В тот давний поздний вечер, кардинально изменивший жизнь, по стечению неблагоприятных, как тогда казалось, обстоятельств, Семёна бил озноб и он никак не мог успокоиться. Озноб вызывал страх, появившийся недавно, основанный на короткой угрозе, прозвучавшей из телефонной трубки: «Ну все, сучара, ты мертвец».
Тон сказанного, той акустической вибрацией, уловимой лишь подсознанием, не оставлял сомнений в серьёзности намерений звонившего. Хуже всего было то, что его об этом предупреждали, но он беспечно отмахнулся, в предвкушении еще большей популярности и премиальных, обещанных редактором газеты, в которой он работал.
Известно, что редакторам всегда нужны сенсации, вот и его шефу в который раз была нужна «острая» темка, будь то быт, мир знаменитостей или криминальность. Семёну удавалось их добывать, вытягивая из множества происшествий самые яркие, приодев сухие факты произошедшего в виньетку журналистского домысла.
В первой половине девяностых недостатка в событиях любой из этих сфер не наблюдалось, и молодому журналисту, закончившему недавно университет в Молдавии, перебравшемуся в Москву и довольно быстро адаптировавшемуся на месте, найти «нечто» было не так уж трудно. Гонимый амбициями и тщеславием, еще не умудрённый достаточным журналистским опытом, указывающим на немалую опасность профессии, он решил на этот раз донести миру правду о криминальных махинациях, действующих в аэропорту Шереметьево, – как в зоне грузовых перевозок, так и при доставке определённой категории пассажиров к месту отлета.
С самого начала девяностых годов, с послаблением запретов на выезд за границу, к местам «исторических родин» через Москву потянулся поток беженцев. В основном это были евреи, этнические греки и немцы, которые добраться до аэропорта могли только посредством услуг неформальных, но всем хорошо известных «транспортных» структур. Городские таксисты, водители маршруток везти отбывающих к землям обетованным отказывались, ввиду высокого риска быть побитыми или остаться с порезанными шинами, так что эмигрантам ничего другого не оставалось, как выкладывать те суммы, которые им «предлагалось» заплатить.
У Семёна, которого звали на самом деле Симеоном Суручану, в Шереметьево работал друг детства – Иону, Ион, или как он себя называл, Иван – сделавший себе в известной столичной ОПГ «место под солнцем» кулаками. Тогда успешные спортсмены, особенно боксёры и борцы, быстро находили применение своим навыкам при зарабатывании денег. Насколько чисты были способы, в те годы никого не интересовало, особенно молдаванина, решившего найти финансовое счастье на чужбине. К слову, трудился Иван вполне легально грузчиком в транспортном терминале аэропорта. В силу ума и наблюдательности он быстро перебрался в пределах группировки из категории бойца в ранг среднего звена, и знал, как можно существенно повысить заработок, временами разбивая чьи-то лица, а в основном добывая нужную информацию и находя возможности «достать» пустые бланки накладных, нужные пломбы, или суметь любыми методами «договориться» с кем надо.
Встречаясь с Семёном, Иван по дружески, особо не задумываясь, рассказывал ему о своем доходном месте, хвастался умением «крутиться», и постепенно Семен в общих чертах узнал о всей структуре этой ветки ОПГ, называемой в простонародье «мафией».
План создания информационной бомбы возник как-то сам собой, и вскоре репортаж о криминальных действиях одной, отдельно взятой криминальной структуры, был написан. По ходу его написания Семён устроил однажды щедрую попойку, и вопросами, как бы исподволь, были уточнены недостающие детали.
О том, что это было подло по отношению к дружку, Семён не думал, как и не подумал, что этим репортажем он ставит под угрозу жизнь не только Ивана, но и свою. Это была его первая ошибка в угоду жгучей амбициозности. В своих мечтах он уже видел довольное лицо редактора, очередную похвалу и деньги, а главное, надеялся построить новую ступень в карьерной лестнице, надеясь однажды попасть в Останкино на должность репортёра. Шеф был им доволен и намекал на помощь в этом деле. Прельщали открывающиеся там возможности – стать знаменитым, ездить по стране, и возможно, стать интернациональным корреспондентом. В багаже Семёна было хорошее владение двумя языками, и это увеличивало его возможный шанс, а надежда на быстрый успех порождала неосторожность. Ах, молодость, как же она глупа, но и не использовать потенциала молодости для создания карьеры было бы не менее глупо.
К удивлению, довольного лица редактора он не увидел; прочтя материал, тот хмуро сообщил, что пустит его в тираж, конечно, так как тема злободневная, но посоветовал подписаться не своим именем. На всякий случай. Сказал: «По нынешним временам за это могут грохнуть».
Второй ошибкой Семёна стало нежелание быть анонимным. Победила всё та же амбициозность. Он в своих воздушных планах уже ясно видел приглашение на телевидение, где в одной из вечерних передач поступок смелого журналиста прославит его фамилию ещё один раз.
– Суручану?! Вы помните Суручану? Неужели это его сын? Смотрите, а кажется похож, похож. Вот молодец!
С певцом Ионом Суручану Семён ничего общего не имел, и похож на него не был, но звучность и известность фамилии обещала ему дополнительные дивиденды, косвенно вызывая в людях ассоциативный интерес в связи с популярным ранее певцом из Молдавии.
В школе его дразнили по этому поводу, и он, стараясь избежать насмешек, стал называть себя Сурачаном, что вскоре трансформировалось в прозвище «Сурача», а завистники за глаза называли его чуть изменённо – «Сучара». Он знал об этом, но не обижался, считая это верным признаком успеха. Да, успех ему не изменял, и это делало его излишне самонадеянным, но рано или поздно жизнь учит самодовольных индюков внушительным ударом.
Репортаж был опубликован. Часов в шесть того же дня на телефон в съёмной квартире Семена позвонил Иван. Сказал, что он скотина и дурак, и добавил: «Убегай. Они могут заставить меня сделать это мокрое дело, что будет противно нам обоим». Поздним вечером был другой звонок, где уже незнакомый голос произнёс: «Ну все, сучара, ты мертвец».
Именно после этого звонка тоскливое сознание безысходности сковало тело. Он выключил свет и телевизор. Углы комнаты стали чёрными, и казалось, в них прячется бессвязное, неуловимое возмездие за глупость, которая вдруг обрела отчётливые очертания. Хотелось самому себе сказать: «Ну как ты этого не предвидел? Неужто ты тупой настолько? Вот видишь, как неверный свет иллюзии успеха в один момент может закончить толком неначавшуюся жизнь».
Углы смотрели на Семёна полной, напряжённой чернотой сгустившегося страха, наполняющего сердце пугливым ожиданием того, что в дверь могут позвонить сейчас же. Навязчивость двигающихся хаотично мыслей раздражала, и он не мог понять, что делать. В висок било давление крови предупреждением Ивана: «Беги». Куда? В Москве было три места, куда Семён имел возможность беспрепятственного входа: своя съёмная однушка, такая же квартира Ивана, и помещение редакции, где круглые сутки кто-то находился. Впихнув в дорожную сумку те пару джинс и несколько рубашек, трусы, носки, имевшихся в наличии, опустошив тайник под тумбой в коридоре, хранящий накопленные деньги, Семён, не зажигая света на лестнице в подъезде, спустился к выходу на улицу, вздрагивая от каждого звука. Поймав случайного бомбилу, через полчаса он вышел из машины у здания редакции, а еще через полчаса впал в полудремотную прострацию, пытаясь отдохнуть, забыв все страхи.
Шеф, выслушав Семёна, сначала посоветовал тому пойти в милицию, но вскоре сам же махнул рукой, указывая на бессмысленность совета, добавив: «Иди, я должен думать». Ближе к обеду крикнула в пространство коридора секретарша, ленясь идти: «Суручану, к редактору».
– Слушай, Семён, – начал разговор редактор, благоволивший расторопному сотруднику, – есть пара вариантов. Умалять серьёзности угроз не стоит, и лучше всего из Москвы сейчас уехать. В Молдавию, к примеру, но не домой, а спрятаться где-нибудь в глухой деревне, что, впрочем, не дает гарантий. Ещё могу помочь сделать «шенген» на десять дней, а там уж сам, как сможешь. На выбор Франция, Бельгия, Германия. Многие сейчас едут, из Молдавии, из Украины, став там на время нелегалом, а если повезёт, то можно остаться и на постоянно, если найдешь какую-нибудь лазейку. Думай.
Дело принимало неожиданный оборот, с оттенком здорового авантюризма. Раздумывать не имело смысла, так как прятаться в благоухающих навозом деревнях не хотелось, и Семён решительно сказал: «Согласен на второй вариант, с конечной остановкой в Италии».
– Почему не Германия? – сейчас все туда стремятся – поинтересовался редактор.
– Единственно потому, – ответил Семён, – что я умею говорить по итальянски. Вы знаете, молдаванам и румынам легко даётся итальянский, так как языки очень схожи, к тому же я его учил. Италия всегда была предметом моих мечтаний. Я молод, нет семьи, и кардинальность изменений меня нисколько не пугает. Единственный вопрос: «Кому и сколько? Надеюсь, мною накопленного хватит».
Через три недели, проехав несколькими поездами, – сначала до Берлина, оттуда в Базель, купив там билет в желанном направлении, – на вокзале города Генуи поздним утром на платформу вышел уставший, обросший щетиной молодой человек, вполне итальянской наружности, в кармане которого оставалось несколько мелких долларовых купюр. Семён ехал именно в этот город, зная, что в большом порту всегда найдётся какое-нибудь занятие. Строить жизнь методами Остапа Бендера он не хотел. Шенгенская виза давала ему возможность побыть ещё несколько дней на легальном положении, и он понимал, что это время надо использовать сполна, руководствуясь при этом здравым смыслом.
Следуя указателям, дошёл до центра города, спросил, где городская управа, нашёл в ней миграционный отдел, взял номерок в очередь на прием, и через некоторое время он рассказывал работнику миграционной службы свою историю. Сочинять в ней почти что ничего не надо было. Вид у Семёна был достаточно «несчастный», взгляд открыт, голос тверд, и чиновник без долгих размышлений помог Семёну заполнить формуляр с прошением на временное проживание по особым обстоятельствам.
Таких историй служащие этого отдела выслушивали немало, – бывало и отказывали часто, – но в случае с Семёном всё сошлось. Большую роль сыграло знание языка, видимая невооруженным глазом откровенность, и молодость, конечно. Его определили в отель для беженцев, так что необходимость в поисках ночлега и еды отпала. На несколько месяцев, до рассмотрения его дела, он стал хоть и временным, но легальным новым жителем далекой, солнечной страны.
С вашего позволения, автор сократит повествование, лишь вехами отметив последующие двадцать лет.
Не дожидаясь срока рассмотрения его прошения, Семён нашел работу, что положительно повлияло на решение комиссии.
О журналистике пришлось забыть. Надо было настраиваться на новую ментальность чужого общества, привыкать к особенностям рабочих отношений, но в целом всё складывалось нормально. Появились новые знакомые, друзья. Через несколько лет окончательно исчезли недостатки с итальянским языком, и лишь лёгкий акцент указывал на то, что Симеон Суручано парень не совсем местный.
Через десять лет, с получением постоянного гражданства, Семён женился на сотруднице той же типографии, где трудился сам. Времена в Москве и Кишиневе разительно изменились, и в принципе, можно было бы возвратиться, но жизнь на новом месте уже внесла свои коррективы в планы. Жена-итальянка закатывала каждый раз глаза, когда ее Симеон заводил, как бы шутливо, речь о переезде, показывая этим свое несогласие. С пылкостью типичной итальянки восклицала: «No, no, tesoro, non solo questa follia». Впрочем, и самого Семёна ностальгия мучила всё меньше. Связь с родственниками была – морально ничего не тяготило.
Появились дети, Семён начал строить дом: не сам, конечно – строительная фирма. Пришлось взять ссуду в банке. Денег вдруг стало не хватать, так как кредитной оплате подлежали ещё два автомобиля, – его и жены. Как ответственный семьянин он начал искать подработку, и как гласит народная мудрость, кто ищет – тот находит.
Один из многочисленных родственников жены работал на фирме, специализирующейся на изготовлении и оптовой продаже бижутерии, при которой был, как полагается, и склад, с которого каждый день во все концы Европы уходили большие и малые партии с товаром. Делом Семёна стала доставка изделий по выходным, на небольшом транспортном автобусе. Как правило, это были оптовые получатели ближайших соседних стран: Швейцарии, Франции. Работа непыльная, быстрая, и к вечеру субботы он обычно уже был дома.
Надо сказать, что итальянская бижутерия была настолько хорошего качества, что многие люди, включая и Семёна, будучи несведущими в делах фальшивых украшений, вполне серьёзно могли принять изделия за настоящую ювелирку.
«Золото» браслетов и колец не тускнело со временем, грани камней сверкали не хуже настоящих бриллиантов, а камни полудрагоценные и вовсе были натуральными. Большой ассортимент, сочетающий в себе классический стиль с необычностью различных новых форм, филигранность изготовления украшений, создавал неослабевающий спрос, и в оптовиках, покупающих товар, недостатка не было.
В один из таких субботних рабочих дней, где-то в глубинке Швейцарии, на одном из складов, куда он привез новую партию товара, Семён услышал русскую речь. Не то чтобы он не слышал её в Италии, где проживают сотни тысяч молдаван и украинцев, общающихся между собой на русском языке, но в Швейцарии русские ему встретились впервые. Он подошёл, спросил, не нуждаются ли они в помощи, так как их ломаный английский плохо понимали сотрудники фирмы, а немецкого или итальянского двое мужчин, средних лет и солидно выглядящих, не знали. Помог им установить контакт, попутно познакомились: «Семён – Александр – Николай – очень приятно», – ну и разговорились. Они были впервые в Швейцарии с вполне конкретным желанием сделать закупку небольшой партии изделий «на пробу», с конечной целью открыть магазин в одном из больших российских городов, предполагая как розничную торговлю, так и оптовую. Узнав, что Семён привозит товар непосредственно от производителя, спонтанно предложили совместный проект, где ему отводилась бы роль поставщика. Семён не менее спонтанно согласился, так как все понимали свою выгоду от этой сделки. Прайслист от швейцарцев, разумеется, уже с их накруткой, Семён взял с собой, намереваясь просчитать обоюдовыгодный вариант. Обменялись номерами телефонов, и на том расстались.
В течении последующих двух месяцев все детали были обговорены, согласована встреча, на которую Семён должен был прибыть с первой партией товара и для подписания договора о совместном предприятии. Так же договорились, что расчет будет произведён при получении товара. В голове Семёна расцвела денежными знаками картина итальянской dolce vita.
«Час икс», как говорится, наступил. Взяв на работе недельный отпуск, собрав в четыре глубоких кейса полный ассортимент изделий, по два экземпляра каждого артикля, оформив все необходимые бумаги на таможне, Семён был встречен в российском аэропорту Николаем, с которым он и вёл, в общем, все предварительные разговоры. Тот привёз его в центр города, сказав, что сначала покажет место, где будет магазин. Действительно, открыв ключом одну из двух широких, стеклянных дверей, они вошли в просторный салон, в котором, правда, были видны все признаки ремонта. Николай объяснил, что работы будут закончены уже к концу месяца, и они планируют вскорости наладить регулярные поставки.
Искренне извинившись, он сослался на срочные дела и попросил Семёна подождать, пока он их уладит и съездит за Александром, пообещав вернуться назад не позднее, чем через час, максимум, два. «Потом, – сказал он, – поговорим и всё посмотрим». Предупредил Семёна, чтобы никому не открывал, а в случае непредвиденных обстоятельств звонил ему или Александру.
Заперев за Николаем дверь, Семён осмотрелся. Помещение было довольно большим, с витриной на всю стену, выходящей к улице, заклеенной газетами. В глубине помещения стоял большой стол, несколько стульев; чуть поодаль, – сдвинутые стеллажи, а в самом дальнем углу виднелась дверь, как сказал Николай, к подсобкам. Лежали несколько мешков с цементом, стояли два пластиковых ведра с краской для побелки стен, какие-то картонные коробки; недалеко от входа, вдоль стены, мостились с десяток ящиков с пустыми бутылками из под Фанты, воды, Кока-Колы.
Вынув из чемодана кейсы, пристроив их стопкой на углу стола, Семён прошёл в дверь к подсобным помещениям, желая там найти туалет, в котором давно нуждался.
Два узких, чистых туалета, небольшая кухня, большая комната будущего офиса, две стены которого занимали шкафы и полки; две комнаты поменьше, с набором разнокалиберных тумб и полок – всё это пряталось за белой, массивной дверью дальнего угла. «Что же, – подумал Семён, – вполне себе приличный магазин. Я сам бы лучше не придумал».
В помещении магазина раздался громкий звук, заставивший Семёна вздрогнуть. В дверь, кажется, звонили. Памятуя о предупреждении Николая никому не открывать, он всё же выглянул осторожно из за двери. У входа снаружи стояла женщина, пристально вглядываясь вглубь салона, прижавшись лбом к стеклу. Какое-то нехорошее чувство, из ниоткуда, испортило вдруг настроение. Успокаивая себя, он говорил: «Ну и пусть звонит, здесь нет никого». Звонок повторился, залившись долгой, несмолкаемой трелью, довольно противной на слух. «Не открою. Чего ей надо. Нет никого». Снова звонок, выматывающий нервы. Затем громкий стук, как будто тяжёлым предметом. Казалось, сейчас разлетится стекло двери. «Чёрт, чего ей надо?»
Неохотно выйдя из своего убежища, Семён подошел к двери, вопросительно задрав голову: «Женщина, вам чего?»
События, произошедшие далее, развивались стремительно, оставшись в памяти отдельными фразами и отрывками зрительных фрагментов, из которых никак не составлялась общая картина, и где Семёну отводилась роль беспомощной марионетки.
Женщина за дверью сказала: «Откройте, мне здесь должны денег». Семён развел руками: «Женщина, я впервые в этом городе, в этом магазине, я вас не знаю. Придите позже». За дверью снова бесцеремонно вдавили кнопку звонка, с криком: «Откройте же, давайте разберемся».
Семён повернулся к двери спиной, отойдя вглубь помещения, усевшись на стул так, чтобы иметь в поле зрения входную дверь. Женщина ушла. Он вздохнул с облегчением, откинувшись на стуле и закрыв глаза, пытаясь успокоиться. Гадкое чувство чего-то нехорошего не покидало. Трель звонка ударила по нервам вновь.
У двери стояли в этот раз двое: та же самая женщина и полицейский. Семён не подходил, но те двое знали, что он внутри. Донёсся голос полицейского: «Откройте, я представитель власти, вы должны открыть». Семён молчал. «Если не откроете, я вызову наряд спецназа, дверь будет выломана».
Семён заволновался, стал набирать номер Николая, пытаясь до него дозвониться. Бесстрастный женский голос сообщил о невозможности связаться. Пришлось встать и подойти. Полицейский повторил: «Откройте, я представитель закона, надо разобраться». Семён открыл, пытаясь объяснить, что здесь какая-то ошибка. Полицейский представился по фамилии, показал удостоверение, сказав: «Вы ведёте себя подозрительно, позвольте войти». Закрыть собою вход не получилось: в магазин вошли и полицейский, и женщина.
Обведя полукругом рукой в пространстве, Семён произнес: «Смотрите, салон пуст, остались несколько столов, стулья, какие-то коробки, наверное с мусором, или старьём на выброс, да несколько ящиков с пустыми бутылками из под напитков. Я в этом городе впервые, являюсь представителем зарубежной фирмы и мне было велено подождать».
Полицейский спросил: «Женщина, в чем ваша претензия?» – «Я сюда привозила вон те ящики с напитками, мне не заплатили, сказав, что расчитаются сегодня».
Семён завел было снова…«не понимаю претензии, я новый, это не ко мне, придите позже»...но полицейский, не обращая на него внимания, увидев чемоданчики на столе, спросил: «Это что? Что в кейсах?» – «Там демонстрационные образцы товара».
Полицейский: «Хм, подозрительно мне всё. Надо осмотреть».
Семён: «У вас есть ордер на обыск?»
– Нет, но осмотреть имею право. Подходит к столу: «Откройте». Семён снова, с досадой, начал объяснять...«салон, украшения, образцы, совместное предприятие, договор».
Полицейский: «Ну так откройте, если всё законно и нечего скрывать».
Пришлось открыть один из кейсов. В глаза присутствующих сквозь прозрачный пластик блистерных упаковок ударил фальшивый блеск золота и бриллиантов.
– О-о-ого...мне всё это очень подозрительно.
– Они не настоящие. Бижутерия.
– Не знаю, не знаю, сказать можно всё что угодно. Составим протокол.
– На каком основании?
– Основание: неуплата денег за услуги, большое количество золота. Я выполню свой долг, а там пусть другие разбираются. Ваши документы и документы на товар.
Пришлось показать. Всё это время Семён не прекращал попыток дозвониться, но безуспешно. Николай был вне зоны доступа. Что делать? Попросил полицейского подождать официального представителя компании. Тот ответил: «Ждать не могу, я на службе. Не больше десяти минут».
Несколько новых попыток дозвониться Николаю – опять вне зоны. Набрал другой номер, Александра: оказалось не занято, трубку взяли. Срывающимся голосом Семён выдохнул: «Саша, проблема с полицией».
– Не открывай дверь.
– Полиция уже внутри.
– Зачем открыл дверь?
– Полиция грозилась её взломать.
– Что там взламывать, не понимаю. Пустое помещение.
У Семёна иссякали нервы: «Саша, действительность такова: полиция внутри и имеет подозрения. Я ничего не понимаю. Приезжай или пришли кого-нибудь, до Николая не могу дозвониться».
– Сам не могу, посмотрю, что можно сделать.
Прошло десять минут. Никто не появился. Полицейский достал из своего портфеля какой-то бланк: «Итак, будем проводить процедуру описи драгоценностей. Женщина, вы будете понятой?» Та, пожав плечами, кивнула. Полицейский вышел, вернувшись через две минуты с каким-то молодым мужчиной.
Семён вдруг понял: убеждать, что это не золото, нет никакого смысла. Создавшееся положение давило на сознание, измученное дикостью происходящего. Весь этот хаос непонятных, или скорее, забытых впечатлений, заставил его бессильно махнуть на всё рукой.
Полицейский начал выкладывать изделия, записывать, складывать назад. Другой чемоданчик, следующий. Дело спорилось, и примерно через час опись была составлена, кейсы вновь уложены в стопку на столе. Понятые наблюдали, устроившись на стульях напротив.
– Так. Понятые, ознакомьтесь и распишитесь внизу. Отчётливо, имя, фамилию, отчество. Адрес и номер телефона, если таковой имеется.
Пока те читали протокол, полицейский огляделся: спросил, кивая на дверь к подсобным помещениям: «Там что?»
– Подсобки, офис.
– Надо осмотреть, пройдемте.
Семён прошёл с ним туда, где полицейский не спеша начал заглядывать во все встроенные шкафы офиса. В одном из них увидел сейф. – «Где ключи?» – «Не знаю, это не мой сейф. Я уже говорил, что здесь впервые».
Полицейский, повторяя «подозрительно, подозрительно», стал осматривать кухню, заглядывая во все уголки и шкафчики.
Не забыл и узкие коробки туалетов. Не найдя ничего, произнёс: «Ну ладно, пока оставим. Вернемся к нашему протоколу, – осталось расписаться только вам».
Возвращаются назад, к столу. Формуляр протокола лежит подписанным, кейсы в стопку, понятые рядом. Семён, пробежав ничего не видящими глазами по строчкам списка, ставит свою подпись. Полицейский отделяет копию, оставляя её лежать в центре стола, вкладывает протокол в портфель, отпускает понятых. Предупреждает Семёна, чтобы тот никуда не удалялся в ближайшие два часа, до выяснения обстоятельств. Салон пустеет.
Вздохнув с облегчением, Семён пытается осмыслить события последних полутора часов. Смутное подозрение, зародившееся со звонком женщины, нагнавшего на него туманное волнение неприятного момента, не отпускало.
Женщина, полицейский, понятые...какой-то поток бессмыслицы, который рассудок никак не мог уравновесить. Оставалось дождаться компаньонов.
Приехав через полчаса, Николай и Александр выслушивали сбивчивый и бестолковый доклад Семёна, непонимающе пожимая плечами, восклицая временами: «Чушь. Бред. Дурдом». Осмотрели протокол описи, фамилии под ним, всё еще ничего не понимая.
– Ну ладно, – вскоре сказал Николай, – что будет, то будет, пусть покажет время, а пока посмотрим на образцы. Надо двигать общее дело, а времени у нас не так уж много.
Сняв со стопки верхний кейс, Семён ощутил его необычную лёгкость. Догадка, вернее, разгадка происходящего, пробила его десятком молний, сошедшихся в одном месте головы, ответственном за правду и веру в чистоту помыслов людей. Все четыре кейса были пусты.
Долгая, немая сцена изумления на лицах Николая и Александра. Потом они вдруг разом заговорили, всплескивая руками…«зачем открыл дверь, тебя предупреждали».
Семён захохотал. Глядя на своих несостоявшихся партнеров, без участия которых этот спектакль, скорее всего, не обошёлся, он подумал: «Это же надо было прожить полжизни, чтобы вновь познать сомнительную истину: в театре жизни меняются лишь декорации, а актёры и дураки всегда одни и те же!»