вас просить согласиться на рентген головы. Мы бы выяснили, какие изменения произошли в вашем мозгу.
– Хорошо. Можем попробовать.
Доктор набрал номер, с кем-то переговорил. Договорился на завтра, до обеда.
7. По потолку бегают тени. Сначала короткие, потом удлиняются и исчезают. Кажется, надо куда-то идти. Но как хорошо лежать. День быстро перешел в ночь. Никуда не пойду. И потекли дни, как раньше. Сплю, сколько хочу, выхожу из дома только за продуктами. Спасибо Гонзе, каждый месяц пополняет карточку. Понимает, что не работаю. Дама из зазеркалья исчезла. Встать и пойти в соседнюю комнату требует теперь больших усилий. На столе лежит лист бумаги. Мама, психиатр, Гонза. Как это все далеко. Как будто во сне обуваю ботинки и выхожу на улицу. Люди для меня как -призраки, блуждающие, как я.
– Добрый день, - слышу, но не оглядываюсь. Такие приветствия уже давно не для меня. – Как поживаете? – слышу вновь.
Вышла из летаргии. Никого, кроме меня и этого господина, не вижу. Кто он? Начинаю припоминать. Несколько месяцев назад, кажется, была у него на приеме.
– Ах, добрый день, - отвечаю и пытаюсь уйти. Главное, не общаться, не поддаться чувству, что мною кто-то интересуется.
–Не совсем хорошо выглядите, не хотите зайти на кофе?
- Нет, спасибо, я спешу, - отказываюсь в надежде, что даст мне покой. Пусть умру в тишине.
– И, все же приглашаю, я вас не сожру, выпьем кофе, поговорим, сегодня прекрасный день.
Подумала минуту, пытаясь найти какую-то отговорку. Не получалось.
– Хорошо, только одно кофе.
Сидим, пьем кофе, говорит, в основном, доктор. О пациентах, как работается. Не вспоминает о случившемся. Кофе давно выпито, встаю, чтобы поблагодарить и уйти.
– Спасибо за приятную встречу – заулыбался чарующей улыбкой, которой прошлый раз меня обезоружил.
– Спасибо, - тихо промолвила. И вдруг выкрикнула: Не смогла тогда прийти, казалось, это лишнее, извините.
– Понимаю вас. Человек теряет решительность, когда удаляется от предмета интереса. Но, если хотите, можем закончить то, что тогда не доделали. Я готов.
8. Темная комната. Рентген. Чувствую страх. Смерти давно уже не боюсь. Ожидаю вердикт. Приготовиться к остатку жизни в лечебнице? Приходит доктор еще с одним, очевидно, тот, кто делал рентген.
- Должен сообщить вам одну грустную и одну радостную новость.
Не выношу подобный способ сообщения информации. Зачем меня травмировать?
- Грустная новость состоит в том, что вы напрасно, вплоть до сегодняшнего дня, волновались, уничтожали себя и своим представлением о проведенной лоботомии повлияли настолько, что не были способны функционировать. Радостная новость о том, что наконец-то можете жить полной жизнью, потому что рентген показал: у вас все нормально. Префронтальная лоботомия не проводилась.
– Мой мозг в порядке?
- Да, в порядке, - убеждает меня второй мужчина.
Доктор попытался улыбнуться, но немного погодя, а с более серьезным выражением лица добавил: - Ваш случай меня удивил. Все тесты, которые вы прошли, показали ваше нормальное состояние, ни агрессии, ни странных или грандиозных идей, ни чрезмерной тревоги или длительного снижения настроения. Вы оказались для меня особым случаем. Вероятно, ваше представление об операции разрушило вас так сильно. Не хочу казаться злым, но якобы болезнь стала для вас обоснованием вашей лености и неспособности. Мог бы рассказать, как ведут себя истинно больные. Они действительно не в состоянии справиться с болезнью. К сожалению, вы не заметили, какое богатство носите в голове.
И добавил с улыбкой:
- Бегите и используйте остатки вашей жизни с удовольствием.
Эпилог. Лежу и смотрю в потолок. Человечество состоит из способности мыслить. Сколько людей позволяет своей жизни протекать бездумно. Сколько минут в жизни мы забываем думать, наблюдать, удивляться. Я потеряла достаточно много времени. Нет мне оправданий. Почти забыла мыслить, даже забыла о том, что могу мыслить.
Существует ли дорога вспять? Женщиной за зеркалом я не стала только по своей вине. Никто другой не мог мне в этом помочь. Мы обвиняем тех, кто проводит операцию, влияя на мысли других. При этом многие из нас теряют собственные мысли. Не пользуются полученным даром. Оправдания не работают. Ведь природа совершенна, прекрасна и как бы сама говорит нам о многом. Сказала, что нельзя тупо жить, что нужно найти высший смысл. У меня есть шанс вернуть потерянное мышление, иначе будет холм с направлением вниз. Не хочу оставаться в числе тех, кто блуждает по жизни. Будет сложно не изучать тени на потолке, а выйти за стену своего прошлого, и стать женщиной за зеркалом. Пришло время сказать себе, что готова бороться. Не забывать о том, что я человек.
1) Мониш - (1874-1955)- лауреат нобелевской премии по физиологии и медицине «за открытие терапевтического эффекта лоботомии при некоторых психических заболеваниях». Более подробно см:
Перевод с чешского языка. Autor: Algernon
http://www.piste-povidky.cz/dilo/5188