От Наровчата до Тархан доехали без приключений. Только по пути нам попалось навстречу стадо коров, которое шло с поля домой, в стойло. При въезде в Тарханы тоже стадо коров – идут на дойку. Гостиница в жилом доме. Пробежались по парку перед сном. Утки в пруду и на газоне. Все ухожено: «такое впечатление, что бабушка еще жива».
На следующий день экскурсия музей. В начале – длинный список благотворителей музея. Экскурсию о доме Арсеньевой и жизни Лермонтова читает Ирина Малинина.
Информация с сайта Государственного Лермонтовского музея-заповедника «Тарханы»:
Земли, которые занимает Государственный Лермонтовский музей-заповедник «Тарханы», имеют древнюю историю, уходящую корнями в петровскую эпоху.
Тарханская хроника начинается в 1701 году. Открывает ее документ, написанный без малого триста лет назад,— челобитная. Двадцать шесть «служивых людей» Петра I «били челом великому государю… а есть де в Саранском уезде порозжая земля и леса, и всякие угодьи… в поместье и в оброк никому не отдано и никто теми землями не владеет. И великому государю пожаловать их велеть тех порозжих земель Дикова Поля им в указанное число в оклады, да сенных покосов по пяти тысяч копен человеку же, а леса и реки в угодья по пяти верст длины в поперешнике тож число на человека».
До XVIII в. просторы нынешней Пензенской области и окружающих ее областей оставались дикими и необжитыми, и только эпоха Петра I — Екатерины II принесла в этот край заметное оживление. Русское дворянство, все более понимая значение земли как «денежного материала», начало активно оформлять в собственность обширные территории на юге и востоке страны. Вот тогда-то плодородные пензенские пустоши и привлекли внимание многочисленных дворян-помещиков, и они обратились к государю с просьбой выделить им во владение незаселенные земли.
Просьба чембарских челобитчиков была удовлетворена. 15 июля 1701 г. «по указу великого государя» было «велено тое порозжею землю по сыску отказать и о том послать великого государя сыскную и отказную грамоту».
Специальная комиссия, исполняя указ государя, обследовала и измерила пустующие плодородные чембарские земли, и главные члены комиссии, Воронов и Шадрин, доложили об этом: «В 1701 году сентября в 3 день по указу великого государя царя и великого князя Петра Алексеевича… по грамоте и по приказу Казанского дворца… ездили в Саранский уезд на вершину речки Леплейки и Калзася и в иные урочищи… та земля в вышеописанных урочищах лежит порозжая».
Все 26 претендентов на новые земельные владения получили в среднем от 75 до 175 десятин. Среди подавших челобитную и получивших от государя землю были люди, чьи имена связаны с историей тарханских земель: Михайло Аргамакнов, Василий Шадрин, Степан Путятин.
Земли, дарованные государем чембарским помещикам, лежат на водоразделе двух бассейнов: между реками Кевда и Большой Чембар. Они еще долгое время оставались незаселенными, и это было приметой того времени. Дело в том, что в петровском государстве дворянин был лишен возможности серьезно заниматься своим имением и хозяйством: служение долгу подчиняло его личные интересы исключительно государственным. Только после смерти Петра I многие знатные дворяне, имеющие поместья в разных губерниях, вернулись в них для обустройства частной жизни. Вероятно, поэтому, испросив и получив землю, ни Михаил Аргамаков, ни Василий Шадрин, ни Степан Путятин полученных земель не освоили. Основателем села, которое позже стало известно как Тарханы, и первым его владельцем стал Яков Долгоруков. Произошло это следующим образом.
В 1729 г. дочь Михаила Аргамакова (он значился первым в списке челобитников) вышла замуж за поручика Преображенского полка князя Якова Петровича Долгорукова, сына Петра Михайловича Долгорукова, пожалованного Петром I в день наречения его царем «лета 1790 апреля в 27 день» в государевы спальники. В приданое Анна Михайловна получила 37 тысяч рублей (от матери, т.к. Михаил Аргамаков уже умер, а имущество его наследовали сын и жена). На эти деньги молодожены Долгоруковы купили у С. Путятина (в 1730 г.) и В. Шадрина (в 1734 г.) полученные ими от Петра I и к тому времени еще не освоенные земли. Это и были те самые земли, которые позднее составили основное ядро владений бабушки Лермонтова Е.А. Арсеньевой. В 1735 году Я.П. Долгоруков купил у своего брата Сергея Петровича село Писцово с окрестными деревнями в Костромской губернии. Из этого-то костромского поместья и была переселена основная часть крепостных во вновь образованное село на берегу речки Марарайки — 91 семья. Кроме того, 19 семей были переведены из суздальского села Яшкино, 4 семьи — из села Мыта, 7 — из соседнего Крупенина, 2 — из нижегородской полуслободки Макарьевской, 5 — из симбирской Тереньги, 6 — из симбирского Никольского, 3 — из городищенской Мокрой Поляны, 2 — из Саранских Дубровок, 1 — из иссинского Куракина, 1 — из Тульского Голощапова. Еще 18 семей были переселены из других мест. Семьи с «окающим» костромским говором определяли характерный тарханский диалект, который доныне сохранился в речи местных стариков.
Новое село получило название по фамилии его основателя и владельца — Долгоруково. Но в Завальном стане Пензенского уезда, куда оно относилось, уже было два села с таким названием — на Мокше и на Хопре, и вероятно поэтому в официальных документах село записано как Яковлевское, по имени владельца. Так, в ревизской сказке 1745 г. значится: «Вотчины вдовы княгини Анны Михайловны дочери Долгоруковой новопоставленного сельца Яковлевского переведенных из разных уездов из вотчины оной Долгоруковой…» и даже следует список 311 «ревизских душ» мужского пола.
Яков Долгоруков построил первую сельскую церковь. Она была небольшая, деревянная, однокупольная, однопрестольная, во имя наиболее популярного на Руси святого Николая Чудотворца. Собственно, только после этого деревня превратилась в село, а новое название его стало Никольское Яковлевское тож. В одном из документов той поры записано: «… село Никольское, то же самое, что ранее называлось Яковлевским».
Сохранился до наших дней документ той далекой эпохи — церковная книга «Четьи-Минеи» на сентябрь месяц 1754 года. Это толстый, некогда роскошно переплетенный фолиант, изданный на 369 листах пергаментной бумаги: «Во славу святых единосущныя, животворящия и неразделимыя троицы, Отца, и Сына, и Святого Духа: Повелением Благочестивейшая Самодержавнейшия Великия Государыни Нашея ИМПЕРАТРИЦЫ ЕЛИСАВЕТИ ПЕТРОВНЫ всеяроссии <…> в царствующем великом Граде Москве, в лето от сотворения Мира 7262, от рождества же по плоти Бога Слова, 1751».
Книга принадлежала А.М. Долгоруковой и была подарена ею в сельскую церковь. Об этом свидетельствует надпись, сделанная на листах книги от ее титульного листа до середины (до 204-й страницы), ореховыми чернилами выведены слоги и буквы, при сложении которых получается фраза: «Сия Име-ну-ема-я Миния Ме-сяц Септемврий церкви Свя-та-го чу-до-тво-рца ни-ко-ла-я что в пен-зен-ском уе-зде вот-чине кня-ги-ни Анны Ми-ха-йло-вны Долго-ру-ко-вой ни-коль-ско-яко-вле-вское тож по-сла-нна-я воо-зна-че-нную це-рковь Издо-му ея Счи-я-тель-ства А Под-пи-са-на кни-га сия ру-кою тогож году слу-жи-те-ля А-Лек-се-я Се-ме-но-ва с-ы-н-а По-на-ма-рева и-ю-л-я 10 д-н-я». Книга «Четьи-Минеи» является одним из самых старинных и интересных документальных памятников той эпохи.
В 1762 г. А.М. Долгорукова, к тому времени овдовевшая, продала свои пензенские имения Настасье Александровне Нарышкиной: «1762 года марта в 26 день капитана князь Якова, князь Петрова сына Долгорукова жена ево вдова княгиня Анна Михайловна дочь, в роде своем не последняя, продала она комнатного стольника Ивана Ивановича Нарышкина жене ево вдове Настасье Александрровне крепостного свое недвижимое имение в Пензенском уезде в Завальном стану село Никольское Яковлевское тож».
От Н.А. Нарышкиной по завещанию Никольское Яковлевское тож перешло к ее внукам Ивану и Петру Нарышкиным. Выплатив брату стоимость его доли, Иван Александрович Нарышкин стал единоличным владельцем имения. В Никольском Яковлевском И.А. Нарышкин не жил и даже, по свидетельству собирателя материалов о Лермонтове в XIX в. П.К. Шугаева, «никогда и не был». В конце XVIII века барская усадьба, бывшая в центре села, полностью сгорела. П.Г. Шугаев утверждает, что «вся барская усадьба… и все село сгорело вследствие того, что повар с лакеем бывшего нарышкинского управляющего вздумали палить живого голубя, который у них вырвался и полетел в свое гнездо, находившееся в соломенной крыше. Гнездо загорелось. Сгорело и все село до основания, кроме маленькой деревянной церкви». Имение стало убыточным и было продано М.А. Нарышкиным за бездоходностью. С 1794 года владельцами имения стали Е.А. и М.В. Арсеньевы, будущие бабка и дед М.Ю. Лермонтова. Документально подтверждено, что имение было куплено супругами Арсеньевыми, но оформлено на имя Елизаветы Алексеевны. В духовном завещании 1807 г. Е.А. Арсеньева писала: «… сие имение приобретено мною во время супружества с ним мужем моим и с помощью ево». Купчая на приобретение села, в то время называющегося Никольским Яковлевским тож, была оформлена по доверенности «поверенному моему родителя моего поручика Алексея Емельяновича Столыпина служителю Савелью Петрову» 13 ноября 1794 года. В имение было на 1794 г. «по последней четвертой ревизии мужска полу дворовых людей и крестьян четыреста тридцать душ с женами их и детьми, с братьями, с племянниками, со внучатами и с примаши, и с новорожденными… и с гуменным строением, со скотом и со птицы, с пашенною и не пашенною землей, с хлебом горячим, молоченным и в земле посеянным, с лесы, с сенными покосы, рыбными ловли и со всеми принадлежащими выгоны».
Приобретенные Арсеньевыми земли еще в сентябре 1782 г. были обмежеваны, а 6 июля 1800 года план межевания «по решению правительствующего Сената Межевого департамента» был утвержден. В правом верхнем углу плана оттиснута государственная печать: «Попечением и милостью императора Павла I. Каждый при своем».
Генеральное межевание земель в Российском государстве было предпринято во второй половине XVIII в. после изданного 19 сентября 1765 г. манифеста о генеральном межевании. Манифест этот, по словам представителя эпохи А.Т. Болотова, «произвел во всем государстве столь великое потрясение умов и всех владельцев деревенских заставил так много мыслить, хлопотать и заботиться о всех своих земляных дачах и владениях», как никогда о том не хлопотал русский дворянин. В экономических примечаниях к плану межевания описаны приобретенные Арсеньевой владения (земли, леса, строения и т.д.): «Звание дач — Село Никольское Яковлевское тож Ивана Александровича и Петра Александровых детей Нарышкиных (эти имена зачеркнуты и сверху написано: «Елизаветы Алексеевой Арсеньевой» — В.У.) с выделенною церковною землею (далее добавлено: «…состоит Арсеньевой еще хутор Михайловка» — В.У.). Число дворов 114. По ревизии душ: мужска — 431, женска — 440. Под усадьбой: десятины — 68, сажени — 120. Пашни: десятины — 3017, сажени — 1737. Сенные покосы: десятины — 726, сажени — 625. Лесу: десятины — 190, сажени — 211. Неудобных мест: десятины — 19, сажени — 800. Всего: десятины — 4081, сажени — 1094.
Краткое экономическое примечание: по обе стороны вершины речки Марарайки, на коей пруд, и ее трех отвершков, из коих в одном пруд, а четвертого отвершка на правом берегу и при большой дороге из города Чембару в Пензу церковь Николая Чудотворца и дом господской деревянные; церковная земля на суходоле; земля чернозем; урожай хлеба и травы средственен; лес дровяной; крестьяне на оброке, кои сверх хлебопашества промысл имеют, скупая в других селениях мед, воск, сало, деготь и овчину и продают по торгам и на ярмонках».
Последняя фраза объясняет причину возникновения нового названия села — «Тарханы». Зарабатывая на оброк, крестьяне (бывшие знаменитые костромские коробейники) продолжали коробейничать и на новом месте, но получили новую кличку — «тарханы» (По В. Далю: «Тархан» — в Тамбовской, Пензенской и Саратовской губерниях — прасол, маяк, скупщик по деревням холста, льну, пеньки, шкур и т.п.».). Основным занятием крестьян оставалось хлебопашество, но наряду с ним они активно «тарханили». Е.А. Арсеньева, хотя и перевела крестьян с оброка на барщину, но «тарханство» крестьян поощряла и даже открыла в селе ярмарку.
На протяжении многих лет село имело два названия: более официальное — Яковлевское, обиходное — Тарханы. Самое раннее упоминание названия «Тарханы» встречается в 1806 г. метрической книге Никольской церкви. В 1836 г. в письме к С.А. Раевскому М.Ю. Лермонтов пишет: «Я теперь живу в Тарханах, в Чембарском уезде (вот тебе адрес на случай, что ты его не знаешь)».
Купив имение, Арсеньевы сразу же и очень активно приступили к строительству барской усадьбы. Надо отметить, что расцвет строительства усадеб в России начинается в царствование Екатерины II, издавшей «Указ о вольности дворянства». Этот указ позволил дворянину в любое время по своему желанию выйти в отставку. Средний помещик, по словам современника событий А.Т. Болотова, «вспрыгнулся от радости»: он мог теперь заняться устройством личной жизни, ведением хозяйства и, наконец-то, строительством усадеб. Строителем усадьбы стал дворянин, любивший независимость, ставивший ее выше карьеры. Усадьба привлекала его как идеальное место жизни, где хозяином был он сам, где он мог «насладиться наидрагоценнейшей свободой, делать что угодно, не имея нужды ни раболепствовать, ни лукавить», где он мог чувствовать себя счастливым и где все окружение повседневной жизни было направлено на создание условий его бытия. Отсюда — удивительная функциональность усадьбы. Созданная для ведения домашнего хозяйства, она облекалась в художественные формы: тщательно возделанный сад, продуманность планировки, величественного вида господский дом, выстроенный обязательно на пригорке.
Конечно же, усадьбы, созданные на территории России, отличались друг от друга. Ближе к столицам теснились увеселительные резиденции: Останкино, Кусково, Архангельское — близ Москвы; Гатчина и Павловск — близ Петербурга. Это высокохудожественные усадьбы, со сложной планировкой, роскошью и богатством отделки, стилистическим единством общего замысла.
Чем дальше от обеих столиц вглубь России, тем все более появлялось «экономических» поместий, архитектура и парки которых сравнительно просты. Таких усадеб было большинство. Как правило, средняя усадьба свободно сочетала в себе несколько функций: она была и увеселительной резиденцией, и местом тихого уединения, и хозяйственным предприятием владельца. Летом в ней веселилась молодежь, устраивались балы и спектакли, тихо коротали свои дни старики; предприимчивый хозяин устраивал здесь свои мануфактурные затеи. Именной такой, типичной средней усадьбой, была усадьба бабушки поэта Е.А. Арсеньевой. Помещица екатерининской закалки, Арсеньева строила тарханскую усадьбу в полном соответствии со своим положением в обществе. На некотором отдалении от крестьянских изб, на крутом берегу — большой барский особняк в тридцать с лишним комнат, спланированные по всем правилам архитектуры и усадебного строительства сады, пруды, хозяйственные постройки, парк с неизменной беседкой, ажурные мостики, сирень и акация, липовые аллеи, террасы и белые колонны барского дома, розарий и летний выход из гостиной в парк — все то, что непременно входит в понятие «русская усадьба».
19 февраля 1795 г. Е.А. Арсеньева уже подала прошение о вводе ее во владение имением и стала законной и полновластной хозяйкой поместья. Владела она Тарханами полвека, была энергичной, умелой и предприимчивой хозяйкой (при ее правлении имение стало приносить приличный доход). За всю историю села Е.А. Арсеньева была единственной помещицей, которая жила здесь и выезжала из Тархан только на время, оставляя хозяйство на попечительство приказчика С. Матвеева и управляющего Ф. Соколова. Самое длительное отсутствие Арсеньевой было в 1820 — 35 гг. когда она жила с внуком в Москве и Петербурге, а в Тарханы приезжала весной 1835 г. А.П. Шан-Гирей писал: «По производстве его (т.е. Лермонтова) в офицеры бабушка сказала, что Мише нужны деньги, и поехала в Тарханы». А сама Елизавета Алексеевна из Тархан внуку в Петербург писала так: «… мое присутствие здесь необходимо, Степан очень прилежно смотрит, но все как я прикажу, то лучше».
К этому времени барская усадьба по сравнению с ее первоначальным видом сильно изменилась: на место первого барского дома в память о рано умершей дочери Марии Михайловне Арсеньева выстроила небольшую церковь Марии Египетской, а новый дом был отстроен в двадцати шагах от церкви, гораздо меньших размеров, чем прежний.
С западной стороны от барского дома располагалась парадная часть с розарием и парком, а с восточной — хозяйственный двор. На дворе в два ряда выстроены были хозяйственные постройки. С северо-востока у барского дома стоял небольшой деревянный флигель, разделенный сенями на две половины, в нем жили конторщик и ключник; за ним, ближе к пруду, находился ледник из дикого камня. В одну линию с домом ключника помещалась барская кухня, а за ней кирпичный коровник и деревянный каретник. Ниже, на склоне оврага, стояла баня. На юго-востоке от барского дома располагались следующие службы: людская изба с кладовой и ледником для хранения продуктов; дальше за людской стоял сарай для фуража и деревянная конюшня для выездных лошадей. У барского пруда стояли овин и амбары.
Село Тарханы прошлого столетия ничем не отличалось от сотен других русских селений. «Те же серенькие покосившиеся избы, та же скромная сельская церковь, та же барская усадьба, находящаяся недалеко от села и многое другое — словом, все, что можно встретить повсюду. Не отличаясь таким образом по своему наружному виду от других подобных им сел, Тарханы никогда поэтому не пользовались бы тою известностью, которой пользуется теперь, если бы в них, под сводами небольшой часовни, находящейся в церковной ограде возле церкви, под небольшим мраморным памятником, не покоилось праха величайшего русского поэта, не было бы той дорогой для русских людей могилы, которая… служила и доселе служит главным образом к распространению известности Тархан», — писал в 1891 г. пензенский журналист Н. Прозин.
Располагалось село в полуверсте от почтового тракта Пенза — Тамбов. Эта дорога Лермонтову была знакома, ведь именно по этому тракту ездили из Тархан в Москву. В 1835 г. Арсеньева, поджидая внука в Тарханы, писала ему: «хотя Тарханы и Пензенской губернии, но на Пензу ехать слишком двести верст крюку, то из Москвы должно ехать на Рязань, на Козлов и на Тамбов, а из Тамбова на Кирсанов в Чембар».
Село представало перед глазами поэта на подъезде с запада, когда он ехал Тамбовским трактом из Москвы, минуя уездный город Чембар. Большая дорога обходила село в полуверсте с северной стороны. Между нею и селом никаких построек не было, кроме нескольких ветряных мельниц, возвышающихся на просторе. Следы от ветряных мельниц — глубокие канавы и осколки жерновов — оставались до 1960-х гг., когда началась застройка лугов («левады»), что занимали пространство от большака до околицы села. Тогда же была разобрана и последняя мельница.
Чтобы проехать на усадьбу, надо было свернуть с тракта направо на Большой проулок( ширина его составляла 25 саженей ), который начинался на выгоне, а заканчивался у первых изб, упираясь в сельскую церковь Михаила Архангела. Он разрезал село на две половины. Налево от него, т.е. на восток, вела улица Бугор. По ней так же, как и сейчас, пролегал путь к барской усадьбе. Бугор в лермонтовское время был застроен только одним порядком — верхним, а нижнего порядка не было, так что берег Большого пруда оставался свободным. Направо от Большого проулка, на запад, тянулась улица Овсянка. На Овсянке жила кормилица Лермонтова Лукерья Шубенина.
Господа щедро вознаградили кормилицу: они построили ей новый дом, выделили в собственность надел земли в поле и отдали в вечное пользование ее семье большой участок в селе, кроме того, освободили семью от барщины. Усадьба Кормилицыных стала одной из самых богатых. На склоне оврага Кормилицыны разбили сад, что было по тем временам большой редкостью, построили маслобойню, выкопали колодец, с помощью сельчан поперек оврага устроили плотину, которая образовала пруд. Этот пруд сохранился до нашего времени и называется Кормилицыным.
Параллельно улицам Овсянка и Бугор тянулись еще две — Ильинка и Яшенка. Располагались они на небольшом взгорье противоположной стороны Большого пруда. Все четыре улицы обозначены на геометрическом плане владений Е. А. Арсеньевой 1800 г. Крестьянские усадьбы лермонтовского времени представляли собой небольшие обособленные хозяйства со своими постройками, дворами, огородами, гумнами, конопляниками. Черты тарханской крестьянской усадьбы легко угадываются в описании, данном Лермонтовым в романе «Вадим»: «...На цыпочках они миновали темные сени... и осторожно спустились на двор по четырем скрипучим и скользким ступеням, на дворе все было тихо: собаки на сворах лежали под навесом, и изредка лишь фыркали сытые кони или охотник произносил во сне бессвязные слова, поворачиваясь на соломе под теплым полушубком… они миновали амбар и подошли к задним воротам, соединявшим двор с обширным огородом, усеянным капустой, коноплями, редькой и подсолнечниками и оканчивающимся тесным гумном, где только две клади, как будки, стоя по углам, казалось, сторожили высокий и пустой овин, возвышающийся посередине».
Жилище тарханского крестьянина — изба с бревенчатыми, посеревшими от времени стенами, пепельной от непогоды соломенной крышей, двумя, в лучшем случае — тремя окошками в улицу, одним (а порой и того нет) — в переулок, с плетневой завалинкой и плетневыми сенями. Каменных домов в Тарханах не строили. Соломенные крыши сохранились повсеместно еще в нашем столетии; последние соломенные крыши исчезли в 1950 — 60-х гг. В стихотворении «Родина» Лермонтов вспоминает знакомые с детства черты крестьянской усадьбы:
С отрадой, многим незнакомой,
Я вижу полное гумно,
Избу, покрытую соломой...
Позади крестьянских усадеб, за конопляниками, тянулась околица. Околица представляла собой канаву и вал, а на валу — изгородь, местами из частокола, местами из плетня. Она ограждала Тарханы со всех сторон и обозначала границы села. Таким же валом с изгородью был ограничен Большой проулок. Исчезла изгородь в 1910 гг., а канава и вал местами явственно проступают до сего времени.
Современное село Лермонтово (переименовано в 1917 г. сельским сходом) гораздо больше лермонтовских Тархан. Четыре старые улицы сохранили названия лермонтовского времени: Овсянка, Бугор, Яшенка и Ильинка, но стали длиннее. Улица Бугор, например, доходила только до оврага, который сейчас пролегает приблизительно посередине ее, а дальше до самой барской усадьбы тянулся луг. Со временем село расстроилось на восток до барской усадьбы, с северной стороны — до трассы Пенза — Тамбов, почти совпадающей с прежним большаком, появилось много других улиц, многоэтажные современные дома, школа, детский сад, Дворец культуры.
Время изменило и барскую усадьбу. После гибели М.Ю. Лермонтова и смерти хозяйки имения Тарханы по ее духовному завещанию перешли к ее младшему брату Афанасию Алексеевичу. А.А. Столыпин жил в Саратовской губернии, Тарханами по доверенности управлял Иван Абрамович Соколов, бывший в свое время слугой Михаила Юрьевича и сопровождавший вместе с А.И. Соколовым и И.Н. Вертюковым прах поэта из Пятигорска в Тарханы. Вскоре Соколова сменил другой управляющий — Горчаков. Судя по свидетельству И.Н. Захарьина-Якунина, побывавшего в Тарханах в 1859 г., при жизни А.А. Столыпина барская усадьба поддерживалась в порядке. «Когда мы приехали в Тарханы и вошли в господский дом, то он оказался пустым, т. е. в нем никто в то время не жил; но порядок и чистота в доме были образцовые, и он был полон мебели, той же, какая была восемнадцать лет назад, когда в этом доме жил Лермонтов, — пишет И.Н. Захарьин-Якунин. — … дворовый человек.… повел нас наверх, в мезонин, в те именно комнаты, в которых всегда жил, находясь в Тарханах, Лермонтов. Там, как и в доме же, все сохранилось в том виде и порядке, какие были во времена гениального жильца этих комнат. В запертом красного дерева со стеклами шкафе стояли на полках даже книги, принадлежавшие поэту. Особенное наше внимание обратил на себя небольшой портрет Лермонтова.., писанный масляными красками. Портрет этот... был писан самим Лермонтовым, с зеркала... Умирая, несколько лет спустя после своего гениального внука, бабушка завещала... оставить комнаты поэта в мезонине в том самом виде, в каком они были при его жизни и которые она охраняла от перемен, пока жила сама. В 1859 г., когда судьба дала мне возможность посетить Тарханы, завет старушки Арсеньевой свято исполнялся еще».
Прошло еще восемь лет, на протяжении которых управляющим в Тарханах оставался Горчаков. Барский дом постепенно ветшал. В 1867 году Горчаков снял с дома мезонин, опасаясь, что старое уже строение не выдержит его тяжести. В этом же, 1867 г., Тарханы посетил известный в пензенских кругах врач и краевед Н.В. Прозин. Он писал: « Одноэтажный деревянный дом был прежде с мезонином, но мезонин очень давно снят и стоит еще неразобранным тут же, на барском дворе. Лермонтов провел здесь немало времени и жил в том самом мезонине, который теперь снят... Расположение комнат в доме остается и до нынче то же, какое было прежде, когда в нем жил поэт...»
Очень скоро, в том же 1867 г., сменился управляющий, на смену Горчакову пришел Журавлев, человек достаточно образованный и, вероятно, понимающий значение тарханской усадьбы. П.Н. Журавлев восстановил барский дом в прежнем виде. О том, как выглядел дом в это время, рассказывает А.П. Кузнецова, служившая горничной у Журавлева: «Барский дом был с мезонином, как и теперь. Стены его были бледно-желтые, крыша зеленая, а колонны белые... Комната Михаила Юрьевича была оклеена желтыми обоями, и в ней был камин; мебель в ней стояла желтого цвета, обитая желтым шелком. Стояла кровать с откидными стенками вроде дивана. В гостиной были две печи из белого изразца, а пол был разделан под паркет... В чайной комнате стоял шкаф с дорогой посудой, оставшейся после Арсеньевой».
Конечно, будучи заглазной, в эти годы тарханская усадьба уже не была столь ухоженной, но она неизменно привлекала к себе почитателей творчества Лермонтова и неизменно покоряла тех, кто приезжал в родные места поэта. Первый биограф Лермонтова Павел Александрович Висковатов, по его словам, «заболевший Лермонтовым» с детства и создавший «Лермонтову нерукотворный памятник намогильный ко дню 50-летия его кончины», впервые обратился к тарханскому периоду жизни поэта, детству и отрочеству. И, естественно, собирая материалы к биографии Лермонтова, посещая все места, связанные с пребыванием в них поэта, каждый уголок, «где можно было отыскать писанные им строки», биограф никак не мог не приехать в Тарханы. П.Н. Журавлев помогал ему в собирании материалов. «Сведениями я обязан Петру Николаевичу Журавлеву, которому приношу искреннюю благодарность,— пишет П.А. Висковатов. — Ему я обязан данными о бабушке, отце и матери поэта и юности его. Рассказы старожилов, выписки из метрик, надписи могильных памятников и разные указания были им доставлены мне с готовностью и точностью, много облегчившими мои поиски». При А.Н. Журавлеве, вероятно, по инициативе общественности, в Тарханах был впервые отмечен день гибели поэта в 1891 г.
Н.П. Журавлев управлял тарханским имением 35 лет, умер в 1902 г. и был похоронен возле церкови Михаила Архистратига. На смену ему пришли другие. Сначала место Журавлева занял Татищев, отставной офицер. Он не отличался хозяйственностью, и, судя по отзывам людей, посещавших Тарханы, барская усадьба все более и более приходила в запустение. Управляющие часто менялись. В 1906 г. Татищева сменил — совсем ненадолго — Змиев. В 1907 — 1914 гг. управляющим был Ф.А. Козьмин, правил недолго, всего 7 лет, но память среди тарханских крестьян оставил недобрую. По рассказам старожилов, «посередь» Круглого сада была аллея с толстыми вековыми деревьями (свидетельницами детских лет поэта). «Хорошая была аллея. Ее уничтожил управляющий Ф. Козьмин в 1908 — 1910 гг. Деревья пошли на доски», — рассказывали тарханские крестьяне. Следует отметить, что при Козьмине ни местные жители, ни люди, прибывавшие в Тарханы издалека поклониться праху любимого поэта, в усадьбу не допускались. Козьмин жестоко обращался с крестьянами, и они, как вспоминают старожилы, «сговорились отомстить управляющему... поджечь помещичьи ометы, а потом и сам дом. Когда дом загорелся, Нехай тушить не велел, а все кричал: «Нехай горит!» За это его и прозвали Нехаем». Крестьяне дают объяснение и, казалось бы, странному поведению управляющего во время пожара: «Дом-то застрахован был».
В «Пензенских губернских ведомостях» №35 за 25 июня 1908 года было сообщение о том, что в ночь с 13 на 14 июня в Тарханах сгорел господский дом. Владелицей имения в те годы была М.В. Каткова, внучатая племянница Е.А. Арсеньевой, внучка А.А. Столыпина. Мария Владимировна жила в Петербурге, в свое имение наведывалась редко. Накануне 100-летнего юбилея со дня рождения поэта по ее распоряжению на усадьбе были проведены работы по благоустройству. В 1914 г. в селе была построена школа в память о Лермонтове, к 100-летию со дня его рождения.
С именем последней тарханской помещицы связана история одного из интереснейших экспонатов — иконы «Споручицы грешных». У М.В. Катковой были воспитанники — Даша Гусарова и Саша Беликов. Оба они остались сиротами, и Мария Владимировна приняла живое участие в их судьбе, дала им воспитание, образование. Жили они в Тарханах и с благословения Катковой повенчались: в один из приездов в тарханское имение помещица самолично благословила своих воспитанников на брак иконой Пресвятой Богородицы Споручицы грешных. Дарья Евстигнеевна рассказывала так: «Мы поднялись к барыне, она сняла со стены икону и благословила нас». Икону в семье свято берегли, как «барынино благословение». Беликов пользовался уважением среди крестьян, по их поручению он писал М.В. Катковой в Петербург письмо с просьбой убрать жестокого управляющего Козьмина. Помещица настолько доверяла Беликову, что заменила управляющего. Новым управляющим стал Григорий Александрович Игнатьев. Он оказался и последним управляющим тарханским имением: в 1918 г., узнав о грозящем ему как дворянину аресте, Игнатьев вынужден был Тарханы покинуть. Барская усадьба осталась беспризорной.
5 октября 1918 г. В.И. Ленин подписал декрет, по которому все памятники старины объявлялись народным достоянием. В сентябре 1918 г. А.П. Луначарский, нарком просвещения, пригласил к себе на беседу председателя Чембарского уездного комитета РКП(б) Е.Н. Барышева и поручил ему взять под охрану усадьбу Тарханы и навести в ней порядок. В октябре 1918 г. по инициативе Барышева Чембарский исполком объявил усадьбу Тарханы достоянием Советского государства. Идея создания музея прозвучала гораздо раньше: в 1905 г. в «Пензенских губернских ведомостях» неизвестный автор, описывая «отталкивающий» в своем запустении вид тарханской усадьбы, восклицал: «Как обидно за поэта! Так у нас чтут память о гениальных людях,… Тут следовало открыть даже музей... должны были сберечь комнату с прошлой ее обстановкой, поддерживать, а не запускать известную липовую аллею».
Тарханы стихийно воспринимались как национальное культурное достояние со второй половины XIX в. Скромная могила поэта в Тарханах стала местом паломничества почитателей поэта. В 1914 г., в год столетия со дня рождения М.Ю. Лермонтова, в часовне была заведена памятная книга. Небольшая, в 70 страниц, в твердом черном переплете с тиснением «Тарханы 1914». Первая запись сделана 2-го октября 1914 г.: «2-е октября 1914 года. По случаю столетнего юбилея со дня рождения великого поэта — москвича Михаила Юрьевича Лермонтова — посетил село Тарханы и могилу в часовне знаменитого писателя Гласный Московской городской думы Николай Андреевич Шамин. По поручению Московской Городской Управы совместно с Гласным Н.А. Шаминым возложили на могилу поэта венок от Московского Городского Управления помощник члена Городской Управы Петр Андреевич». Всего 2-го октября 1914 г. в книге отзывов сделано одиннадцать записей.
Но до официального открытия музея оставалось еще долгих 25 лет. Несмотря на то, что в октябре 1918 г. Тарханы были объявлены достоянием Советского государства как памятник культуры, владельцем усадьбы оставался сельский совет. В 1925 г. Лермонтовский совхоз с усадьбой и всем имуществом был передан в арендное пользование Лермонтовскому коневодческому товариществу «Лермонтовский рысак». В очень короткое время были снесены почти все хозяйственные постройки, а в барском доме расположилась контора. С 1928 по1930 гг. в лермонтовском доме размещалась школа колхозной молодежи, а потом нижний этаж стали использовать для хранения зерна, а верхний (мезонин) — для содержания домашней птицы.
В книге отзывов тех лет встречаются записи, пронизанные болью за судьбу памятных мест. «Век во времени и форма бытия нас отдаляют от гения, пророка жизни... Людская алчность истребила твое жилище, невежество и тупоумие твоих сограждан покрыло паутиной запустения надгробный памятник. Но мысль твоя жива, живы бессмертные образы и краски, а вместе с ними вечно будет жить твое имя и память о тебе!» — такая запись сделана в памятной книге на могиле поэта в 1923 г.
Пензенская музейная комиссия била тревогу, во все инстанции направляя тревожные письма, доказывая, что над лермонтовскими святынями «нависла угроза целостности и сохранности». Но только в 1934 г. Президиум Средне-Волжского крайисполкома (куда относилась тогда Пензенская обл.) объявил усадьбу Тарханы заповедником. И опять прошли годы, прежде чем были предприняты практические меры по реализации этого постановления. В Памятной книге в 1930-е гг. такие записи: «… могила находится в забытом состоянии, окна без стекол, само помещение полно снегу…», «как местные власти допустили столь ужасно обезобразить часовню, в которой покоится прах Лермонтова? Разваленная церковь, опустевший сад, поломанная ограда…»
В 1936 г. начались ремонт и реставрация, сбор экспонатов, работы по организации лермонтовского музея. Для детального обследования склепа Лермонтова и барского дома была создана специальная комиссия, в ее состав вошел Александр Иванович Храмов — первый директор музея Лермонтова. А.И. Храмов обратился в Нарком с просьбой о необходимости создания музеев Лермонтова и Белинского, переписывался с заместителем наркома народного образования Н.К. Крупской, которая принимала живейшее участие в организации музея.
Как первый директор музея, А.И. Храмов много сделал и по сбору экспонатов. Их было собрано около полутора тысяч: гравюры и литографии лермонтовского времени, подлинные иллюстрации к лермонтовским произведениям, старинные книги, бронза, мебель, заказаны копии с фамильных портретов и т.д. Среди собранного были поистине уникальные вещи. Реставрационные работы были закончены в 1938 г. Об этом свидетельствует «Постановление ВЦИК от 3 февраля 1938 г.»: «… реставрационные работы по домам Лермонтова и Белинского, по восстановлению памятников, могил и другие работы, связанные с именами М.Ю. Лермонтова и В.Г. Белинского, полностью закончены».
Одновременно с ремонтом и реставрацией велась подготовка к открытию в доме Лермонтова первой экспозиции. В конце 1836 г. в Тарханах побывала известная поэтесса М. Шагинян. Вскоре в «Известиях» была опубликована статья, в которой она писала: «… ремонт дома и благоустроительные работы в парке идут полным ходом, однако все выполняется со страшной безвкусицей: стены комнат в доме увешаны огромными картинами, изображающими Лермонтова, работы местных «мастеров».
После этого Наркомпрос обратился к директору Гослитмузея В.Д. Бонч-Бруевичу с просьбой помочь дому-музею М.Ю. Лермонтова создать первую экспозицию. 11 августа 1937 г. Бонч-Бруевич писал А.И. Храмову: «Экспозиционным отделом Гослитмузея уже начата работа над экспозиционным планом музеев Лермонтова и Белинского. Общее руководство работой, разработка экспозиционного плана и разработка основных экспозиционных тем включены в производственный план Гослитмузея». Создателями первой экспозиции в доме Лермонтова стали сотрудники Гослитмузея: М.Д. Беляев — главный хранитель фондов Гослитмузея, Т.А. Иванова — сотрудник Гослитмузея, Н.П. Пахомов — консультант, Е.К. Рылова — художник-оформитель.
1 мая 1939 г. был открыт доступ к гробу Лермонтова, а 30 июля 1939 г. был торжественно открыт дом-музей Лермонтова. На площади перед часовней состоялся торжественный митинг в честь открытия музея, на котором присутствовали более 2 тыс. человек. 31 июля 1931 г. газета «Вечерняя Москва» сообщала: «Вчера село Лермонтово пережило радостный день. Здесь торжественно открыт музей Лермонтова».
В первые годы существования музея М.Ю. Лермонтова единственным экспозиционным зданием на усадьбе был барский дом, экспозиция которого рассказывала о жизни и творчестве Михаила Юрьевича Лермонтова.
В 1944 г. дом-музей Лермонтова преобразовали в музей-усадьбу; директором назначили В.А. Корнилова (А.И. Храмов стал директором музея В.Г. Белинского). Сразу же В.А. Корнилов поднял вопрос о признании музея-усадьбы Государственным заповедником. В марте 1948 г. было принято решение Совета Министров СССР «об отводе музею-усадьбе М.Ю. Лермонтова для организации Лермонтовского заповедника 9,6 га земли». В 1960 г. музей включен в список памятников истории и культуры республиканского значения (РСФСР), в 1969 г. он преобразован в Государственный Лермонтовский музей-заповедник (площадь заповедника в настоящее время 97,5 га).
В состав музея-заповедника входят барская усадьба в Тарханах с комплексом мемориальных памятников начала XIX века, фамильный некрополь Арсеньевых-Лермонтовых и усадьба Апалиха близ Тархан, где М.Ю. Лермонтов часто бывал в семье своей тетушки М.А. Шан-Гирей. В 1997 году Государственный лермонтовский музей-заповедник «Тарханы» включен в Государственный свод особо ценных объектов культурного наследия народов Российской Федерации.
В 1970 — 80 гг. был проведен первый этап капитальной реставрации заповедных объектов, создан комплекс музейных экспозиций.
В 90 — 2000-х гг. был реализован проект поэтапной комплексной мемориализации Тархан. Основные положения проекта базировались на использовании ансамблевого метода, предполагающего максимальное воссоздание архитектурного и природного ансамблей усадьбы с возвращением памятникам их исторических функций, бытовых реалий и условий, которые сформировали мировоззрение М.Ю. Лермонтова, его отношение к России, ее истории и культуре.
Сегодняшние Тарханы — это уникальный памятник, являющийся одним из наиболее впечатляющих примеров эффективности существующего в России института музеев-заповедников, обеспечивающих сохранность, восстановление, изучение и публичное представление целостных территориальных комплексов культурного и природного значения в их традиционно сложившейся исторической среде. Безупречный по своей научной и эстетической основе, он достоверно воссоздает образ лермонтовского времени, который является необходимым контекстом музейного показа биографии и творческого наследия М.Ю. Лермонтова».
Если Вас, неизвестный читатель, заинтересовало это произведение, то, пожалуйста, напишите пару слов atumanov46@mail.ru