Вечер не обещал быть таким - когда мне целый час несли невкусный обед, и когда я вздыхала за свою больную ногу и свою, складывающуюся словно перепутанные детальки пазла, жизнь.
А потом на город лег вечер, и мироздание вздохнуло и прояснилось. Вечер и ночь -время такое, когда внутри и вокруг все становится тоньше и чутче. А в Петербурге особенно.Такой он, Питер,и его жизнеутверждающие прямоугольники желтого света под старыми крышами, на которые теплым кошачьим брюшком ложится ночь.
Стало веселее и легче - можно бы сказать, что от хорошего пива и праздничного тепла пивной, но все-таки не совсем. Как будто внутри оторвалась такая привычно натянутая струна, которая обычно тянет. И мы обошли 6-ю линию, и станцию метро Василеостровская, и прощались, и мне отчего-то хотелось смеяться и кружиться - странно, мне грустно было с тобой прощаться, и эти минуты стоили всего вечера.
Мне хотелось, чтобы и ты тоже радовался, и чувствовал то же, что чувствую я, когда видела город, который в этот день более любил вечер, чем ночь, и был более собой; когда видела крыши и окна. И веточки лиственниц будто бы щекочутся изнутри, как в бывает в детстве от смущения и радости одновременно.
И может, если бы ты чуть меньше стеснялся, мы бы станцевали легкий и беззаботный танец прямо у коней. И Город организовал бы музыку. Днем там с хриплым надрывом, щурясь на солнце, пел мужик под гитару тяжкие дождливые русские песни, а у нас -вечером- был бы праздник жизни. У меня в голове вертелась песня с пляжа в Тоскане,"Roma-Bangkok", под которую танцевали все каждый вечер, когда переливалась огнями Эльба и шуршали волны, и пахло розмарином. А себя я вижу в красном платье: племянницы сочли его дурацким, а я так хотела бы станцевать в нем босиком...
Но я тебе показывала окна и стены, небо и провода, и мне тогда и всегда, так хотелось, чтобы раковины душ наших однажды стряхнулись и отвалились, и смыло бы их в море, и остались бы они на дне, над которым днем летают цветные бабочки серферов, под праздничной Эльбой, а мы бы станцевали, и смеялись, и Создавший нас улыбался бы, глядя из-за виноградников, уходящих в небо, из-за подворотен дворов-колодцев с окошками желтого цвета, и думал бы о будущем молодом вине, и о жизни, цветущей в каждом окне вечно-придорожным цветом, и радовался бы нам.