Дорогу осилит непьющий

Нико Галина
     Путь бизнесмена к успеху, как говорится, тернист. «Далека дорога твоя…», - впрочем, эту песню поют уже в конце жизненного пути, а пока что  - дорогу осилит идущий.

     Высокий молодой человек в превосходном сером костюме, галстуке в тон и с кейсом в руке, вышел из мраморного холла новой VIP-гостиницы «St.-Petersburg» и махнул рукой, подзывая такси. Валерий Шипунин ликовал: контракт подписан! Полгода финансовой борьбы и нравственных усилий увенчались полной победой.
     С Невы налетел свежий ветер, и солнце улыбнулось победителю, но лучше бы в эту минуту хлынул ливень на глупую шипунинскую башку!  Тогда бы он не заметил скрюченного невзгодами бомжа, заплетающего ногу за ногу по краю тротуара в сторону подземного перехода, и не признал бы в нем школьного приятеля Вовку…
     - Стой! – крикнул Шипунин и поспешил за уходящим хануриком. – Стой, дружище! Вовка, это ты?! А это я, Валерка Шипун. Не узнаешь?
     Человек остановился и исподлобья поглядел на странного веселого чудака в костюме за несколько тысяч долларов, раскинувшего руки для объятия. Шипунин, однако, обниматься не полез, а схватил грязную ладонь и встряхнул так сильно, что мужичок присел.
     - Ну, что, старый пират, признал командора?..
Шипунин затащил Вовку в подъехавшую машину, принялся расспрашивать, рассказывать и в конце концов увез смущенного чувака в маленький ресторанчик, где кормят прилично и не стыдно сесть за стол с зачуханным хмырем.
     Старые друзья съели очень неплохой обед, вспомнили детство, помолчали о былом, Шипунин рассказал о своей сегодняшней победе и с горячим сочувствием поклялся найти безработному Вовке подходящую работенку с достойной зарплатой.
     - А ты, собственно, кто по профессии? – спросил Шипунин.
     - Аудитор я, - поджимая губы, сказал Вовка. – Окончил инженерно-экономическую академию, сделал карьеру, но…
Шипунин отметил не произнесенное слово «спился» и молча кивнул.
     - Где работал последнее время? – спросил он, деликатно заполняя паузу.
     - У Алтунина. Слыхал про такого?
     - У Ахмета?.. - Шипунин оторопело замолчал.
     - Ушел я от него. Не сошлись характерами, - Вовка подмигнул, намекая на что-то неизвестное Валерию.
     «Вот это финт!..» Старый друг Вовка знаком с Ахметом Алтуниным!
     Словно громом пораженный, Шипунин закурил, но сигарета в его пальцах задрожала. Криминальное прошлое Алтунина осталось где-то в начале века, но черные тени трепетали за его спиной, словно крылья сатаны. Тонкость ситуации заключалась в том, что контракт, подписанный утром в гостинице, был ловким ходом в объезд интересов Алтунина, человека влиятельного и крайне злопамятного.
И вдруг Шипунин понял, что сидящий напротив него краснорожий друг детства не только въехал в ситуацию, но и разгадал ход кампании, борьбу и интриги…
Вовка свободно откинулся на спинку кресла, закурил, его скованность исчезла, а в узком прищуре глаз зажегся хитрый огонек.
     - Десерт! – Вовка щелкнул пальцами официанту.
     Преображение друга было неожиданно и страшно. В пустых глазках алкоголика быстро твердела мысль, которую Шипунин читал, холодея.
     - А как твоя жена, детки? – сказал Вовка, уверенно улыбаясь. – Я слышал, у тебя подрастает достойный наследник. Не болеет?
     - Нет… А что?
     - Да так, просто. А родители как? По-прежнему живут на Кирочной семь, квартира два, вход со двора?
     - По-прежнему… Ты и это помнишь?..
     - Славно мы посидели, - сказал Вовка и потянулся к шипунинской руке с «роллексом». – Который час? У меня тоже был «роллекс». Золотой...

     Ночью Шипунин утешал себя:
     - Ну, что мне Вовка? Накормил я его обедом, дал денег – все наличные, сколько было при себе, поболтал за жизнь. Но отчего Вовка все морщил нос и деньги взял брезгливо, не глядя? Он же мой друг!
     И тут же поправил себя:
     - Друг детства. То есть бывший. А кем станет теперь? Лучше бы никем…
     Сидеть на чужом крючке, корчась червяком, Шипунину очень не хотелось. Он метался всю ночь, вставал, курил. Заснул на рассвете. Приснилось, что Вовка уже забыл о разговоре.
     Невыспавшийся и раздраженный, Шипунин ранним утром уехал по делам. В офис завернул после обеда, буквально на минуту. Быстро вошел в вестибюль, мелькнул возле охраны и вдруг на мониторе охранника увидел приемную возле своего кабинета. Картина была интересная: друг Вовка развалился в кресле и о чем-то болтает с секретаршей Шипунина Валентиной.
     Шипунин застыл: Валентина, тетка предпенсионного возраста, школьная учительница математики с двадцатилетним стажем, вида грозного - на шоколадке не подъедешь! - мыла полы в родной школе, за что детки нуворишей, еще не отправленные в Англию, над ней потешались.  Обиженную на весь свет старую училку Шипунин отбил у мелких районных крышевателей – прямо с кастрюлей домашних чебуреков, которые она жарила дома и пыталась продавать у входа в метро. В общем, Шипунин предпочел букету длинноногих красоток, претендовавших на должность его референта, именно эту старую крапиву, благодарную и преданную, как овчарка.
     Но в данную минуту Валентина любезно улыбалась алкоголической морде друга Вовки! Впрочем, морда была причесана и умыта, а ее носитель, развалившийся в кресле, блестел, как намазанный сливочным маслом огрызок сухаря. Злая умница Валентина слушала его и даже что-то отвечала.
     Валерий обернулся к охраннику и ткнул пальцем в экран:
     – Кто допустил в офис постороннего?
     Охранник вскочил и по-военному одернул куртку.
     - Виноват! Это к вам. Ждут с утра, говорят, что школьный друг, и вы будете ему очень рады. У них от вас записка.
     - Записка? – насторожился Шипунин и тут же вспомнил, что обещал устроить Вовку на работу.
     - На визитке записка. И назначена встреча ровно на… - охранник вскинул руку с часами, - ровно на три часа.
     Валерий поднялся к себе, вошел в приемную. Вовка дышал одеколоном - сквозь  парфюм едва пронюхивалась доза алкоголя - но был трезв и глядел весело. Валентина, презиравшая алкоголиков, вздрагивала ноздрями.
     - К вам, Валерий Павлович, - пропела Валентина с иудейским смирением, и Валерий прочитал на ее выразительном лице: «Гони эту заразу!»
     - Ладно, давайте в кабинет, - сказал Шипунин и, отворив дверь, пропустил Вовку в свое рабочее логово.
     Валентина мигом принесла им на подносе две чашки крепкого сладкого кофе. Наверняка будет подслушивать, но Шипунин не сердился. Пускай! Старуха смышленая, в житейских делах проворна и хитра, не раз подсказывала мудрый выход из пикантных ситюэйшн.
     Вовка не стал долго тянуть.
     - С тебя тыщща баксов, - сказал он развязно. – Для начала. По старой дружбе.
     Шипунин молча отпер сейф. Заслонив спиной содержимое, почувствовал, как Вовка искривился в кресле, пытаясь рассмотреть, быстро отсчитал деньги, закрыл, звякнув ключом, и повернулся к другу.
     - Отлично! – Вовка уверенно протянул лапу. – Не пересчитываю.
     Шипунин улыбался, раздумывая. Просит слишком мало! Либо Вовка не понял главного – сути договора, либо понял, но имеет совесть. Впрочем, нет, шантаж сам по себе дело бессовестное. Если бы он просто сказал: «Дай денег, друг, видишь, страдаю!» - Шипунин кинул бы с барского плеча тысячу баксов, ради дружбы, ну, или хоть пару тысяч. Но Вовка не просил – ждал свое.
     Шипунин колебался не потому, что жалел кровно заработанные – об истинных его доходах даже ушлая Валентина ничего не знала. Но шантаж – дело вечное. Вовка пропьет, явится еще, и еще, и еще. Более того, нет гарантии, что он не проболтается по пьяни. Короче, жди неприятностей. «Эх, доигрался ты, Валерка Шипун!»
     Шипунин сказал, что рад помочь старому другу, что надеется на дружеские отношения и впредь, но Вовкино лицо было непроницаемо, как в детстве, когда они дрались. Только в эту минуту Шипунин вспомнил о детских потасовках с другом, из которых всегда выходил победителем.
     Когда за Вовкой закрылась дверь, Шипунин подошел к окну, распахнул, изгоняя мерзкий запах предательства. Стоя на сквозняке, полном мартовской синевы и облаков, он вдруг понял, что их детский тандем скрепляла вовсе не дружба, а его кулаки и Вовкина хитрость.
     – Собственно, что я знаю о Вовке? Встретил на улице пьяного – ну, пьет мужик, с кем не бывает; признался, что сидит без работы, но это не значит, что… Ох! Влип…
     Шипунин считал себя честным человеком, поэтому мысль о том, что мертвые денег не просят и не болтают про дружбу с Ахметом, бросила его в жар. «Алкашу на кладбище будет лучше - травка, солнышко, тишина…»
     В общем, судьба не оставила выбора. Шипунин вынул из сейфа запасной мобильник – допотопную машинку, такую старую, что ни один криминалист не сможет засечь с нее сигнала, и набрал номер одного очень надежного человека…

     Вечером того же дня Шипунин зашел в церковь. В тишине горели свечи, было сумрачно и как-то очень близко к Богу. С икон глядели честные глаза страдальцев – они сами прошли земные муки и понимали все без слов. Шипунин вдруг заплакал. Откуда-то из темного угла вышла женщина в черном платке, с пронзительными глазами Богородицы, молча подошла к нему, погладила по плечу, поправила наклонившуюся свечку и исчезла. Шипунин стал молиться о вразумлении и прощении, а поздним вечером снова позвонил тому самому «надежному человеку», все отменил и сказал, что деньги «за беспокойство» находятся в условленном месте. Вероятно, «надежный» удивился, но ничего не сказал.
     Вовка появился ровно через неделю, в среду утром. Шипунин, отмоленный, с чистым сердцем и даже более просветленный, чем следовало толковому бизнесмену, встретил его терпеливо.
     - Садись, Вовка! – сказал он, сам подвинул бывшему другу кресло и, нажав на кнопку, приказал: – Валентина! Два кофе.
     Вовка нахмурился, словно шипунинская мягкость его насторожила. Шипунин хотел сказать что-нибудь о верности, но увидел, как у Вовки сатанински подергивается краешек рта, и промолчал.
     Хмурая Валентина внесла поднос с крошечными чашечками, с пузатыми рюмками и графином. В хрустале плескался отечественный алкоголь: водку секретарша перелила в представительский графин венецианского хрусталя, наверно, всю бутылку. Шипунин вздохнул, гася мысль о яде, который верная Валентина могла бы подсыпать в графин ради спасения хозяина, но Валентина вышла и плотно закрыла за собой дверь.
     Разговор был кратким. Шипунин предложил Вовке авиабилет в далекие края, подъемные и  регулярное денежное удовлетворение в размере вэлфера - есть, пить, сносно жить. Вовка слушал рассеянно и жадно смотрел на волшебство в хрустале.
     - Деньги ты получишь перед посадкой в самолет, - твердо сказал Шипунин. – Это не обсуждается.
     Алкаш, бледнея, проглотил слюну, откашлялся и согласно наклонил голову, не отрывая взгляда от водки, словно заколдованной Валентиной.
     - Валерий Павлович! – вдруг вонзился голос уборщицы. – Вы еще там?
     - Что?
     - У вас тут сейф открыт!
     - Какой сейф?! Где секретарь?! Подожди меня, я сейчас вернусь! – с досадой бросил Шипунин Вовке, опасаясь, что недоуговоренный алкаш передумает и вместо приличной сделки устроит ему финансовый террор.
     Он встал из-за стола и быстро вышел. Валентины в приемной не было. Секретарский сейф, в который Валентина заранее отложила деньги, был заперт, а уборщица в синем комбинезоне сторожила открытый металлический ящик на шкафу, занятый нехитрым барахлом Валентины. Шипунин поискал в столе ключ, и пока выдвигал и обшаривал аккуратные секретарские ящики, немного успокоился. «Я не убийца – убийца не я, слава тебе, Господи!»…
     Между тем, уборщица подхватила пылесос и исчезла в соседней комнате, а Шипунин, открыв сейф,  взял пачку купюр, отложенных для Вовки, билет на самолет и подумал, что надо бы отправить Вовку с охранником. Проверив дату вылета (сегодня в двадцать два часа) - молодец, Валентина, подсуетилась! – он отправился вершить судьбу - свою и божьей твари Вовки.
     Когда Шипунин вошел в кабинет, Вовка лежал на полу в позе замороженной креветки – скрюченный и неподвижный, однако лохматая голова его жила отдельно, подергиваясь, словно от уха к уху бежал электрический ток.
     Валерий наклонился над телом и, ощутив резкий запах водки, оглянулся: графин был пуст!
     - Ах, ты, сволочь! – сказал Шипунин. – Куда столько влезло?! Литр водки в один присест! Сука! Нет у меня для тебя личного самолета. Пристрелить бы гада - прости, Господи! - рука не поднялась. Но этакую мразь прикончить – благое дело! Ты, морда, а ну, вставай!
     Минут пять он тряс лежащего, лупил по щекам, пытаясь привести в чувство, и вдруг понял, что с шантажистом что-то не так…
     Шипунин вызвонил платную «скорую», а когда Вовку на носилках задвинули в кузов «реанимации», он влез в машину и сел рядом с врачом.
     - Я сопровождающий!
     Руководило Шипуниным не сострадание, а чувство исходящей от алкаша опасности: проснувшись, эта мразь может разозлиться и позвонить Алтунину.
     Шипунин расплатился с врачом и медсестрами платной "Скорой помощи", определил мерзавца в отдельную одноместную палату больницы и приставил пожилую сиделку, категорически запретив давать больному телефон.
     - Мой друг сильно заговаривается, - предупредил ее Шипунин. - Если начнет плести ахинею, натолкайте ему в пасть еды. Вот деньги.
     - Благодарствуйте! - согласилась сиделка. - Душевнобольных лечат хорошим питанием.
     Определенно, Шипунину везло на пожилых женщин, а в остальном он положился на милость Божью, в которой почему-то был уверен.
     Еще полчаса Шипунин ждал, пока этому идиоту сделают очистку крови, но не дождался и уехал. Это было в двадцать один час.
     Чем бы ни занимался Шипунин в следующие дни, он оставлял дела и звонил в больницу, пожилому румяному врачу.
     В понедельник рано утром Валерия вызвали к больному. Выпив черного кофе – есть не мог от злости и усталости – он поехал к шантажисту и у двери в палату наткнулся на врача.
     - Мы хорошо очистили кровь...  - Врач говорил с печалью и недоумением.
     - Что случилось? – насторожился Валерий. – Говорите прямо. Он умирает?
     - Нет-нет! Больной жив и будет жить долго. Ближайшие полгода запоев не ожидаем. Но…
     «Ага, не ожидаете!» - Валерий нахмурился. Но если эта шкура бросит пить и начнет крепко соображать, тогда уж десятью штуками баксов от него не отделаешься. Потребует миллион. Сволочь!
     Валерий решил денег врачу не давать, а то, пожалуй, доведут Вовку до полной завязки – за деньги современная медицина может все. В конце концов, свой христианский долг Шипунин выполнил. Но как объяснить старичку-эскулапу, что Вовка нужен ему трезвый всего на одни сутки, чтобы посадить его в самолет и выпереть в заграницы?! Оттуда шантажист ему уже не страшен: деньги пропьет, а вернуться не сможет.
     - Мы очень интенсивно лечим вашего друга, - врач заволновался. - Но, видите ли, у нас проблема…
     - Сколько? – устало спросил Валерий.
     Врач устремил на Шипунина честный взгляд.
     - Да ладно вам! – рассердился Шипунин. - Сколько?
     - Вы не поняли… У больного амнезия.
     - Что?
     - Потеря памяти. Инсульт крайне удачный, только вот память... За сорок восемь лет моей практики это единственный случай, когда нет парезов, сохранены двигательные функции и лишь одна амнезия, причем, столь глубокая, что...
     - Он что же, ничего не помнит?!
     - Абсолютно.
     - Не помнит, как его зовут?
     - Абсолютно. К тому же он забыл все, что происходило с ним за последние годы. Не помнит, где и кем работал; не помнит, где живет, не знает, был ли женат. Так бывает, к сожалению, именно с алкоголиками, особенно, если спирт был плохо очищен. Но мы используем кое-какие новейшие методики и вернем ему память.
     - Постойте! А если без методик?
     - Сама по себе память не вернется, - сказал врач. - Никогда. И чем дальше, тем меньше вероятность, что он вообще что-то вспомнит. Поэтому мы приложим все усилия…
     - Стоп! – Валерий взял доктора за локоть и, доверительно наклоняясь к нему, сказал:
     - Но ведь в остальном – пациент здоров?
     - Да.
     - Он может работать?
     - Да.
     - Инвалидность ему не грозит?
     - Если не будет больше пить – то нет.
     - Ага… - Валерий достал бумажник. – Вот – это благодарность за лечение.
     – Ну, что вы! Не стоит, мы лечим бесплатно, по страховому полису, и мы приложим все усилия, чтобы...
     - Не надо. Вы сделали все, что могли.
     Доктор прищурился. Шипунин пояснил:
     - Лечить этого алкоголика больше не нужно. Лечите порядочных людей.
     Валерий написал на бумажке координаты бывшего колхоза имени Ленина, которым командовал его давний приятель Михалыч – крутой мужик, нынче фермер, у него не забалуешь!
     – Пожалуйста, отправьте пациента по этому адресу, но не говорите, кто его к вам привез и кто оплатил лечение, -  («зелененькая» вспорхнула и незаметно проникла в белый докторский кармашек).
     Врач кивнул, пожал руку Валерию и ушел, крайне довольный. В его практике это был не первый случай Божьего наказания, и лечить алкоголика он, в глубине души, считал несправедливым.
     Валерий вернулся домой, кинул плащ на вешалку, надел домашние тапочки, вымыл руки и ушел в спальню. Занавесив окно шторой – закатное солнце резало глаза – он рухнул на колени и воззвал к юго-восточному углу, откуда к людям пришел Тот, на Кого уповают в беде и порядочные люди, и негодяи.
     - Слава тебе, Господи! – сказал Шипунин, перекрестился и стукнул лбом в пол. – Не допустил греха на мою душу!
     Спустя три дня в этом углу появилась освященная икона.

     ЭПИЛОГ

     Иван Михалыч Утюгов принял рабочим на свою ферму странного молчаливого мужчину, абсолютно непьющего, и попросил Шипунина присылать к нему подобные кадры и впредь – «приму в любом количестве!»  Но Шипунин весело и как-то непонятно отписал, что в городке-де Петербурге таких знакомых у него,  К СЧАСТЬЮ, больше нет…