Никто не верит, что поезд, идущий под откос, можно вернуть на рельсы.
Юрий Нагибин, дневник, 1983 г.
В марте 1983 года только что избранный Генеральным секретарем ЦК КПСС Ю. В. Андропов, выступил в журнале «Коммунист» со статьей «Учение Карла Маркса и некоторые вопросы социалистического строительства в СССР», в которой одной фразой «мы не знаем общества, в котором живем» привел в замешательство партийный аппарат. Никто не понимал, что бы это значило? Далее Андропов писал: «Нам надо трезво представлять, где мы находимся. Забегать вперед – значит выдвигать неосуществимые задачи; останавливаться только на достигнутом – значит не использовать все то, чем мы располагаем. Видеть наше общество в реальной динамике, со всеми возможностями и нуждами – вот что сейчас требуется».
На июньском пленуме ЦК КПСС 1983 года Андропов подтвердил свои сомнения: «Если говорить откровенно, мы еще до сих пор не знаем в должной мере общество, в котором живем и трудимся, не полностью раскрыли присущие ему закономерности, особенно экономические. Поэтому вынуждены действовать, так сказать, эмпирически, весьма нерациональным способом проб и ошибок».
Сегодня нельзя сказать с точностью, что вызывало тревогу Андропова, знавшего о состоянии советского общества в силу своей должности председателя КГБ СССР намного больше и глубже, чем партийный аппарат.
С приходом нового Генсека в жизни страны что-то вроде бы слегка шелохнулось, но с места не сдвинулось. В 1983 году объем промышленного производства вырос на 4% против 2,9% за предыдущий 1982-й. Было сменено 18 министров СССР и переизбрано 37 первых секретарей обкомов партии. А хорошо это или плохо – бог весть. Теперь не скажет никто.
Количество покупок в спецмагазинах для партноменклатуры было ограничено сравнительно небольшой суммой. Многие высокопоставленные чиновники пересели с ЗИЛов на «Чайки» и «Волги».
Вот, пожалуй, и все, что осталось в сухом остатке внутри страны за срок, отпущенный Андропову. Да еще у людей на сердце легла какая-то горечь несбывшихся надежд. Писатель Юрий Нагибин 18 июня 1983 года запишет в дневнике: «Что-то непривлекателен этот новый виток нашего бытия. Он не сулит даже обманутых надежд; недаром, вопреки обычной доверчивости советских людей к приходу новых руководителей, не возникло ни одного доброго слуха. Все ждут только зажима, роста цен, обнищания, репрессий. Никто не верит, что поезд, идущий под откос, можно вернуть на рельсы».
Сейчас принято рассуждать о каком-то феномене Андропова, о необыкновенных способностях его как руководителя. Выходят книги с подобными хлесткими названиями. И вообще говорить о нем надобно с легким придыханием, выводя его за скобки советской политической системы. Мол, он иной, и из другого теста был выделан.
Вот журналист Леонид Млечин в книге «Юрий Андропов. Последняя надежда режима» пишет: «Юрий Владимирович, конечно, сильно отличался от коллег по секретариату ЦК – жестких и малограмотных партийных секретарей, которые привыкли брать нахрапистостью и глоткой. <…> Он терпеливо слушал даже то, что не могло ему понравиться, наставлял своих подчиненных:
– В этой комнате разговор на чистоту, абсолютно открытый, никто своих мнений не скрывает. Другое дело – когда выходишь за дверь, тогда уже веди себя по общепринятым правилам!
Но часто не комментировал услышанное, чтобы не высказывать своего мнения. Когда речь шла о щекотливых материях, никак не реагировал, молчал, это выдавало в нем опытного чиновника».
Видите, чему наставляет один из верховных партийных вождей страны узкий круг сподвижников? Не партийной принципиальности и открытости, а двурушничеству. Отсюда и до откровенного предательства рукой подать.
Вот из-за таких наставлений и стало впоследствии возможным то, что Председатель КГБ СССР В. А. Крючков (кстати сказать, один из близких людей Андропова) вместе с другими высокопоставленными товарищами по партии во время визита Горбачева в Южную Корею повели себя малопонятно и не дали принципиальной оценки действиям Генсека партии, который тайным образом получил от Президента Южной Корею Ро Дэ У около 200 тысяч долларов США. Все спустили на тормозах. Как же, ведь мы же тут все свои – все птенцы гнезда Андропова. Один берет деньги у главы не самого дружественного на тот момент нам государства, другие его покрывают. Кто тут кого крышевал – непонятно.
В соответствии со статьей 173 («Получение взятки»), действовавшего в то время Уголовного кодекса РСФСР, действия Горбачева наказывались лишением свободы на срок от восьми до пятнадцати лет с конфискацией имущества.
Все, кто знал об этом, и не принял никаких мер, должны были идти, как минимум, по статье 172 («Халатность»): «Невыполнение или ненадлежащее выполнение должностным лицом своих обязанностей вследствие небрежного или недобросовестного к ним отношения, причинившее существенный вред государственным или общественным интересам либо охраняемым законом правам и интересам граждан, наказывается лишением свободы на срок до трех лет, или исправительными работами на срок до двух лет, или штрафом до трех минимальных месячных размеров оплаты труда, или увольнением от должности».
А Крючков там или другой, в Уголовном кодексе об этом ни слова.
Все крутят вокруг да около, а сказать, так в чем же, собственно, состоит феномен Андропова, толком никто сказать не может. Бросаются громкими словами и требуют относиться с уважением по умолчанию. Что же он такого совершил в истории страны, что поются такие дифирамбы и рассуждают о нем непременно самым высоким штилем? Да ровным счетом ничего. Обыкновенный партийный функционер с мутноватой биографией, который подготовил, говоря сегодняшним языком, команду агентов влияния, которая позже приняла самое деятельное участие не только в развале Советского Союза, но и в проведении политики, направленной на экономическую и оборонную деградацию современной России.
В течение ряда лет Андропов продвигал во власть откровенно слабых руководителей Горбачева, Рыжкова, Ельцина и других людей, многие из которых позже стали выступать с антипартийных, и главное – с оголтелых антигосударственных позиций.
Впрочем, именно деятели этой команды и склонны превозносить бывшего Генерального секретаря КПСС Андропова до небес. Когда речь идет о своих, то их либеральные умы не смущает и жестоко подавленное восстание в Венгрии, и 17-летнее пребывание на посту председателя КГБ СССР, и тотальная борьба с инакомыслящими...
При этом, в течение многих лет Андропов потакал взяточничеству и коррупции в Узбекистане. «Кремлевский» врач Евгений Иванович Чазов недоумевает по этому поводу в своих воспоминаниях: «И сейчас мне трудно сказать, несмотря на близость к Андропову, почему он, в принципе честный человек, не поднял активно голоса против Рашидова или почему при своем колоссальном влиянии на Брежнева не добился его отстранения. Надо сказать, что Брежнев был не в очень близких отношениях с Рашидовым».
Партийную принципиальность заслонили игра в аппаратные расклады сил, интриги и разного рода мышиная возня вокруг должностей и должностишек. На этом фоне проблемы страны и повседневной жизни людей все более уходили на второй план.
Необходимо отметить, что именно Андропов продавил на Политбюро ЦК КПСС ввод советских войск в Афганистан. Практически весь генералитет и партийное руководство было против этой крайней меры. Однако Андропов сослался на данные о том, что ЦРУ в Турции пытается создать проект «Новая великая Османская империя» и в нее планируется включить среднеазиатские республики. А Афганистан является как бы плацдармом этой операции.
Прекрасно зная состояние экономики страны, уровень коррупции, настроения людей в стране он так внятно ничего и не предложил обществу, кроме банальной фразы «Мы еще до сих пор не знаем в должной мере общество, в котором живем и трудимся…».
Хотя Горбачев, вскоре взошедший на партийный олимп, даже это невнятное предупреждение не только не понял, но даже и не услышал. Реформаторы во главе с Горбачевым, придя к власти после смерти Андропова, не стали вдаваться в эти несущественные, как им казалось, сомнения покойного Генсека, и безоглядно начали действовать «способом проб и ошибок». Как тут еще раз не вспомнить фразу из письма И. А. Ефремова Э. К. Олсону: «Некомпетентность, леность и шаловливость «мальчиков» и «девочек» в любом начинании является характерной чертой этого самого времени».
Все уже забыли о сути государственного устройства и принципов его построения – поскольку находились в прокрустовом ложе догм марксистко-ленинских (точнее – ленинских) теоретических построений в позднесоветской интерпретации. Партия в понимании партийного аппарата и плоть его от плоти – Горбачева – была выше народа, выше государства.
Официальная идеология советского периода, создававшаяся в недрах партийно-хозяйственной номенклатуры и насаждавшаяся с помощью средств массовой пропаганды, содержала в себе такие ценности, как развитой социализм, интернационализм, провозглашала создание новой общности – советского народа. Все настолько уверовали в силу партии и самими же созданную идеологему, что и помыслить не могли о том, что лежало за ее пределами. Вне партийного аппарата КПСС никакого социализма нет, и не может быть.
Более всего поражала западных дипломатов горбачевская бесшабашность в оценке национального вопроса. Посол США в СССР в 1987–1991 годах Джек Мэтлок пишет, что Горбачев «казался почти слепым в отношении реальных сил, стоявших за этнической и национальной агитацией... Либо он не знал, либо не хотел знать о проявлениях национальных чувств – русских и нерусских».
«Либо он не знал, либо не хотел знать о проявлениях национальных чувств – русских и нерусских» – приговор или диагноз (это уж, кому что ближе) не только собственно Горбачеву и его ближайшему окружению, но и всему партийному аппарату КПСС снизу доверху.
Позже, анализируя события 1985–1991 годов, один из ближайших соратников Горбачева А. Н. Яковлев в книге с претенциозным названием «Горькая чаша» напишет: «Реформация в Советском Союзе стала возможной еще и потому, что ее инициаторы сумели сбросить с себя многие идеологические и политические мифы прошлого. Но оказались мистифицированными по такому жизненному (курсив мой – В. М.) вопросу, как национальный, что сыграло трагическую роль в перестройке».
И продолжает: «Мы поверили собственной же пропаганде, что национальные республики хотят жить вместе, что Союз нерушим, что интернационализм господствует в сознании».
При этом Яковлев А. Н. горько вздыхает: «Но случилось так, как случилось. Захлестнула политическая суета и жажда власти».
Политическая суета и жажда власти – вот это будет вернее.
Национальный вопрос во внутренней политике становится одним из ключевых, а Генеральный секретарь ЦК КПСС словно бы ничего не знал и не ведал.
«Будущий Союз виделся ему (Горбачеву. – В. М.) разнообразным, позволяющим «держать одних за ошейник, других на коротком, третьих на длинном поводке, – пишет пресс-секретарь Горбачева А. Грачев. – В принципе Советский Союз смог бы пережить подъем национального и регионального сепаратизма и даже "отпадение" отдельных плохо прижившихся «кусков», но только не измену союзной идее со стороны России».
Они так ничего и не поняли.
Россия для них как бы и не существовала, и они вообще не брали в расчет то, из чего, собственно, и образован был Союз. Между тем, именно эта, казалось бы, немыслимая перспектива обретала реальные очертания, став сначала психологическим и только потом уже политическим отражением горечи миллионов русских за то, что их записали в «оккупанты» в стране, которую они считали от века своим Отечеством, и в «колонизаторы» внутри империи, где они ни в чем не чувствовали себя привилегированной нацией.
Был ли неизбежен крах СССР в условиях демократизации? Представители демократического лагеря эпохи перестройки по сей день доказывают, что по самой своей конструкции Советский Союз мог существовать только при авторитарном режиме.
Возражая столь категоричным умозаключениям, можно сказать, что проблемы безусловно были, но фатальной неизбежности распада СССР не было, если бы КПСС имела надежную поддержку народов РСФСР. Тогда бы и стечение обстоятельств (таких, как резкое падение нефтегазовых цен в момент начала реформ, политика разбуженных перестройкой деятелей республик и собственные ошибки реформаторов) не привели к катастрофическим последствиям. Ошибки бывают во всяком деле, и более того – неизбежны.
Казалось бы, катастрофическое начало Великой Отечественной войны должно было привести к отстранению Сталина от власти, но ведь был прощен и вознесен на пьедестал полубога, потому что нашел в себе силы напрямую обратиться к народу. Всего-то сказал два слова «Братья и сестры» и были прощены все обиды и забыты внутренние распри.
Не надо много слов.
Вопрос был в другом. Вот пишет Черняев 25 февраля 1990 года в дневнике: «На что же опираться Горбачеву в нынешней ситуации? Народ он оттолкнул пустыми полками и беспорядком. Перестроечных партийцев – объятиями с Лигачевым. Перестроечную интеллигенцию – заигрыванием с Бондаревым, Беловым, Распутиным. Националов – тем, что не отпускает их, либо не спасает одних за счет других».
Так на что опирался Горбачев, на какие социальные слои, на какие силы?
Сотрудник ЦК КПСС, главный редактор журнала «Коммунист» с 1987 года Наиль Бариевич Биккенин в мемуарах отвечает на этот вопрос: «Прежде всего, на интеллигенцию, интеллигенцию московскую, на средства массовой информации…».
Подобной же точки зрения придерживался в мемуарах, написанных до событий 1991 года, и председатель правления Социал-демократической партии Германии, государственный деятель ФРГ Вилли Брандт (1913–1992): «Кто был за Михаила Сергеевича Горбачева и кто против? Его основная опора – это интеллигенция, ученые, деятели искусства, молодые работники партийного аппарата и государственного управления, сознающие необходимость реформ. «Трудящиеся», в массе своей, выжидали, а то и роптали, тем более что положение со снабжением скорее ухудшилось, чем улучшилось, а борьба с алкоголизмом – объективно необходимая – воспринималась, как бесполезное занятие».
Цена московской интеллигенции хорошо известна. Александр Исаевич Солженицын в статье «Как нам обустроить Россию» давал эту оценку: «Москва уже 60 лет кормится за счет голодной страны, с начала 30-х годов она молчаливо пошла на подкуп от властей…, стала как бы льготным островом, с другими материальными и культурными условиями, нежели остальная коренная Россия. Оттого переменилась и психология московской имеющей голос публики, она десятилетиями не выражала истинных болей страны».
Вот как оценивает вклад московских «интеллектуалов» в политические события того времени бывший председатель Верховного Совета РФ Р. И. Хасбулатов: «…его (Горбачева. – В. М.) били буквально под руку лидеры межрегиональной депутатской группы во главе с Юрием Афанасьевым. Они не давали Горбачеву опомниться. Почувствовав, что он близко к сердцу принимает критику, они нашли больную точку – его желание считаться демократом – и постоянно на нее давили: твердили, что он уступает ортодоксальным марксистам, что он нерешительный, надо смелее равняться на Америку и так далее… Они сперва развалили СССР.
После чего перебежали к Ельцину и стали натравливать его на Верховный Совет. …у межрегионалов никаких идей и программ не было, кроме разрушения. Они всех обзывали «молчаливое большинство», «брежневское болото», а депутатов из азиатских, кавказских республик просто травили и называли не иначе, как «тюбетейками».
По сути дела, они развернули психологическую войну против людей (в том числе и руководителей страны), стоящих на государственной позиции. Надо было быть выше этого государства и народа, и принадлежать к некоей мировой элите. Цель этой войны – заставить принять навязываемую извне безоговорочную капитуляцию.
Горький писал об умозрениях интеллигенции начала ХХ века: «Это русская интеллигенция выделила из себя большевиков. Большевизм – это сатанизм. Радикальная интеллигенция расстреливала из своих толстых журналов все наиболее значительные ценности русской духовной культуры».
Ему вторил Бердяев: «Интеллигенция напоминала монашеский орден или религиозную секту с особой моралью, очень нетерпимой, с особыми нравами и обычаями».
Увы, не хотела интеллигенция советской эпохи быть со своей страной – нос всегда воротила, что от царской России, что от советской. Народ им, видите ли, не нравился – не тот народ! Поэтому интеллигенция старательно и подчеркнуто выводила себя за скобки понятия «народ».
Народ – не мы, мы – не народ!
Таким образом, можно констатировать, что группа работников партийного аппарата во главе с Горбачевым практически не имели в обществе социальной базы в советском обществе в целом. В таком случае можно даже сказать, что как таковой Реформации, как любил называть (именно так – с большой буквы) перестройку А. Н. Яковлев, не было – был аппаратный заговор людей, возомнивших себя великими, как любил говорить Горбачев, «интеллектуалами» (в кавычках, только в кавычках)
Реформаторы попытались очистить идеологию, по их представлениям, от позднейших наслоений и оживить «новым прочтением» Маркса и Ленина в демократическом и либеральном духе. Не случайно в этот период появилась пьеса «Перечитывая заново» Михаила Шатрова. Как по заказу во всех театрах страны ставятся другие пьесы этого драматурга о большевиках – «Диктатура совести», «Брестский мир», «Дальше… дальше… дальше».
Только вот перечитывание классиков марксизма-ленинизма неизбежно вело к рассуждениям Николая Бухарина о том, чтобы «мы в качестве бывшей великодержавной нации поставили себя в положение более низкое по сравнению с другими» и стали бы выплачивать дань ранее «угнетенным» окраинам, каясь за свои «национальные грехи».
Интересно, что флаг антикоммунизма впервые взвился не где-нибудь, а над главным зданием ЦК КПСС на Старой площади. Это брожение началось в среде советников, консультантов, референтов, а затем перекинулось, словно заразная болезнь, на более вышестоящих по должности сотрудников партийного аппарата. Партийным «интеллектуалам» мало было добротных квартиры, прекрасного медицинского обслуживания, отдыха в санаториях и других благ.
«Как бывший сотрудник контрразведки не могу обратить внимание и еще на один существенный момент, – пишет В. Н. Величко. – Уйдя из под контроля КГБ, пользуясь определенной интеллектуальной свободой, Международный отдел ЦК КПСС из канала связи КПСС с некоммунистическими левыми организациями и, прежде всего, с западной социал-демократией, постепенно превратился, как теперь совершенно очевидно, в канал их влияния на нас…».
В аппарате ЦК КПСС сложилась группа негласных (вспомним наставления Андропова: в этой комнате разговор на чистоту, другое дело – когда выходишь за дверь) оппозиционеров, откровенно ориентированная на запад. С приходом к власти Горбачева многие из них стали его ближайшими советниками и соратниками.
С 1957 по 1967 годы Отдел ЦК КПСС по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран возглавлял никто иной, как Андропов.
По его инициативе в 1958 году был создан журнал коммунистических и рабочих партий «Проблемы мира и социализма», издававшийся в Праге на 27 языках. В состав редакционной коллегии и редакционного совета журнала входили представители коммунистических и рабочих партий Австрии, СССР, Судана, США, Филиппин, Финляндии, Франции, ФРГ, Швеции, ЮАР, Японии и десятков других стран.
Журнал стал пристанищем всех, кто на дух не мог выносить слова «родина», «народ», «патриотизм». В разные годы через пражскую редакцию прошли такие разные люди, как Г. Шахназаров, А. Бовин, Е. Амбарцумов, Е. Яковлев, Н. Шишлин, В. Лукин, О. Лацис, Ю. Карякин, С. Ястржембский и другие, составившие под командованием А. Яковлева начальный интеллектуальный капитал перестройки. Кстати, упоминавшийся выше отпетый русофоб М. Мамардашвили также прошел андроповскую выучку в журнале «Проблемы мира и социализма» (1961–1966).
После распада СССР эти «партийные интеллектуалы» осели в разного рода консультационных и политических структурах при российских органах власти и управления. Отличительная черта подобного сорта людей – они всегда все знают лучше всех, всех и за все критикуют, но никогда не возьмут на себя ответственности за какое-либо дело. Это вечные советники и консультанты – мастера околополитических дел. Слушать их надо с большой осторожностью, и никогда не прибегать к их советам.