Обычно я не шатаюсь ночью по неизвестным мне районам, да и по известным тоже. Но тогда была особая ситуация - проскочить мимо тёмного переулка не было никакой возможности. Именно из этого переулка вывалила толпа подростков. Подростки, особенно в стае, самое опасное, что может повстречаться тёмной ночью.
Один из них, видимо, главный, взял мою сумку. Молча и деловито начал выбрасывать её содержимое на землю. Его подельники, подбадривая друг друга, говорили в мой адрес всякие пошлости, но пацан, копавшийся в моей сумке, не обращал ни на меня, ни на свою стаю никакого внимания.
Я тоже не думала о них, хотя эти подростки наверняка были опасны. Думала я о бумагах, лежащих в сумке. Документы, которые дались мне неимоверными усилиями и восстановлению не подлежали, готовы были оказаться в грязи декабрьской мостовой.
Один из стаи в очередном приступе хамского веселья, обратился к тому, который рылся в моей сумке: «Гляди, Скиф, какая прикольная тётка, она тебе подмигивает».
А у меня всегда от волнения начинает дёргаться правое веко. Пацан, которого назвали Скифом, поднял от сумки глаза. Я схватила веко двумя пальцами, я так всегда делаю... инстинктивно. Он посмотрел на меня ещё внимательнее, переступил с ноги на ногу, шмыгнул носом, сунув мне в руки сумку, и, резко повернувшись, пошёл прочь. Толпа двинулась за ним. Шавки заскулили – «Ты, чё, Скиф? Так прикольно было. Ты чё?» Я не стала разбираться в причинах случившегося, а со всех ног бросилась домой, прижимая к груди драгоценную папку с документами.
Этот случай забылся быстро, ведь ничего страшного не произошло. А недавно мой сын, рассказывая, кого нашёл с помощью Одноклассники.ру. спросил: «Помнишь, в первом классе, ты кормила борщом одного мальчика… ну, когда тётки на него наезжали…»
Был такой случай. Вошла я в класс, забрать ребёнка после уроков. Там две тётки поносили дурными словами мальчишку, который и правда всех в классе задирал и был, как говорится «из неблагополучной семьи». Но, тётки просто лопались от внутреннего древнего зова: «Ату, его, ату!» Мальчишка зверёнышем смотрел из угла между шкафом и стеной, куда забился от страха. Не то, чтобы мне стало жалко мальчишку, хотя вру – жалко, но больше мне противны были эти тётки. А главное – за спиной стоял собственный сын и ждал, как я поступлю - допущу ли травлю ребёнка, против дружбы с которым его же и предостерегала.
Не зная, как поступить, я отодвинула тёток и посмотрела на мальца. От волнения дёрнулся мой правый глаз и, решив, что я ему подмигнула, мальчишка воспринял это как надежду – значит бить не будут, во всяком случае не в этот раз. Я инстинктивно зажала веко двумя пальцами и спросила: «Борщ есть будешь?»
Он съел и миску борща, и котлеты с картошкой, и печенье с чаем. Потом молча встал из-за стола, переступил с ноги на ногу, шмыгнул носом, и вышел за дверь нашего дома.
Мам, ты его помнишь? Так вот - те тётки не угадали, когда говорили, что он окончит жизнь в тюрьме. После второй отсидки он погиб, взламывая замок в горящей конюшне. А когда удалось, не успел отскочить от распахнувшихся ворот. Кони затоптали его насмерть.
Мы почему его вспомнили – фамилия у него была какая–то девчачья, и он её не признавал. Учителям откликался только на имя, а нам на кличку - Скиф…