Подхожу, значит, к окошечку резному с ажурной занавесочкой затейливой да и выглядываю из-за неё кружевястенькой эдак аккуратненько, чтобы сразу не запалиться, посмотреть: кого эт сюда на ночь глядя нелёгкая принесла нежданно-негаданно. Ба, да это ж Громид, братец мой названый всей своей статью молодецкой ломится, того и гляди ставню вынесет. Не, ну свои — это ж святое дело: это завсегда милости просим. Распахиваю створку настежь от греха и высовываюсь насколько позволительно, чтоб самой не вывалиться наружу. Братишка меня как завидел — так и просиял лицом во всю приять. Глаза ошалелые, чай от радости и шепчет тихохонько, чуть занавеску дыханием напрочь не сметя:
- Гадя... (Подожди-подожди, какая ещё Гадя? Петрович, - с гаденьким таким смеехаханьем нашептывает шкодливое подсознанье). Не, ну, понятно, конечно, малограмотным, что ГОдин, что ГАдин — смысл един, видать, братья, как поняли, что я женского роду-племени — так на свой лад и перелицевали моё и без того не самое, гм... благозвучное прозвище. Вопрос в другом — кто им-то мою конспирацию спалил? Не царь ж, батюшка... Ему на кось? И что мне теперь с братьями-то делать в... этакой ипостаси? Ладно, потом обмозгуем, а тепереча...
- Прыгай, сестрёнка, - продолжает богатырским шепотом угрожать жизнестойкости занавески, Громид: мы тут, внизу. Мы тебя спасём!
Гм, звучит... многообещающе. И что мне было делать? Узницей в царском плену оставаться неизвестно на кой и непонятно насколько или с братьями надёжно-проверенными в давешних не самых будничных событиях дня бежать, куда глаза глядят?
Прыгнула я, конечно, ни секунды не раздумывая, только для верности глаза зажмурив. Подхватил меня братец в объятья медвежьи и на коня (о, братишки уже и лошадками разжились, похоже времени даром не теряли. Уважаю) перед собой посадил. И поскакали они (ну, мы то есть, вчетвером о трёх конях) куда-то в темноту далёку.
В общем, долго, не очень ли скакали — того не скажу, одно знаю: моя не привычная к такому средству передвижения... м-м.. фигура о, как по приезде к новому месту дислокации нашего отряда болела, о, как ныла. Так что, по мне, скакали мы долго, нудно, муторно и утомительно. Не подумайте, что я жалуюсь, однако же... Стоп, а энто что такое? Что это у нас за очередная неожиданность и с чем мне её едать предлагаете?
Подошла я спозаранок на водопое к лошадке нашей ближайшей и наклонилось к морде ейной (ну, тож водички попить, я что железная всю ночь скакать не емши, не спамши — ой, кажись, я сызнова за нытьё взялась) и что же вижу? Свят-свят-свят, а глаза-то глаза у лошадки моей водопьющей! Со зрачком поперёк узенькой такой щёлочкой. То ль кошачьи, то ль ещё жутче, змеючьи... Схватила другую лошадь за узду — в её глаза заглянула — та же тема. К третьей... да и смысла соваться уж нету. Так вот что мне тогда в самом начале путешествия покоя не давало. Это что ещё за дела чудные?! О, я попала с утра не позавтракамши.
Ну, дысь, делать неча — надо или принимать события, как они преподносятся, или уж игнорить изо всех сил, что не нравится. Села я (всё ж с внутренним содроганием) обратно на лошаденцию к Громиду и понеслись мы с ребятушками далее. Куда понеслись, зачем столь шибко уж и спрашивать не стала: не до того было, да и тряска дорожная к разговорам не больно-то располагала. Ближе к ночи въехали мы в какое-то селеньице, аль деревню — мне уже до лампочки было, так растрясло-поукачало на ухабцах, прогалопировали по мощёной улице и пристали, наконец, к домине с тёмными окнами.
Ох, и намаялась я за этот наш марш-бросок. Отпаивали меня братики долгонько местным зельем по типу нашей медовушки, но на порядок крепчее. После чего, как водится отпустили с миром отлеживаться наверх терема в светёлку уютну. Поутру ни свет ни заря, пока братцы храпака давали, только стены ходуном поскрипывали, спустилась я со своей мансарды. Дай думаю похожу-поосматриваюсь, куда теперь судьба волей моих спутников позабросила. Только... и-эх, в этом своём сарафане золотом шитым, переливчатом не больно по сельской местности порасхаживаешь. Что ж, думаю, делать-то? Где костюмец другой раздобыть? Тут вижу — висит на скамье рубаха косоворотная, ну как висит — валяется. Видать кем-то из братьёв вчера в процессе приятия горячительного сброшенная. Я, не долго думая, и нацепила её на себя поверху платья парадного. А чё, кто первый встал — того и тапки. В данном эпизоде размахайка безразмерная. Подпоясалась пояском, что рядом притулился, одела ласты (т. е. лапти, лапти размерчиков на -дцать моего поболее) и шасть за околицу.
Чумыхрони — прочла названьице нового населенного пункта по ходу своего движения. Не, ну кто тут хрони, я и сама уже начала смутно догадываться, больше настораживало загадочное «Чу» особливо в свете последних собитьиц. На рыночной (не скажу площади — скорее, просто улочке) людно, суетно. Что бы мне тут прикупить себе для лучшего комуфляжу? Кошель я прихватить не запамятовала, зато помятуя грабительские расценки Икхинагуля — здесь решительно нацелилась торговаться вусмерть.
Нашёл меня Мунтарь ближе к полудню, вдохновенно рядящейся с торговцем из-за полоски слюды ядовито-оранжевого цвета, призванной защитить мои многострадальные очи от ядреного ультрафиолета местного пошиба. К чести брата скажу, купить мне эту модифицированную разновидность «очков» он-таки позволил, так зыркнув на хозяина лавки, что тот нам сразу половину стоимости товара и скостил. Зато потом, ведя после покупки за ручку как нашкодившего подростка домой, настрого предупредил, чтобы я не шлындала одна ни по Чумохроням, ни ещё где ни попадя, потому как... Дальше он наказ свой прервал загадочно (не, ну, насчёт загадочности — я конечно погорячилась: при габаритах, вдумчивости лица и насупливого молчания моего самого внушительного братца — смотрелось это скорее, гм... серьёзно) лишь вскользь намекнув, что у нас с братанами назрел разговор.
Нет, назрел — так назрел, кто ж против: я не из той породы, что от разговоров уходят или с базара соскакивают. Я завсегда за себя ответ держать готова (и за тех, кто рядом, за кого сама в ответе). Вот так. Вы, конечно, не подумайте, что я вся такая расправильная — просто этак себя подбадривала перед предстоящей беседой задушевной, натужно стараясь поспевать за Мунтарём. Впрочем, в чём-чём, а в надёжности и верности своих друзей я была уверена, как скала. Хоть режьте их — меня не сдадут: наверняка знала. Но вот предъявы мне... Эх, будут да ещё какие. Да и кто станет братьев попрекать за то? Уж, не я точно. Плохо одно, что ответить мне на них... как бы не жаждалось — попросту нечем.