Солнышко, – сказал однажды муж, оторвавшись от какого-то источника знаний. – У меня для тебя две новости. Во-первых, в Атакаме так сухо, что нет ни клещей, ни скорпионов...
– Это, надо полагать, хорошая новость, – уточнила я. – А какая плохая?
– Эль Татио находится на высоте 4286 метров, что для тебя, сама понимаешь...
Про высоту, я, разумеется, прочитала давным-давно, но надеялась «предъявить» её мужу непосредственно в Эль Татио.
– И что ты предлагаешь? – чувствуя, куда он клонит, поинтересовалась всё-таки я.
– Товарищ Сухов целый гарем чужих жён от Абдулы спас, неужели ж я одной-единственной, причём своей родной, дам пропасть от горной болезни, – начал он издалека. – Давай сделаем так: ты спокойненько останешься внизу, поспишь подольше, а я поеду, всё сфотографирую и привезу тебе замечательные снимки.
– Ни за что! Третью по величине долину гейзеров я хочу увидеть собственными глазами, даже если ради этого мне придётся съесть килограмм аспирина, – запротестовала я.
– Только не это! – зная мою решительность, взмолился муж. – От килограмма ты точно умрёшь, а на высоте Эль Татио может ещё и выживешь...
Вот с такой «преамбулой» в душе с почти крайнего юга Чили мы отправились на её почти крайний север. Дорога заняла около суток, потому что напрямик не возили, а лететь из Сантьяго в Каламу на ночь глядя не имело смысла. Заночевали в столице. Зато следующим днём от аэропорта прибытия до Сан Педро де Атакама ехали по светлому, не спеша, внимательно наблюдая жизнь за окном автобуса и слушая пояснения гида. С ним нам снова невероятно повезло: Паганель IV оказался геологом. А гид-геолог в Атакаме – это чистая находка. Ну, кто ещё со знанием дела расскажет о случившихся миллионы лет назад тектонических «адюльтерах», что именно в результате этих «телодвижений» образовалось, и как это привело к совершенно уникальному климату пустыни. Вот что мне, филологу, удалось из его учёного повествования уразуметь:
В то время, как Индостан и прочие Пиренеи, предательски покинув Гондвану, поплыли по Тетису (был такой океан в мезозое) налево к Лавразии в объятия, справа под обиженную и брошенную неверными стала подкладываться стройная, но тяжеленная океаническая плита. И так настойчиво она предлагала себя толстой, но легкой континентальной, что на месте контакта их «одежды» слегка измялись и пошли складочками, известными нам как Кордильеры и Анды. С одной стороны, брачный союз получился весьма прочный – почитай 200 миллионов лет уже вместе, а с другой, иногда такой скандал устраивают, что земля трясётся, вулканы извергаются, а океан в переживаниях за них на цунами исходит. Наваяли они таким образом целую цепь гор, да таких высоченных, что несущий с атлантического побережья дожди ветер всякий раз спотыкается об них и оставляет всю влагу на востоке, рождая и пополняя ею великую Амазонку. То есть Атакаме от Гольфстрима не достаётся ни капли.
Однако не Гольфстримом же единым... Может течение Гумбольта что-нибудь приносит? Именно так оно и поступает: аж до 10 миллиметров (!) осадков в год выпадает в избранных местах пустыни. В остальных – дождя сто лет (это не фигура речи) надо ждать. Почему? Да течение это Антарктическое, ледяное, поверхностное, ещё и в материковую загогулину аккурат в районе Атакамы упирается, охлаждая там прибрежный воздух. От студёного ветра, вы же понимаете, дождя, – как от козла молока. Зато туманы образуются густые-прегустые, хоть на хлеб намазывай. Жители Атакамы, правда, этого не делают, они их в специальные цилиндры ловят и в воду превращают. Из каждого такого туманоуловителя по 18 литров литров питьевой воды за ночь собирается. Не бог весть что, конечно, но, как сказывает народная мудрость, с холодного Гумбольдта хоть тумана клок.
Такие вот суровые условия в самой засушливой пустыне мира. Но если кто-то думает, что поэтому Атакама никому не нужна, тот глубоко заблуждается. Из-за неё даже Вторая Тихоокеанская война в конце 19-го века разразилась. Дело в том, что давеча четких границ между Боливией, Перу и Чили не было, а селитра в Атакаме была. И добывали её там все три страны поначалу довольно дружно. Но «жадность фраера сгубила»: в 1878 году Боливия решила отменить налоговые льготы да ещё и пригрозила конфисковать в свою пользу все чилийские добывающие предприятия. Чилийцы возмутились и послали к побережью Боливии (а тогда оно у неё ещё было) военный корабль. На это правительство Боливии объявило соседке войну. И несмотря на то, что на стороне Боливии воевала ещё и её союзница Перу, спустя четыре года, Чили войну выиграла. С тех пор ей безраздельно принадлежит вся Атакама, а Боливия лишилась не только селитры, но и выхода к морю и ушла кусать локти.
Пока слушали поучительную историю с географией, захотелось размяться, а тут и случай подоспел – цветы вдоль дороги. Вы всё правильно прочитали: цветы! Весна – она и в Атакаме, оказывается, весна. Уж не знаю, мечтает ли монтея безлистная (верблюжья колючка по рабоче-крестьянски) в ноябрьский день стать берёзкой, но редкие жёлто-коричневые цветочки на ней уже появились. Зато кистанте двух видов «вконец распустились», особенно те, которые по земле стелются: такое впечатление, будто среди песка и камней гранатовых зёрен насыпали. Ещё удивительнее выглядит спергулария: проволочно-жёсткие, без намёка на листву тонкие стебли и нежнейшие белые цветы на них – апофеоз божественного единства противоположностей.
С ботаникой разобрались, едем и внимаем дальше. Паганель IV показывает на заброшенное поселение, миражом мерцающее вдалеке. Рассказывает, что теперь в пустыне много городов-призраков. Сто лет назад в них обитали шахтеры со своими семьями. И жизнь там била гейзером, потому что добыча селитры в те времена составляла 50% валового национального дохода. Но в начале 20-го века в Германии изобрели синтетические нитраты, и к концу 30-х атакамский бум иссяк. Но не селитра! Её там и сейчас немерено. И медной руды – тоже. Говорят, что это самые богатые месторождения на планете. А главное, добывают её здесь открытым способом. Со слов гида, медные карьеры выглядят наподобие кимберлитовых трубок. От дороги они находятся далеко, потому не видны, но машины, гружёные рудой встречаются часто. Везут они её к железной дороге, по ней – в порт. Оттуда – в разные страны, так как медь – это теперь главная статья чилийского экспорта.
Кроме меди в Атакаме находится пятая часть мировых запасов лития, без которого нынче как без смартфона (представили?). Так вот, каждый второй-третий (42%) аккумулятор содержит чилийский металл. Вполне возможно, что и сердце вашего телефона или компьютера работает на литии из Атакамы.
А мы снова выходим. На сей раз чтобы с высоты полета фантазии посмотреть на Кордильеру-де-ла-Саль. Это всего лишь небольшой отрог хребта Домейко. Ух ты, какой этот небольшой большой, однако! О происхождении здешних гор я уже пыталась вам рассказать. Теперь попробую передать, как выглядит то самое дно океана, которое вытолкнулось в данном месте. Как плиссированный Марс: вокруг оранжево-красные кратеры, овраги, пещеры, гребни и всё это в мелкую складку. То, что повыше ещё и солью припорошено. Окаменевшей. Поэтому моё предложение взять метлу и отправиться на разработку месторождения поддержки не имело. Да и вообще, как оказалось это отнюдь не хлорид натрия, а какие-то малосъедобные бораты, хлораты и гипс – тоже, впрочем, соли, как следует из школьного курса химии и названия отрога.
Марс-то мне не зря примерещился. Ту часть Кордильеры, что поближе к Педро-де-Атакама, Марсовой Долиной называют. Побывавшие на красной планете, утверждают, что пейзаж один к одному. А ещё её же, а это самое сухое и безжизненное на Земле место, Долиной Смерти кличут. Согласно заключениям учёных, в почвах долины нет даже микробов. Сказывают также, что ещё никому не удалось пересечь её живьём. К сожалению, на табличке забыли написать «оставь надежду, всяк сюда входящий», поэтому гиды, чтобы сломить авантюрный дух туристов, тычут пальцем в многочисленные останки костей животных. Наш гид-геолог глянул на нас, потом на кучку мощей, махнул рукой и изрёк: «Пустое. И эти странные звуки, идущие из долины, – тоже. Это соли, которые сжались при низкой ночной температуре, теперь приходят в исходное состояние». И мы уселись в автобус, чтобы переехать с Марса на Луну, то есть в Лунную Долину.
Поскольку я не то что на Марсе, даже на Луне ещё не побывала, – всё, знаете ли как-то недосуг, – могу сказать одно: если на нашей спутнице такое же разнообразие ландшафтов и столь же богатая палитра красок, то ей невероятно повезло. Тут тебе гигантские песчаные дюны разных цветов, включая черный. С одной стороны они идеально гладкие, с другой – сродни стиральной доске. Тут и усыпанные белыми иглами соли скалы. И выдутые ветрами фантастические фигуры, отбрасывающие причудливые тени. И слоёный медовик гигантского Амфитеатра. Короче, кинематографистам НАСА было где разгуляться. Уж высадку на эту «Луну» они точно совершали.
Ну, а нас «высадили» прямо в соляной пещере. Мы уж по ней и шли, и карабкались, и ползли на брюхе, и, протискиваясь между камнями, били то голову, то плечи. По ходу дела я ещё и облизывала всё белое, что попадалось в районе языка. В результате доказала эмпирическим путём, что не всеми кристаллами стоит солить суп. В конце «экспедиции» съехали на тех частях тела, которые не жалко, с крутого валуна вниз и, пока было светло, набили карманы «лунным» грунтом. Считаете, что пожадничали? Совсем наоборот: решили щедро одарить все, желающие его получить, лаборатории мира. И не символически. И не в наглухо запаянных контейнерах. А просто от чистого сердца. Нам же скрывать нечего...
Закат застал нас за пикником. Сначала все вокруг окрасилось пятьюдесятью оттенками сиреневого, потом таким же количеством оттенков оранжевого, и лишь когда гамма дошла до классического серого, мы отправились в отель, который в темноте я толком даже не разглядела. В комнате устраивало всё, кроме деревянной решётки вместо стёкол на окнах. Спать ложилась с опаской, прислушивалась к каждому противному высокочастотному звуку. Ждала что вот-вот налетит рой комаров и устроит на мне великое пиршество, после которого я до следующей Пасхи буду чесаться. Однако утром проснулась абсолютно нетронутой: комаров, подобно клещам и скорпионам, в Атакаме тоже нет.