РОМАН-ХРОНИКА
Автор Анатолий Гордиенко
Анатолий Алексеевич Гордиенко(1932-2010), советский, российский журналист, писатель, кинодокументалист. Заслуженный работник культуры Республики Карелия (1997), заслуженный работник культуры Российской Федерации (2007).
Продолжение 55
Продолжение 54 http://www.proza.ru/2020/02/17/977
ВОСПОМИНАНИЯ ПОСЛЕ ВОЙНЫ
«Март, апрель, май.
Первое ощущение новой жизни: тёплые, чистые женские руки. Они поправляют повязку на моей голове, затем подтягивают простыню с одеялом, которые я в забытьи сбиваю ногами. Белая простыня, белая косынка над чёрными бровями. Солнце бьёт в окно. В палате жарко, но я сворачиваюсь калачиком, хочу заснуть. Медсестра поднимает бережно мою голову, легко подбивает мне подушку за спиной и кормит меня с ложечки тёплым жиденьким невероятно вкусным вермишелевым супом.
Я живой! Сестра отнимает хлеб, забирает и тот, припрятанный под подушкой, подаёт мне чашку с тёплым топлёным молоком. Руки мои дрожат, молоко проливается на одеяло. Прекрасно знаю давнюю истину – нельзя много есть, нельзя, и всё же снова тянусь за хлебом. Ничего не могу с собой поделать!
Рядом лежит Паша Гультяй, друг мой до могилы, мой спаситель. Он стонет, подхватывается с кровати, голова его дёргается, из носа то и дело идёт кровь. Павлик, Паша силится что-то сказать и не может. Заикаясь, выдавливает хриплое «ы-ы-ы». Гультяя контузило разрывом гранаты, меня задело осколком, сорвало кожу за ухом. Стараюсь вспомнить всё по порядку и не могу. Опять впадаю в дрёму. Просыпаюсь от топота ног по коридору и криков. Кричат в коридоре и кричат во дворе, форточка открыта, душно. Нас тут человек восемь в палате. Её окна выходят на грузовой двор госпиталя – там склады, конюшня.
Какая-то сила тянет меня к окну, я медленно сползаю с кровати. Двое сопалатников уже опередили меня. Далеко внизу – толпа военных, они размахивают руками, грозят кулаками. Двое бойцов оттесняют винтовками толпу, отводят к забору военного со связанными руками. На нём форма рядового красноармейца и командирские сапоги. Контур головы, фигура знакомы до боли, но слишком далеко, и я не могу разглядеть лицо. Бойцы вскидывают винтовки. Два выстрела. Связанный красноармеец отпрянул, будто его ударили молотом в грудь, и повалился на колени.
Через полчаса кто-то зайдёт к нам в палату и скажет будничным голосом: «Кондрашова расстреляли».
Писать не могу: руки дрожат, карандаш скользит меж пальцев и падает, падает...
Как же всё выстроить? Как описать весь ужас той ночи с 28-го на 29-е февраля? Будто назло кому-то, нам выпало это 29-е число 1940 года.
Стройного рассказа, скорее всего, у меня не получится. Я ведь не всё видел, не всё знаю. Хотя за эту госпитальную неделю в Салми мы только и говорили о нашем прорыве.
...20 часов 30 минут. Тихо, незаметно, как было приказано, мы, наша вторая колонна, начали собираться у восточной стороны хутора. Сюда пришли все, кто мог ходить и кому объявили. Мы прятались за деревьями, за разбитыми машинами. Появился Алексеев, вглядывался, узнавал, подбадривал шёпотом. Людей набралось довольно-таки много. Рядом с нами, политотдельцами, заняли место врачи и медицинские сёстры. Я обнялся с Вознесенским, прижалась ко мне Катя Андреева, она, как начальник медсанбата, собрала всех своих, привела некоторых ходячих раненых, тех, кто поздоровее. Все остальные, а их более трехсот, оставлены на милость победителя. А мы оставили в нашей землянке Диму Погорелова.
Появились Валентина, редактор Шульгин, машинистка Кавронская. Все стояли в немом столбняке, никто не шевелился, не разговаривал. Впереди, сколько видел глаз, застыли люди в полушубках, в шинелях. Винтовки шевелились над головами.
Пришёл запыхавшийся Разумов, поздоровался со всей нашей политотдельской землянкой, забрал с собой Смирнова и Мельникова.
В 21.00 вперёд пошла разведка, за ней – сапёры с ножницами. Все замерли, ждали – обнаружат сразу наших или нет? Время застыло. Идут, тянутся минуты. Я, как и все, радуюсь: значит, пошли вперёд, значит, делают проход, режут колючку. Возможно, вот сейчас забросают финские траншеи гранатами.
Раздался глухой взрыв – видимо, наткнулись на мину. И тут началось! Кто стрелял, откуда, куда? Бледные сполохи выстрелов, оранжевые клубы огня вдалеке – это рвались гранаты. Всё мгновенно пришло в движение, и мы побежали вперёд.
Стрельба перенеслась вправо. Бежать было не трудно: сначала бежали по дороге, потом – по тропе, протоптанной передними, потом снова выбрались на дорогу.
Глаза привыкли к темноте, однако ничего нельзя было увидеть, кроме колыхающихся спин. Откуда брались силы! Рядом со мной всё время были Паша Гультяй и Алёша Кутюков. Мы дали клятву не бросать друг друга. Впереди шёл настоящий бой. Била пушка, строчили пулемёты, рвались гранаты. Одна за другой медленно поднимались над нами зелёные ракеты финнов. Мы кричали изо всех сил «ура!» и стреляли на бегу куда попало. Позже выяснилось, что наш передовой отряд, преодолев три финских пояса заграждений, проскочив их траншеи, вышел на просеку и через километр напоролся на окраину финского лагеря. О его существовании на пути к Питкяранте наша разведка не знала. И немудрено: весь последний месяц разведчики не уходили далеко от хутора. Бой там завязался жестокий. И мы теперь думаем, что это нас спасло».
Продолжение в следующей публикации.