За окном синели августовские сумерки. Женька сидела за столом, подперев голову и печально вздыхала, разглядывая привезённую из Крыма розовую жемчужину. Опять неприятности в литературном кружке, который Женька посещала уже год. Только посещала, потому что учиться там ей было, собственно говоря нечему. Как говорил друг отца, журналист Юрий Криницын, можно научить человека писать грамотно, но научить писать нельзя — литературный талант или есть, или его нет. А чтобы научиться писать грамотно, Женьке хватало и обычных уроков русского языка.
Знала это и Эра Простословцева, руководительница кружка, считавшая себя талантливым автором детективных романов. На самом деле, конечно, это звучное имя было псевдонимом, а на самом деле Эру звали Эльвирой Клюевой. Или просто Жабой — так её окрестили другие учителя из Дворца пионеров за скверный и скандальный характер. Эра, конечно, видела талант девочки и поэтому сразу же невзлюбила «рыжую выскочку» — так однажды Эра окрестила Рыжика в беседе с кем-то из учителей.
Этот разговор случайно услышала Стася Михейкина, племянница Криницына и единственная Женькина подруга в кружке. Эра тогда заявила, что «…этой рыжей выскочке ничего сказать невозможно — сразу колючки, как у злобного ежа!», потому что Женька ответила Эре полной взаимностью. «По-моему, уважаемая Эльвира, вы слишком категоричны, — ответил тогда Эре Дмитрий Егозин, детский писатель, иногда приходивший на занятия кружка и проводивший мастер-классы. — У Жени и Станиславы явный талант!» «Две бездарности, которых только на мелкие пакости хватает!» — только и фыркнула в ответ Эра. Спорить с Егозиным ей было не к лицу: тот был уже известным автором увлекательных детских книг (которые Женька и её друзья читали просто залпом), а Эра, хоть и считала себя большой авторессой, но дальше продававшихся в киосках аэро- и космопортов карманных книжек (которые покупали, чтобы не скучать в пути) пока так и не продвинулась. И Егозин относился к весьма тщеславной даме с насмешливой снисходительностью.
— Рыжик, ты чего такая смурная? — Юрка незаметно вошёл в комнату и взъерошил Женьке волосы. Женя только вздохнула в ответ на ласку брата.
— Понятно, опять Эра наступила… Интересно, на кого на этот раз: на лягушку или на таракана? — Юрка веселился, потому что ухитрился попасть на школьную математическую олимпиаду и теперь в числе призёров, отправлялся на олимпиаду районную. — В прошлый раз вы ей крысу подсунули!
— Угу… Меховую, с опилками… Стаська сама на труде сшила.
— Представляю… Если бы крыса была живая! Эра бы окончательно с катушек съехала!
— На хвост себе пусть наступит… — мрачно ответила Женя.
— Не… При её комплекции… Для неё это слишком сложный акробатический трюк, надо чего-нибудь попроще… — пожал плечами Юрка. — Не пойму я, чего вы со Стаськой на этом кружке забыли, а? Дядя Юра вам постоянно твердит — нечего вам там делать! И вообще, она вам просто завидует!
— Кто?
— Эта ваша, графиня Пустословцева.
— Угу, баронесса Пустомельская…
— Ага, герцогиня Жабоклюева! — подхватил игру Юрка, стараясь развеселить сестру.
— Ладно тебе, Юрка, эту дурынду титулами осыпать — она этого не заслужила! — наконец улыбнулась Женька.
— А всё-таки, чего она опять?
— Задание дала: сочинить смешную сказку.
— И чего? Не сочинишь что ли? Юмора у тебя хоть отбавляй!
— Ага… Надо что в ней было только смешно. Как она сказала: «…ни морали, ни сатиры, только чтобы посмеяться, не напрягаясь…»
— Чисто, чтобы поржать… Ясно, — сделал вывод Юрка.
— И ещё заявила, что «…задание очень простое, так что может наши юные таланты, наконец-то, осчастливят нас нетленными шедеврами…» и смотрит на нас со Стаськой. «Станислава, Евгения, вам задание понятно?» Это, наверное, для тех, кто её шутку не сразу понял… — снова надулась Женька.
— Ну, и сочини ей сказку…
— Как мужик наклал в коляску… — мрачно отозвалась Женька.
— Не, зачем так сложно — она не поймёт. Напиши ей страшную сказку… — начал Юрка глухим голосом, будто рассказывая страшилку у костра.
— Про чёрный-чёрный замок, где жила чёрная-чёрная жаба… — Женька с интересом посмотрела на брата.
— Ага. А в деревне в окрестностях замка жила девочка по имени Красная Шапочка. Носила она красную кепочку с надписью: «Русские не сдаются!» и имела татуировку «Да здравствует шило!» на одном месте. Один сандаль у неё был голубой, а другой — коричневый, потому что любила Красная Шапочка шарахаться по болотам. Но дело не в этом.
— А в чём? Ты всё про тот случай вспоминаешь?
— Да. Потому что так и не понял, зачем тебя тогда в камыши понесло?
— Ветром, наверно… — неуверенно подала плечами Женя.
— Который у тебя в голове свистел. Но дело не в Красной Шапочке. И даже не в жабе, которая шла в гости к водяному и повстречала в камышах эту Красную Шапочку на свою пупырчатую голову.
— В смысле?!
— Красная Шапочка была юннатом… И вообще! Это совсем другая история! Не путай меня! А дело в…
— Графине Пустомельской, которая летала на швабре над Кобыльей пустошью.
— Почему Кобыльей?
— Потому что они там паслись…
— Швабры?!
— Кобылы!!!
— Ага, сивые. Вот ты и напиши сказку про графиню Пустомельскую, которая возвращалась в лунную ночь из леса, куда ходила к лешему за мухоморами, в свой замок.
— А почему к лешему? — не поняла Женька.
— Ну, потому что ей так и сказали: «Иди ты к лешему! За мухоморами!» Она и пошла…
— А почему пешком? У неё же швабра была для полётов?
— Швабру у неё колючие рыжие ежи свистнул, чтобы на болотах не выпендривалась. Ну, вот… Но на подвесном мосту замка встретила графиня сивую кобылу и от удивления поскользнулась на лягушке.
— Она ещё и лягушку раздавила?! Фу, какая гадость!!!
— Ну, вот… Поскользнулась графиня и упала… На самое дно самого глубокого ущелья… Прямо в протекавшую там речку. А так как в соответствии с народной приметой в тот самый миг прошёл ливень…
— Какой ещё ливень?
— Ну, она же лягушку раздавила!
— А! Поняла…
— Ну, вот… Прошёл ливень, и река разлилась. Но графиня не утонула…
— Потому что оно не тонет…
— Рыжик, где ты таких гадостей нахваталась! Надо срочно заняться твоим воспитанием! — усмехнулся Юрка. — Она не утонула, потому что её пустая голова сработала, как поплавок. Но конец всё-таки был не очень счастливым — экологический урон реке она всё же нанесла!
— Это как?! — удивилась Женька, враз забыв все свои печали.
— Рыбы в реке со смеху передохли! — невозмутимо ответил Юрка. — Чего ты хохочешь?! Чего я смешного сказал?!
— Юрка, ну у тебя фантазия! Мне бы такую!
— Ну, вот и рассмеялась! — Юрка, улыбнулся, глядя на рассмеявшуюся до слёз сестру.
— Я просто представила… Как эта герцогиня…
— Графиня, — поправил сестру Юрка.
— Ну, графиня… Как она в реку… С мухоморами… Полной корзинкой! — хохотала Женька.
— Угадайте, дети, что это за птица: летит, граблями машет — корзинка следом мчится!
— Юрка, кончай меня смешить!
— Я тебя не смешу. Я тебе помогаю выполнить задание. Вот про это ты и напиши.
— Про задание? — ехидно прищурилась Женя.
— Про графиню, балда! А ещё Чебурашку попроси, что бы она тебе эпиграф в стихах написала. А Димка с Пашкой Корабельниковым тебе картинки нарисуют.
— А вот возьму и вправду напишу, — коварно усмехнулась Женька. — Сказку про графиню Пустомельскую и летучих мухоморов…
— Женёк, ты меня пугаешь… — притворно обеспокоился Юрка.
— Ага, как же! Тебя и чокнутым гоблином не напугаешь! — хихикнула Женька. — А вот их я ещё не так напугаю! — Женька присела к компьютеру. — Будет вам страшная история в смешной сказке.
Страшная история
Привет! Расскажу-ка я вам сказку, как Жабоклюй… гм… упал в коляску. Точнее, упал он не в коляску, а из неё. Да и давно это было и, говорят, не правда. А было это так…
Жила-была в далёкой стране одна графиня. Страна была далёкая, а графиня — не очень. Язык у неё был длинный, как и волосы, а вот уму не повезло… Так её и звали — графиня Дурында Пустомельская. И однажды пришла в её светлую голову мысль… И как только дорогу нашла?! Нет, вы не думайте, что графиня была совсем дурой! Просто она была… Не совсем. Дурой. А этой… как его… слегка нестандартной, вот! Ну, и мысли у неё были слегка нестандартные. Когда они у неё были. А были они у графини нечасто…
Вот и в то утро графиня проснулась, потянулась, пару раз ругнулась, потому что утро было пасмурное, а часы сломались. И пошла наводить порядок… в голове и в доме. Распугала всех своих тараканов, ну они и давай бегать. Бегают и лапками мозг графини щекочут. Вот от этого мыслительного зуда и родилась в её голове мысль… А может и не от зуда, а потому что её муха-подлянка в то утро укусила…
Так вот, решила в то утро графиня смотаться в столицу — лететь-то всего ничего: пару поломок, да две-три аварии. Кинула она в дрындоплан граммофон и своего приятеля Жабоклюя и дала по газам, только её и видели… сквозь облако пыли и сажи. Те, кому повезло быстро отскочить и по канавам попрятаться. Потому что графиня опять канистры перепутала: вместо топлива залила в бак удобрение для чертополоха, благо оно тоже горит… Ярко-синим пламенем…
Полёт шёл вполне нормально, если не считать сбитую вывеску продавца мыльных пузырей, срезанный крылом гигантский гриб-вонючку (воняло потом от самого замка графини и до Нового Года) и пару контуженных голубей. Графиня была в восторге — встречный ветер свистел в ушах и в голове. И свист этот не могли заглушить даже душераздирающие звуки граммофона Жабоклюя, с комфортом рассевшегося в коляске дрындоплана. Жабоклюев комфорт усиливался не только ласкающей слух и леденящей душу мелодией, но и тем, что встречный ветер выдувал из графиньей головы её тараканов, которых Жабоклюй ловко ловил своей варежкой… Ой, простите! …Ртом и блаженно ухмылялся, довольный угощением. Потому что тараканы в голове графини были особой графской породы, таких больше нигде не встречалось. Выводить их начал ещё её далёкий предок, Евдох Безумный, основатель клана, скрестив говорящего таракана-рогача с зелёным мозговым слизнем и рубиновой мухой-подлянкой. А муха-подлянка — это ого-го! Особенно с мозговым слизнем! Опаснее них только розовые королевские тараканы, что продаются в столице на каждой помойке… Ой! Я хотела сказать — на каждом углу по золотому за десяток. Потому что они помогают от лунатизма! Или для него… А! Какая разница!
Ну, так вот… Летят, значит, графиня и Жабоклюй в дрындоплане… Кстати, графиня ласково называет этот аппарат долболётом. Потому что он на скорости плохо управляется, вот и долбается во все препятствия, когда идёт на бреющем. А графиня это дело любит. Да не долбать препятствия! А летать на бреющем! Чтоб расшугать ежей и белок, что дофига развелось на Кобыльей пустоши в последнее время. А пустошь называется Кобыльей, потом что на ней, на глубоком холме, на краю высокого болота… Ой, нет, наоборот! На краю глубокого болота, на высоком холме стоит замок графини. А на воротах герб: сивая кобыла с букетом чертополоха. Говорят, что местный художник рисовал кобылу с самой графини. Поэтому у кобылы и графини портретное сходство. И в народе графиню зовут Сивокобыльской…
Вот, значит, и стоит замок графини с крышей набекрень. Да не у графини крыша набекрень! А у замка! Как болото по осени разливается, так замок и затапливает. Два раза чуть не смыло… Вот крыша и покосилась, тихо шурша шифером… Почему болото по осени, а не по весне разливается? Так у нас в Дурманной стране… То есть, я хотела сказать в Туманной стране всё шиворот-навыворот, не как у нормальных людей.
Так вот… Летят Жабоклюй с графиней Сивокобыльской… Тьфу! Пустомельской в долболёте… Вы, наверно, думаете, что Жабоклюя так зовут, потому что он жабу похож? А вот и не угадали! Жабоклюй — пигмей-короед и как его зовут, родная мама не помнит. А похож он на мешок с какаш… Ой, то есть мешок с капитошками, на который присобачили горшок из-под вчерашней простокваши и углём глазки нарисовали: один чёрный, а другой навыкате. А зовут его так, потому что он охотник на горных жаб. Это такие склизкие и ароматные серо-буро-малиновые шарики на ножках, что сидят на базальтовых камнях и глаза пучат. Говорят, что если их увидеть, то можно обдел… Ой, простите! …Отделаться лёгким испугом. Потому что глаза у жаб добрые-добрые, а зубы мелкие и острые. А сами жабы косые и немного не в себе…
Местные их сетями ловят и из сушёных жаб пряности делают. Чтобы похлёбку из кактуса сдабривать. А то она жжёными покрышками воняет, а так приобретает тонкий и благородный аромат вчерашних портянок. А Жабоклюй придумал Клюй. Это вроде удочки с клювом, как у летучего кота — если ей жабу клюнуть, то она офигевает… Ой, извините… Сильно удивляется и столбенеет. И тогда её хоть голыми руками бери! Её и берут… Только не руками, а ногами, потому что короеды — ногорукие. И руки у них растут… Сами знаете, откуда… Вот поэтому графиньего приятеля и зовут ЖабоКлюем. А если жабу потом замочить в отрыжке огнеплюйной гадюки, настоянной на соке гогочущего дуба, то жаба становиться сиреневой в розовую крапинку. Если ещё и кувшин красивый подобрать… Жуть просто, как симпатично! А Жабоклюй придумал туда семена нехай-корня добавлять. И жабы от этого в полнолуние мерцают перламутровым блеском. Закачаешься!
А качает тут часто. Землетрясения. Потому что гигантского ската, что материк держит, блохи заели. Шутка ли, несколько тысячелетий на себе материк держать! Ни помыться, ни почесаться! Вот он и ворочается.
Ну, вот. С тех пор и пошла примета: дом, где Жабоклюева жаба стоит, от землетрясения даже не закачается. И сколько у нас землетрясений не было — дома в щебёнку, а кувшин с жабой стоит! Хоть бы треснул! А не фига — стоит… Жабоклюй на этом и заработал. И граммофон купил. Правда там пластинка только одна, зато знаменитая! «Баллада о плешивом лешем»! Правда, слов там нет. Да и музыка не совсем приличная… Ой, то есть, я хотела сказать — не совсем привычная. Представьте себе хор картавых лягушек, которые поют под аккомпанемент оркестра, в котором глухие слоны, страдающие насморком, играют тяжёлый рок на водосточных трубах? Во! И я говорю, что ого-го!
Так вот, летят значит граммофон с графиней… Тьфу, то есть графиня с Жабоклюем. Жабоклюй-то её давний приятель. Она его каждую среду приглашает на рюмку редечной настойки. Эту настойку делают из свежей редьки, настоянной на квасе. Так вот… Жабоклюй всегда приходит. До заката они, значит, настойку принимают. А после заката шатаются по пустоши и частушки про кикимор поют. У обоих ни слуха, ни голоса. Так вот крысохвосты, что на пустоши живут, в полнолуние выходят из нор лунные ванны принимать, чтобы ежемесячная линька быстрей прошла — старая шкура от лунного света испаряется. А как они эти завывания графини слышат, так с ума сходят и сами шкуры снимают. Потому что думают, что это сам Плешивый Леший пожаловал! А от него откупаться надо. Иначе заболтает до смерти. Язык у него длинный, аж до спины достаёт и хорошо подвешен. Они с графиней раз в месяц соревнование устраивают на ту самую настойку: кто кого перебрешет. Графиня всегда побеждает, особенно, если ночь лунная — зря что ли у неё на гербе сивая кобыла изображена? Поэтому настойки у неё полны подвалы. А графиня утром их шкуры собирает и шубы для королевских фрейлин шьёт. Крысохвостов шкуры, а не подвалов. Ну да вы, наверное, и так поняли.
Так, опять я отвлеклась! Вот значит, летят графиня с Жабоклюем. А сзади кто-то как клювом щёлкнет: «Хам!» Графиня как завопит: «Сам ты хам!» и обернулась… Тут к ней чуть сам Кондратий не пришёл с карачумом наперевес. Потому что оказалось, что за ними Мухомор увязался! Музыка, наверное, понравилась. А Мухомор этот — та ещё тварь, чтобы она в кошмаре злейшему другу приснилась! Рыба это такая, заоблачная. Чего рыба в небе делает? Так я ж и говорю: в нашем сумасшедшем доме… Ой, простите… Туманной стране всё не как у людей: рыбы по небу летают, мыши по морю шныряют, ежи веники плетут… И иногда такое наплетут эти ежи, что клюква на болотах (а она там развесистая — из ветвей этой клюквы ежи свои веники и плетут) вверх корнями расти начинает. Говорят, что на них болотные испарения плохо влияют. На ежей, а не на корни! Потому что рыжие болотные ежи, что веники из клюквы плетут живут там… в самой топи… Где Плешивый леший лиловых кроликов не гонял. По правде говоря, потому он их там и не гонял — ежи эти нахальные, чуть что, так сразу свои рыжие колючки к бою! И ни одну тварь в свои болота не пустят! Особенно с немытыми лапами…
Так вот про мухоморы. Они, эти грибы-мухоморы красивые очень, жители их в букеты собирают и на рынке продают. А в столице с вообще с руками оторвут, потому что… Чего? Я не о том мухоморе рассказываю?! А! Так это всё болотные ежи виноваты, опять такое выплели, что ни в сказке наплести, ни бульдозером снести.
Так вот, о чём я? А! О Мухоморе! Только не о том, что на клумбах растёт, а что в облаках витает. Да не от мухоморов! Живёт он там, в облаках. Точнее за облаками. В облаках витает и нектаром кормится. Который заоблачные пчёлы с мышиных кактусов собирают (мыши эти кактусы обожают: колются, плачут, но всё равно едят) и мёд делают. Вот Мухомор нектар и мёд этот и ест. Вместе с пчёлами… А Мухомором его называют, потому что когда он под облака спускается (это у старых мухоморов бывает, когда на старости лет они с катушек слетают), то от него мухи дохнут… Ой, извините… Падают замертво. Потому что зубы у него во-о-о! А зубы чистить надо! Хоть раз в месяц!
Этот Мухомор, правда, молодой был. Старый-то музыку бы не услышал — они глухие, как пень в весенний день! Наверное, циклон вчерашний виноват: давление атмосферное упало и Мухомора пришибло слегка. Вот он под облака и провалился.
Ну, вот, значит… Графиня-то, не будь дурой, как даст по газам и на бреющем. Аж крышу снесло. Да не у графини!!! У неё крыши отродясь не было, вместо неё парик! У сарая какого-то снесло, они же уже над пригородом летели. Ежей и белок шуганула, а тут гогочущий дуб прям посреди равнины… Нашёл место, где гоготать… Вот, значит… Он как загогочет! А загогочешь тут, когда в тебя на полной дури… Ой, извините… На всей скорости врежутся! Графине-то с Жабоклюем чего сделается: покряхтели, поохали, бока друг другу намяли и пошли в замок настойку пить.
А Мухомор от неожиданности окосел совсем и втюхался в цистерну с дождевыми червями… Нет, стоп… С дождевой водой цистерна была! Черви там потом завелись… Так вот. Он в цистерну, да зубами за столб фонарный зацепился, что у Жака-звонаря, охотника за радужными фазанами во дворе стоял. А фонарь-то городской старый был, его и замкнуло! В общем славная уха получилась! Все ели, пока туман не рассеялся. И наступила Эра Просветления. А Эра эта, она девушка своеобразная, вечно на что-нибудь наступит. Вот и в этот раз: то ли сапогом на лягушку наступила, то ли босой пяткой на ежа… В общем, старики сказали — дождь будет. И замок графини теперь совсем смоет…
***
— Ну, Женька, ты даёшь! На одном дыхании такую белиберду сочинить и темпа не потерять ни разу! — четвероклассники хохотали так, что дрожали стёкла. А Женька глядела на одноклассников и тихонько хихикала в ладошку.
— Слушай, Рыжик, тебе случайно в окно пыльца этого… нехай-дуба не влетела? — Женькин сосед по парте Антошка с интересом глянул на девочку.
— Не-а. Меня муха-подлянка укусила, — смеясь ответила девочка.
— Женёк, тебе нас не жалко? — весело спросила её Стаська Михейкина. — Уже вторая история. Сначала «Жила-была девочка», теперь «Страшная история». Мы ж помрём со смеху! Да, мне бы такую фантазию! — с восхищением и лёгкой завистью продолжила она.
— А сказку надо назвать не «Страшной историей», а «Рыжей…», чтобы все знали, кто её сочинил! — добавил Антошка.
— Слушай, а ты не боишься? — шепнула ей Стася.
— Чего?
— Эра тебя теперь точно из кружка выгонит.
— Ну, и фиг с ней! — махнула рукой Женька. — И с кружком тоже. Я всё равно сегодня сама из него уйду!
— Вот правильно! — поддержала её Стаська. — И я с тобой! Дядя Юра давно уже говорит — нечего нам там делать!
— До свидания! — Женя изобразила глубокий поклон.
— И Эра с вами! — добавила Стася.