И всё-таки на десятый шлюз 13 сентября 1942 года пришли те самые большевики, которых так хотели когда-то затопить белополяки, строившие этот шлюз.
Пришли большевики в лице партизан отряда имени Н.А.Щорса под командованием Пронягина Павла Васильевича.
Правда, пришли они не с востока, как полагали некогда пилсудчики, а с запада, и пришли гораздо позже, в то время, когда временными хозяевами здесь были новые оккупанты земли белорусской – немецкие фашисты.
Жители деревни Выгонощи ещё не знали, что с первых дней сентября фашистские каратели зверствуют на территории Брестской, Гродненской, Барановичской и Пинской областей, что они ведут активный поиск партизан.
Люди занимались повседневными крестьянскими делами. Слышали от кого-то краем уха, что вчера сгорела ближайшая деревушка Красница, но о причинах пожара никто из жителей деревни Выгонощи не знал. Да и откуда это можно было узнать?
Утром 12 сентября 1942 года сразу же после завтрака мы с отцом начали обрабатывать деревянные спицы для колёс крестьянской повозки.
Только приступили к работе, как к нам неожиданно подошёл высокий стройный немец в кожаном пальто, в сапогах и в военной фуражке. Сопровождал немца наш сосед – Полуянович Максим Кузьмич. Немец спросил на правильном русском языке:
«Где находятся молодые рыбаки из вашей семьи?»
Я сразу сообразил, кого он имел в виду, и, не задумываясь, ответил:
«С утра ушли в Телеханы». Немец продолжил:
«С какой целью они пошли?»
Я без малейшей запинки так же быстро ответил:
«Заказать брюки в мастерской портного».
В разговор с немцем вмешался отец и спросил у соседа:
«Может быть, Дмитрий Климов ночью рыбачил на озере? У него можно взять рыбу».
Отец подумал, что немец приехал за свежей рыбой. А я официально считался рыбаком, имел разрешительный документ на ловлю рыбы, но рыбачил редко.
Сосед пояснил отцу, что рыба немцу не нужна, ему нужны лодки рыбаков, чтобы на них ехать на десятый шлюз.
Мы с отцом сразу поняли, для чего надо немцам ехать на шлюз. Вчера брат Иван возвратился с рыбалки и рассказал нам с отцом, что в деревне Селец, расположенной на Щаре, было пятьсот партизан.
В Селец и собирались ехать каратели, вероятно, для расправы с партизанами или с местным населением, обвиняемым в помощи партизанам.
Добраться до Сельца другим путём было можно, но для этого следовало проделать длинный окружной путь, составлявший многие десятки километров.
А через нашу деревню напрямую туда добраться можно было только на лодках, так как вокруг деревни находились труднопроходимые бесконечные болота. Эти обстоятельства, очевидно, были хорошо известны карателям.
Немец, немного понаблюдав за моей работой, и увидев, как хорошо я владею топором, принял меня за плотника.
Он опять обратился к соседу с вопросом:
«Где можно найти вашего лесника и шлюзового сторожа десятого шлюза?»
Лесником как раз и работал тот, к кому он обращался. А сын лесника – Александр, работал шлюзовым сторожем на десятом шлюзе.
Вероятнее всего, немцу местная власть в Телеханах порекомендовала взять в качестве проводника шлюзового сторожа Полуяновича Александра Максимовича.
Сосед ответил немцу, что его сын с утра поехал сеять озимую рожь, но работы у него там много, и он не скоро возвратится. Полуяновичу хотелось бы, чтобы я стал проводником вместо его сына. Немцу же надо было найти надёжного проводника, и как можно скорее.
Он опять обратился ко мне:
«Знаешь ли ты, в каком месте сеет рожь сын соседа?»
Я ответил, что не знаю, но если его отец скажет, в какое именно место уехал его сын, то найти его будет не трудно.
Пришлось Полуяновичу назвать урочище, в котором должен был находиться его сын. Немец опять спросил у меня, знаю ли я, где это место находится? Я ответил, что знаю это место. Немец приказал мне бежать за проводником и немедленно возвратиться с ним.
Я для себя решил, что проводником для карателей я не буду, а убежать от немца надо, как можно скорее. Я и побежал. Пробежал по «бичевнику» Огинского канала метров триста-четыреста и перешёл на шаг. Да не тут-то было, немцу не терпелось найти поскорее проводника, чтобы ехать на шлюз.
Он вышел вслед за мной на улицу, увидел, что я иду, а не бегу, и закричал:
«Бегом! Бегом!»
Я пробежал ещё метров двести, а дальше за высокими окопами, которые оставались сохранными ещё от Первой мировой войны, немец не мог видеть меня, и я перешёл на шаг.
Прошёл метров пятьсот и увидел, что навстречу мне на повозке едет тот, за кем немец и посылал меня. Я остановился и махнул ему рукой, показывая, чтобы он приблизился. Он подстегнул лошадь и быстро подъехал ко мне. Спросил:
«Что случилось, что ты хочешь мне рассказать?»
Я сказал ему, что в деревню приехали немцы и хотят о чём-то поговорить с ним, о чём конкретно, я ему не стал объяснять. Полуянович мне сказал:
«Садись, вместе поедем!» Я отказался с ним ехать, сказав, что мне надо ещё одно поручение выполнить. Он погнал лошадь в галоп.
Я прошёл через двор и огород Полуяновича Степана и вышел на главную улицу деревни. Встретился на пути с Куратником Григорием Николаевичем.
Я посоветовал ему немедленно спрятаться и передать всем, кого он встретит, что приехали немцы и собирают людей, которые на лодках должны будут отвезти их на десятый шлюз. Он быстро ушёл.
По раздающемуся вокруг громкому стуку я понял, что в кузнице работает Ланец Николай Игнатьевич.
Я побежал к нему и крикнул:
«Немедленно перестань стучать! Немцы собирают лодки для перевозки их на десятый шлюз!»
Оставаться в кузнице нам было нельзя. Выглянули тихонько на улицу и увидели заместителя сельского старосты Кармановича Филиппа Васильевича, который спешил к немцам на помощь.
Мы выждали, пока он не отбежал от нас подальше, перебежали через улицу, и попали во двор Кармановича Петра Федотовича. Вместе с ним, втроём, мы спрятались в ближайших зарослях кустов, из которых наблюдали за дальнейшим развитием событий.
Только в четыре часа дня по московскому времени каратели на лодках отправились на десятый шлюз. На сборы у немцев ушло много времени. Была в задержке и наша с отцом заслуга.
В первую очередь то, что мы передали другим сельчанам информацию о намерениях немцев, мой отец сказал о карателях многим сельчанам в восточной части деревни, а я – в западной. В деревне такие сведения передаются быстро, так как все друг друга знают.
Как только я возвратился домой, отец мне сказал:
«Сынок, с тобою дела плохи! Когда ты ушёл за Полуяновичем-младшим, тот высокий немец приходил ко мне ещё три раза, и каждый раз интересовался, где ты находишься?»
Отец ему отвечал, что, скорее всего, я разминулся с Полуяновичем-младшим, так как из урочища, где тот сеял рожь, в нашу деревню ведут две дороги. Я невольно рассмеялся и сказал отцу:
«Отец, может быть, немцы из этой экспедиции вообще никогда не возвратятся?»
На самом деле, никаких причин для подобного веселья у меня не было, наоборот, были все основания опасаться за жизнь, если бы немцы возвратились. Для себя я решил, что при появлении лодок с немцами, сразу уйду в лес.
Отец тоже считал, что это будет единственно правильным решением.
Мы с отцом догадались, что в нашем присутствии Полуянович-старший боялся открыто сказать немцу, что я и есть тот молодой рыбак, который был немцу так нужен.
А когда они вышли из нашего двора, и возвратился Полуянович-младший, то сосед и рассказал немцу правду обо мне.
Когда я убежал по приказу немца на поиски Полуяновича А.М., немец ещё какое-то время оставался на нашем дворе.
Он на некоторое время отвернулся от отца, пристально рассматривая главную улицу деревни.
В это время из нашего огорода быстрым шагом к отцу приближался Куратник Никодим Тимофеевич.
Отец, увидев его, стал усиленно махать руками, жестами показывая, чтобы тот упал на землю и спрятался. Тот, вероятнее всего, не понял, чего от него хотят, и ещё прибавил шагу.
Немец повернулся и увидел молодого человека. Он приказал Куратнику Н.Т. взять с собой воды и продуктов на два дня и отправляться на лодке с немцами на десятый шлюз.
Бедняге ничего не оставалось делать, как подчиниться. Он зашёл в свой дом, взял продукты и через короткое время прибыл на мост Огинского канала, где и было назначено место сбора.
Прошло немного времени, и к месту сбора прибежала вся в слезах его жена – Ольга Михайловна. Её появление у моста совпало по времени с отправкой карателей на десятый шлюз. Молодая женщина плакала и громко причитала:
«Мы никогда с тобой больше не увидимся! Люди! Отпустите моего мужа! У нас маленькие детки! Пожалейте их!»
Никто из немцев и ухом не повёл. А Никодим в ответ на причитания жены запел песню:
«Последний нынешний денёчек…» От природы у него был прекрасный голос, и он хорошо пел многие песни.
Все тринадцать лодок отправились в путь. Двое мужчин постарше тянули шнур, а Куратник Н.Т. веслом правил лодку.
На Выгоновском озере мужчины сели в лодку и работали гребными вёслами, так называемыми «гребками».
А Никодим почти всю дорогу пел и пел разные песни. В его репертуаре было несколько десятков самых разных песен.
И надо же было такому случиться, что этот день 12 сентября 1942 года и стал последним днём его жизни!
Утром на рассвете 13 сентября 1942 года он погиб в бою между партизанами и фашистскими карателями.
Забегая вперёд, следует отметить, что в начале ноября 1942 года фашистские каратели совместно с полицейскими зверски расстреляли жену Никодима, Ольгу Михайловну, его грудную дочь, а сына, которому не было ещё и трёх лет, заживо сожгли в лесничёвке Стрелово.
Не прошло и двух месяцев после смерти Никодима, как вся семья его тоже погибла. Повесть о страшных событиях на лесничёвке ждёт нас впереди.
Я записал рассказ о последних днях жизни и о песнях Куратника Никодима Тимофеевича со слов Лукашевича Алексея Ефимовича.
Новый десятый шлюз находится от деревни Выгонощи на расстоянии двенадцати с половиной километров, чтобы преодолеть такое расстояние на лодках, надо не менее трёх часов.
Таким образом, фашисты прибыли на шлюз не ранее семи часов вечера. От этого места до Сельца, расположенного на Щаре, было ещё двадцать восемь километров.
Ехать дальше, на ночь глядя, каратели не решились. На шлюзе был двухквартирный дом шлюзовых сторожей, в котором они и решили заночевать. В одной из квартир расположились немцы и полицейские, а в другой разместились крестьяне деревни Выгонощи, мобилизованные со своими лодками для поездки.
На рассвете 13 сентября 1942 года один из мобилизованных жителей деревни вышел в туалет. Это был Климов Василий Федотович. Надворный туалет находился от дома метрах в двадцати пяти – тридцати.
Климов В.Ф. рассказывал мне так:
«Только успел снять поясной ремень, слышу тихий стук в заднюю стенку туалета. Я насторожился и услышал шёпот:
«Не бойся, выходи из туалета, нам надо поговорить с тобой».
Я вышел и увидел двух вооружённых мужчин. Они тихонько сказали:
«Отойдём в кусты, чтобы нас никто не заметил».
Мы пошли в заросли кустарника. Туда же пришли двое мужчин и одна женщина, все они были вооружены. Стали меня расспрашивать:
«Кто я? Откуда? Почему я здесь нахожусь?»
Я рассказал, что мы приплыли на лодках из деревни Выгонощи, что нас много, что немцы заставили нас на лодках доставить их сюда, на десятый шлюз, а что дальше немцы хотят здесь делать, я не знаю.
Они спросили: «Сколько всего мужиков?» Я прикинул в уме, что нас было по три человека в каждой лодке, а всех лодок было тринадцать. Значит, нас было тридцать девять человек. Они опять спросили:
«А немцев сколько?» Я ответил, что немцев на одного человека меньше, так как в одной из лодок было не три немца, как во всех остальных, а только два, значит, немцев было тридцать восемь человек.
Они опять спросили:
«Кто ещё здесь находится?»
Я ответил, что здесь есть ещё полицейские, человек пятнадцать – двадцать. Они сидели по одному, по два, по три, но не во всех лодках. Люди спросили у меня:
«Какое оружие у немцев и полицейских?»
Я рассказал им, что немцы и полицейские вооружены автоматами, винтовками, пулемётами ручными и станковыми.
После расспросов люди записали мою фамилию, имя, отчество, точный адрес, имена и адреса моих родственников, отца и братьев.
После этого последовало предупреждение, что если я дал не точные сведения, относительно немцев, полицейских, а также их оружия, то мне и моим родственникам не поздоровится.
Приказали мне вернуться в дом, и ни одного слова не говорить о встрече с ними ни немцам, ни односельчанам.
После возвращения в квартиру, все стали дружно подниматься.
Мои односельчане заметили, что со мной что-то случилось, так как после допроса я изменился в лице. Кто-то из них спросил:
«Что с тобой случилось? Ты, Вася, на себя не похож!»
Я быстро схватился обеими руками за живот, лёг на пол и простонал: «Пока вы спали, я всю ночь мучился, у меня сильный понос, не знаю, как буду работать на веслах».
Я немного полежал, и вскоре нам приказали занимать места в лодках.
Я в числе последних побрёл к своей лодке.
Большая часть лодок вышла из шлюзовой камеры в реку Щара, остальные приближались к выходу из шлюзовой камеры, но в реку ещё не вошли.
Станковый пулемёт немцев оставался на занятой с вечера позиции возле плотины. Его не успели забрать в лодку. Немцы только начали рассаживаться по пригнанным лодкам.
В этот момент с западной стороны канала партизаны открыли сильный огонь по немцам из пулемётов, автоматов и винтовок.
Все, кто не находился в лодках, мгновенно попадали на землю. Но не у всех была такая возможность.
Многие мои односельчане в это время находились в лодках, выводя их из шлюзовой камеры. Благодаря стенам камеры, они находились вне зоны поражаемости.
Тем не менее, некоторые из них, самые сильные и ловкие, старались выпрыгнуть из камеры. Такую попытку предпринял Куратник Никодим Тимофеевич, но был мгновенно сражён пулями.
Другие односельчане спасались бегством. Люди были в шоке, многие попали под обстрел впервые в жизни и не отдавали себе отчёта в целесообразности собственных действий.
Полицейские, сбросив демаскирующую их чёрную форму, убегали за односельчанами, боясь отстать и заблудиться в труднопроходимой болотистой местности. Начатый партизанами бой против фашистских карателей, закончился полной победой партизан».
Вначале партизанам показалось, что ни одного фашиста в бою не уцелело.
Это только казалось.
Двоим из них удалось всё же остаться в живых. Как выяснилось впоследствии, один немец в звании рядового в самом начале боя убежал в лес, который начинался сразу за Огинским каналом и назывался – урочище Мох.
Беглец прошёл через лес, и на выходе из него увидел двух пасущихся коров. Немец сообразил, что если здесь пасутся коровы, то где-то рядом должны быть и люди, у которых можно будет попросить помощи.
Кто бывал в тех местах, тот хорошо представляет местность, о которой я пишу.
Местность вокруг Огинского канала в районе, о котором идёт речь – самые настоящие полесские джунгли. Травы там выше человеческого роста.
Избыток влаги в болотистой почве создал хорошие условия и возможности для такого гигантского роста растительности. В полесских джунглях водится огромное количество ужей, гадюк и лягушек.
В воздухе летают миллиарды всевозможных мошек, комаров, мух, слепней.
Человеку, попавшему в эти места в первый раз, пришлось бы надеяться только на постороннюю помощь. Самому выбраться из непроходимых болот и заболоченных лесов невозможно. Труднодоступность мест способствовала сохранению уникального комплекса лесоболотной системы.
В настоящее время на этих местах находится государственный республиканский ландшафтный заповедник «Выгонощанское», доступ в который закрыт без специального на то разрешения.
Вернёмся к немцу, которому удалось спастись после боя на десятом шлюзе. В буйной растительности ему оставалось одно – ждать людей, которые к вечеру должны придти за коровами.
Пришлось уцелевшему немцу пасти весь день белорусских коров с раннего утра до заката солнца.
Коровы паслись на острове Клетичном, на котором находился одинокий крестьянский хутор семьи Курловичей. Остров Клетичный находится на расстоянии пяти километров от деревни Святица и на расстоянии трёх километров от Выгоновского озера.
Остров Клетичный омывает глубокая грязная речка Клетичная, которая впадает в Выгоновское озеро.
Вода в речке перемешана с торфом, мутная, тёмная, речка непроходимая. Максимальная глубина её неизвестна, но меньше трёх метров глубины нет.
Остров Клетичный находится от места боя, произошедшего на десятом шлюзе, примерно в пяти километрах.
Время шло, солнце стало клониться к западу. Вечером за коровами пришла хозяйка хутора Курлович Екатерина Ивановна. Вот, что она рассказала:
«Я взяла в руки хворостину и погнала коров домой. Откуда ни возьмись, вслед за коровами появился немец с ярко-рыжими волосами, он был без винтовки, но в военной форме.
Он молча шёл за коровами, мне не сказал ни одного слова. Мне показалось, что он не в своём уме, какой-то он был заторможенный, что ли?
Вместе с коровами мы пришли на наш хутор. Мой муж Иван встретил нас и спросил у меня:
«Откуда взялся этот немец?» Я пожала плечами и ответила:
«Он пас наших коров». Муж рассмеялся и сказал:
«Подоишь коров, и если молока будет много, значит он хорошо их пас, угости его за работу молоком».
Немец начал что-то говорить мужу на своём языке.
Ни муж, ни я, ни одного слова не знали из тех, что он произносил, но вскоре догадались, что он просит доставить его к немецким властям.
Я ушла в сарай, чтобы подоить коров, а муж отвёл немца в деревню Святица и передал его сельскому старосте».
Я спросил у Екатерины Ивановны:
«Не знает ли она, куда девался немец, после доставки его к сельскому старосте?» Она ответила:
«Староста, посоветовавшись с односельчанами, отвёз его в ближайший немецкий гарнизон».
Вероятно, поступок сельского старосты деревни Святица и продлил существование деревни с сентября 1942 года до марта 1943 года. При сожжении деревни Святица её жители не были расстреляны.
Кто знает, может быть, жест доброй воли со стороны сельского старосты по отношению к пленному немцу, сыграл в тех обстоятельствах какую-то положительную роль.
Потери партизан в бою на десятом шлюзе были тоже большими. Подробно об этом написано в книге начальника штаба Брестского партизанского соединения Пронягина Павла Васильевича «У самой границы».
В бою погибли и четыре жителя деревни Выгонощи, которых каратели заставили в лодках везти их на десятый шлюз.
Участники боя, мои односельчане, которых фашисты мобилизовали для перевозки карателей на десятый шлюз: Филютич Иван Иванович, Лукашевич Алексей Ефимович и другие высказывали мнение, состоявшее в том, что если бы бой начался на двадцать минут позже, то, возможно, что партизаны вообще обошлись бы без жертв, зато жителей деревни Выгонощи, погибло бы намного больше.
А так как бой начался до снятия постов карателей с занятых ими боевых позиций, то больше пострадали партизаны.
Такие соображения были бы верны в том случае, если бы командир отряда имени Н.А.Щорса Пронягин П.В. знал о том, что немцы поплывут на лодках по реке Щара в Селец.
Тогда действительно, можно было с берега перещёлкать фашистов, как куропаток.
Но бой произошёл неожиданно и для самих партизан.
Партизанский отряд под командованием П.В.Пронягина несколько дней вёл тяжёлые бои с карателями, боеприпасы были на исходе, продукты питания вообще закончились.
Партизаны Пронягина были измучены длительными переходами по труднопроходимым болотам, изголодавшиеся, морально подавленные.
Они не знали окружающую обстановку, находились в глубоком тылу врага, не могли рассчитывать на чью-либо помощь со стороны. Отряд был вынужден дать решительный бой всеми имевшимися у него силами, разбить противника, возникшего на пути его следования, и идти дальше. Каратели оказались в более выгодных позиционных условиях, так как десятый шлюз представляет собой в некотором роде миниатюрную крепость.
Большинству полицейских удалось спастись бегством. Они убежали с места боя вслед за жителями деревни Выгонощи.
Из воспоминаний Шелемеха Михаила Харитоновича:
«Мы выходили из боя на десятом шлюзе большой группой в десять человек. Решено было по мхам обойти Выгоновское озеро по его восточному берегу.
Подошли к реке Клетичная. Речка не широкая, но глубина была три метра и более, точно, какая её глубина, никто из нас не знал.
Понятно было, что вброд перейти речку не удастся. Карманович Ефим Никитич, не раздумывая долго, разделся и поплыл.
Добравшись до другого берега, дал нам команду раздеться и разуться. Мы сразу не поняли, чего он от нас хочет.
Он приказал связывать снятую одежду так, чтобы связка по длине равнялась бы ширине речки.
Один конец связанной между собой одежды, мы перебросили на восточный берег речки Кармановичу. Он взялся за неё руками и стал по очереди всех нас перетаскивать на другой берег.
Таким образом, вскоре все оказались на восточном берегу речки Клетичная. Оставшуюся одежду и обувь мы переправили через речку на бревне.
Некоторые из нас совершенно не умели плавать. К счастью, погода в тот день была хорошая. На восточном берегу речки Клетичной все оделись, обулись и пошли по берегу озера дальше.
Вскоре подошли к пристани в урочище Глен. Там есть небольшой пригорочек, который называется Золотой Грудок.
Мы заметили сидящих на нём, отдыхающих партизан. Подошли к ним поближе, поздоровались. Они предложили нам присесть рядом с ними и отдохнуть. Спросили: кто мы, откуда, и куда направляемся?
А за нами, метрах в тридцати от нас, шёл полицейский, ещё не успевший снять характерную форму. Он увидел партизан и бросился наутёк. Один из партизан поднялся и громко крикнул ему:
«Стой, стрелять буду!» Полицейский не остановился. Партизан присел на колено, тщательно прицелился и выстрелил.
Полицейский упал, сражённый партизанской пулей. Мы рассказали партизанам о том, что на десятом шлюзе начался бой между партизанами и немцами, а мы сразу после начала боя убежали по направлению к деревне Выгонощи. На десятый шлюз мы отвозили на лодках немцев».
Партизаны были из другого партизанского отряда – №113.
Когда раздался выстрел на берегу Выгоновского озера в убегающего полицейского, то другие полицейские и те жители, которые совершили преступления перед советской властью, резко изменили маршрут.
Они боялись попасть в руки партизан и стали быстро удаляться от берега озера.
Позже они рассказывали родным и близким, что в лесах полно партизан, ходить в лес становится всё более опасно.
Информация сыграла положительную роль в пропаганде партизанского движения. После их рассказов лесная жандармерия перестала выезжать в леса. Один из полицейских, мой сосед Полуянович Александр Максимович, и был проводником карательного отряда. Он тоже не избежал партизанской расплаты, но об этом рассказ впереди.
Во второй половине дня жители деревни Выгонощи и уцелевшие полицейские потихоньку стали прибывать в деревню.
Полицейские поспешили в Телеханский гарнизон, чтобы доложить властям о результатах боя между партизанами и завоевателями. Один из штатных полицейских – Видоров – появился в деревне только на четвёртый день после боя. Всё это время он бродил, заблудившись в бесконечных болотах.
Ранним утром 14 сентября родственники погибших на десятом шлюзе сельчан, поплыли на лодках забирать трупы, чтобы похоронить их на кладбище.
Вечером того же дня из Телеханского гарнизона в деревню Выгонощи были доставлены гробы, в которых немецкие власти намеревались похоронить погибших эсэсовцев.
Гробы были привезены на крестьянских повозках. Обоз с гробами растянулся на многие десятки метров. В это время партизаны 112 партизанского отряда переходили мост через канал Огинского и увидели длинный обоз. Они остановили обоз, и спросили у возчиков:
«Для кого привезены гробы?»
Крестьяне ответили, что привезли гробы для убитых эсэсовцев по распоряжению немецких властей. Партизаны сказали им:
«Некачественные гробы не годятся для немецких героев! Посмотрите, доски не гладкие, не обработанные, не отшлифованные, да ещё и не выкрашенные. В таких гробах хоронить немецких героев – это значит нанести оскорбление всему Третьему рейху!»
После разговора они приказали крестьянам снести и сложить привезенные гробы в указанное партизанами место.
Гробы были быстро сложены в штабель возле моста. Подводчики получили приказ немедленно возвращаться домой, в Телеханы.
Подводы ещё не успели выстроиться в колонну, как привезенные ими гробы, запылали ярким пламенем. Фашисты поняли, что погибших эсэсовцев им не удастся похоронить со всеми положенными почестями.
15 сентября 1942 года были посланы несколько лодок с жителями деревни Выгонощи, которым немцы приказали подобрать и доставить трупы убитых карателей в деревню Выгонощи.
Люди молча поплыли на лодках на десятый шлюз. Прошло какое-то время, и лодки возвратились без трупов убитых немцев. Жители деревни и не собирались ехать за трупами.
Они переплыли Выгоновское озеро, постояли в зарослях камыша, да и возвратились восвояси. По возвращении в деревню сказали немцам, что дорогу им преградили партизаны, и, угрожая оружием, заставили вернуться домой.
16 сентября 1942 года немцы пошли на хитрость. Фашисты собрали уцелевших от расстрела комсомольцев, депутатов сельского совета, сельских активистов и пригрозили им, что если они возвратятся без тел погибших немецких героев, то сами займут их место.
Немцы хорошо понимали, что партизаны не будут стрелять в актив деревни. Посланную немцами группу возглавил Адам Цакке – латыш по национальности.
Адам Цакке прибыл в наши места ещё в царское время. Всю жизнь он провёл в лесах Белоруссии.
В то время он, как и многие другие латыши, добывал себе кусок хлеба тяжёлым бельцарским (плотника) трудом, изготавливая вручную железнодорожный брус, шпалы и паркетную клепку.
К старости, устав от тяжёлого физического труда, Цакке решил пожить более легко.
С этой целью он вступил в ряды временных полицейских, за собственную инициативу получил от новой власти должность приёмщика рыбы от рыбаков, работавших на десятом шлюзе. Он хорошо знал все окрестности десятого шлюза, поэтому немцы и поручили ему доставку погибших в бою эсэсовцев.
Новая группа отправилась на задание. Путь был не близкий, и во время следования лодки разбрелись, и к месту назначения прибывали поодиночке.
Первая лодка, которая из озера вошла в канал, была с тремя комсомольцами. В ней находились: Ланец Моисей Григорьевич, брат расстрелянного Алексея Григорьевича Ланца, Карманович Григорий Иванович и Климов Александр Аврамович.
Из воспоминаний Ланца Моисея Григорьевича:
«Только миновали мы старый десятый шлюз, как нас сразу же остановили партизаны. Их было немного, человек семь. Спросили, кто мы и куда плывём? Мы ответили, что направляемся на новый десятый шлюз подобрать трупы немцев, убитых партизанами в бою в воскресенье. Партизаны спросили у нас:
«Вы по своей инициативе это решили сделать?» Мы стали дружно оправдываться:
«Нет, нас немцы послали. Для нас было бы лучше, чтобы они оставались на месте гибели. Вчера сюда тоже была направлена группа жителей за трупами фашистов, но они вернулись ни с чем, сказав, что встреченные ими партизаны запретили собирать трупы. А сегодня немцы послали нас, местных активистов, пригрозив, что если мы вернёмся без трупов убитых фашистов, то сами станем трупами. Вот мы, трое комсомольцев, и едем за трупами фашистов». Партизаны сказали:
«Ну что же, раз дело обстоит так, то забирайте убитых, только прежде перевезите нас на восточный берег канала».
Мы переправили партизан на восточный берег, попрощались с ними и продолжили путь.
Прибыли на место, и начали подбирать убитых, сносить их к лодкам. Мы успели уложить в лодки только нескольких убитых, как вдруг увидели грязного небритого немца в кожаном пальто и форменной фуражке.
Он быстро подошёл к нам, и на правильном русском языке спросил: «Чем вы здесь занимаетесь?» Мы ответили, что посланы по приказу немецких властей забрать тела убитых и доставить их в деревню Выгонощи.
Пришелец был явно рад, что встретил нас и сказал:
«Выполняйте работу быстро, по её окончанию я поеду с вами».
Адам Цакке сразу же сказал ему, что такое решение опасно для него, так как на пути сюда наша группа встретила партизан.
По форменной фуражке и погонам мы догадались, что немец уцелел во время воскресного боя и всё это время где-то здесь скрывался.
На предупреждение Цакке он ответил, чтобы мы быстрее работали, а остальное пусть его не заботит. Мы подобрали все трупы убитых, которых не унесло ещё течение реки, и собрались отплывать домой. Подошедший к старшему группы немец, приказал:
«Я лягу на дно лодки, а вы сверху прикройте меня телами убитых». Он подошёл к наиболее сухой лодке и улегся на её дно. Мы сверху закрыли его телами убитых немцев. Лодку соединили с нашей и Адам Цакке сказал:
«Вы здесь, ребята, самые молодые и сильные, поэтому поплывёте первыми, а все остальные последуют за вами».
Нагруженные лодки отправились по каналу в обратный путь.
Когда мы подплывали к старому десятому шлюзу, внезапно из кустов вышли трое вооружённых партизан. Они приказали всем, кто находился в лодках, причалить к берегу. Мы быстро выполнили распоряжение.
Как только наша сдвоенная лодка причалила к берегу, один из партизан, невысокого роста, голубоглазый молодой человек, строго спросил у нас:
«Что вы везете?» Мы ответили, что везём убитых немцев в Выгонощи. Человек говорил на русском языке, нам было ясно, что он не местный. Он пристально посмотрел на нас и ещё раз громко спросил, глядя мне прямо в глаза:
«Живых среди них нет?» Я ответил:
«Нет…», но мой ответ прозвучал как-то неуверенно, с еле заметной заминкой. В ту же секунду партизан выхватил из моих рук весло и сказал:
«А я сейчас это проверю!»
Он веслом перевернул одно тело, потом другое, в этот момент немец, лежавший снизу, потянулся рукой в карман кожаного пальто за пистолетом.
Он не успел ещё вытащить пистолет, как партизан мгновенно из автомата, висевшего на его груди, дал короткую очередь по уцелевшему фашисту, и забрал из кармана его пистолет, а также и все документы. Партизаны тщательно проверили остальные лодки, нет ли и в них спрятавшихся фашистов? После проверки они отпустили нас, только сказали:
«Если немцы вас в чём-нибудь заподозрят, можете сослаться на нас».
Когда партизаны проверяли лодки, и один из них расстрелял уцелевшего фашиста автоматной очередью, двое односельчан, воспользовавшись суматохой, бросили лодку, и побежали вокруг озера домой.
Мы поняли, что не уследив за ними, допустили серьёзную ошибку. Ведь, если они прибегут раньше нас, то расскажут немецким властям обо всём, что произошло в действительности.
И доложенная немцам информация о том, что мы не спасли уцелевшего офицера, может нам сильно навредить.
Мы посоветовались, решили освободить одну лодку от трупов, и послать трёх сильных молодых людей перехватить беглецов.
Они сели в лодку и быстро уплыли в погоню за беглецами. Догнать их в пути не удалось, те были уже дома, но доложить о случившемся ещё никому не успели.
Посланцам было поручено привести беглецов на канал Огинского, примерно за километр до моста, чтобы там мы смогли бы согласовать показания.
Лодки, нагруженные телами убитых, прибыли к деревне на условленное место примерно в полночь. Там мы остановились и стали дожидаться наших гонцов.
Прошло немного времени, и, наконец-то все собрались. Беглецы получили хорошую взбучку.
Потом мы договорились, что, если будет обнаружен ещё не остывший труп, то все должны говорить одно и то же:
«Когда мы прибыли на десятый шлюз, то обнаружили партизан, которые не позволили забирать убитых. Мы стали просить их позволить забрать тела убитых, так как всех нас в случае неисполнения приказа властей, ждёт расстрел.
Партизаны начали совещаться между собой, спорить, это всё длилось довольно долго. Прошло немало времени, прежде чем нам разрешили собирать тела погибших. Именно поэтому произошла задержка, и мы так поздно приехали».
Трупы фашистов доставили в деревню Выгонощи около двух часов ночи. Вся деревня к тому времени давно спала.
Я и Ланец Николай Игнатьевич решили посмотреть, как будет организована встреча и выгрузка убитых карателей.
Встреча была организована местными полицейскими возле моста в центре деревни.
Мост находился в сорока метрах от нашего дома. Мы с Ланцем Н.И. из укромного места наблюдали, как к прибывшим лодкам спустились с моста полицейские.
При разгрузке ярый полицейский Полуянович Лука Евстафьевич внезапно обнаружил, что один из трупов оказался ещё не остывшим. Он спросил:
«Почему труп ещё теплый, если бой произошёл в воскресенье?» На что Ярмолович Савва Иванович ответил ему:
«Ты бы сначала спросил нас, почему мы так поздно приехали? Если это тебя интересует, то я скажу. Хорошо, что мы вообще вернулись, а не остались там, рядом с трупами.
Там всё оцеплено партизанами, они не разрешали нам забирать трупы, говорили, что пусть они здесь и сгниют. Мы стали просить у них разрешения забрать погибших, они не соглашались, мы еле их упросили». Все остальные участники поездки в один голос подтвердили слова Ярмоловича.
После услышанного объяснения ярый полицейский замолчал.
К счастью, он не догадался осмотреть лодку, в которой был привезен труп убитого офицера. А в ней были две пулевые пробоины. Сколько было привезено трупов, нам с Ланцем Н.И. точно не удалось сосчитать.
Самое главное было для меня то, что ни одного живого не осталось. Это было для меня важно потому, что никто не мог теперь спросить, почему я отказался сопровождать карателей на десятый шлюз?
Убитый партизанами офицер и был тем, который приходил в наш двор. Дома я рассказал об увиденном отцу, и он тоже успокоился, что мне ничего больше не грозит.
Из воспоминаний Пытляка Василия Кирилловича:
«Наш партизанский отряд №112, командиром которого был Алексей Петрович Чертков, к тому времени, когда мы перешли из Корочинских лесов в Самычинские леса, насчитывал в своих рядах более ста пятидесяти человек. Отрядом была проделана значительная работа по борьбе с фашистскими оккупантами. Но беда была в том, что отряд наш варился в собственном соку, был предоставлен сам себе.
Связи с Большой землёй не было. Радиоприёмник у нас был, но слушать его систематически и получать сведения о действиях наших войск на фронтах, не было возможности, так как отсутствовало питание.
Вопрос об установлении связи с Большой землёй был первейшей жизненной необходимостью, кроме того, следовало ещё и зарегистрировать существование нашего отряда. Мы хотели бороться организованно.
В сентябре 1942 года в отряд прибыл представитель Брестского антифашистского комитета Жишко Иван Иосифович, перед которым командир поставил наболевший вопрос о связи с Большой землёй.
Жишко И.И. согласился совместно с делегацией отряда пойти в Любанский район Минской области, где базировалось Минское партизанское соединение, к Козлову Василию Ивановичу.
Это соединение имело связь с Большой землёй. Командир отряда Алексей Петрович Чертков выделил делегацию во главе с комиссаром отряда Беляевым Фёдором Александровичем.
Членами делегации были: Орлов Сергей Демьянович, Колтун Михаил Григорьевич, Самойлов Виктор, Иванов Тимофей и я.
К сожалению, я не запомнил отчества Иванова и Самойлова.
К делегации присоединился Жишко Иван Иосифович – представитель антифашистского комитета. Всего нас было семь человек. Делегация получила задание отправиться в Минскую область ещё до начала сентябрьской облавы, но пришли мы на канал Огинского между Выгоновским озером и десятым шлюзом только 16 сентября 1942 года.
На «бичевнике» Огинского канала мы немного передохнули, и стали советоваться, как нам переправиться на восточный берег.
В этом месте канал был широким и глубоким. Вдруг мы увидели, что со стороны озера в канал входят лодки.
Издали нам не было видно, кто в них находится. Мы спрятались в зарослях кустов, и стали наблюдать за лодками. Лодки приблизились, и мы увидели, что в них находятся люди, одетые в гражданскую одежду. Остановили людей в лодках и спросили, кто они, и куда едут?
Они рассказали нам, что в прошлое воскресенье на десятом шлюзе партизаны напали на карательный фашистский отряд, много немцев погибло в том бою.
Сельский староста и полицейские заставили этих людей подобрать тела убитых немцев и доставить в деревню Выгонощи. Мы им сказали, что не будем препятствовать их заданию, если они переправят нас на другой берег канала.
Нас перевезли на лодках с западного берега канала на восточный, и мы при них скрылись в сосновом лесу, продемонстрировав, что торопимся. Отошли на расстояние, с которого мы были невидимы людям, находящимся в лодках, и остановились.
Стали тихонько наблюдать из леса за остальными лодками, которые прибывали из озера в канал. Посовещавшись, решили подождать возвращения лодок с трупами немцев. Ждать нам пришлось несколько часов.
Наконец показались первые лодки. Они плыли на значительном расстоянии друг от друга.
Первыми плыли две сдвоенные лодки. На веслах в лодках были три молодых крепких парня. Орлов Сергей Демьянович подойдя к берегу, приказал парням причалить. С ним к берегу подошёл я и Колтун Михаил Григорьевич.
Команда Орлова была сразу же исполнена. Лодки причалили. Орлов С.Д. спросил парней:
«Что вы везёте?» Парни ответили:
«Везём убитых немцев». Он продолжил расспрашивать:
«А живых среди них нет?»
Парни ответили, что нет, но ответ последовал с еле заметной заминкой. Тогда С.Д.Орлов сказал:
«А я сейчас это проверю», и, взяв весло у одного из парней, стал им переворачивать трупы. Перевернул одного, другого, только дотронулся до третьего, как тот шевельнулся, и его рука потянулась к карману.
Орлов С.Д. мгновенно прошил его автоматной очередью.
Он забрал из кармана убитого немца пистолет, изъял документы, и всё это положил в карман.
А я и Колтун М.Г. проверили остальные лодки, но больше никого живого из фашистов мы не обнаружили.
Парни забеспокоились, стали нам говорить, что теперь им несдобровать. Немцы сразу заметят, что труп ещё не остывший, и могут всех их расстрелять.
Молодой парень, сидевший на корме с веслом, сказал: «Мы все трое комсомольцы, старшего моего брата Алексея расстреляли штатные полицейские». Орлов С.Д. сказал им:
«Не горюйте, ребята! Всё валите на партизан, а мы выдержим».
После этого мы не стали больше задерживать перевозчиков трупов, и двинулись дальше.
По прямой линии от десятого шлюза до Любанского района менее ста пятидесяти километров, но наша группа шла много дней туда, так как нам приходилось обходить фашистские гарнизоны, полицейские участки, идти то по ночам, то днём, в зависимости от складывающейся обстановки. Наконец, мы дошли до места назначения. Беляев и Жишко доложили Козлову В.И. о цели прихода к ним, в Минское соединение.
При разговоре Беляев отдал Козлову В.И. изъятые документы убитого фашиста на канале Огинского.
Документы были прочитаны компетентными людьми. Оказалось, что расстрелянный С.Д.Орловым фашист был крупной фигурой по борьбе с партизанами. Воинское звание его – полковник.
Козлов В.И. сказал следующее, поднимая в руке доставленные нами документы:
«Мы этого фашиста, здесь, на Минщине, давно искали, чтобы пустить в расход, а вы вот так, мимоходом, его убили. Молодцы!»
После короткого отдыха мы отправились в обратный путь.
Нам дали немного патронов, мы огорчились, что патронов так мало. Попросили:
«Дайте нам хотя бы немножко взрывчатки». Пошли получать взрывчатку, и когда её увидели, то от радости потеряли дар речи.
Это был первый раз, когда мы получали готовую, расфасованную взрывчатку, доставленную партизанам Белоруссии с Большой земли. Нам разрешили взять столько взрывчатки, сколько сможем унести.
Мы и нагрузились максимально.
Дошли до деревни Денисковичи, никто не жаловался, но у всех под лямками облезла кожа до мяса.
На привале стали советоваться, как нам быть. Пришли к выводу, что ноши надо уменьшить до разумных пределов, иначе все свалимся, и ничего вообще своим не донесём.
Почти половину полученной взрывчатки мы решили закопать в густом еловом лесу неподалёку от деревни Денисковичи. Мы рассчитывали, что в ближайшем будущем мы за ней вернемся, и доставим в отряд, но…
После возвращения из Минского партизанского соединения мы узнали страшные новости.
За время нашего отсутствия были уничтожены деревни вместе с их жителями: Красница, Вядо, Тупичицы, Бобровичи. Сожжена деревня Выгонощи. Свой партизанский отряд нашли мы в Корочинских лесах, в нём осталось менее половины личного состава».
Заканчивая повествование о событиях на десятом шлюзе, хочу добавить, что лично мне довелось более года носить немецкую винтовку и военный плащ, доставшиеся в качестве трофеев после боя на десятом шлюзе.