Он не ласково и нежно, а грубо и нахраписто толкал его к краю ямы, думая, что он не будет сопротивляться, к той яме, что была на самом деле могилой, только не того, которого туда толкали, а кого-то другого, но вырытой лично для него и только потому, что он считал, что ему не окажут сопротивления, не поборются за жизнь, пусть и дерьмовую жизнь, но которая всегда лучше смерти и для любого, даже для самой последней сволочи, которой был тот, что толкал и думал...
Он привык быть в этой жизни победителем и потому думал, что других победителей тут нет, только побежденные им и его хамством.
Особенно среди тех, зачуханных интеллигентишек, которые в силу своего воспитания, как он считал, не способны дать ему отпор. И таких он бил с особым наслаждением, сражая почти сразу и наповал своим непревзойденным хамством — он же был единственным победителем, надевшим лавровый венок победителя на свою могучую шею кровососа, который совершенно неожиданно для него самого стал удавкой.
Потому что не все из тех слюнтявых интеллигентишек, хорошо воспитанных своими папами и мамами, до конца жизни оставались такими, какими он привык их видеть в качестве лёгкой добычи для своих врожденных нравственных, доходящих до физических, экзорцизмов.
Нет, они тоже, как и он, считавший себя единственным и неповторимым, совершенствовавшийся в своём непроходимом хамстве, тоже оттачивали навыки выживания в этой непростой дерьмовой жизни, зная, что чем больше хамов взберётся тебе на спину с желанием покататься и поиздеваться, тем жизнь будет ещё дерьмовее.
А она так коротка, эта дерьмовая жизнь, что хочется её прожить с меньшими издержками для самого себя, когда начинаешь уже плевать на глобальный кошмар и помня о нём, видеть только тот, что касается тебя лично.
И тут, зная,что сам себя не поуважаешь и не полюбишь, никто этого не сделает.
И помня, что ты человек, что уважаешь себя, как человека, обернувшись вокруг, помня, что было позади, начинаешь щерить зубы, не давая хамам сначала просто сесть на тебя, а потом не нежно и ласково, а грубо и бесцеремонно начать толкать тебя к краю ямы, обозначенной ими твоею могилой, хотя это совсем не так и срок твой ещё не вышел и ты не желаешь доставлять удовольствие таким реальным уродам в этой жизни, возомнившими себя победителями и на олимпе своей славы, и начинаешь тот самый лавровый венец, плотно сидящий на его шее, затягивать ещё туже, превращая в ту удавку, понимая, что тебе ещё рано, но так может случиться, что окажешься мёртвым раньше времени, если не начнёшь сопротивляться и давать отпор.
А он-то думал, думал, что этот интеллигентишка и рта не откроёт, не посмеет и слова сказать не только в свое оправдание, а и в его адрес, он думал, что тот привычно под напором его хамства молча склонит голову и пойдет туда, куда его послали.
Но ты же не знаешь, кого конкретно ты посылаешь! Интеллигентного с виду, культурно воспитанного, но уже крепко или даже жестоко битого такими, как ты. И он то знает, что такое быть битым и почти до смерти, и знает, что означает быть униженным, как человек, который этого не достоин и не заслужил такого уж точно, и он то уж точно молчать не станет, и вот тут- то ты не выйдешь, а сходу вылетишь из статуса победителя этой жизни и навсегда, пусть и не затянется намертво та удавка на твоей шее, которую ты мнил надетым на себя лавровым венцом, но ты почувствуешь то, что чувствовали другие, когда ты им хамил и толкал их к краю ямы, ты попросишь, громко заверещав, простого глотка воздуха, потому что ты хоть и сволочь, но жить тебе хочется, как и тем, над которыми ты измывался, думая что они слабаки, сопляки против тебя и потому тебе дозволено всё. И та безнаказанность, это то, что тебе уготовила жизнь, устроив тебе временный праздник жизни.
Но ведь праздник, это не будни, и он довольно быстро заканчивается, а наступившие бесконечные будни до той самой могилы, вырытой тобою другому, не покажутся тебе праздником, и на пути к собственной могиле ты уже не проследуешь походкой победителя с гордо поднятой головой, у тебя на шее к тому же вместо венка лаврового удавка будет болтаться, как напоминание о том, что послав, был послан сам, и тебе это не покажется безобидным, эдаким детским поступком от жалкого интеллигентишки, у которого давно его тонкая душа огрубела из -за таких, как ты, но он всегда помнил, кто он есть, человек, которого он всегда в себе уважал, и потому сейчас ты, как сволочь и мразь, получаешь по заслугам, идя прямо туда, куда позволил себе грубо толкаясь и хамя, послать другого. И не дай бог тебе попасть туда раньше срока, хотя вот ты этого-то как раз и заслужил, потому что бОльшим наказанием для тебя будет прожить отпущенное и оставшееся тебе время, не хозяином жизни, а в статусе поверженного негодяя.
17.02.2020 г.
Марина Леванте