Поначалу мы не воспринимали это всерьез – что-то вроде игры, все ищут, почему бы и нам не попробовать. А потом засосало. Как в трясину. И уже не выбраться. Искали все. Знали, что где-то здесь и есть Цель, об этом сообщили по радио, и толпы страждущих с рюкзаками повалили из города. Вскоре наша маленькая деревенька превратилась в шумящий улей, наполненный разными людьми, которых мы никогда не видели раньше. Они прибывали и прибывали, уходили в лес поутру, а вечером возвращались, чтобы утром снова отправиться на поиски Цели. Многие исчезали. Мы не знали, нашли ли они Цель, или сгинули в наших болотах. Постепенно и все наши заболели, и бросив дела, принялись искать Цель. В нашей деревне больше не осталось скотины и птицы, их отвезли в город и продали, никто не сажал картошку, не держал кур. Все искали Цель, ставшей навязчивой идеей, ворота в таинственный мир, о котором мы ничего не знали, кроме одного – там есть жизнь.
Мы держались дольше всех, но однажды поняли, что если есть Цель, ее обязательно надо найти. А иначе зачем жить. И мы стали как все.
Мы вставали рано утром, едва солнце успевало появиться над горизонтом, варили густой чечевичный суп с бараниной, целую кастрюлю, чтобы хватило на весь день. Я добавляла туда морковь, картофель, томаты, много перца и доводила до густоты, чтобы ложка стояла. Пили сидр. Он остался в погребе еще с прошлого года. Завтракали плотно, съедали по большой тарелке, чтобы голод не застиг в пути. Затем одевались и уходили в лес. Лес начинался сразу за калиткой. Сначала мы шли по дороге, а потом сворачивали и двигались уже напролом, вдалеке от протоптанных троп, каждый раз в разном направлении. Лес был неприветлив и скуп. Иногда он стоял на пути плотной стеной, ветки безжалостно хлестали по лицу, оставляя на лбу и щеках болезненные отметины, времена на пути появлялись болотины, и мы осторожно передвигались, ступая по мягким мшистым подушкам. Земля под ногами пружинила, и я боялась, что однажды уйду под землю, провалюсь в трясину, которая была где-то под нами, лишь иногда проступая на поверхности небольшими гладкими лужицами, к которых отражалось мое испуганное лицо. И каждый раз нам казалось, что мы уже близко у Цели, и как раз вот здесь, за этим препятствием, мы и найдем, то, что стало для нас таким важным. Но ничего не было. И нас ждало очередное разочарование. Тогда мы садились на поваленные деревья, открывали рюкзаки, доставали хлеб, сидр и молча ели. Возвращались мы исключительно по солнцу , и когда оно начинало медленно сползать на запад, все более удлиняя тени, мы разворачивались и шли назад, каждый раз новыми дорогами, в надежде увидеть долгожданную цель.
Домой мы приходили затемно. Небо покрывалось звездами, Луна цеплялась за верхушки деревьев, и Полярная звезда указывала нам направление. Идти все время нужно было на север. Но временами шел дождь, и тогда можно было легко заблудиться. Тогда мы старались вернуться домой пораньше, еще засветло, но пару раз не успевали, и тогда поиски дома растягивались надолго. Бывало попадали в грозу. Однажды молния ударила в сосну, мимо которой мы вот только прошли. Дерево раскололось напополам и загорелось. Мы молча переглянулись, взялись за руки и с тех пор ходили только так, ощущая в своей ладони ладонь другого. Мы стали единым целым, и казалось, что кровь, циркулируя, переносит кровяные тельца через нас обоих, попадая от из одного в другого через эти сцепленные ладони. Тогда мы перестали разговаривать. В этом больше не было нужды. Нет, мы продолжали общаться, но слова уже не требовались, мы переливали мысли из одного в другого, чтобы не тратить силы на размыкание губ .
- Ты замерзла? – сплашивал меня мой друг. И я ловила в его глазах тревогу.
- Ни сколько!
И мы шли дальше, мысленно замолкнув. Наши диалоги стали скупыми и недолгими. Мы не хотели тратить силы, сберегая их для поиска намеченной Цели.
Домой приходили усталые. Первым делом снимали одежду, обливались водой – она немного снимала усталость, и я шла подогревать чечевичную похлебку, а мой друг растапливал печь. Я наливала по большой полной тарелке, доставала бутылку сидра и нарезала хлеб, который мы пекли один раз в неделю. Мы молча ели, улыбаясь друг другу, пили сидр, а потом обсуждали день.
- Сегодня опять ничего, - говорил он, не размыкая губ.
- Да, опять не повезло, - сетовала я.
- Завтра пойдем левее, мимо болота с багульником и голубикой.
- Согласна.
Затем, держась за руки, поднимались в спальню на второй этаж и ложились спать. И тогда небо, приподнимая жалюзи Вселенной, впускало нас в бесконечность, куда мы и стремились в поисках заветной Цели. Но едва вставало солнце, как мы просыпались, еще не вполне отдохнувшие после вчерашнего похода, и снова шли в лес. Минуя дороги и направления, переступая через поваленные деревья и колючие кустарники, перебираясь через лесные ручьи и глубокие овраги, заполненные многолетней опавшей листвой, мы двигались и двигались в поисках Цели. Мы не знали, как это будет выглядеть, но были уверены, что непременно узнаем и никогда не пройдем мимо.
Дни становились все короче, а небо все чаще хмурилось, осыпая землю дождями, и мы все чаще возвращались домой промокшие и замерзшие, иногда с пакетом грибов или банкой собранных по дороге ягод. Мы совершенно перестали разговаривать, и только ладони, плотно прижатые одна к другой, напоминали, что мы еще вместе.
Однажды, где-то в середине сентября, мы напали на клюквенное болотце. Оно было не так далеко от дома, и мы удивились, что раньше не находили его, и никто понятия не имел о том, что так близко растет клюква. Все ходили за ягодой на дальние болота, это часа 2 быстрым шагом. Раньше по осени народ собирался толпой, и все вместе шли за клюквой. Брали с собой рюкзаки, чтобы больше влезло и не так трудно было нести ягоду домой, уходили на целый день, потому что идти так долго за парой килограммов не имело смысла. Вставали в 6 утра и уходили. Мой друг не ходил, он ждал меня дома, и когда я возвращалась, еле волоча ночи, он встречал меня у калитки, брал на руки и относил домой. Затем наливал в тазик теплой воды с мятой, куда я погружала ноющие ноги, наливал стакан сидра и растирал онемевшие ладони целебными мазями, которые готовил сам по неведомым мне рецептам. В эти минуты я была невероятно счастлива! Ах как же мало нужно было мне для счастья! Но теперь все это было в прошлом.
И вот внезапно нам открылось это маленькое болотце в своей нетронутой первозданной красоте, о котором никто почему-то и не догадывался. Оно вынырнуло неожиданно. Небольшое, метров 100 в диаметре не более, оно было сплошь усыпано ягодой, россыпью на тонких нитях лежащей на кочках. В первое мгновение нам показалось, что это залитая кровью поляна, но потом мы поняли, что это всего лишь клюква. Мы собрали ягоды и вернулись домой, потому что рюкзаки стали тяжелыми, и продолжать поиски Цели не представлялось возможным. Было очень обидно, поскольку мы теряли время. Но оставлять клюкву не стоило, потому что приближалась зима, и мы должны были делать запасы.
Постепенно наша жизнь превратилась в дом и лес: дом-лес, дом-лес, дом-лес, попеременно сменяющих друг друга.
А время бесцеремонно катилось к зиме. И для поисков оставалось все меньше времени. Чечевица заканчивалась, и я стала беспокоиться. Нужно было бы съездить в город и закупиться, но времени было безумно жаль, и мы продолжали уходить в лес, только порция похлебки становилась все меньше.
- Ничего, - сказал мне друг, - когда кончится чечевица, мы станем варить похлебку из клюквы.
Я молча кивнула в знак согласия. И вдруг увидела в его глазах тоску. Это была еще не совсем тоска, всего лишь ее маленькая искра, но она уже зажглась в центре зрачка мерцающей звездочкой. Мой друг переставал верить.
- Ну хочешь, мы бросим все эти бесплодные поиски и будем жить как раньше! – предложила я. – Пока не поздно.
Он только улыбнулся в ответ. Мы оба знали, что уже никогда не остановимся. Цель или смерть.
В начале октября вдруг неожиданно выпал снег. Первый и ранний. Который все равно растает, но приносит с собой холод и промозглую сырость. Мы как раз возвращались домой. Уже стемнело, как вдруг повалил снег большими жирными хлопьями. Они впивались нам в лица и, словно белые жучки, садились на голову, вцепляясь в волосы. Мы ускорили шаг, почти бежали домой, чтобы не замерзнуть, но все равно продрогли до костей. Да к тому же и печь оказалась холодной, мы забыли протопить ее утром, и пока тепло наполняло дом, мы сидели, прижавшись друг к другу и ели чечевичную похлёбку, запивая ледяным сидром.
В эту ночь мой друг заболел. Его мучил кашель и жар. Иногда он бредил во сне, вруг вскакивал, начинал кричать, и снова падал обессилевший на подушку. Но утром встал и мы снова отправились в лес. Он шел немного медленнее, чем всегда, его ладонь в моей руке то наливалась жаром, то вдруг становилась ледяной, и та маленькая искра тоски и сомнения стала немного больше. Вечером, дома, я напила его чаем из зверобоя с медом, и уложила спать пораньше. Вскоре кашель и жар прошли, но ушедшая болезнь оставила в его теле след. Ночью его стали мучить кошмары, то он вдруг начинал кричать и биться в приступах удушья, затем просыпался и плакал. А я вытирала с его лба холодный и липкий пот, обнимала и убаюкивала как ребенка, и тихо пела колыбельные песни. Он засыпал, время о времени вздрагивая во сне. Засыпала и я. Но как только первый луч проникал сквозь окно – мы специально не закрывали его занавеской, - мы вставали и уходили в лес.
Мы шли и шли, прокладывая на карте все новые пути, а Цели все не было, хоть она и становилась ближе. Мы знали это, чувствовали. И это придавало нам силы. Мы почти бежали, потому что день стал совсем коротким, и хоть тот, первый снег, растаял, мы боялись, что вот-вот пойдут снегопады, а нам нужно было успеть до них. Как дикие звери мы носились по лесу. Изо рта валил пар, а под подошвами ботинок хлюпала схваченная изморозью грязь. Солнце то укорачивало, то удлинняло тени, лес стал прозрачным и далеким, а небо ледяным и чужим. И искра… Искра в глазах друга все росла, почти уже занимая весь зрачок….
В тот день небо было особенно синим, а за окном бушевал остервенелый ветер. Он намел на порог кипу сухих листьев, и когда я открыла дверь, они залетели в дом, и захрустели под ногами, как раздавленные тараканы. Солнце было неестественно ярким, как фонарь дневного света. Оно слепило глаза, но совсем не грело. Его ледяные лучи отражались в заиндевелой траве, и сверкающей каймой обрамляли схваченные морозом кленовые листья, которые казались теперь разбросанными повсюду новогодними игрушками. Я вышла на улицу и всей грудью вдохнула свежий морозный воздух. Как всегда обошла дом, чтобы проверить перед уходом все ли в порядке, и вдруг поняла, что больше назад уже никогда не вернусь. И это было странное чувство осознания и уверенности. Оно застигло меня врасплох, так что я чуть не задохнулась.
Я вернулась в дом, зябко ежась, сняла ботинки и прошла в гостиную. Мой друг топил печь. Он как раз подбрасывал дрова, они жарко трещали и выстреливали искрами, перебрасывая пламя с одного полена на другое.
- Я, наверное, сегодня не пойду, - вдруг тихо сказал мой друг. – Я, наверное, заболел, и у меня совсем нет сил.
Я положила ладонь ему на лоб. Нет, жара не было. Но влажная ледяная испарина прилипла к моим ладоням.
- Да, тебе стоит остаться.
-А ты пойдешь? – он посмотрел на меня.
Его взгляд показался мне странным, что-то было в нем не так. Я силилась понять, что, но не могла. И вдруг поняла – в его зрачках больше не было искры, а взгляд был пуст и холоден. И тут я поняла, что он умер. Его мертвые глаза смотрели на меня равнодушно и холодно, и мертвые слова разрезали тишину остывшего за ночь дома. Никаких сомнений, он был мертв. Но его оболочка еще продолжала жить, мертвые руки подбрасывали дрова, но жар горящих поленьев уже не мог согреть мертвое тело. Он встал и подошел к столу, откупорил бутылку сидра и налил целый стакан.
- Хочешь?
- Пожалуй, - ответила я, не отрывая от него взгляда.
Сидр был прохладным и кислым, слово испортился. Я сделала несколько глотков и поставила стакан на стол.
- Можно я закурю? – спросила я.
Он ненавидел, когда я курю, и я всегда выходила на улицу. Но сейчас он только пожал плечами. Я достала сигарету и закурила. Легкий сквозняк сорвал с кончика пепел и легкой паутинкой потащил по комнате дымок, поднимая к потолку. В печи трещали дрова, и пламя, играя за стеклянной дверцей, бросалось из стороны в сторону.
- Ты умер? – тихо спросила я.
Он помолчал, словно собирался с мыслями, а потом ответил:
- Да. Ночью. Ты так сладко спала, я не хотел тебя будить. Прости.
В его словах больше не было эмоций. Я отхлебнула сидра, и он обжег мне нёбо, словно в него добавили острый перец.
-Мне нужно собираться, - тихо сказала я и поставила стакан на стол.
- Конечно, - он даже не повернулся, продолжая рассматривать что-то за окном. Солнечные пятна, квадратами окна разложенные на полу, словно коврик валялись под его ногами.
- Ты точно не пойдешь? – зачем-то спросила я.
- Точно,- ответил мой умерший друг.
Искать Цель ему больше не имело смысла.
К горлу подкатил ком, я ели сдержалась, чтобы не разрыдаться, но слезы все же предательски потекли из глаз. Я отвернулась и быстро вышла из комнаты. А мой верный спутник все так же стоял у окна, разглядывая что-то по ту сторону стекла. Я достала рюкзак, положила туда оставшийся хлеб, спички, бутылку сидра, пару шерстяных носок на случай, ели эти промокнут. Под толстовку надела тонкую шерстяную водолазку, достала ботинки на толстой подошве и зимнюю крутку. Затем взяла рюкзак и открыла дверь. Солнце вместе с кипой листьев ворвалось в дом, затопило прихожую и даже выплеснулось в гостиную, плавно огибая мою тень.
- Прощай, - тихо скзала я.
- Прощай, - ответил он.
Я вышла из дома, спустилась по ступенькам и направилась в сторону леса. Подтаявший местами иней еще скрипел под ногами, но временами мои ботинки оставляли на замерзшей траве влажные следы. Иди было легко. Я обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на дом. Из трубы едва поднимался дымок, но ветер то и дело слизывал его, как преданный пес. Окна были темными и слепыми, и вдруг мне почудилось, а может быть так оно и было, что из окна гостиной тоскливым и безнадежным взглядом на меня смотрит мой друг. Я отвернулась и быстро пошла прочь.
Калитка легко распахнулась, я подумала, что закрывать ее больше не стоит, но все же захлопнула привычным движением, поправила рюкзак и направилась в лес. И вдруг справа от себя увидела то, что мы так долго искали – Цель. Оказывается, она был совсем рядом, и все это время мы пробегали мимо, а идти никуда и не стоило. Но мы так спешили, что попросту не замечали ее, торопливо убегая в лес. Я остановилась и долго смотрела, не решаясь даже шелохнуться. Но вместо ожидаемой радости меня переполняла тоска и бессмысленная злоба. Я больше не пытаясь сдерживать слезы, они текли и текли, собирались на подбородке и капельками падали на ботинки. Слишком дорогой ценой досталась мне Цель. И все же я нашла ее. Нужно было жить дальше. Вытирая тыльной стороной ладони слезы, я поправила рюкзак и шагнула в открывшийся Вход…..