Ну и самые страшные истории — про смерть. Во все времена были люди как люди — в меру хорошие, в меру плохие. В каждом жили и живут до сих пор и доброта, и злоба, и жалость, и зависть, и много еще чего. Как подумаешь — так даже страшно становится, сколько всего гнездится в маленькой человеческой голове, богатой на раздумья, чувства и планы! Только вот кто-то относится ко всему этому как к толпе кур в одном курятнике, а кто-то выбирает одну курицу и раскрашивает ее в павлина. Сначала любуется им — переливами красок, воткнутыми в хвост длинными перьями, пушистыми шариками на гребне. А потом становится этот павлин ему дороже семьи и земли, и уже живет человек не для них, даже не для себя, а для этого вот своими руками созданного и взлелеянного чудовища. У кого-то это злость, у кого-то зависть. И наступало такое время, когда взращенному идолу требовалась жертва, ну а кто же лучше всего подойдет в жертвы, как не ближний? Одна история говорит об одном из богатейших людей болота — Изроге, который был пра-пра-пра-правнуком младшего сына самого Ррога. Так получилось в жизни, что отец Изрога был рассказчиком, но не очень хорошим: то растит кому-то лен — а выйдет хмель, то отгоняет болото с полосы для огорода — а получается ров с водой. Люди на такую работу плевались, ругались, платили неохотно и мало — но все-таки платили: хороший хозяин и хмель, и воду в хозяйстве приспособит, а рассказчик хоть и не то сделал — а ведь трудился, наговаривал, не дурака валял. Семья жила бедно, вокруг стола сидело девять человек — а котелок с горячей едой был всего один. И вот Изрог, насмотревшись на такую жизнь, решил, что будет зубами землю грызть — но разбогатеет как никто другой!
Как исполнилось ему шестнадцать и один год на раздумья, ушел он из родительского дома, отгородив себе начальную полосу у границы болота — так выделяли всех детей на хозяйство, а дальше уж как знают: хочешь — спишь на этой полосе, хочешь — зарабатывай на рассказчика и осушай болото себе дальше под дом и хозяйство. Были и такие, кто ставил на полосе шалаш, а сам так и бродил по людям, проедая и пропивая заработанное. И возвращался в шалаш умирать, когда уже не мог работать, а дальше уж добрая воля родственников — кормить непутевого или в болото послать.
Работал Изрог по-черному, брался за все — лишь бы деньги платили да кормили посытнее, чтобы на еду не тратиться. Накопил он так денег на рассказчика, да не абы какого, а самого что ни на есть лучшего, и стал искать — людей расспрашивать, молву собирать. И по всем людским пересудам выходило, что самый сильный из всех в то время был Сурог, без роду и племени человек — подкидышем рос в бедной семье, и с двух лет, когда еще даже толком говорить не умел — уже начали происходить вокруг него разные странности. Первой приметила это мачеха: как стукнет малыш по столу, пролепечет что-то непонятное, глядь — стакан упадет и разобьется, а по следующему лепету соберется снова из осколочков, да лучше прежнего: все трещины затянутся, все щербинки сгладятся. С того времени стали Сурогу перепадать и еда получше, и одежа поцелее — плата же рассказчику полагается. Как вошел Сурог в сознательный возраст, разбогатела пригревшая его семья, но не стал он долго терпеть их притворной ласки и потребительства, ушел. Скитался Сурог много, но очень быстро слава стала бежать впереди него, и платили ему все богаче — за работу, за очередность, за качество. Шептали в народе, что нет такого, чего бы Сурог наговорить не взялся, а результат в итоге всегда был лучше запрашиваемого: если уж пшеница — то в человеческий рост, с полновесными зернами, и если на семена оставить — то все последующие годы без рассказчиков растет, людей урожаем радует. Если уж земля под хозяйство — то отборный чернозем под растения, мягкий мелкий светлый песок под пруд, твердый камень под дорогу.
Нашел Изрог Сурога, нанял его, но еще год ждал своей очереди. И сделал ему Сурог роскошный участок под усадьбу, в котором всему нашлось место: и пашне, и огороду, и светлому добротному дому в два этажа. Расплатился Изрог, стал хозяйничать, и все у него пошло по богатому пути — урожаи каждый год вдвое, скот — втрое, одно нехорошо: семьи не было, некому передать отобранный у болота участок. Стали к Изрогу сваты захаживать, советовать и навязывать девиц и женщин, но на их слова он молчал и выпроваживал советчиков за ворота. Была у Изрога заветная мечта: привести в дом не просто жену, а рассказчицу, коих, как известно, днем с огнем в болоте не сыщешь. Слышать-то слышали, что бывает такое, а чтоб точно знать — никто не ведал.
Осторожно, окольными путями, где только ни был — заводил Изрог речи о рассказчицах, три года расспрашивал всех, кого мог. И вот намекнули ему тихонько за большие деньги, что есть такая баба — Летаница, а замужем она за Нидрогом, и детей у них пятеро, из которых двое вроде как в рассказчики ладятся. Получится или нет — другой разговор, но раз намерение имеют — значит, что-то да есть, приметы кто-то видел. Отправился Изрог в те края, как бы с товаром неходовым — большими красными цветами маяками, которые девушкам нравятся, да их не покупает никто, зачем деньги на забаву выбрасывать. Посмотрел мимоходом на эту женщину — вроде ничего, в хозяйки сойдет. Вернулся Изрог в свою усадьбу и снова позвал Сурога.
Сначала, узнав, что от него требуется, Сурог отказался напрочь. Мало того — такими словами орал на Изрога, так его поливал, что будь усадьба поменьше размером — вся деревня бы услышала, как добротного хозяина лают. Но появились на столе кувшины с хмельными напитками, закуска добрая, а в уши рассказчика полились льстивые речи. Чего только он не наслушался — и про свое умение невообразимое, и про славу свою невероятную, и про плату огромную, какую еще на болоте никто никому с древних веков не платил. И как-то само собой получилось, что спьяну пожали они руки в знак договора, а договор исполнять надо любой ценой...
Что дальше было — отдельной историей рассказывают, как, поняв, что с мужем что-то неладно, выбежала за ворота Летаница, встала напротив Сурога и начала его отчитывать. Три дня шло говорение, но не смогла рассказчица спасти мужа — плакала сильно, и дети плакали, а слезы, как известно, силу-то вытягивают. Как помер Нидрог, почернела Летаница и прокляла Сурога страшными словами, которых никто не слышал, вернулась к детям, собрала вещи и ушла, а куда — неведомо. Говорили люди, что прямиком в болото направилась, и вряд ли у нее дорогу наговорить получилось — слишком мало оставалось сил. То ли рассказчица тому виной, то ли древний зарок не заговаривать на смерть, только Сурог после этого неделю зеленой зловонной жижей растекался, пока весь в болото не ушел. А потом приметили люди, что у Изрога усадьба запустела, растения пожухли, скот весь то ли разбежался, то ли кто растащил по своим хлевам. Пошли в дом искать его — и нашли опять-таки только зеленую мутную лужу, а запах в доме стоял такой, что народ с зажатыми носами и вздыбленными волосами оттуда выскакивал.