Аркашина Жар-Птица

Ира Зайцева
Аркадий Семёнович уже лет 5 был руководителем среднего ранга. Добрейший человек. Сделал себя сам. Рубаха-парень. Друзья по-прежнему зовут Аркашей. В коллективе побаиваются и уважают. У него есть два красивых внедорожника (поскромнее - себе, покрупнее - жене), отпуск пару раз в год где-нибудь в тёплых краях, охота-рыбалка-дача, три дочери разных лет. И жена.

Нет у Аркаши только сына. А хочется. Ну, право слово, как жить дальше успешному мужчине без сына? Дерево, дом - уже все есть. А Аркаша как нерусский, скоро 40, а наследника все нет.

И все она, жена. Стоит завести разговор, как тут же закатывает глаза и заводит одну и ту же песню: "Ты с ума сошёл? Четвёртый ребёнок? Да ты же из командировок не вылезаешь! А если ты здесь, то все равно тебя нет. Вот, например, вчера: обещал же, что заберёшь Дусеньку из сада? Хорошо, что моя мама с заведующей дружит, узнала, что четыре часа, а Дуся ещё в группе... Пришлось срочно няню Надю просить, у меня же тренировка, ты знаешь... "

"Милочка, - вздыхает Аркадий Семёнович, - да ведь я приехал двадцать минут пятого, а их уже нет. С совета руководителей структурных подразделений пришлось сбежать... Ну, ты же знаешь, что у нас новый генеральный... Ещё неизвестно, что за женщина... "

Милочка закатывает глаза, сжимает губы в ниточку, разворачивается спиной и, торжественно виляя накаченной в фитнес-центре попкой, молча уходит.
Аркадий Семёнович вздыхает, вытирает пот со лба. Вроде, пронесло. Теперь она два дня не будет разговаривать. Ну, от этого даже легче. Ладно, хоть Машку не припомнила, с которой два года назад был роман, а то так до очередной попытки развода недалеко.

Вот когда Мила входит в цикл ревности, тогда так тяжело, что хоть святых выноси. Почему-то это происходит в такое время, когда и без неё чувствуешь себя как приговоренный к повешению, уже стоящий на табуретке. Например, когда приехала ревизия из финнадзора. А тут у Милы - ПМС со вспышкой смс-активности на фоне припадка ревности. И попробуй не ответить. Тут не только сына, просто секса целый месяц не видать. И это ещё в лучшем случае. В худшем у Аркадия Семёновича поднимается давление, и он чувствует себя не мужчиной в полном расцвете сил, а пожилой пенсионеркой, придавленной к дивану грузом жизни и диабетом. Совсем как его мама.

В один из таких дней и часов ему позвонила Алёна из седьмого отдела:
"Аркадий Семёнович, мне бы хотелось с вами встретиться, у меня возникли проблемы в ходе работы с последним проектом". Алёна работает здесь недавно. И она очень необычная. Спускается со своего седьмого этажа иногда тихая и молчаливая с суровым лицом, а иногда в каких-то шуршащих юбках, звенящих хрустальных серьгах, что-то шутит, громко смеётся надо всем подряд. То ли смелая, то ли сумасшедшая, то ли все сразу. Конечно, Аркадий Семёнович с ней встретится.

Потом закрутилась привычная кутерьма, наполовину спровоцированная шестеренкой в голове Аркадия Семёновича. Но он же не какой-нибудь артист или поэт, чтобы всерьёз принимать рассказы о Зазеркалье, а тем более руководствоваться этим при решении жизненных задач. Цели по SMART гораздо понятнее.

В общем, когда Алёна пришла, то что-то говорила про свое сердце, которое чувствует неладное, намекала на какие-то опасности, которые, якобы, и ему лично угрожают и так далее. Он ничего не понял, но пообещал поговорить с завотделом Изольдой Казимировной, чтобы она не перегружала Алёну работой. "Наверное, тоже ПМС, как у Милки", - с сочувствием подумал Аркадий Семёнович.

Выговорившись, Алёна встала и ушла, даже не заметила, как из её широкой юбки выскользнуло переливающееся перо, похожее на павлинье. Аркаша сначала вскочил, чтобы вернуть, но эта странная птица уже вспорхнула, видимо, на свой седьмой этаж, а показаться другим подчинённым с этой светящейся диковиной и криками: "Женщина, из вас перо вывалилось!", он не хотел. А перо-то диковинное. И придёт же в голову в таком на работу ходить. И откуда только она его взяла?
Переливается. Нет, не павлинье. Огненное. Тёплое. Интересно, это от цвета такой эффект, или она на нем попой сидела? А попа у неё ничего, хоть и маленькая. Ой, смс, от Милки, кажется. Да, дорогая, Дусеньку из сада смогу забрать сегодня.
Аркадий Семёнович зачем-то сунул перо в свой портфель и, на ходу перевоплощаясь в доброго папуленьку, помчался в детский сад, пока его не опередила тёща с подругами.

"Папа, папа! - мельтешила вокруг Дуська, - а мы сегодня с новой воспитательницей новую песню учили. То есть она сказала, что она старая, но она совсем новая".
"Ну, началось, - подумал Аркадий Семёнович, - вечер будет с песнями. Если дело не дойдёт до танцев, может, смогу лечь спать пораньше. И что за песня, доченька?" - произнёс он уже вслух.

"Со слоненком подружиться и поймать перо Жар-Птицы. Дальше не запомнила. Воспитательница сказала, что родителям понравится", - Дуська начала корчить рожи прохожим в окно, хорошо, что стекла в машине у Аркадия Семеновича тонированные.
"Перо Жар-птицы", - подумал Аркаша, взволнованно сглотнул и почему-то улыбнулся.
Вечером оказалось, что у Милки слишком старая шуба, и исправить это может только девичник. На следующей неделе Аркаша все равно улетал на четыре дня в Новосибирск, нужно было сохранить баланс в отношениях, и поэтому он взял на себя укладывание детей спать и не стал вставлять палки в колеса девчачьим развлечениям.

 Старшие дочери легли спать сами и уже давно уснули, и только Дуська вертелась и бубнила уже битый час. И потом выдала:
"Папа, спой мне колыбельную. Про Жар-Птицу". Ну, здравствуйте. Аркаша только сильно пьяный в сильно пьяной компании поёт. "Ну, папууууулечка", - Дуська начинала хныкать, а это уже хуже некуда. Если нытье продолжится, то дело поправит только тёща. Но это уже фиаско, братан. Вдруг Аркадий Семёнович вспомнил про Алёнино перо:
"Слушай, Дульсинея, ты ж знаешь, что петь я не люблю. Хочешь, я тебе настоящее перо Жар-Птицы дам посмотреть? Только, чур, никому не говорить про него, а потом закрыть глаза и спать. Договорились?" Дуська включила свет, с недоверием и сарказмом, совсем как мать, взглянула на миленького папулечку и, предвкушая двойную выгоду, по-дипломатически коротко кивнула.

Аркадий Семёнович метнулся в кабинет за своим портфелем и, нашарив одной рукой в сумке перо, влетел в спальню дочери. Дуська с криком: "Всё равно придётся петь песню! Мама правильно говорит, что ты врун, перо не настоящее, потому что настоящее светится в темноте", - выключила в комнате свет. Аркаша остолбенел. Дуська перестала прыгать на кровати и стихла, широко открыв глаза и рот: перо сияло ярче ночника, люстры и луны за окном вместе взятых.

"Оно настоящее, из Зазеркалья", - прошептала девочка. Комнату залил золотистый свет. Он был тёплый. Он согревал, как Алёнина попа стул. Аркадий Сёменович сглотнул, сел молча на край кровати дочери, переложил перо в другую руку и укрыл свернувшуюся на подушке Дуську одеялом. Он ещё ни разу в жизни не видел, чтобы люди засыпали от удивления.

Аркаша, совершенно обескураженный, поплелся в кабинет, перо освещало квартиру, и каждый блик света грозил разбить привычный Аркаше мир. Он сунул чудо обратно в портфель и плюхнулся на диван в кабинете, где спал, только когда Мила сильно на него обижалась.

Во сне Аркадий Семёнович ворочался и потел, потому что всю ночь ему снилась сотрудница Алёна, одетая в платье из светящихся перьев, сквозь которые прорывались то лодыжка, то коленка, то - совсем уж невыносимо - часть круглой попы. Всю ночь в его голове крутился какой-то вопрос, который он хотел и не мог задать Алёне, потому что ораторский дар покинул его, и он не умел подобрать слов.
Утром в субботу, прошептав мирно спящей после девичника жене, что ему нужно срочно слетать на работу, умчался, чтобы спрятать перо во второй ящик стола рабочего кабинета. Фух, если Дуська проболтается, скажу, что ей приснилось.
К счастью, на все выходные дочь забыла о странном происшествии, что, впрочем, с ней случалось, а в понедельник Аркадий Семёнович улетел в Новосибирск почти до конца недели. Можно было вздохнуть спокойно.

Переговоры не задались. Аркадию Семёновичу не только, вопреки обыкновению, не удалось продавить свою волю, но и удержать прежде завоеванный успех было уже трудно в такой ситуации. Он рисковал провалить контракт и, скорее всего, потерять свое кресло. Так бывает, но не хочется.

Аркаша пришёл в гостиницу, заказал коньяка, а женщину заказывать в этот раз не стал. Чересчур тошно. В таких ситуациях он чувствовал себя абсолютно беспомощным и слабым. Вспомнил вдруг ни с того, ни с сего про Алёну, вот кому, наверное, тяжело живётся в этом мире. Написал строгое письмо по электронной почте Изольде Казимировне, мол, если не прекратите изводить персонал, то я не потерплю и приму жёсткие меры. Вплоть до... расформирования седьмого отдела. Немного полегчало, но тревога не ушла. Хотел ещё поискать информации, которая была бы полезной, связаться с коллегами, друзьями, в конце концов, но только зашёл в интернет, как его вырубило вместе с электричеством. Видимо, во всей гостинице. Что за шутки? Хороший надёжный отель всегда был. Ладно. Ночью бесполезно пытаться что-то наладить. Хотелось тепла и чтобы тревога и чувство вины наконец ушли. Вспомнил, что есть ещё какие-то документы в портфеле, приготовленные секретарём. Полез туда и отпрыгнул, наткнувшись на перо. Оно светилось. И грело. Взял в руки. Что-то нежное, тёплое, спокойное окутало его как одеялом. Такое состояние: и пусть весь мир подождёт. И то ли ты очень маленький, то ли, наоборот, большой и сильный... Перо трепетало и переливалось. Аркаша, бережно прикрывая его рукой, успокаивался. Лёг на спину с мыслями: вот дурачок, вроде, и выпил чуть-чуть совсем, а как разморило…

Всю ночь Аркадию Семёновичу снились бескрайние поля, берёзовые рощи, студеные ручьи и озера. И будто идёт он, как славный Иван-царевич или какой-то древнерусский богатырь, звери с ним разговаривают, женщины платочками машут, старики шляпы снимают. Хорошо, как в сказке. Силы-то в нем сколько. Вот он, оказывается, какой, русский дух.

Проснулся Аркадий, было уже светло, но не поздно. Бодрость в голове. Перышко диковинное положил в портфель, а бумаги достал. Перечитал, секретарь - умничка, все приготовила, будто все его слепые пятна знает. Новая идея родилась, такая, что всем выгодно и полезно. И даже и стране. Переговоры удались, снова, как годы назад, пронеслись в голове Аркадия мысли о русском мире, честности и правде. Ещё одна ночь, а завтра - домой.

Лёг спать воодушевленный. А во сне вдруг снова Алёну в чудо-перьях увидел. Манит пальчиком и приговоривает: "Хороший ты какой! Добрый! Хочешь, Аркаша, четырёх сыновей?" Смотрит он на неё, а сам думает, куда ж я Милку-то дену? И самое главное, что мама скажет. У неё ж давление. И диабет.
 
Вскочил как ужалённый. Проспал. А ему ж на самолёт. Побросал наспех вещи в чемодан. Вызывал такси, все в отказ. Приехала какая-то колымага. "Копейка", в двадцатом-то году двадцать первого века! И не стыдно мужику на такой развалюхе таксовать? Ну, ладно, что есть на том и едем.

"Шеф, ты где такое ведро достал?", - нервно посмеялся Аркаша, запихивая чемодан в багажник. "В Зазеркалье", - хитро улыбаясь, бросил водитель. И добавил: "Вожу тех, кого жизнь обидела, такая у меня служба". Аркадий Семёнович насупился, он с детства не любил, когда над ним непонятно шутят.

"Ладно, не обижайся, я не со зла, просто характер такой. Тебе ж все равно ехать больше не на чем, смотрю, ты впросак попал. Дай, думаю, выручу человека. Не все ж время рыбок золотых ловить", - мужик сдвинул удочки, устроил чемодан Аркаши поудобнее и захлопнул багажник.

"Ты по лицу понял, что я проспал?" - ухмыльнулся Аркадий. Таксист ничего не ответил. Только начал рассказ про какое-то Зазеркалье, где он машину добыл. ("Странное у этой деревни название ", - подумал сразу Аркаша) Мол, это у Аркадия шестеренка в голове, поэтому и получается, что чувствую одно, думаю другое, говорю третье, а делаю четвёртое. Чтобы от такого исцелиться, нужно по-зазеркальски мыслить. Ну, или «впросак»...

"Что за сумасшедший? Какой ещё «впросак»?" - нервничал Аркадий Семёнович, потом вспомнил слова дочери, когда она перо увидела, и ему ещё тревожнее стало.

"Ты одномирный, - продолжал таксист, - это вроде как одномерный. В одном только мире живёшь, социально-бытовом. Машина там, должность, шуба жене. А мечты у тебя многослойные, из разных слоев мира то есть. Чтобы их осуществлять, нужно разные миры изучать. Свой, других, общие. Я понятно говорю?" - таксист подмигнул.
"Не очень", - заёрзал Аркадий. "Вот что такое «впросак», например?"

"Ну, это когда ты в междумирье застрял. Цели и способности у тебя с верхних слоев, а реализуешь ты их плоско. Чтобы ты определился, нужны такие ситуации, вроде, внутреннего раскола, ну или как мордой об косяк. Выбор придется сделать, чему ты служишь: своей высшей природе или привычной картине мира. Если не сможешь, то тебя расщепит", - таксист очень серьёзно смотрел, хотя Аркадий ожидал, что он сейчас засмеется.

"А что такое Зазеркалье, это деревня твоя, что ли?"

Вот здесь таксист хохотнул: "Моя, твоя, общая. Подсознание, коллективное бессознательное, энергетические основы природы, полевая структура, ноосфера - хоть горшком назови. Странный ты. Перо Жар-Птицы в сумке носишь, а про Зазеркалье не знаешь. Али тебе женщина подбросила?" - таксист зычно заржал.

"Откуда ты знаешь? - Аркаша испугался, а потом выдохнул, - да, женщина. Странная".

"А где ты не странных женщин встречал? - усмехнулся таксист и добавил:  Никак не пойму, то ли ты дурак, то ли Иван".

"Аркадий я", - Аркадий Семёнович почему-то покраснел и снова заёрзал. "А женщина - Алёна. Оно из неё выпало. Но я её не хватал, оно само!"

"Что ты передо мной оправдываешься, как перед женой? Взял, значит захотел. Не хотел бы, то пошёл бы и вернул. Небось, корону свою начальственную побоялся поцарапать, вот и не пошёл. Вот что, Аркадий, я тебе скажу. Просто так такие вещи к таким дуракам не попадают. Наверное, у тебя есть потенциал стать Иваном. И судя по твоей должности, - таксист оглядел Аркадия с ног до головы, - Иваном весьма полезным высшим слоям. Женщины это лучше чувствуют. Тем более, как эта твоя Алёна, видать, которые вот в таких перьях. Ивану большого ранга нужна большая женщина. Сведущая, понимаешь? "

"Ведьма, что ли? - Аркадий умоляюще посмотрел на таксиста, - их и так вокруг меня навалом".

"Сам ты ведьма! Эх, дураааак... Ну, ты и американец", - таксист больше не проронил ни слова до конца поездки.
 
В самолёте Аркадий задремал и видел сон, как он летит на ковре-самолёте на большой высоте, а рядом машет огненными крыльями совершенно голая Алёна. Улыбается и спрашивает: "Хочешь, я расскажу тебе про Зазеркалье всё, что смогу?" Аркадий хочет крикнуть, что да, мол, хочу, но воздух попадает ему в рот, а облака принимают сначала форму Милы и дочерей, потом двух внедорожников, а потом маминых глаз, в которых молчаливая укоризна. Аркадий Семёнович вздрагивает и просыпается: прямо в глаз ему светит восходящее солнце, яркое, как перья Жар-Птицы.

Дома все в сборе. Мила приготовила мясо и заказала пирогов в пекарне. Дочери прыгают, радуются подаркам. И Дуська вдруг выдает:
"А у папы есть настоящее перо Жар-Птицы, он мне показывал. Оно у него в портфеле лежит".

"Это какой-такой ещё птицы перо?" - ускорение, с которым нарастает нервное напряжение в голосе Милы, говорит о совпадении цикла ревности, ПМС и ретроградного Меркурия до кучи. Нет, все-таки бизнес-переговоры вести проще. Аркадий собирает всю волю в кулак, выдыхает и как можно более равнодушным тоном говорит, сладко улыбаясь:
"Да, Милочка, представь, не успел тебе показать, ты уехала с девочками... Эта странная сотрудница из седьмого отдела потеряла у меня в кабинете странную вещицу..."

 "Что у тебя сотрудница в кабинете потеряла?" - Мила говорит очень нежно, красиво приподнимая бровь. Это означает, что Штирлиц ещё никогда не был так близок к провалу. Но это Штирлиц, а Аркадий сам готов провалиться под землю, потому что знает, что будет дальше. Сцена ревности с битьем посуды - это ещё ничего. Ещё она может свою почти новую шубу изрезать. Бывает и хуже. Но в этот раз что-то совсем новое. Мила выхватывает у него из рук телефон, и в этот момент приходит оповещение о письме на электронную почту.

 "Смотри, - в ярости кричит Мила, - тут тебе ещё одно перо от Жар-Птицы прилетело! Сейчас почитаем! Здравствуйте, Аркадий Семёнович! Большое спасибо, что помогли мне. Вы такой чудесный человек, я ещё ни разу не встречала таких сердечных руководителей. У меня есть пара идей по развитию нашего отдела. Можно зайти, чтобы с вами их обсудить? С уважением, Алёна Иванова. Смотри-ка, действительно, опять та самая птица, что тебе по праздникам конфеты носит! А теперь она ещё и чудо в перьях!" Если Мила вошла в раж, то бессильна даже медицина, а не только дипломатия.

"Милочка, ну, не начинай, пожалуйста, я так тебя люблю. Эта Алёна... Ты бы видела её юбки! А эти перья? Разве нормальной женщине придёт в голову терять такое в кабинете руководителя", - Аркаша понимал, что каждое его слово, как капля масла в огонь, но ничего сделать не мог.

"Меня не столько интересуют эти куриные перья, сколько возможность найти её трусы в твоём портфеле. Как тогда! С Машкой! " - Мила перевернула сумку, вытряхивая все содержимое на кровать. Лёгкое светящееся перышко медленно планировало вместе с потоком воздуха, нежно сияя. Аркадий проводил его взглядом до открытой форточки, не смея сделать и шага, чтобы ухватить.
Громогласные взрывы жены превратились в истерические всхлипы, хлопанье дверьми и звук отъезжающего автомобиля за окном.

Аркадий подумал, что таких чудес с него уже хватит. Не мальчик. Позвонил няне Наде, попросил приехать к девочкам. А сам сел в машину и покатил на старую отцовскую дачу в пригороде. Там была баня, сосед Серёжка и его батя дядя Веня. Там было хотя бы стабильно.

Через несколько часов Аркаша сидел в парной и заканчивал рассказывать историю про перо, таксиста, Зазеркалье и шестеренку в голове.

 "Так я и не понял, что он имел в виду, когда про шестеренку говорил", - подытожил Аркадий.

"Шестеренка - это программа такая, когда тебя заклинивает, и ты перестаёшь воспринимать высшие слои, только на социально-бытовом, обыденном уровне живешь. Да ещё и потерять это все боишься. Иллюзию свою. Особенно иллюзию могущества. Только это сейчас второстепенное, а все-таки интересно, что ты девушке-то ответил в итоге?", - спросил Серёга.

"Да, ничего. И не буду ничего. Чего она там навыдумывала себе? Ну, прикрыл немного. Жениться, что ли, мне на ней теперь, действительно?" - Аркаша сделал удивлённо лицо.

"Даже по рассказу же видно, что женщина необычная. Про таких в Зазеркалье шутливо говорят: и мороза не боится, и на снег она ложится! С такими лучше по-чесноку, иначе себе дороже. Пойми, слово "нет" не обижает, а способствует правде. Молчание - это трусость. В таких случаях ты тратишь и свое, и чужое время. Неудивительно, что у тебя шестеренка прижилась", - Серёжка с детства был ершистым, не умел терпеть и лавировать, поэтому карьеры, видно, и не сделал.

"Не кипятись, - отрезал дядя Веня сына и смачно плюнул, - видишь, непонятно ему, кто кому тут помочь хотел, и что могло бы выйти. И Зазеркалье неинтересно. Значит, и незачем ему такая женщина".

Потом старый сосед ещё помолчал и добавил: "Неплохой ты парень, Аркаша, да какой-то пугливый, что ли. С чего бы это? Правда-то ведь простая, она ещё в ваших советских колыбельных пелась: мальчик, отказавшийся поймать перо Жар-Птицы, до конца жизни со своим слоненком будет собственноручно дружить". Сказав это, дядя Веня громко и как-то грустно заржал. Совсем как новосибирский таксист. "А ты говоришь: русский мир", - обращаясь уже неизвестно к кому, проговорил старик сосед.

На следующей неделе Аркадий Семёнович опять уехал в командировку, на этот раз на поезде, чтобы солнце глаза меньше беспокоило. Мила утихомирилась после покупки кольца и внеочередного посещения спа-салона. Переговоры удались. После возвращения из командировки Аркадий Семёнович обнаружил на своём столе целую корзину странных разноцветных конфет в прозрачных обёртках. Они будто бы даже светились. Спросил у секретаря, что это. Она ответила, что Алёна из седьмого отдела уволилась, пока он был в командировке, и просила передать прощальный презент руководителю. Домой Аркаша конфетки забирать не стал, а есть их боялся.