Однажды Мерлин коротал послеобеденное время на кухне, сидя на табурете возле батареи. Лучи весеннего солнышка ярко освещали зеленую рассаду на окне, светло-коричневый линолеум и дверцы старого буфета, где жил Буфетный Скрип. Мерлин любил это время. Обед давно закончился, посуда помыта, на кухне чисто и уютно, а главное, никого нет. Мама с папой — еще на работе, малыши — в детском саду, бабушка, наведя порядок, ушла отдыхать в свою комнату, а Юлька убежала на улицу. И то сказать, чего дома сидеть в такую солнечную, тёплую погоду. Тишина и покой. Красота!
До полуденного чая еще далеко. Это потом: опять закипит, запоет чайник, загремит посудой бабушка, зазвенит Юлькин голосок… А сейчас Мерлин — хозяин на кухне. Правда, его любимый подоконник занят. Хотя, и раньше ему не разрешалось на нем сидеть. Но, пользуясь правом «хозяина», Мерлин нарушал правила, установленные бабушкой, за что ему иногда попадало, если он, задумавшись или заглядевшись на улицу, не успевал вовремя спрыгнуть, заслышав бабушкины шаги. Бабушка даже поставила для него возле батареи табурет, постелила на него вязаный половичок — сиди, Мерлин, радуйся! Но разве табурет заменит чудесный вид за окном. Конечно, можно уйти в другую комнату, на другой подоконник, но там было бы не так уютно и тепло, как здесь. И Мерлин от нечего делать развлекал Буфетного Скрипа рассказами о соляриках. Скрипу не надоедало слушать и он просил Мерлина рассказывать ещё и ещё раз с самого начала.
Мерлин с соляриками очень подружился. Можно сказать, был накоротке. Дело в том, что солярики знают друг о друге всё. Меж ними нет секретов. И для этого им не надо рассказывать друг другу о себе, они просто знают и все. Это называется «коллективный разум», — так Мерлину объяснил Голубой Солярик. Поэтому любой солярик, пролетая мимо, всегда крикнет: «Привет, Мерлин!». А то еще спросит: «Как здоровье бабушки?».
А что бабушка? — Бабушка, после выздоровления была в полном порядке. Мерлину даже показалось, что у неё повысилась ворчливость. Она и раньше любила поворчать, а теперь и подавно. Видимо, очень соскучилась по своей кухне. То, видите ли, кастрюлю не туда поставили, то сковороду не так помыли. А порой сама на себя ворчит. Но это не потому, что она сердится, просто характер у неё такой ворчливый. Мерлин привык и не обращает внимания. Раз ворчит, значит здорова. Это бабушка так говорит о близнецах, когда папа и мама начинают ругать их за баловство: «Раз балуются, значит здоровы, надо радоваться». Вот Мерлин и радуется за бабушку. Пусть ворчит… Плохо только, что дурной пример заразителен. Глядя на бабушку, стал больше ворчать Буфетный Скрип. Голос у него и так был ужасно скрипучий, а теперь он так расскрипелся, хоть уши затыкай. Бабушка его уже и маслицем задабривала, а он скрипит и скрипит хриплым голосом. Сам Скрип объяснял свою скрипучесть не дурным характером, а плохим самочувствием. Мол, стар стал, все бока болят, из окна дует, от плиты жаром пышет — никаких условий. А тут еще рассказов Мерлина про соляриков наслушался и давай его упрашивать: позови соляриков, да позови — пусть они его подлечат. Мерлину соляриков от дела отвлекать не хочется, не до Скрипа им, наверное, и других дел, более важных, полно. Но Скрип не сдавался, даже обижался на Мерлина. Делать нечего. Пришлось Мерлину опять «телеграмму» солярикам отправлять: «Срочно требуется помощь». О том, кому помощь требуется, он умолчал. Пусть солярики сами разбираются, может, и впрямь помогут Скрипу.
По «телеграмме» Мерлина примчался Красный солярик. Прямо, как скорая, помощь с красным крестом. А узнав в чем дело, рассмеялся. Другой бы рассердился на его месте, что по пустякам его от дел оторвали. Но солярики не умеют сердиться. Для них все глупое — просто смешное. А когда просмеялся, сказал:
— Тебе, Скрип, в деревню надо, на свежий воздух. Там твоя скрипучесть изменится в лучшую сторону.
— Да, — поддакнул Мерлин, — в деревне хорошо. И солнца вволю, и воздух свежий, и птички…
— А причем тут птички? — удивился Скрип.
— А они тебя научат художественному скрипу, — засмеялся опять Солярик, подмигнув Мерлину.
— А правда, Скрип, попроси бабушку, пусть она тебя с собой на дачу возьмет. Будем там вместе отдыхать. Вот увидишь, тебе там понравится! — сказал радостно Мерлин.
— Ну-у… Не знаю… Может, и возьмет. А может, и не захочет. Попросить-то, я попрошу, а вот поймет ли она меня. Я ведь не умею мурлыкать и о ноги тереться, как ты, Мерлин. Но попробую…
Тут вскоре и бабушка на кухню пришла, чайник включила, Юльку с улицы ждет — чай пить. Оглянулся Мерлин на Солярика, а того и след простыл, как не бывало — то ли спрятался, то ли улетел совсем. Подошла бабушка к буфету, дверцу открывает, а Скрип ей: «скры-ы-ып — скры-ы-ып, скры-ы-ып — скры-ы-ып» — «возьми на дачу, возьми на дачу». Нет, даже не так, а: «скра-а-ап — скра-а-ап». Голос у него ужасный: громкий и хриплый. Бабушка только головой покачала. А потом погладила ласково буфет по столешнице и говорит:
— Старенький ты у меня стал. Скоро, наверное, совсем развалишься, — грустно так говорит.
А потом сердиться начала:
— Сколько раз Сережу просила (Сережей папу зовут), посмотри, подремонтируй чуть-чуть, так нет, «давайте выбросим этот хлам и купим нормальную мебель». Разве им понять, что это память о моём дорогом Николае (Николай — это бабушкин дедушка). Только и осталось, что фото в альбоме да старый буфет…
Тут бабушка опять грустно вздохнула. А потом губы сжала, брови свела и строго так говорит:
— Ну, нет. Пока я жива, и буфет здесь будет стоять. Или пусть нас вместе на свалку выбрасывают.
Вот какая была бабушка решительная. Попробуй, поспорь с такой. Конечно же, никто её никуда не выбросит. Значит, жить Скрипу здесь до скончания бабушкиного века! И Скрип это понял, и Мерлин тоже. Провалилась затея.
Бабушка из кухни вышла, а из кустика помидорной рассады Солярик выскочил. Он, оказывается, все это время там сидел, а совсем не улетал. Скрип и Мерлин загрустили, а Солярик смеётся, не унывает.
— Молодец! Вот какой характер у вашей бабушки: отважный, горячий, прямо, как у нас, соляриков! Да не грустите вы! Мы ее попробуем вместе уговорить. Мы так сделаем, что они сами захотят тебя на дачу отправить, — хихикнул Солярик.
Что-то он задумал.
— Тут и твоя помощь, Мерлин, понадобится, — сказал Солярик и озорно подмигнул ему. — Вот что мы сделаем, слушайте внимательно…
Мерлин уселся поудобнее на своем половичке, навострил уши и приготовился слушать…
…На другой день Солярик опять прилетел в это же время. Немного попрыгал по кустикам рассады, а когда в коридоре послышались бабушкины шаги, направляющиеся на кухню, Солярик мигом запрыгнул в электрический чайник. Бабушка, войдя на кухню, привычно протянула руку, чтобы включить электрочайник, но вдруг с удивлением обнаружила, что чайник горячий.
— Юля, ты уже пришла, — крикнула бабушка, думая, что Юлька, нагулявшись, сама включила чайник. Бабушке никто не ответил. Тогда она не поленилась, прошла в детскую, но Юльки и там не было. «Странно, — подумала бабушка, — и как же она могла зайти, если дверь закрыта на замок?» Она поспешила к двери, видимо, сама себе не доверяя. Но тут прозвенел дверной звонок. Бабушка открыла: на пороге стояла Юлька, раскрасневшаяся и довольная после прогулки.
— Привет, бабуля. Я пришла, — сказала она весело, входя и снимая курточку. — А есть что-нибудь вкусненькое? Просто ужасно проголодалась.
— Юля, ты уже раньше приходила? — с сомнением спросила её бабушка.
— Ты что, бабуль! Я только-только пришла. Я тебе во сне, наверное, приснилась, — засмеялась она.
— А чайник тоже во сне вскипел?
— Какой чайник? ;искренне удивилась Юлька. Бабушка ничего не сказала, только рукой махнула, а про себя подумала: « Домовой что ли у нас завелся? Но, где это видано, чтобы домовые чайники кипятили?» Вечером, когда все собрались за ужином, бабушка поведала эту историю.
— Это был полтергейст, бабушка! Барабашка! Да-да, я читала! — важно сказала Юлька, еле сдерживая смех.
— Вот только барабашки нам не хватало! Хотя, с другой стороны, если бы он ещё и супы научился готовить и пироги печь… — насмешливо прокомментировал эту новость папа.
Сразу было видно, что он ни на секундочку бабушке не поверил.
— …И убираться в квартире! — с восторгом подхватила папину шутку Юлька, уже достаточно развеселившись.
— Вот, вот… Тебе лишь бы самой ничего не делать, лентяйка! — строго осадила Юльку мама.
Мама стала убеждать бабушку, что ничего в этом нет необычного. Что бабушка просто забыла, что сама включила чайник. Бабушка очень обиделась, что ей не поверили. После ужина она долго и громко гремела посудой. Даже Юльку прогнала из кухни, отказавшись от ее помощи. Мерлину было жаль бабушку. Он-то ведь знал, кто согрел чайник. Но это было только начало.
Наступило субботнее утро. Сегодня все были дома, никому не надо было ни на работу, ни в школу, ни в детский сад. Только бабушка, все ещё обижаясь, не выходила из комнаты — пусть сами готовят сегодня завтрак для себя! Мама сама приготовила завтрак и включила чайник. Чайник вёл себя примерно и закипел, как и было ему положено — после включения. Вот только Мерлин вёл себя странно. Он сидел на своем табурете и пристально глядел на буфет немигающим взглядом, всем своим видом показывая, что он видит что-то необычное. Он не отзывался ни на «кис-кис», ни на имя.
— Что это с ним? — спросила мама. — Мыши, что ли завелись в буфете?
— Мерлин, ты чего застыл? — тормошила его Юлька.
Но Мерлин не обращал на них ни малейшего внимания. А когда Миша хотел взять его на руки, он вырвался и спрятался под табурет, продолжая оттуда смотреть на буфет странным, настороженным взглядом. Тут уже маме стало не по себе.
— Говорят: кошки могут видеть то, чего не видит человек. Что за чертовщина у нас завелась? — сказала она, с беспокойством поглядывая на буфет.
Только папу нельзя было смутить.
— Да ладно вам. Не выдумывайте! Ну, сидит, ну, смотрит. А вот я сегодня не выспался. Всю ночь бабушка что-то на кухне делала. Буфет так и скрипел.
— Да что вы такое про меня сочиняете?! То я чайник не помню, как включаю, то ночью по кухне брожу.
Бабушка как раз вошла в кухню и слышала последние слова папы.
— Что я, лунатик, что ли по-вашему? — возмутилась она.
— Все это очень даже странно, — сказала мама.
А после обеда начался третий акт трагикомедии, разыгранной Мерлином, Скрипом и Соляриком. Малыши спали, Юлька убежала к подружкам. Как только солнышко осветило кухню, на кухне начали твориться настоящие чудеса. А началось с того, что мама включила чайник, но когда папа хотел налить кипяток в чашку из только что вскипевшего чайника, он, почему-то, оказался холодным.
— Ты забыла включить чайник? — спросил папа маму.
— Нет же, он точно вскипел, — удивилась мама.
Она заглянула в чайник и очень странно посмотрела на папу.
— Чайник горячий!
Тут папа рассердился.
— Разве я не отличу горячее от холодного! — сердито сказал он.
Но чайник действительно был горячий.
— Странно, — пробормотал растерянно папа.
А бабушка победно усмехнулась, но промолчала. В довершении всего, Мерлин уселся посередине кухни перед буфетом и снова гипнотизировал его взглядом. Чай пили молча, искоса поглядывая то на Мерлина, то на буфет. Кажется, и папа стал что-то подозревать.
— Может, и правда полтергейст завелся, — нарушил молчание папа и нервно хмыкнул, видимо, и себе не веря.
— Нет, наверное, мы все сошли с ума! — сказала бабушка. — Не мне же одной… — закончила она мстительно.
Но папа не обратил внимания на её слова, потому что в это самое время медленно и с ужасным скрипом начала открываться дверца буфета, а Мерлин выгнув спину дугой, зашипел и стал пятиться к окну.
Все замерли.
— Я, конечно, не верю… во все эти… полтергейсты…, но мне что-то… не по себе, — сказала почему-то шёпотом мама. — Что-то неладное в нашей квартире…
Папа решительно встал и захлопнул дверцу.
— Что-то неладно с этим буфетом! — громко и сердито сказал папа. — Я давно уже предлагал его выбросить. Да Вы, Вера Григорьевна, упрямы, как…, — папа, не закончив фразы, с раздражением снова плюхнулся на стул.
— И не дам! — взвилась бабушка, видимо, ужасно обидевшись на то слово, которое папа не сказал. — Это память о дедушке! И никакой пол… полтургист мне не страшен! Пусть себе кипятит чайники и скрипит буфетом!
Ссора нарастала.
— Тише, тише, пожалуйста. Малышей разбудите. Не надо ссориться. Ну, зачем же выбрасывать. Давайте отвезем его на дачу. Он еще долго нам послужит, — примирительно сказала мама, умоляюще глядя на папу и бабушку,
— Ну…, — сказал папа, сдаваясь, — можно и так.
— Ладно, — согласилась наконец-то и бабушка, остывая, — пусть будет так.
После её слов, где-то внутри буфета, что-то нежно скрипнуло. Это Скрип не мог скрыть радости. Мир был восстановлен. Скрипу ещё, конечно, пришлось поскрипеть ночь, чтобы бабушка не передумала. И уже на следующее утро папа нанял грузовичок и перевез буфет на дачу. Боялся ли он полтергейста или же боялся, что бабушка передумает расстаться со своим старым буфетом (скорее всего второе), только чайник больше сам собой не кипятился и не остывал. Мерлин простился со Скрипом и просил его не скучать одному на даче, ведь скоро они с бабушкой тоже приедут туда. А пока пусть он дышит свежим воздухом, поправляется и учится художественному скрипу. А Скрип сказал, что он нисколько не переживает, и что жить в деревне для него привычнее, чем в городе. И Солярик пообещал заглядывать к нему иногда. Скрип был в восторге…
…Солярик сидел в помидорной рассаде, перепрыгивая из кустика в кустик. Рассада значительно подросла за время его присутствия, что радовало бабушку. А Мерлин радовался за бабушку. Он чувствовал себя немного виноватым за то, что пришлось разыграть её. А может быть, и Солярик чувствовал то же самое. Очень уж он старался. А заодно рассказывал Мерлину очередную историю. Это была история про древний Египет. О том, как его жители считали солнце Богом и называли его Ра. А иногда даже изображали его в виде большого кота. Слушать Солярика было очень интересно. Солярики много всего знают, хотя и любят иногда поозорничать.