Андрей не снимал балаклаву уже несколько часов. Лицо вспотело и хотелось его ополоснуть.
Они провели задержание и привезли задержанных в отдел милиции.
Худощавый молодой человек, с несколько вытянутым лицом, высокий, лет двадцати шести-двадцати семи, никак не хотел признаваться в совершении преступления. Брали его жестко, как подозреваемого в совершении тяжкого преступления, совершенного группой лиц.
Андрей находился в двух метрах от задержанного, а оперативники работали с ним.
По их словам, преступника опознали потерпевшие и ему ничего не остается, как подписать признание.
Но парень видимо не осознавал всей тяжести своего положения и признаваться в совершении преступления не хотел.
Его руки скованы наручниками и, защищаясь от ударов, он только втягивал голову в плечи. Иногда стонал и кричал что не виноват.
После очередного удара парень начал хрипеть, а оперативники громко кричали ему в ухо, что он преступник, убийца и что его сейчас забьют на этом месте, если он не подпишет признания.
Для Андрея было странным то, что преступник не хотел признаваться, будучи полностью изобличенным.
Хотя преступник заслуживал такого отношения, смотреть на действия оперативников неприятно.
Он, боевой офицер, побывавший в горячих точках, видел всякое. На войне с пленным противником ещё и не такое делали, чтобы получить нужные сведения. Но он как-то не так представлял себе допросы в отделах милиции.
В помещении душно. Балаклава раздражала, но в тот момент он был рад что не видно его лица, на котором проявляется недовольство действиями оперативников.
В конце концов, работа есть работа, успокаивал он себя.
Оперативники вышли отдохнуть, а подозреваемый съёжился и изредка бросал взгляды на Андрея. Во время допроса Андрей уже видел этот взгляд. Это было обращение к единственному, из находящихся в комнате, кто его не бил. Андрей отвернулся, но держал подозреваемого в поле зрения. «Раньше надо думать, когда преступление совершал»,- подумал он.
Через некоторое время оперативники вернулись со смехом и восклицаниями о том, что всё, раскололся его сообщник и дает на него показания. Теперь всё зависит от того, кто первый на кого напишет.
Подозреваемый был запуган, но продолжал стоять на своём – преступления не совершал.
В грубой форме оперативники ему рассказали, что с ним будет в следственном изоляторе, в какую камеру его поместят и кем он там станет.
Видя что рассказы о ждущих его перспективах, действия на преступника не возымели, оперативники опять приступили к допросу с пристрастием.
Подозреваемого стали сажать на шпагат. Двое растягивали ему ноги, а третий давил сверху на плечи преступника.
Андрей отвернулся, его руки до боли сжали металл автомата. Он не хотел видеть происходящего. Услышав резкий крик подозреваемого, повернул голову и увидел, что оперативник, который давил на плечи, наступил ногой на бедро подозреваемого.
Подозреваемый во всём сознался.
Было уже далеко за полночь, Андрей подумал о том, что скоро всё закончится и они вернутся на базу, где можно отдохнуть.
Его переживания были несопоставимы с переживаниями подозреваемого, но все равно нервное напряжение было сильным. В некоторые моменты ему хотелось все это остановить, хотя он понимал, это не в его власти и что сотрудники пытаются раскрыть преступление. Успокоило то, что преступник сознался, а значит совесть его чиста.
На базу они вернулись под утро, но увиденное произвело такое впечатление, что отдыхать он не мог.
Сменившись, он приехал домой. Настроение было скверным.
Через две недели из СМИ он узнал, что в другом городе задержали настоящего преступника, у которого обнаружены вещи пострадавших. В средствах массовой информации появилось фото первого подозреваемого со следами допроса, свидетелем или невольным участником которого он был.
На снимке, внутренняя сторона бедер, как оказалось, невиновного человека почернела от кровоизлияния. Андрей вспомнил шпагат.
В прессе общественность клеймила позором причастных сотрудников милиции и методы их работы. Было возбуждено уголовное дело в отношении неустановленных сотрудников милиции, допустивших нарушение закона.
Андрей не мог забыть тот взгляд парня, его душу травило чувство вины.
«Скорее бы на пенсию»,- вздохнув, подумал он.