Пришла домой с работы. Моя кошка, Анфиска, на радостях, как всегда, сделала забег над окном по тюлевой занавеске, но не смогла спуститься, а зависла под потолком. Каким-то образом когтями запуталась в занавеске, пытается выбраться, но у неё никак не получается. Я пошла скорее на лоджию, там у меня стремянка. Но пока вернулась со стремянкой, кошка уже сидела на диване и лизала лапу. Я отнесла назад стремянку и подошла к Анфиске. Хотела посмотреть лапу, но она не далась, упрыгала на трёх лапах. Кошка у меня своенравная, сиамская, с упрямым характером. Я ходила за ней, ходила, пока удалось взять её на руки и посмотреть лапу. Она отломала коготь у основания, по живому, но не до конца. Течёт кровь, наступать на ногу она не может. Этого мне только не хватало. Надо тащить в ветлечебницу, сама я с ней не справлюсь. Деваться некуда. Засунула её в переноску и пошла.
В ветлечебнице сидели парень с девушкой и с маленькой собачкой. Сказали, что сидят уже давно, врач делает операцию. Села и я с Анфиской. За нами подошла женщина с симпатичным мальчиком, лет пятнадцати, и со спаниелем. Они сели напротив. Женщина достала из сумки коврик и подстелила собаке. Мальчик возмущённо зашептал, зачем она принесла эту тряпку. Женщина стала объяснять, что пол холодный, а собака больная. Мальчик не унимался, говорил, что с собакой ничего не будет, она же собака. Она должна охотиться и зимой и летом, бродить по болотам, и по снегу. Женщина пыталась объяснить, что она же у них не охотничья, и живёт в доме, а не на улице. Но мальчик настаивал убрать тряпку. И женщина убрала. Собака легла на кафельную плитку. А мальчик успокоился, достал смартфон и стал что-то там искать.
И подумалось мне, что так вот в детях зарождается предательство. Мальчик ради меня и двух молодых людей, которых он не знает, никогда не видел, и вряд ли ещё когда-нибудь увидит после этой лечебницы, зачем-то игнорирует заботу своей мамы об их же собаке. Он думает, что мы осудим его маму за подстилку для собаки. А что ему даст наше осуждение, или наше одобрение? Тем более, молчаливое. И ко мне приходит понимание, что передо мной сидит предатель. Он способен предать самого близкого человека, свою маму. Он ещё не взрослый, но уже не ребёнок. Сможет ли он изменить свои взгляды на жизнь? Скорее всего, уже нет. В какой момент он стал предателем? И что стало причиной? Или это у него врождённое, уже в генах? И мальчик мне больше не симпатичен. Он уже неприятен. Он выдал свою сущность своим поступком. Он предатель. Вот так мы часто ошибаемся в людях, когда видим симпатичное лицо, симпатичную улыбку, даже слышим хорошие слова, но не видим поступков.
За грустными размышлениями время ожидания прошло быстро. Врач благополучно отрезал Анфиске сломанный коготь, и мы с ней благополучно вернулись домой. А мальчик всё ещё не выходил у меня из головы. Слава Богу, не так часто приходится видеть такое откровенное предательство.