Часть первая. Таня – маленькая.
Маленькая Таня, сколько себя помнит, живёт с самого рождения у реки, потому что её папа и мама оба – речники. Они ей рассказывали, что она и родилась на реке, и сначала даже жила не в обычном доме, а в каюте на плавучем кране. Папа с мамой на этом кране работали, познакомились, а потом поженились, там и жили в каюте, в которой для маленькой Тани поставили специальную кроватку с сетками. Этого она не запомнила, но как они жили уже на берегу в грузовом порту – запомнила. В каюте было слишком тесно для троих, а главное – опасно ребёнку жить на судне, запрещено всякими правилами. Мало ли чего – кругом вода и железо. Сначала им дали комнату прямо в порту, потом они переехали в другую комнату – побольше, а теперь жили в отдельной квартире в новом доме недалеко от грузового порта, но чуточку ближе к центру города. А город этот называется – Новосибирск, а река – Обь. В город она пока выходила редко и только со старшими. А куда и ходить-то? Детский садик был во дворе их дома. Папа с мамой на работу попадали прямо через дорогу – перейди улицу Фабричную, вот и проходная порта. Там на причале стояли огромные портовые краны, а у причала – баржи и краны, но уже плавучие. Так вот её папа и отвечал за работу всех этих кранов, потому что он окончил водный институт и стал механиком всего порта. Он носил синий китель с блестящими пуговицами и форменную фуражку с кокардой. А мама теперь стала работать на других судах – на пассажирских теплоходах – кассиром. С самой ранней весны, когда открывалась на Оби навигация, мама «уходила в плавания», да и папа иногда отправлялся ремонтировать плавучие и портовые краны по всей Оби. А Обь – река длинная-предлинная и заканчивается где-то почти в Северном Ледовитом океане. Об этом Таня узнала от папы ещё маленькой, но теперь она уже не совсем маленькая, она готовилась стать первоклассницей и поступала учиться в школу, чтобы знать про всё-про всё на свете. Летом по выходным дням, когда садик не работал, мама брала иногда Таню с собой в рейс. Они вместе отправлялись на пристань. Тане нравилось приходить на пристань рано утром, тогда у причала стояли вплотную сразу несколько «пэтэшек». Так взрослые называли эти теплоходы, потому что на борту каждого красовались большие буквы «ПТ», что означало – пассажирский теплоход, и обязательно стоял номер судна рядом с буквами, как на домах. Такие теплоходы называли ещё «речными трамваями». Трамвайчики выстраивались с вечера как по линеечке и касались друг друга бортами, так они ночевали. Чтобы попасть на мамин, отправляющийся в рейс, надо было сначала проходить через несколько пустых трамвайчиков. В них было прохладно, продувал ветерок, палубы раскачивались, и где-то между ними внизу с причмокиванием плескалась река, словно что-то хотела сказать маленькой Тане. По номеру мамин трамвайчик узнавали даже с берега, когда он проплывал вниз по Оби мимо Затона, где жила мамина сестра. Если она копалась где-нибудь на огороде, то всегда выходила к берегу реки и махала платком, а Таня ей в ответ долго махала рукой. В Затоне была своя пристань, и трамвайчик к ней причаливал, но ходить в гости к сестре маме было некогда, теплоход отправлялся дальше, чтобы доставить пассажиров к другим речным пристаням, названия которых Таня любила перечислять, загибая пальчики: «Чернышевская», «Заельцовский парк», «Остров Рыбачий», «Зелёный мыс», «Бибиха», «Седова Заимка», «Почта». Иногда они с мамой выходили на берег по сходням, которые ставил матрос. Мама продавала и проверяла билеты, следила за порядком на судне, а иногда даже работала за матроса – подавала или принимала чалку, выдвигала трап. Маме на судне полагалась своя каюта, рядом с капитанской, сразу под лестницей, которая вела вниз от рулевой рубки. В этой каютке стоял маленький топчан, у стены под иллюминатором – столик, и маленькой Тане всегда было там уютно, спокойно. Пока мама находилась на палубе, Таня играла с любимой куклой или рисовала. Но это уже когда ей самой надоедало смотреть с палубы по сторонам или когда становилось холодно, если начинался дождик или налетал сильный ветер. Тогда наверху было плохо, даже опасно, потому что кораблик раскачивало, и он словно подпрыгивал на волнах. Сидеть в пассажирском салоне ей казалось неинтересным, там всегда было шумно, а в каютке – хорошо, тепло и тихо. Ей нравилось рисовать речные трамвайчики, речку, мосты, а ещё свою любимую куклу в разных платьях. Она сама придумывала ей одежду и туфельки, а потом разрисовывала их в любимые цвета. Маме её картинки с корабликами не очень нравились, но она говорила: «Правильно, рисуй лучше платья. Это тебе в жизни больше пригодится, чем пароходы». А вот папа всегда хвалил её за речные рисунки: «У тебя здорово получается, особенно вода. Ну, как настоящая!». Таня не жалела зелёной и синей красок, чтобы нарисовать волны и ещё добавляла крохотные пятнышки жёлтой – так скачут солнечные зайчики и брызгами рассыпаются по реке. С папой Таня сходила даже на рыбалку недавно. Он-то рыбак был заядлый, а она сама попросилась с ним, чтобы научил её рыбу ловить. Папа удивился, но согласился. А что – веселее будет. Они ловили рыбу недалеко от порта, где открывалась полоска берега, усыпанная вперемешку песком и галькой. Здесь местные жители облюбовали себе место для купания. Но папа с Таней пришли сюда раным-рано, чтобы им никто не помешал рыбачить. Насаживать червячков на крючок девочка, конечно, не умела, это делал за неё папа, да и удочку забрасывал он. А ей понравилось держать тонкое бамбуковое удилище и смотреть на цветной красно-белый поплавок. Течение в этом месте, укрытом причалами порта, было спокойным, поплавок почти неподвижно стоял на одном месте, а вокруг него появлялась легкая рябь. Папа Тане объяснил, что нужно ждать поклёвки, когда поплавок вдруг нырнёт или задёргается, значит, рыбка под водой попробовала, вкусный ли ей попался червячок. Тогда нужно «подсекать», дёргать удочку вверх или в сторону, но это у неё пока никак не получалась, и она просто кричала сразу: «Папа, папа! У меня клюёт!». Папа подбегал и резко поднимал удилище вверх прямо в Таниных руках. Если он успевал, то рыбка, извиваясь, взлетала над водой, блестела на солнышке серебристой чешуёй, а папа говорил: «Умница, доча. Поймала!». Дальше папа ловко снимал рыбку с крючка и опускал её в бидончик с водой, где плавали другие рыбки, пойманные ими. Так, живыми, они и принесли рыбок домой. Мёртвых рыбок Таня не любила, и никогда не смотрела, как их готовят. Ей, по правде говоря, было очень жаль их. Она спросила папу, когда поймала самую первую свою рыбку и увидела, как та бьётся и мечется, зацепившись губой за крючок: «А ей не больно на крючке? Он такой колючий и острый?».
Нет, – ответил папа, – не больно. Тебе, когда больно, ты что делаешь? Пищишь или плачешь. Правильно? А рыбка, видишь – молчит и не плачет».
Папины слова показались девочке убедительными. Действительно, если молчат и не плачут, значит, им и не больно. Больно им становилось, наверное, когда их чистили. Этим занимался обычно папа, потому что мама говорила ему, когда он возвращался с рыбалки прямо с порога: «Ага, вот как сам наловил, так и почистишь сам». – «Ладно, – соглашался папа. – Делов-то!».
Ещё маленькую Таню папа взял с собой в конце лета по грибы. Папе надо было что-то проверить на плавучем кране, где-то вниз по Оби, где уже подступала к реке настоящая тайга. В тайге Таня до этого не бывала. Она знала только, что это хвойный лес, которому нет конца, такой он большой. Вот она запросилась с папой и в тайгу. Мама не хотела отпускать дочку накануне школы ни в какую тайгу, но Таню в детский садик всё равно уже нельзя было отправить, потому что её оттуда выпустили. А бабушка жила далеко, в деревне, и туда её увозить было поздно. Решили, чем она будет дома одна – пусть лучше с папой сплавает. У мамы выпадали ночные рейсы. Тане самой не так хотелось в тайгу, которую она немного опасалась, ведь там же медведи и волки бродят, как проплыть на большой самоходной барже. Это настоящий корабль, и именно на таком папа должен отправляться в командировку. Вот он и прихватил её с собой. За компанию.
Берега сначала тянулись знакомые, а потом пошли совсем новые и неизвестные. Таня пробыла почти весь день на палубе с папой. Их накормили вкусной ухой и угостили копчёной рыбкой. Больше всего Тане понравилось, как капитан кричал в большой рупор и подавал команды экипажу. Ей и самой захотелось что-нибудь крикнуть в такую трубу. Она попросила папу, чтобы тот договорился с капитаном. Капитан оказался добрым дяденькой, он сам подошёл к Тане протянул рупор, сказал: «Хочешь попробовать? Какую команду подавать будешь, капитан?»
– А какую можно? – спросила Таня.
– Ну, какую? – задумался капитан, а потом с улыбкой добавил, – А ты, как в кино про пиратов, кричи: Свистать всех наверх!
Рупор оказался тяжелее, чем Таня ожидала. Она прижала раструб к щекам, набрала воздуху побольше и выпалила: Свистать всех наверх! Своего крика она даже не услышала, только какой-то звон в ушах прошёл, а щекам стало почему-то щекотно. Она посмотрела на папу и на капитана, те улыбались, и было непонятно, правильно она кричала или нет?
– Ну, ещё можешь попробовать, сказал капитан. – Видишь, команда не подчинилась. Все на своих местах остались. Это на корабле – непорядок. Капитану все должны подчиняться.
– Нет, я больше не буду, – Таня протянула рупор папе, – А ты сам хочешь попробовать?
– А мне зачем? Я капитаном уже не стану, а в порту у нас радио и мегафоны есть. В такую-то трубу у нас не докричишься. Не услышат.
Так они плыли целый день и ещё целую ночь. Потом рано утром их прямо с баржи доставили на берег на специальном катере, потому что папу встречали и ожидали. Сначала их обоих отвели в маленький домик, который стоял возле пристани, сказали – вот здесь остановитесь. В этом домике жил какой-то «персонал». Персонала Таня не увидела, но тётенька, которая работала на пристани, стала за Таней присматривать, а папа ушёл с другими дяденьками, но сказал: «Не скучай, доча, я приду скоро, и отправимся в тайгу». Тётя с пристани усадила Таню за стол и стала расспрашивать обо всём: с кем ты живёшь, какая у вас квартира, да как же тебя мама отпустила? И даже спросила, есть ли у них дома в городе кошка или собака? И ещё она накормила девочку, а потом повела на прогулку в посёлок. Они вместе дошли до магазинчика, где на крылечке сидел дедушка почему-то в валенках и шапке-ушанке, как зимой. Они купили у него кедровые орешки в кулёчках. Орешки Таня пощёлкала совсем немного, они были вкусными, но крепкими, и она побоялась, что выпадет передний зуб, который уже шатался. Она знала, что у детей молочные зубы должны меняться на коренные, но идти в школу первого сентября с дыркой вместо зуба ей не хотелось. Она видела у других, как это выглядит некрасиво и смешно. У них в садике был один мальчик – Витька Черенько, который любил почему-то всех девочек целовать. Но как-то до неё, до Тани, очередь не доходила. Другие девчонки на него всегда кричали за это, но он нет-нет да кого-нибудь поцелует в щёчку и убежит. И вот когда у него выпали два передних нижних зуба, и он начал смешно шепелявить, тогда вдруг дошла у него очередь и до Тани. После полдника он подкрался к ней сзади, приобнял и, когда она повернулась к нему, чмокнул почти в губы. Таня оттолкнула его, стала вытирать мокрые губы и щёку, а он засмеялся, как дурачок, и у него слюни вытекли. Почему-то Тане так противно стало и обидно, что она заплакала. Пошла в раздевалку, уселась прямо в кабинку и плакала, пока не пришла нянечка. Потом дома ей ещё пришлось объяснять папе с мамой, отчего это она ревела в садике, потому что там никто не понял, что же случилось. Родители над её рассказом о Витьке только посмеялись. Ну, и стоило, мол, реветь из-за такого пустяка, а ей до сих пор неприятно было вспоминать, как этот мальчик без зубов улыбался, и слюни текли.
Когда они с тётенькой возвращались к пристани, им навстречу верхом на сером коне проскакал взрослый уже мальчишка. Он сидел в седле, а в руках держал поводья и ещё что-то крикнул им. Таня не разобрала, что он прокричал, оглянулась, но они уже были далеко. И это было так неожиданно и здорово, что Таня долго смотрела мальчику вслед. До сих пор она видела такое только в кино, как скачут на лошадях. Потом у пристани они увидели телегу с большими бочками и бородатого дедушку, который шёл сбоку от телеги и подгонял лошадку, а она еле плелась.
«Но-о!» – кричал дедушка,– «Двигай, заразза!»
Эта лошадка была, наверное, старой, но она тоже понравилось девочке, потому что у неё были очень большие, грустные глаза, которыми она косилась назад, на дедушку. Но пожалеть лошадку Таня не успела. Тут вдруг налетели большие вредные мухи – пауты, которые вились следом за лошадкой, и одна такая муха больно ужалила Таню в руку. Она ойкнула, прихлопнула злющую, кусачую муху, и попросилась сразу обратно в домик.
Папа появился после обеда с плетёной корзинкой и незнакомым дядей. Спросил: «Ну, как ты тут? Тебя покормили?» Таня пожаловалась на паута и показала место укуса. «Ну, доча, тут же – тайга. Будь готова ко всему». И они отправились в эту самую тайгу с дядей-проводником. Тайга началась сразу же за посёлком и поначалу оказалась не такой уж страшной, никаких волков и медведей им не попадалось, но вот мошка! Она ещё у реки стала донимать, а тут – караул! Налетела со всех сторон. Тане захотелось сразу убежать подальше, хоть домой в город, она даже собиралась уже заплакать, но папа достал какой-то флакончик и побрызгал на неё водичкой с острым запахом, а дядя-проводник вытащил из походной сумки специальную шапочку с сеткой и надел Тане на голову. Тут мошкара и отстала. В шапочке было неудобно, и сетка мешала смотреть, но Таня терпела. Она ведь знала, что папа хотел себе мальчика – сына. Дочка, старшая Танина сестра, у них с мамой уже была до Тани, а ему хотелось иметь помощника в мужских делах и товарища. Он надеялся, что родится сын – Толя, папа ему имя даже приготовил. И когда родилась девочка, папа, увидав её сказал: «Маленькая. И добавил – Таня». С сожалением сказал. Так вспоминала мама, поэтому Таня всегда соглашалась идти с папой хоть куда, чтобы он понял, что она – тоже помощник ему и товарищ. Мама рассказывала, что когда Таня была совсем маленькой, то даже как-то предложила папе: «А возьми меня с собой пиво пить!». Это когда он засобирался в выходной день в пивную, что располагалась возле порта. Так что сетку и мошку надо уж перетерпеть. Грибы она собирала в первый раз. Папа ей объяснил, что бывают грибы – полезные и вкусные, а бывают – опасные, ядовитые, от которых даже можно умереть, если съешь. Поэтому она смотрела вниз под ноги с опаской и думала, а если раздавить ногой ядовитый гриб, то тогда не отравишься? Папа понял, что напугал её чересчур и показал срезанный им подосиновик. Это был большой гриб с красивой тёмно-красной шляпкой и толстенькой крепкой ножкой. «Бери такие вот», – сказал папа, – «не ошибёшься». Гриб понравился Тане, и она стала искать точь в точь такие же под всеми деревьями. Травы в этом месте было совсем мало, а вот сухие хвойные иголки и шишки лежали повсюду, как ковёр, и ещё на больших камнях лежали словно покрывала – это росли разноцветные мхи. Они понравились Тане своей бахромой и цветом, особенно те, что отливали изумрудным оттенком. Очень скоро она сама нашла сразу несколько грибов с красной шляпкой и показала их папе. Он её похвалил, но предупредил, чтобы она шла рядом с ним и никуда не отходила далеко, и ни на какие мхи не заглядывалась. «Не хватало ещё, чтобы ты заблудилась», – сказал он. – Тогда мне – кранты!»
Что такое кранты, Таня не знала, но поняла, что папе станет очень плохо, если она потеряется вдруг. Они пошли рядышком и быстро набрали полную корзину. «Баста» – сказал папа, – «отчаливаем до дому».
Вот. И совсем Таня не устала в этой тайге, и никого даже не испугалась!
В обратный путь, уже поздно вечером, они отправлялись на теплоходе, идущем в Новосибирск. Сходни подали очень длинные и узкие, по ним даже страшно было переходить на корабль, потому что они проваливались под ногами и раскачивались, приходилось держаться за верёвку, натянутую сбоку, чтобы не упасть в тёмную воду у пристани.
Но самого обратного пути в город Таня не запомнила. Сначала быстро стемнело, а потом она спала и спала. Устала очень, проспала всю ночь и почти весь день в придачу.
А ведь уже через два дня ей надо в школу идти, в первый класс! Поэтому весь день накануне 1-го сентября она готовилась к школе. Таня укладывала в новенький портфель пенал с карандашами, белый мягкий ластик, красную ручку со стальным острым пёрышком, тетради – одну в косую линейку, другую – в прямую, и ещё одну – в клеточку. Счётные палочки, гладкие и прозрачные, помещались в отдельную пластмассовую коробочку. А ещё полагались ученице Азбука, Букварь и особая тетрадь с прорезями – касса, с картонными буковками и циферками. Мама наглаживала форменное коричневое платье, белый передник, ленты для бантов. Даже ботиночки, почти как туфельки, завтра Тане полагались новые, ни разу не ношенные. Погоду пообещали по радио солнечную и тёплую, поэтому демисезонное пальто пока не требовалось, да его ещё и не купили, новое. А старое стало совсем тесным. Маленькая Таня за это лето перед школой сильно вытянулась, и уже никак не казалась самой себе маленькой. Мама говорила: «Хорошо, что заранее тебе ничего не купили, а то кто бы носил? Вот была ты у нас – Таня маленькая, а стала какая-то дылда тощая». Тане не нравилось, что её дылдой обзывают, но почему-то было и приятно, ведь она растёт. Да, пора ей самой становиться взрослой и самостоятельной. Вот завтра она пойдёт в школу, одна, без папы и без мамы, потому что они – речники, и у них навигация в разгаре, «горячие денёчки», как говорил папа.
– «Река встанет, тогда уж будем отдыхать, да на родительские собрания к тебе в школу ходить, слушать, какая из тебя ученица получится».
Утром 1-го сентября Таня проснулась рано и сразу поднялась. Ей нравилось вставать с первым солнышком, которое светило в окно их квартиры. Папы уже не было дома, а мама задержалась, чтобы накормить первоклассницу, расчесать её длинные волосы, заплести косичку и завязать бант. У самой Тани это пока не получалось так красиво сделать, как умела мама. Кроме того первоклашкам полагалось приходить в школу с цветами, и большой осенний букет, составленный из георгина, гладиолусов и астр, уже поджидал первоклассницу в прихожей. Они вышли из дома вместе с мамой, но разошлись в разные стороны. Мама спешила в рейс на теплоход, который отправлялся с дальней пристани «Чернышевской» за железнодорожным вокзалом. Папа уже давно был в порту, бабушка жила очень далеко, а старшая сестра, которая была намного старше и уже окончила школу, тоже ушла на занятия в техникум. А Таня отправлялась только в первый класс, в ту самую школу, которую окончила сестра. Вот ведь везёт ей, думала Таня про сестру, она уже – взрослая, ей в школу не надо. Её немного беспокоил предстоящий день. Где находится школа и как туда пройти она, конечно, знала, но вот свою будущую учительницу – нет. Когда они отправились с папой в плавание по Оби за грибами, то в школу на перекличку ходила только мама. А сама Таня в школе побывала только один раз, когда летом её «записывали» в первый класс, но в школе столько всего оказалось для неё нового, так много разных людей впервые увидела она, что никого не запомнила.
Она прошла мимо Химзавода и остановилась на маленьком мосту, который назывался Спартаковским, потому что он продолжал улицу Спартака, наверное, самую коротенькую и самую кривую в большом городе. Под мостом, проходили две ветки железной дороги и находились платформы для электричек, которые разъезжались отсюда в двух направлениях. Таня решила немного задержаться и дождаться какого-нибудь поезда. Ей нравилось, когда под мостом проезжали, пыхтя паровозы, которые тянули за собой длинные составы вагонов. Правда, паровозы попадались теперь совсем редко, только маневровые. Их сменили электровозы, которые не дымили, а брали ток из проводов, как объяснял папа. Но от электровозов совсем никак не пахло, а от паровозов несло дымом и чем-то ещё машинным, почти как на речных судах. Здесь, на мосту, смешивалось вообще много различных запахов: от реки несло водной свежестью, от Хлебозавода и Макаронной фабрики, тянуло чем-то кислым, от Химзавода пахло едко, словно от сгоревших бенгальских огней. К ним добавлялся запах бензина от проезжавших мимо автомобилей, а ведь ещё под ногами шуршало много жёлтой облетевшей листвы. Вот запах от них, от опавших с деревьев листиков, казался Тане самым приятным. Она смотрела вдаль, в сторону Оби, и ждала, что поезд появится оттуда, с железнодорожного моста. Здесь вообще находилось так много мостов, что даже остановка автобусов и само место назывались – «Мостовая». Ведь ещё протянулся путепровод над Красным проспектом для поездов, и два моста стояли над речкой Каменкой, один тоже для поездов, а другой – для автомобилей. И в окружении всех этих мостов, находилась школа, куда записали всех её друзей по детскому садику и по двору, всю «портовскую мелюзгу», как называл их папа. Тане хотелось пойти сейчас в ту школу, знакомой дорогой в сторону реки. Они здесь часто проходили вместе с мамой к пристани «Октябрьской» мимо кинокопировальной фабрики, очень похожей на Теремок из русской сказки. В этом доме-Теремке, как рассказывала мама, раньше была церковь, где люди молились какому-то богу. Интересно, зачем они ему молились? Все эти мысли, и ожидание поезда сильно отвлекли Таню.
Но поезд всё не показывался, и пора было идти. Она прошла по улице Советской, за зданием типографии повернула налево и по улице Коммунистической дошла до каменной арки, напротив которой стоял родильный дом. Там начиналась улица Урицкого. По ней, мимо жёлтого дома с гастрономом она вышла на перекрёсток с Молокозаводом на другом углу, опять повернула налево и пошла вниз по улице Октябрьской, до самой школы. К этому времени во дворе, за зданием школы, уже закончилась общая торжественная линейка, и первоклашки поднимались попарно на крылечко и скрывались за высокими распахнутыми дверями. Таня поняла, что ждала поезда слишком долго и опоздала. Но во дворе один класс ещё стоял по линеечке, и учительница, увидев Таню, сказала без всякой строгости в голосе, даже весело: «А вот и наша опоздавшая! Ты из «В?» Давай тогда быстрее становись со всеми, и пойдём уже в класс».
Таня сунула быстро букет в руки учительницы и оказалась первой в строю.
Так вот самой первой она и вошла в класс, сама выбрала себе парту у окна и устроилась. К ней тут же подсела одна девочка, и они сразу познакомились. Скоро все ученики заняли места за партами, учительница назвала себя и начала урок. Она рассказывала о школе, в которой они теперь станут учиться и набираться знаний. Что это очень старая школа, построенная по проекту знаменитого архитектора ещё до революции. Что её окончило много людей, ставших гордостью школы и всего города. Таня смотрела во все глаза и слушала во все уши. Ей стало уютно и спокойно, оттого что всё обошлось так быстро и просто.
Но тут произошло совсем неожиданное. Дверь класса открылась, заглянула другая учительница, которая вела свой класс навстречу опоздавшей Тане, и спросила: «А у вас тут случайно моя ученица одна не затерялась?» – и назвала Танину фамилию. Оказалось, что Таня перепутала на слух буквы «Б» и «В» и угодила не туда, куда записана, не в свой класс. Теперь ей пришлось уходить с насиженного места у окна и идти с другой учительницей в другой класс. Ей стало обидно от того, что она уже и цветы отдала, и место у окошка потеряла. А в другом классе все места показались ей занятыми, и она робко встала у двери, прижав к себе обеими руками свой портфельчик. Ей даже захотелось уйти обратно. Учительница прошла к столу и сказала: «Вот дети наша потерянная Таня. Не стой у двери, проходи в средний ряд. Видишь, там место одно свободное на задней парте? Туда и садись. Ты у нас высокая девочка выросла, всё и оттуда разглядишь». Так Таня оказалась на Камчатке, а рядом с ней – девочка Ира. А первую учительницу звали Елена Александровна Клишина.
Часть вторая. Таня – большая.
Учёба пошла своим ходом. Быстро Таня выучилась читать, выводила красивые буквы на чистописании, складывала числа на арифметике, пела и рисовала. В школе ей очень понравилось, и класс оказался хорошим, и учительница тоже. Таня очень быстро подружилась с соседкой по парте – Ирой. Им вдвоём было интересно и весело, они на переменах прогуливались вместе по коридору и на уроке всё старались поделиться впечатлениями. Короче, они оказались, те ли ещё болтушки! Учительница не раз делала им замечания за болтовню на уроках. Не помогало. Обе любили читать, брали книги в школьной библиотеке, а на уроках обсуждали прочитанное. Другого времени для этого не находилось. Однажды книжку со смешными картинками они принялись смотреть прямо на уроке. Переворачивали потихоньку странички и смеялись в ладошки, а потом словно «смешинка им в рот попала». Сначала Таня первой прыснула так, что уже стало слышно всем, а следом за ней – Ира. Расхохотались, покраснели обе, а остановиться не могут. Урок вела Елена Александровна, и она приняла строгое решение, взяла и тут же их с Ирой рассадила по другим партам – к мальчишкам! Она по-своему схитрила, рассадила сразу и самых болтливых мальчиков, и девочек. Такая вот случилась неприятность в школе.
На улице тоже случались неприятности. Когда пришла настоящая осень, и появились лужи от дождей, Таня одела плащ и переобулась в новые ботики с красивой застёжкой. Ей нравилось как они сидят на ногах и ещё нравилось наступать в лужи. Ведь ботики ей купили высокие и непромокаемые! Как тут пройти мимо лужи? Надо непременно узнать, а какой она глубины? И вообще, идти по луже, это почти как плыть по реке на лодке: вода вокруг тебя, и даже волны поднимаешь. Стала Таня возвращаться в промокшей насквозь обуви, и мама заметила, что даже чулочки у дочки мокрые. Она Таню отругала, сказала, чтобы та больше в лужи не лезла. «Ты же – не мальчишка», – сказала она. Это на какое-то время подействовало. Несколько дней Таня честно обходила стороной все лужи на своём пути. И тут она и произошла – неприятность. Как-то ей уже на улице Фабричной попался по пути открытый колодец. Обычно Таня ходила другой дорогой через Спартаковский мост, а тут пошла с одноклассницей Ольгой, которая жила у реки за железной дорогой. Там ходить считалось опасным, потому что приходилось перебираться прямо через рельсы, а в этом месте часто проходили поезда, и выезжали они всегда внезапно из-за поворота. А иногда поперёк прохода под железнодорожной насыпью к Химзаводу стоял какой-нибудь длинный-предлинный состав, тогда ещё приходилось или обходить его, или пролезать под вагонами. Конечно, это было опасно, поэтому Тане ходить этой дорогой родители не разрешали. Но за компанию с подругами, жившими в домах у реки, Таня иногда отваживалась нарушить этот запрет. Вот и с Ольгой пошла, потому что накануне они ходили классом в кино, а теперь вспоминали весёлые эпизоды и хохотали. Когда Ольга добралась до дому и ушла, Таня повернула к своему. Тут и возник по пути этот самый колодец. Так бывает, что разные городские колодцы вдруг стоят без крышек. Крышки у них – чугунные и очень-очень тяжёлые, их иногда открывают рабочие, чтобы что-нибудь там, в колодце, починить или проверить. Вот и у этого рабочие крышку сняли, но сами куда-то подевались, и остался колодец без присмотра и без крышки, а в колоде стояла вода до самого верха и даже немного вытекала из него на дорогу. Интересно, – подумала Таня, – а какая глубина в колодце? Способ измерения глубины она уже знала, надо просто осторожненько опустить в воду ботик, чтоб через край не набрать. Конечно, она сомневалась, что достанет до дна, но всё же… почему бы не попробовать. Какое-то упрямое любопытство её потянуло к колодцу. Она подошла как можно ближе к краю и стала осторожно опускать левую ногу. С первой попытки достать дна не удалось. Неудобно было стоять на одной ноге, да ещё с портфелем. Она положила портфель рядом на камень и попробовала снова измерить глубину. Она решила опустить ботик до самого-самого верха, а вдруг хватит.
Так она и сделала, но когда вода подступила к самому верху, Таню немного качнуло, она отпрянула назад, а ботик с ноги слетел, плюхнулся в колодец, зачерпнул воды и медленно на глазах растерявшейся Тани пошёл ко дну. Она теперь сразу поняла, что глубина-то большая, потому что ботика и след простыл. Вот она стояла на одной ноге и соображала, как быть дальше? Вопросов возникло сразу много: как достать ботик? Если не достать, как тогда в одном ботике дойти до дома? Что сказать маме, и что ей за это будет? А чулок намок всё же, и нога начинала замерзать. Таня огляделась вокруг, она искала глазами какую-нибудь длинную палку или хотя бы крепкий прутик, чтобы попробовать подцепить ботик со дна колодца. Ничего подходящего рядом не оказалось. Она подняла свой портфельчик и запрыгала на одной ноге в сторону дома. Так ведь прыгают все, когда играют в классики. Вот она и представила, что играет, как летом во дворе, так ей было легче. Но до самого дома допрыгать на одной ноге не получилось. Сначала нога устала, и она постояла, как цапля на болоте. На неё с улыбкой смотрели прохожие. Одна тётенька даже поинтересовалась, а что это ты, девочка, в одном ботиночке скачешь? А что ей ответить… Потом она снова попрыгала, но оступилась и наступила всей подошвой без ботика в грязь. Теперь уже смысла не было скакать, она просто пошла. Мамы дома не оказалось, и это, конечно, ей помогло избежать расправы прямо на пороге. Чулки она постирала и повесила сушить. Ботик – правый, стоял у порога в одиночестве. Спрятать? Так всё равно надо что-то другое обувать.
Вечером пришлось во всём сознаться, но Таня немного схитрила и дождалась, когда соберутся дома все: мама, папа, старшая сестра. Уже давно ей стало понятно, что, когда они все вместе, то ей достаётся всегда меньше: кто-то поругает (мама), а кто-то и пожалеет (папа). Хотя случалось и наоборот. Конечно, она и ещё немножко, чуточку самую, схитрила. Она не сказала, что глубину замеряла, а сказала, что оступилась, запнулась за крышку, а что колодец открытым стоял, совершенно не заметила. И это помогло, да ещё как! Папа сразу сказал: «Безобразие какое! Люди ходят, дети! А они на тротуаре оставляют открытым колодец полный воды». Мама хотела было спросить, а зачем же ты там пошла – через железную дорогу? Таня этого вопроса побаивалась, но папа её перебил: «Да ну, причём тут это? Люди везде должны ходить безопасно». – И он оделся и ушёл проверить, закрыт ли уже этот колодец или нет. Он же был механиком, такое нарушение его возмутило. Таня даже надеялась, что он и ботик из колодца выловит. Папа же был – речник и водник, да ещё и рыбак. Ботик папа не принёс, но с колодцем разобрался. Он куда надо позвонил, кого-то отругал, а крышку поставил на место сам, иначе ночью могла бы случиться беда. Так что Таню совсем-совсем не ругали! Это было просто чудесно, а ботиночки на завтра нашлись из запасов старшей сестры. Придётся эту осень доходить Тане в её старенькой обуви, потому что на очереди стояла другая обновка – покупка демисезонного пальто.
И вот как-то в выходной день, когда папа отдыхал, а мама ещё ходила в последние рейсы на своём речном трамвайчике, она – мама, и решила отправить за покупкой пальто их вдвоём – Таню с папой. Справитесь, мол, не маленькие уже!
Они сразу решили, что пойдут в универмаг, который находился за Каменкой, сразу за мостом через реку, если пройти через площадь Свердлова мимо красивого «стоквартирного» дома, мимо двенадцатой школы, мимо фабрики с загадочным названием «Цекашвейников». Ходить через мост в этот универмаг Тане уже доводилось. Мост казался ей страшно высоким, если смотреть вниз, то замирало сердце, а ноги слабели. Но ей почему-то всегда хотелось остановиться и глянуть вниз, где вдоль речки, в глубоком овраге, стояли деревянные домики, ходили люди, из печных труб поднимался дым. Так, наверное, смотрят с самолёта, но Тане летать пока не приходилось, зато она много плавала и знала, что речка Каменка, которая бежит внизу под мостом, течёт дальше ещё под двумя мостами, а потом рядом с железнодорожным мостом впадает в Обь. Вот вам опять – и Обь, и Мостовая.
В универмаге они с папой быстро нашли пальто нужного размера. Пальто примерили, покрутил папа дочь так и эдак перед зеркалом, потрогал и проверил, как оно сидит в плечах, прикинул длину рукавов. Полюбовалась она сама на себя, ей понравился цвет пальто – изумрудно-зелёный, такого она ни у кого не видела. Она уже представила, как придёт в обновке в школу, и все девочки станут спрашивать, где тебе купили такое? А она безразличным тоном будет спрашивать, а что, вам нравится? Только там такие вряд ли остались. Мы с папой взяли последнее. Разве что новую партию завезут. Так примерно разговаривали мамины знакомые и женщины в их дворе. Таня даже решила, что сразу в пальто и пойдёт домой. Зачем его лишний раз сворачивать и мять. Пусть оно на ней хорошенько отвисится. Так они и пошли обратной дорогой, но на мосту Таня уже не остановилась, быстрее хотелось прийти в обновке домой и во двор – показаться. Во дворе, как назло, никого из знакомых не оказалось, а мама пришла только вечером. Одели снова пальто, собрались все на просмотр, и теперь уже мама покрутила дочку во все стороны.
– Та-ак, – неодобрительно начала она, – купили называется! Зачем же такое яркое взяли, маркое? Она же его ухрюкает за неделю, – сказала мама. Папа ответил, что других-то особо и не было.
– А размер? – продолжала мама, – оно же ей тютелька в тютельку, только-только эту осень относить. А потом новое покупать? Богатые – вы с дочерью.
– Ну, – ответил папа, – раз она так быстро растёт у нас, так придётся купить.
– Ладно уж, носи, коли купили такое. Посмотрим, сколько ты его проносишь.
И как в воду глядела! (так на то она и была – речником).
Когда стало примораживать и выпал первый снежок, то начали повсюду катушки перед школой возникать. Мальчишки быстро раскатывают своими подошвами любую лужицу и мокрый снег. Нравится им с разбегу проехаться по льду. Ну и девочки порой не отстают от мальчиков.
Только возле школы девочки не катались, а вот во дворе своём или в укромном месте – запросто. А у Тани по пути из школы домой под Спартаковским мостиком находилась целая катучая горка – Валуха. Горку так прозвали, наверное, потому что навалили её, когда рыли глину под железную дорогу – те самые две ветки. А горку так и оставили между расходящимися путями на Восток и на Юг. Попасть на неё было очень легко, стоило только переступить под перильца Спартаковского моста – и ты уже на Валухе. Таня туда заходила иногда и летом. Оттуда ей нравилось наблюдать за жилыми вагончиками, что стояли напротив вдоль Химзавода. Эти вагончики были уже не на колёсах и не на рельсах, а прямо на земле. Там временно жили рабочие железной дороги и даже одна одноклассница Тани – худенькая девочка Наташа. Вокруг вагончиков цветочки летом росли, и даже маленькие грядки огораживали под лучок и редиску. Тане странно и интересно становилось наблюдать эту необычную жизнь людей у железной дороги в этих, как ей казалось, уютных вагончиках. Но в гости к Наташе ей напроситься было неудобно, а Наташа и не приглашала. Их семья жила там временно, как говорила она. И действительно, они скоро уехали, и одноклассница из школы ушла. Но вагончики остались, в них жили временно другие люди.
И вот с началом зимы, почти напротив этого посёлка из вагончиков, дети устраивали горку-катушку. Пройти мимо и не скатиться никак у Тани не получалось. Ну, вот никак! Она знала, что пальто – новое, что оно – маркое, что – нельзя. И каждый раз пролазила под перила моста и думала, да я только всего один разочек скачусь и пойду домой сразу. За один раз ничего же не случится с моим пальто. Не такое уж оно и маркое. К тому же она сразу решила, что скатываться будет на портфеле. После первого раза хотелось ещё один разочек. Если за один разочек – ничего, так и ещё за один разочек тоже ведь ничего не будет. Таких разочков набегало много. Сколько Таня даже не считала. Когда она первый раз попалась дома на глаза маме, то та прямо у порога и спросила: «Ты что удумала – с Валухи кататься?!».
– Да нет, – попыталась соврать Таня, – я просто поскользнулась и упала на снег. Знаешь же, как мальчишки всё укатали.
– Ну-ка, повернись, – скомандовала мама! Таня повернулась. – И что ж ты мне врёшь, дорогая? У тебя же вся спина заезжена. Мало того, что там поезда проходят, а вы скачете, как угорелые, так ты ещё и вещи портишь.
Таня попыталась ещё что-то придумать оправдательное, но мама взяла из её рук портфель и раскрыла его. Из портфеля посыпался снег.
– У тебя, дочка, даже ума не хватило из портфеля снег вытрясти. А туда же – врёшь. И в кого ты такая уродилась?
– Так я специально, – нашла новое оправдание Таня, – чтобы не на пальто съезжать. Портфель же – не маркий. Ему что сделается? Он кожаный, крепкий. А снег – не страшно, он чистый.
– Чистый? Там глина. По глине елозишь спиной, и – чистый!? Эх, ты, – махнула мама рукой. – Ещё раз такая заявишься домой, пеняй на себя. Стирать пальто не буду. И так купили с отцом маломерку, а сядет после стирки, и не напялишь его на тебя. Всё, марш раздеваться!
В следующий раз случилась беда похуже.
И ведь опять всё произошло из-за того, что пошли они с Ольгой после уроков через железнодорожные пути, запрещённым для Тани маршрутом. Дорогу им перегораживал длинный состав, по виду – товарняк, но в некоторых вагонах находились люди. Состав нужно было или обходить, или под ним пролазить. Это уже была сложная задача для двух девочек, а тут их ещё напугали какие-то дядьки, которые торчали из стоящих вагонов и не знали, чем от безделья заняться. Они что-то начали кричать девочкам. Ольга, уже наученная горьким опытом, сказала: «Бежим лучше отсюда, тут такие дураки попадаются – ужас». И они побежали вдоль состава подальше от этих вагонов. Бежали-бежали, запыхались. Оглянулись – тихо, никто и не думал гнаться за ними. «Ну, – сказала Ольга, – полезем под вагоны?»
Конца состава, казалось, так и не видно. «Полезем», – согласилась Таня. И они, согнувшись, полезли под вагон. Ольга, как более опытная, да и ростом поменьше, быстро прошмыгнула, как мышка. А Таня сначала замешкалась, а когда уже стояла под вагоном, вдруг пронёсся железный скрежет вдоль всего состава – так оттормаживают колёса поезда, и следом весь состав дёрнулся. Ольга громко закричала, и Таня сильно испугалась. Она кинулась наружу из-под вагона, но что-то вдруг схватило её за спину. Если бы ещё хоть чуточку времени она находилась под вагоном, то умерла бы от страха. Но она рванулась и выскочила к Ольге. Раздался пронзительный гудок, и состав почти тут же тронулся с места. А Таня всё не могла прийти в себя. – «Ты что там застряла?» – Налетела ещё и Ольга на неё. А Таня и ответить не смогла, голос, словно пропал. Она медленно побрела вперёд подальше от набирающего скорость поезда. «Ой!», – вскрикнула Ольга, – «ты же пальто порвала!»
Вот только этого не хватало Тане для полного счастья – порвать новое пальто. Она сразу подумала, что придётся зайти к Ольге, да просить её маму зашить рваное место, но Ольга сказала: «Мама моя зашила бы, но навряд ли что получится, у тебя там вырвано с мясом».
Дома тоже самое сказала и Танина мама: «Именно, что с мясом! Постаралась, доченька». Оказалось, что и заплату ставить смысла нет, пальто было сильно перепачкано какой-то смазкой. «Мазут», – определил папа. – Дело пахнет керосином». Так Таня осталась без своего нового пальто любимого изумрудного цвета. Его выбросили на помойку. А зиму она дохаживала в стареньком пальто старшей сестры. Вот ведь как: сначала старые ботинки пришлось обуть вместо красивых ботиков, а теперь и серо-синее поношенное пальто надеть. Что за невезение! Но зато как она теперь каталась с Валухи! Ни пальто, ни ботинок теперь жалеть не надо было, даже мама за них не ругала. Но что удивительно, в них и с ними ничего не случалось, в какие бы переделки Таня с тех пор не попадала, всё обходилось.
Интересно, думала Таня, может быть, я просто повзрослела?
И вот уже ближе к весне Таня как-то пошла в школьную библиотеку менять книжки. Читала она много и ходила в библиотеку каждую неделю. Для разных классов в библиотеке отводились разные дни. Брала она в основном тонкие книжки со сказками, со стихами Чуковского, Барто, Маршака. В библиотеке было тесновато, книги выдавала библиотекарша из-за стола с формулярами. В перемены всегда была там
очередь и толкотня. И вот стоит Таня в очереди, а сзади её кто-то начинает легонько подталкивать. Она оборачивается и видит мальчишку, небольшого роста, в очках, тоже с книжками. Тот ей и заявляет: «А, между прочим, сегодня меняют книги первоклассникам!»
– Ну, знаю, – отвечает Таня, – открыл Америку!
– А ты что – тоже первоклассница? – с сомнением спросил мальчишка, которого Таня раньше не видела в школе.
– Представь себе! А ты, наверное, новенький? Я тебя не знаю что-то.
– Новенький. А ты, наверное – второгодница?
– Я?! – Таня аж возмутилась. – Да я почти отличница, если хочешь знать!
– Ну-ну, и отличница. Второгодница. Я же вижу, какая ты – дылда! Все второгодницы такие.
– Я – не дылда! – Ещё сильнее возмутилась она. – Я просто – большая, а ты, ты… ты – мелюзга! Вот. – Таня обрадовалась, что вспомнила папино словечко.
– Я не мелюзга! – выпалил мальчик – сама ты … но он не мог сразу подыскать ещё словечко пообиднее, как обозвать.
– Ну-ну, вы ещё подеритесь у меня тут! – строго сказала библиотекарша. – Нашли место.
– Нет, – ответила Таня, – мы не подерёмся. Стану я драться с таким… мелким! Я уже большая.
Вот так она и решила для себя с того самого дня, что она уже – большая Таня, а не маленькая.