Седьмой класс, в ноябре Эду исполнилось тринадцать лет он уже год, как входил в городскую сборную по теннису – это разнообразило жизнь; соревнования, поездки на турниры, новые города, новые люди. Набираешься опыта, раньше взрослеешь, жизнь открывается с разных сторон. Эд, был влюблён в жизнь, ему всё в ней нравилось, нет, это не значило, что всё было розово и безоблачно, но ещё в раннем возрасте он понял, что не бывает радости без огорчений, победы чередуются поражениями, ненастье сменяет солнечный, радующий сердце день. Понимание этого возникло у Эда на уровне ощущений в том девственном возрасте: когда мы далеки от философствования, далеки от поисков весомых оправданий своим поступкам, мы честны, наивны. Принимаем жизнь такой, какая она есть, искренне радуемся или огорчаемся, любим или ненавидим, пусть по-детски, но, наверное, это самое счастливое время….
Осень. Эд наслаждался этим временем года, всегда ждал его с нетерпением, и осень ни разу не обманула его ожиданий. Видно создателю не чуждо творчество и он всё время, экспериментируя с красками, придаёт каждой осени неповторимое очарование, неповторимый колорит. Для Эда осень ассоциировалась с любовью, не весна – нет, так сложилось. Весна стремительно пробуждала тело и чувства от зимнего застоя, ароматы буйного цветения кружили голову, обострённые чувства лихорадочно искали объект для обожания. Всё это, от части, было похоже на сумасшествие, порой желание любить, смешиваясь с призывом плоти, толкало в объятия чужих по духу, но тоже замороченных весной милых созданий противоположного пола. Чувства, приходившие так неожиданно, толкавшие на совершенно безумные поступки вдруг исчезали. Оставляя в недоумении, как слабую, так и сильную половину жизненной коллизии, оставляя неприятные воспоминания…
Воспоминания, возвращаясь к которым через длительное время, будешь втягивать голову в плечи, прогонять, вдруг налетевшую волну осуждения самого себя. Хотя с самого начала ничего предосудительного в таких отношениях не было, но неприятный осадок, оставшийся по их завершению, оседал глубоко в потаённых уголках души, навсегда….
Одноклассник Эда Сергей, жил «под чёрным мостом»: так в простонародье обзывался этот район. Район примыкал к железнодорожной насыпи, по которой ходили грузовые составы, в морской порт города. Этот железнодорожный путь с искусственно устроенной насыпью, был границей между городом и побережьем. В низине за городским парком насыпь поднималась настолько высоко, что дорога упиралась в самое её основание. Устроив в насыпи небольшой тоннель, соединили временно, оборвавшуюся дорогу: было это задолго до революции, но с тех самых пор этот проезд стали называть «чёрным мостом». Место и в правду даже в самую хорошую погоду было тёмным и сырым, а со временем обросло слухами, на которые как известно не скупится народная молва. По обе стороны от моста вдоль насыпи, ютились небольшие домики. Проживал в них рабочий люд, благо заводы в достаточном количестве располагались поблизости. Не было в их рабочей биографии изъянов или тёмных мест, но молва, окрестив это место «чёрным мостом», не пожалела и людей проживающих рядом…
Через много лет Эд работая в Одессе, увидит проезд-тоннель, соединяющий город и прибрежный район прозванный «Пересыпью», при разности масштабов сердцем ощутит некую схожесть. Как и в его городе железнодорожная насыпь отделяла городские кварталы от района, где с незапамятных времён жили рыбаки.
Награждая за тяжкий труд море, делилось с ними своим богатством. Самые трудолюбивые, упорные, не видящие преград, для достижения цели, становились крепко на ноги. Обзаводились небольшими рыбацкими судёнышками, которые называли то байдами, то каюками. Набирали бригады. Этот нелёгкий промысел кормил, не давал в трудные времена умереть с голоду, а во времена благоприятные существенно поправить своё благосостояние. Благодаря им, город не испытывал недостатка в рыбе. А в годы немецкой оккупации, они спасали город от голода, рискуя жизнью.
Но свидание с Одессой произойдёт ещё не скоро, а пока, Эд иногда заходил к своему однокласснику Сергею, проживающему «под чёрным мостом». Сергей, был редкостный фантазёр. Фантазии его имели совершенно безвредный характер, он никогда не повторялся, но очень быстро и легко расставался с ними. В момент, когда к нему приходила очередная фантазия, он преображался: лёгкое, почти, не заметное заикание проявлялось отчётливо, глаза обычно серо-голубые, начинали светиться необыкновенной, глубокой синевой сапфира. Его светло-русая шевелюра, закрученная в бесчисленные колечки вдруг заметно, увеличивалась в объёме. В начале изложения фантазий он старался контролировать, пытался придать им некую правдоподобность, но уже через минуту понимая невозможность обуздать, несущуюся во всю прыть мысль, отпускал ситуацию и без оглядки уносился в заоблачные дали фантазии, увлекая за собой собеседника.
Отца Сергея, Эд никогда не видел, жил Сергей с матерью и младшей сестрой, жили не богато, впрочем, как и весь рабочий люд в стране. Так, что все фантазии Сергея касались то отсутствовавшего в повседневной жизни отца, то невесть откуда взявшегося богатства. В его фантазиях отец то был разведчиком, то очень секретным учёным, то ведущим конструктором разработчиком космических аппаратов, то космонавтом, который готовится к полёту и вот-вот должен полететь. Фантазии Сергея не вызывали у Эда отторжения, наоборот, было даже интересно наблюдать, как тот будет выпутываться, загнав в очередной раз своё повествование в тупик противоречий и не стыковок. А выпутавшись, украдкой, сотрёт пот: предательски мелким бисером, выступивший на лбу. Эд никогда не задавал Сергею, сбивающих с мысли вопросов. Не лишал удовольствия хотя бы в рассказах, ощутить вкус иной: богатой и сытой жизни. Жизни, в которой есть мать и отец, сестра, куча друзей и, конечно же, красивое и согревающее душу своим великолепием будущее. Мы все склонны в детстве к некой маниловщине. Но кого-то она лишает стимула и сил действовать, кому-то является руководством к действию. Фантазии Сергея, занимая большую часть его мыслей, лишали и сил, и желания, что-либо делать для достижения вожделенной мечты, он безучастно скользил по течению, живя и благоденствуя в мечтах. В тот день – в конце сентября Эд с Сергеем возвращались после занятий из школы: идти было по пути, только жил Эд гораздо ближе. Они уже собирались попрощаться, как Эд заметил, что в их сторону улыбаясь, направляется незнакомка. Сергей натянуто улыбнулся и пробурчал, что сейчас будет знакомить Эда со своей двоюродной сестрой. К ним подошла симпатичная, улыбающаяся девчонка. Они поздоровались. Сергей попытался, что-то сказать, но не успел. «Ирина, двоюродная сестра Серёжи!» – представилось милое создание. «Эд, одноклассник Сергея!» – проговорил в ответ Эд. Они продолжили путь втроём. Ирина, не умолкая щебетала о том, как прошёл день. Училась она в соседней школе. Её щебетанье не напрягало от чего-то вдруг, поднялось настроение. Незаметно подошли к дому Ирины, прощаясь неожиданно для себя, Эд поинтересовался, что она делает вечером? Договорились встретиться часов в семь. Сергей был удивлён такому повороту событий, чувствовалось, что ему неприятно такое сближение. Эд понял, что его одноклассник, воспринял всё происходящее, как грубое вторжение в скрытую от чужих глаз жизнь его семьи. Он был озадачен, но зная Сергея, предпочёл ничего не выяснять. Они пожали руки и расстались до следующего дня.
Оставшуюся часть дня, Эд провёл как в тумане: его ничто не занимало, кроме встречи и, что там Сергей он сам не ожидал от себя такой прыти. Пригласить на свидание, по сути, незнакомую девчонку, но и та лёгкость с какой Ирина согласилась. Такое с ним было впервые, делая встречу непредсказуемо-желанной. Время замерло, ничто так не утомляет, как ожидание. Эд вышел из дома за полчаса до назначенного времени, но на улице время не стало течь быстрее. Дом Ирины был в двух шагах, в какой-то момент показалось, что время вот-вот потечёт обратно, но виновница назначенной встречи тоже не дождалась семи. В проёме арки показалась Ирина. Взявшись за руки, перебрасываясь ничего не значащими фразами, радуясь тёплому осеннему вечеру, пошли по улице в сторону городского парка…
Парк – особая гордость горожан он был любимым местом всех жителей: малышей привлекало бесчисленное множество аттракционов, лотков с мороженым, а лотки, где изготавливалась и продавалась сахарная вата – этот незамысловатый, но совершенно фантастический по виду продукт вокруг них всегда был аншлаг. Взрослых привлекал необыкновенный уют, простая и в тоже время строго продуманная логика аллей, уединённых скамеечек, беседок, расположенных в самых потаённых местах. Фонтан украшение главной аллеи парка в знойные дни манил своей прохладой. Но всё это было лишь удачным дополнением: к деревьям, разнообразным кустарникам. Казалось, что деревья, кустарники, невиданные в этих местах цветы, собравшись со всего света на экологический слёт, полюбили это место, решили остаться навсегда, а жители в благодарность окружили деревья, кустарники и цветы нежной заботой. Определили лучшее место для каждого вида. Кропотливый труд, безусловное понимание природы, чуткость людей, ухаживающих за парком, всё это и помогло создать неповторимость, по сути, художественную красоту городского парка.
Ирина не была безупречно красива, но природа одарила её неповторимым очарованием, чем дольше Эд смотрел на неё, тем сильней проникался симпатией. И конечно улыбка: открытая, искренняя, подсвеченная нежным светом её зелёных глаз. Мягкий без резких ноток голос, слова она проговаривала очень быстро, но все они слышались отчётливо и на удивление буква «г», так жёстко, порой, проговариваемая в этой местности, у неё звучала нежно, не резала слух. Не принуждённо болтая, вошли в парк, успев к этому моменту выяснить, что заочно давно знают друг друга, хотя, надо сказать, Эд лукавил, обратил внимание на Ирину сегодня, до этого ничего не слышал о ней от Сергея. Но… Ему просто не хотелось разрушать хрупкий, построенный, пока, на ощущениях мостик взаимности. Он сердцем чувствовал, как легко разрушить грубым словом, резким движением то чего, по сути, ещё не было, то чему ещё только предстояло состояться. Эд в основном молчал. Ирина засыпала его вопросами, не дожидаясь тут же сама отвечала, но чаще вопрос следовал за вопросом. У Эда было любимое слово – уют, трудно вспомнить, когда он впервые добавил его в свой словарный багаж, знал одно, когда произносишь его, становится тепло, мир вокруг теряет свою жёсткость, становится добрее. Сейчас, рядом, с Ириной Эду было уютно. Сентябрь уже добавил в окружающий мир ярких, согревающих красок. Казалось солнце, пытаясь сгладить огорчение, от идущего на убыль дня, свой свет, своё тепло отдаёт листве. А листва, сохранив в себе солнечный свет, проливает его на серый асфальт, на жёлтые дорожки аллей парка, на людей, отпустивших заботы трудового дня и не спеша прогуливающихся по улицам города, по милому сердцу парку. Листва подсвечивает всё вокруг, её яркие краски берут верх над унылостью вечерних сумерек. Есть в южных, маленьких городах особое ощущение домашнего уюта. А в эти сентябрьские тёплые вечера всё вокруг ощущается до боли родным и близким. Благодать!
Незаметно нежное тепло красок исчезло, чёрная краска безлунной чёрной ночи, как губка впитала очарование осеннего вечера, стало прохладно и не уютно. Ненадолго. Зажглись фонари, и снова всё вернулось, но на фоне чёрной ночи краски осени стали насыщенными, а ночная прохлада, добавив в воздух прозрачности, наполнила всё вокруг едва уловимым хрустальным звоном. Эд почувствовал эти изменения, произошедшие в считанные секунды. Лёгкий озноб пробежавший по телу от ощущения тёмной бездны, не найдя себе места, исчез. Поддаваясь порыву, Эд, нежно обнял Ирину, мысленно защищая её от мгновения навалившейся ночи. Она доверчиво прижалась к нему, страх и прохлада вечера отступили, но они ещё долго бродили, по парку обнявшись. Эти совместно пережитые ощущения сблизили их, тайна волшебных превращений сделала их заговорщиками. В их тайну никто не мог быть посвящён: «Что это? Как определить чувства, соединившие их на какое-то время – любовь? Не знаю, просто им было хорошо вместе».
Эду было тепло и уютно, когда Ирина была рядом. С этого вечера они всё свободное время посвящали друг другу.
Эд очень сильно любил свою матушку, видел, как не хватает ей нежности и любви отца. Но того не хватало ни на то, чтобы просто пожалеть, ни на поддержку в трудную минуту. Эд пытался своей сыновней привязанностью и любовью, хоть немного облегчить не простую жизнь матери. Но, что может заменить любовь и поддержку мужа, самого близкого и любимого мужчины?!
Наверное, поэтому Эд своё понимание не лёгкой, порой, трагичной женской доли обратил в бережное и нежное отношение ко всем женщинам. Были и те с кем связывала любовь, с кем-то простая симпатия, но даже те, к кому он не испытывал никакого интереса и на них распространялась выведенная им аксиома: «Каждая женщина достойна уважения, каждая женщина нуждается в сочувствии, каждая женщина достойна бережного к ней отношения, каждая женщина имеет право на любовь».
Из рассказов Ирины Эд понял, что живёт она с матерью и бабушкой, что отец с ними не живёт, чувствуя, что расспросы об отце смущают Ирину, Эд больше не докучал ей, благо было о чём поговорить. Даже пустая болтовня ни о чём, на этом этапе отношений доставляет удовольствие…
Однажды, после прогулки по набережной он провожал Ирину домой, держались за руки. На море был штиль: летний зной не дал бы долго бродить по набережной, но осень, укротив безжалостно палящее летнее солнце, позволила наслаждаться прогулкой, радоваться игре солнца в зеркальном глянце воды. Одинокое каноэ, как вырванный сюжет из древней наскальной росписи с таким же одиноким гребцом, растревожило воображение. Казалось, время лишилось жёсткого деления на прошлое, настоящее и будущее и застыло в этом величии без границ. В такие минуты ощущаешь единение и причастность ко всему, происходящему во вселенной. Пусть этот миг не долог, но ощущение причастности, даёт новые силы для повседневного подвига, из которого и состоит мироздание. Эд шёл молча, боясь спугнуть, нахлынувшие чувства. Мешала надоедливая мошкара, которая роями вылетала на заходе солнца, погреться в его мягких лучах. Но и она была частью вселенной, частью общего, порой скрытого от глаз предназначения. Одна из мошек, всё-таки, угодила Эду прямо в глаз. От ощущения постороннего предмета и неожиданной боли Эд вернулся к действительности. Ирина поняла, что происходит, попросила Эда чуть наклониться к ней и ловким движением руки, в которой был зажат белый платочек, убрала мошку, аккуратно промокнув выступившую слезу. Вдруг неожиданно поцеловала его в губы, не умело, но так искренне и нежно. У Эда на мгновение сердце перестало биться, он прижал её к себе и поцеловал. Ирина замерла, но её губы уже попали в плен нежного и откровенного поцелуя, приоткрылись, встречая тёплые губы Эда. Бережно отстранив, он заглянул в её глаза, прочёл в них покорность и светящуюся нежную радость. Снова нежно коснулся её губ на мгновение. Взял Ирину за руку и не торопясь, они продолжили путь домой, не нарушая молчания, не мешая друг другу, разбираться в неожиданно нахлынувших чувствах…
В этом возрасте чувства искренни и бесхитростны: всё исходит от сердца, разум соглашается, сотрудничает и не пытается, вмешиваться. В юности мы так далеки от интриг, от двусмысленности…
Начало ноября. Эд отпраздновал свой тринадцатый день рождения. Число тринадцать призвал себе в союзники. С тех пор все предрассудки по поводу этого числа забылись за ненадобностью. Число тринадцать стало для него счастливым числом. Нет, и в другие дни, в другие числа происходили события хорошие и не очень, знаковые и обыденные. Но события под покровительством числа тринадцать были решающими, и всегда имели положительный результат. Это описание взгляд на происходящее из взрослого времени. А сейчас – в юности, всё было проще…
Был прекрасный солнечный день, Эд с утра был обласкан матушкой и тётушкой, в школу не брёл уныло, а летел, будто не был в ней целую вечность: всё вокруг казалось вместе с ним, радуется его тринадцатилетию. Был приятно удивлён, что одноклассники помнят о его дне рождения. День в школе прошёл не заметно, удалось легко заработать пять баллов по географии, на английском получить четыре балла и поздравление от самой красивой женщины школы, что там школы – города! Так считал Эд, и был совершенно прав. Роза, Розалия уже имя являлось предвестником изысканной красоты, смешение татарской и русской крови дало с ног сшибательный результат. В эту женщину были безнадежно влюблены многие мужчины города. Её красота завораживала, на неё хотелось смотреть, не отрывая глаз. Даже чуткий глаз художника не находил в ней, хотя бы, малейшего изъяна – красота её была безупречна. Что уж говорить о юнцах, которых ей доводилось учить, они поголовно были в неё влюблены, они её боготворили, поэтому поддерживать порядок на уроках ей не составляло труда, достаточно было строгого взгляда. Персональное поздравление Розалии, добавило Эду значимости в глазах одноклассников, а для самого Эда явилось прекрасным завершением занятий в школе! В прекрасном настроении он поспешил домой, предвкушая, предстоящую встречу с Ириной. Его не переставали радовать встречи с ней, после знакомства с Эдом, Ирина сильно изменилась, в девочке проснулась и расцвела девушка, она перестала стесняться их отношений, сама охотно, на людях, брала Эда под руку. Под воздействием нахлынувших чувств, могла прижаться к нему, поцеловать в щёку. К Ирине стали проявлять интерес мальчики из её класса и школы, она стала увереннее, перестала смущаться в их обществе, она уже была другой…
В этот вечер он впервые столкнулся с её отцом, на первый взгляд мужик, как мужик. Но увидев близко его лицо, Эд содрогнулся. На лице отца Ирины отсутствовали глаза. Нет, они были. Но, казались не настоящими: они были холодны, были не живыми, лишёнными жизненного огня. Да и само лицо, казалось, безжизненным не отражающим чувств, испытываемых хозяином. Оцепенение, охватившее Эда, прошло, как только отец Ирины процедил сквозь зубы свой запрет на встречи Эда с его дочерью. Эд освободился из цепких рук, улыбнулся Ирине, скорчил рожу её папеньки. Поняв, что свидание не будет иметь продолжение. Он, попрощавшись с Ириной пошёл домой, сожалея, что так глупо завершился праздничный день…
Все последующие свидания с Ириной были короткими, случались днём. Эд чувствовал, что она чем-то напугана: она избегала вопросов, избегала разговоров об отце. Это её состояние затянулось надолго, искренность в их отношениях исчезла, страх и печаль поселились в её глазах. Эд, не понимая происходящего, терялся в догадках, становился не терпелив, чем ещё больше отдалял Ирину от себя. Юношеский максимализм: всё нужно выяснить сразу, надо немедленно, расставить все точки над «i». Увы, в юности мы бесконечно добры, но так же бесконечно жестоки и беспощадны. Не прощаем ошибок самым близким людям. У нас нет времени разбираться в сложившихся обстоятельствах. Терпение и бережное отношение ко всему, что нас окружает, – не присущи юности. Мы трепетно относимся и бережём то, что понимаем и любим. То, что перестаём понимать – перестаём оберегать и любить. И разрушаем такой нежный и хрупкий мир взаимоотношений. Любовь превращаем в ненависть, симпатию в холодное равнодушие…
Эд не был исключением. Встречи с Ириной перестали радовать. Всё, что вызывало у него симпатию к ней, потускнело. Находиться рядом стало не невозможно. Ирина теперь в основном молчала, без её милого щебетанья было холодно и не уютно. Всё прошло: неопределённость, недосказанность свели чувства к нулю. Эд увлёкся волейболом, секция работала при школе: тренировала их преподаватель физкультуры умная, красивая Зоя Александровна. Тренировки по теннису никто не отменял, времени, чтобы нянчить грустные мысли не оставалось. Эд, вскоре, перестал думать об Ирине, он даже почувствовал облегчение, когда их встречи прекратились, слишком много они отнимали сил. После каждой встречи ему едва хватало сил добраться домой, только дома он потихоньку приходил в себя, родные стены подпитывали энергией, простой уют родного дома согревал, прогоняя холодную тоску…
Чтобы не возвращаться более к главе «тринадцать», дополню её некоторыми событиями и фактами. Через некоторое время после разрыва с Ириной, Эд опять встретился с её отцом: тот шёл ему на встречу. Подчинившись неожиданному порыву Эд, направился к нему: в холодных и пустых глазах «папы Вити», бесчувственных в обычных ситуациях, вдруг отразился страх, он резко остановился и замер. Эд, подойдя на расстояние вытянутой руки, заглянул «папе Вите» в глаза, смятение и страх, поселились в них, куда пропали заносчивость и высокомерие? Эд поздоровался, ехидно улыбнулся, и, почувствовав во всём теле необыкновенную легкость, пошёл своей дорогой.
Уже после этой встречи, расспрашивая Сергея Г. о «папе Вите», так его называла Ирина. Эд видно не на шутку достал Сергея, что в порыве гнева тот выпалил, что Ирина ему сестра по отцу, что «папа Витя» и его отец. Что у этого козла – «папы Вити», наберётся ещё с десяток таких деток от разных женщин. Этот так называемый папа, жёстко контролировал всех своих женщин, докучал советами, бесцеремонно влезал в их быт, ограничивал круг общения, одна из них, не выдержав такого прессинга, свела счёты с жизнью. Но, на удивление, материального бремени по содержанию такого количества женщин с детьми, ему удавалось избегать. Ему досталось, так сказать: общее руководство. После того, как Сергей Г. обрушил на голову Эда всю эту информацию, он стал избегать его: фантазии об отце обернулись ложью, из всех фантастических историй выпало главное связующее звено – отец. Как слушатель Эд уже не был интересен Сергею, а как товарищ не подходил, так как был случайно посвящён в нерадостную историю его семьи…
Через много лет Эд увидит, идущего ему на встречу старика: не ухоженного, с трясущимися руками, с часто вздрагивающими веками. С трудом узнает в нём «папу Витю», в голове непроизвольно возникнет фраза из финальной части песни Б. Гребенщикова «про старика Козлодоева». Мы сами сеятели, сами жнецы имеем в итоге то, что имеем. «Папа Витя» умер, могилка его осыпалась, а со временем сравнялась с землёй, цветы от сердобольных соседей уже давно развеяло в прах, да и в памяти знавших его людей «папа Витя» оставался не долго…