Ты знаешь, о чем я думал там на зоне каждый вечер, когда укладывался спать?- спросил меня Иван, на вид мой ровесник, бывший зэк с которым меня свела судьба на свадьбе одной модной кампании.
- О чем может мечтать обычно заключенный, -подумал я . О воле, конечно, о женщине.
О том, как он вернется домой, встретит родных, семью, обнимет детей. О мести , наконец.О том как лихо отметит свое возвращение с друзьями.Или о том, что " завяжет" и больше его никогда не увидят холодно-равнодушные лица охранников-автоматчиков, и сам он никогда больше не прикоснется к обшарпанным тюремным стенам , холодным доскам тюремных нар никогда не услышит хрипло-злобного лая овчарок , всегда готовых броситься на заключенных и рвать зубами их одежду , их тело.
Обо всем этом я и сказал своему новому знакомому.
Иван усмехнулся.
- Об этом я мечтал первые два года из отведенного мне срока. А остальные пять лет я об этом не думал.
- Может быть, о еде?- с надеждой
- Почти угадал, я думал о птице.!
- О птице?-удивленно спросил я . Ну, понятно, харч у вас там был не домашний. Окорочка куриные вам, конечно, не предлагали.
- Да, не об этом я.-мой собеседник недовольно поморщился. Да вряд ли ты догадаешься сам. Ну скажу, я думал о вороне. Вот так, братец ты мой
- Как так?. О вороне? Зачем?-непритворно удивился я.
- О нем, о нем, о Сажке,- мой собеседник с нажимом выделил букву " Ж"
Он черный был. Мы его еще Сажок звали.Как прокричим " - Сажок, Сажок!, он сразу же прилетал.
Сядет ко мне на плечо, бывало, сам черный, глазами помаргивает, а то и вовсе закроет их и сидит, думает. А были они как бусинки круглые, горят то красным, то зеленым, то голубым цветом.Голову повернет и в галаза мне с мотрит.- Карр, кар-р-говорит. Тут ребята ко мне подходят, погладить его хотят-, он встрепенется взлетит вверх и опять ко мне на плечо садится. Но некоторых не боялся, давал себя погладить. Любили мы все его. А одного ханыгу, новенького , который не знал про него чуть не убили. Он камнем в Сажка бросил. прикармливали мы его, конечно, баловали. Я у ребят с лесоповала табак на молоко менял. Размочишь сухарь в молоке - Сажок мой его поклевывает, что-то клекочет мне. Я ему - На, Сажок, хлебца, он и берет прямо с рук. Так постепенно стал весь табак на молоко менять Самому не хватало, у братишек стал табак стрелять, а потом и курить бросил. До сих пор не курю.
Я с уважением посмотрел на собеседника. Что такое бросить курить знаю не по наслышке. Подобно герою Марка Твена делал это не единожды.
- Ворон,- это, конечно, интересно, сказал я
Ну, а вечером-то чего о нем думать ?- спросил я и тут же язык прикусил. Сама по себе свадебная обстановка не очень располагала к работе мозговых извилин , вот они и подвели.
Конечно же ворон этот в тюремном окружении был чем-то домашним, весточкой родимой деревни, городских улиц, вестником свободы,если хотите. Вот этого я сразу не понял, поэтому и спросил.
Наш разговор постепенно угасал.Иван отходил от темы .И он уже равнодушным тоном говорил мне, непонятливому.
-Чего боялся, говоришь?
Боялся, что убьет его кто-нибудь из конвойных.Срежут из автомата вместо мишени за милую душу и все дела.
Ну и что случится тогда?- не удержался нарочно уколоть его я.
Боялся, что снова курить начнешь?
А ну тебя, совсем утрачивая интерес к разговору , сказал Иван, ни понял ты ничего.
Дело не в куреве, а сроднились мы с ним. Он и провожать меня летал, вернее , ходил
Иван снова помолчал, подыскивая слова .в общем на плече у меня сидел , когда я шел к вокзалу.Хотел его домой взять , а он с плеча слетел и снова в зону полетел Не захотел жить со мной на свободе. Ребята писали, то он до сих пор с ними живет , подкармливают его потихоньку.
Голос Ивана тонул в шуме разгоревшегося свадебного пьяного танца . Он махнул рукой и отошел от меня Больше я с ним не разговаривал.
История эта запомнилась.
Но не только трогательным отношением зэков к птице.
Заключенные, кончно, не ангелы.
Среди них и грабители и убийцы.
Да и сам Иван отмотал в тюрьме восемь лет не за так.
Убил или ранил кого-нибудь. как же сочетать тогда эту жестокость к людям и сентиментальную нежность к обыкновенной вороне.
? Не слишком ли широк диапазон движений души человеческой ? И, может, широта диапазона вовсе не благо?
Но где же она тогда, золотая середина?
Не найдя ее, мы так и обречены шарахаться из стороны в сторону на остроконечном маятнике истории от безверия к вере, от одного ".. изма" к другому, от любви к ненависти, от жестокой цензуры слова к разнуздонному словоблудству, от любви к предательству.
Сколько этих витков-качаний отпустит нам наша российская история ? Ведь, количество, говорят, может перейти совсем в другое качество. В этом философы не ошибались.
КОНЕЦ.