Предисловие
«Википедия»:
«Ессентуки; — город в Ставропольском крае, который образует городской округ «город-курорт Ессентуки»…
Существует несколько гипотез о происхождении названия города-курорта.
Одна из них – научная - такова.
Название Ессентуки произошло от собственного имени хана Ессентуга, владевшего данной местностью в давние времена: «Эс-сен» — тучный, здоровый, «туг» — знак, бунчук».
Что касается других гипотез, то самая поздняя из них – народная - гласит следующее.
Название «Ессентуки», город-курорт унаследовал от предыдущего названия: «Ессентухес», где: «эс-сен» — тучный, здоровый, на монгольском языке, а «тухес» - «задница», на другом.
Побывал я как-то в этом городе-курорте. В семидесятых годах прошлого века.
Среди обычной публики, Ессентуки известны, прежде всего, источниками минеральной воды. Знаменитые «Ессентуки №4» и «Ессентуки №17» никогда не были дефицитным товаром в Москве. Да и в других местах, наверное.
В самом городе Ессентуки, в специальной галерее, минеральную воду из разных источников, можно пить бесплатно и в любом количестве. Однако бездумное правило: «Чем больше, тем лучше», в этом случае не работает. Чрезмерное употребление такой воды, может оказать не терапевтический, а прямо противоположный эффект.
Другое популярное лечебное средство, которым богат город-курорт – лечебная грязь.
С грязью шутки плохи. И, даже, более того: упорствовать, в этом случае – очень опасно!
Помню, рассказывали такую историю. Некий богатый грузин, попросил, чтобы ему назначили «двойной сеанс» лечения грязью. То есть, в два раза более продолжительный, по сравнению с обычным сеансом. Врачи отказывались. Но когда он предложил очень большие деньги за эту услугу, врачи не смогли избежать соблазна. Они понимали, к каким негативным последствиям может привести этот эксперимент, но рискнули - пошли навстречу темпераментному пациенту.
Итог был трагическим, но и поучительным – большой любитель грязевых процедур умер.
(Вот к чему могут привести низкие зарплаты у врачей!)
Я, лично, воду пил, а грязью не пользовался…
Почти все время я проводил на территории санатория. Но были немногочисленные исключения.
Однажды я поехал на экскурсию «По лермонтовским местам». Из впечатлений об этом мероприятии, помню только «гору-кольцо». Эта знаменитая гора запомнилась мне тем, что не произвела на меня абсолютно никакого впечатления.
Кроме этого, я ходил «в город», чтобы пострелять в тире из пневматической винтовки. Во время одного из таких походов, случилось забавное происшествие.
Как обычно, мы были в тире вдвоем: хозяин тира и я. Вдруг кто-то энергично раскрыл дверь и, через мгновение, в помещение ввалился мужчина лет сорока пяти, с вытаращенными глазами. Сначала, он посмотрел в мою сторону. А потом, не увидев ничего интересного, сосредоточил взгляд на хозяине тира и начал рассказывать ему о том, что с ним произошло.
Представляешь, я сегодня утром проснулся – будильник разбудил. Пока я туда-сюда, жена завтрак приготовила. Позавтракали мы, и я пошел на работу.
Работаю. А поближе часам к двенадцати, зовут меня к телефону. Думал, жена.
Нет! Какой-то незнакомый голос называет меня по имени-отчеству и говорит, что жена моя умерла. Только я рот разинул, а на том конце трубку уже повесили.
Как умерла? Я же ее утром видел, была она жива и здорова.
Ну, что делать? Иду я к начальнику цеха – так, мол, и сяк. Домой надо. Начальник говорит – ступай, конечно. Я и пошел. Но, сначала, мы с мужиками посидели хорошо. Помянули, значит.
Пока рассказчик готовился продолжить свое повествование, его главный слушатель задал вопрос.
«Дети-то у вас есть?» - спросил он.
А как же? Обязательно. Сын, взрослый уже. Вон, как этот мужчина.
Рассказчик кивнул в мою сторону. Не знаю, как его сын, но сам он, по возрасту, был мне, скорее, ровесником.
Так что ты думаешь? Прихожу я домой, а жена – живая и здоровая! Удивляется, что я рано с работы пришел. Выходит, какой-то гад пошутил.
И как мне теперь, дальше-то?
Получается, я всех обманул. И начальника цеха – тоже.
Мужики денег мне собрали. На похороны жены.
Я ведь и гроб уже заказал, через знакомых…
По всему выходило, что рассказчику теперь было бы проще жить, если бы его жена и в самом деле умерла.
Чем дело кончилось, я не узнал, поскольку пошел домой - в санаторий…
В санатории, я проживал в комнате для двоих.
Моим соседом был Павел Николаевич Парчевский, который «заселился» на несколько дней раньше меня.
К счастью, оказалось, что мы – Павел Николаевич и я – хорошо совместимы. Это помогало нам свободно общаться на разные темы.
Беседовали мы в нашей комнате или во время прогулок по обширной территории санатория.
По мере того, как Павел Николаевич понемногу рассказывал о себе – о своей прошлой и теперешней жизни – у меня складывался его психологический портрет.
Павел Николаевич был старше меня лет на двадцать. И если я родился за год до начала ВОВ, то он успел повоевать.
О войне, специально, Павел Николаевич не вспоминал. Он никогда не пользовался удостоверением ветерана войны, и стоял в очередях, как все советские люди.
«Александр Алексеевич, война была давно, кого теперь она интересует?» - объяснил он мне свою позицию.
Но один его рассказ, именно о войне, произвел на меня большое впечатление.
Когда Павлу Николаевичу исполнилось двадцать, международная обстановка в Европе была напряжена до предела: мир стоял на пороге большой войны.
Советское правительство, во главе с Иосифом Сталиным затевало какие-то «амуры» с Германским правительством. Был даже подписан знаменитый Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом, известный еще, как «Пакт Молотова — Риббентропа».
В Союзе, в то время, поощрялось овладение молодыми людьми военными специальностями.
И что же Павел Николаевич?
Оставив работу в цирке, он поступил в училище, в котором готовили военных летчиков. С началом ВОВ, он был призван в армию для службы, в соответствии со своей военной специальностью.
Война для Павла Николаевича длилась не долго.
Он говорил, смущаясь: «Мне стыдно, что я участвовал всего в нескольких боевых вылетах». Вот чудак-человек!
А дело в том, что самолет, в составе экипажа которого был Павел Николаевич, противник обстрелял и подбил. Произошло это за линией фронта. Летчики остались живы и «почти здоровы»: только Павел Николаевич получил ранение в живот. Ранение серьезное, но, к счастью, оно не мешало ему самостоятельно передвигаться.
Летчикам удалось пересечь линию фронта и пробраться к «своим».
Но радоваться было рано: теперь их судьбу единолично решал политрук части, в расположении которой они оказалось. И политрук решил, что их надо расстрелять!
Логика у этой примитивной сволочи была простая. Если этих людей оставить в живых и кто-то из них или все они, в дальнейшем, окажутся шпионами, то ему самому несдобровать.
Конечно, можно было проверить, правду ли говорят летчики – что они из такой-то дивизии. Но зачем ему лишние хлопоты, когда есть простое решение: расстрелять и забыть.
К счастью, летчики остались живы…
Война войной, а воздушная стихия была родной средой для Павла Николаевича.
Он говорил мне: «Александр Алексеевич, поверьте: хоть тогда, хоть сейчас, будь я раненный или больной, посадите меня в самолет и позвольте лететь. И я буду счастлив и буду кричать от радости».
Слава Богу, я познакомился с Павлом Николаевичем в мирное время.
Впрочем, один из его рассказов напоминал войну «местного значения».
В ней и советские воины принимали участие.
Павел Николаевич жил с семьей в Омске. Там и работал – на спортивной кафедре одного из ВУЗов этого большого города
Однажды, когда он прогуливался по набережной со своей взрослой дочерью, к ним пристали два наглых молодых солдата.
После словесной перепалки, конфликт перешел, по-простому говоря, в уличную драку.
Павел Николаевич нисколько не боялся своих противников – двух молодых мужчин.
Силу и ловкость, свойственную цирковым борцам, он утратил. У него и фигура была соответствующая: короткая шея и отходящие от нее прямые широкие плечи.
Чем же закончилось эта история?
Павел Николаевич рассказывал: «Я одного поймал на суплекс. И я сломал бы ему руку. Но другой солдат сильно ударил меня сапогом в пах. И потом эти двое убежали. Их искали, но не нашли».
Очень печальная история.
Гораздо раньше, вскоре после окончания войны, в биографии Павла Николаевича произошел еще один очень серьезный эпизод.
Он рассказывал.
«Подлечился я и решил вернуться на работу в цирк.
Номера с экстремальными физическими нагрузками мне были запрещены из-за ранения.
Но дочка наша уже подросла и я начал репетировать с ней уникальный номер.
Я стою на манеже и на голове у меня «бублик» - такая резиновая баранка. А дочка делает стойку на голове, используя этот бублик с другой стороны.
Цирковые дела привели Павла Николаевича и его дочку в Киев. И там дочка внезапно и очень сильно заболела.
« Что делать? Мы в чужом городе. Ни родных, ни друзей, ни знакомых нет.
Попали, все-таки, к врачу.
Он дочку осмотрел, поговорил с нами. Потом сел за стол и выписал рецепт.
И говорит мне: «Вот вам рецепт. Достанете лекарство – вылечите свою дочь. И это ваш единственный шанс! Где достать это лекарство, я, к сожалению, не знаю и никакого совета вам дать не могу. Вы же понимаете, какая сейчас ситуация: ничего, пока что, не налажено, как следует».
И Павел Николаевич пустился на поиски необходимого лекарства.
Он посетил множество организаций. Он просил, умолял и ползал на коленях перед какими-то людьми.
И, в итоге, достал лекарство и спас дочку!
А об уникальном цирковом номере пришлось забыть…
Продолжаю рассказ о нашем санаторном быте.
Однажды, гуляя по территории санатория, мы забрели в спортивный зал.
Несмотря на свои «за пятьдесят», ранение, полученное во время войны, и начавшиеся проблемы с сердцем, Павел Николаевич, с легкостью продемонстрировал стойку на руках.
Во время нашего совместного пребывания в санатории, он рассказывал мне о своих маленьких приключениях.
От его повествований исходил легкий аромат провинциальности.
После визита к очередному врачу – немолодой женщине, он рассказал:
«Я сделал ей комплимент. Она помолчала, а потом сказала: «Вы еще способны делать комплименты? Увы, я уже не способна их воспринимать».
Павел Николаевич с удовольствием ходил на танцы. После одного из таких походов, он рассказал мне об очередном происшествии.
«Начал я танцевать с симпатичной женщиной. Вижу, что танцует она изумительно. А я, по сравнению с ней, просто увалень деревенский. Когда я, в очередной раз, наступил ей на ногу и совсем расстроился, она мне сказала: «Да вы не смущайтесь. Я танцую профессионально. Работала когда-то в ансамбле «Жок». Слышали о таком? Мы и перед Сталиным выступали»…
Как-то назначили нам с Павлом Николаевичем обследование с красивым названием: «Ректороманоскопия»; сначала ему, а на следующий день – мне.
Пришел мой Павел Николаевич после этого обследования – сам не свой.
И говорит мне: «Знаете, Александр Алексеевич, это так стыдно!».
Из-за чего моему деликатному соседу было стыдно, я узнал на следующий день.
Ну, что сказать? Стыдно мне не было. Но Ректороманоскопия оказалась мероприятием очень неприятным для пациента.
И последний маленький эпизод, связанный с Павлом Николаевичем.
Он получил письмо от жены. Прочитал его и, слегка помедлив, обратился ко мне.
«Александр Алексеевич, прочитайте, пожалуйста, письмо, которое мне написала жена».
Письмо было очень хорошее, теплое, уютное. Об этом я и сказал Павлу Николаевичу.
«Александр Алексеевич, если ваша жена пишет вам такие письма, то я очень рад за вас». Он гордился своей женой!
Повод радоваться за меня у Павла Николаевича был: моя жена писала мне такие же письма. Одно из них, недавно полученное, лежало у меня в ящике тумбочки.
В письмах этих двух женщин – жены Павла Николаевича и моей жены - были выражены сходные чувства; даже и многие слова совпадали.
А почему должно быть иначе, если это письма любящих жен к своим мужьям, находящимся где-то далеко? Разных слов – подходящих к случаю - не так много. Да и их сочетаний тоже. Это чувства человеческие бесконечны...
Вот и все, что я хотел рассказать о моем знакомстве и общении с замечательным человеком – Павлом Николаевичем Парчевским.
В Ессентуках, я как-то увидел афишу концерта популярной грузинской певицы Н.Габуния. Но на ее концерте я не побывал: то ли афиша была старая, то ли концерт был отменен – не помню.
Еще, в рамках культурной программы, я посмотрел американский кинофильм «Новые центурионы».
Другие мои воспоминания о пребывании в городе-курорте Ессентуки, так или иначе, связаны с шахматами.
Как-то, гуляя по территории санатория, я обнаружил интересный павильон.
Внутри его находился большой бильярдный стол, который со всех сторон обступали желающие поиграть.
Скромным добавлением к бильярду, был шахматный столик, с комплектом шахматных фигур, и два стула. Здесь тоже были желающие поиграть, но не так много.
Стал играть и я. Моими противниками были не сильные любители. Я выигрывал все партии и играл столько, сколько хотел.
С какого-то момента, постоянным зрителем шахматных баталий стал небольшого роста пожилой человек с кепкой на голове. Он внимательно наблюдал за игрой, но сам не играл.
Одновременно, он состоял в очереди желающих поиграть в бильярд. Но когда ему крикнули, что подошла его очередь, он отмахнулся: «Я не буду. Здесь интересно».
Я был благодарен этому человеку за его интерес к шахматам и старался играть так, чтобы ему было еще интереснее.
Одну партию, из десятков сыгранных, я все же проиграл.
По первым же ходам в этой партии, я понял, что у меня сильный соперник. «О, вы серьезный шахматист» - сказал я ему. В ответ, он проговорил что-то неопределенное, типа: «Где уж, нам уж». Я не смог перестроиться, чтобы не играть с ним так, как с остальными. И проиграл. Но в следующей партии я взял реванш.
Из павильона мы вышли вместе. Вячеслав – так звали моего нового знакомого - рассказал, что является кандидатом в мастера по шахматам и играет, в основном, по переписке.
Но для меня он был более интересен не своей игрой в шахматы, а своей профессией.
Он был маркшейдером! Первым знакомым маркшейдером в моей жизни. Это сейчас можно все узнать из Интернета. А тогда это слово меня долго интриговало, а узнать, что же оно такое, как-то не получалось.
Википедия вещает:
«Маркшейдер осуществляет планирование и контроль всех этапов строительства подземных сооружений и разработки горных выработок…».
Вячеслав немного рассказал мне о своей работе, и я тогда подумал, что маркшейдеры, наверное, живут неплохо.
Например, маркшейдер мог дать, а мог не давать разрешение на проведение взрывных работ. В ситуации, когда такие работы могли ускорить темпы строительства, строительные организации вежливо просили его дать такое разрешение. Не удивительно, что у Вячеслава был собственный автомобиль.
Через Вячеслава, я познакомился с другим человеком интересной профессии.
Юрий был главным технологом Ростовского мыловаренного завода. От него, я узнал кое-что познавательное о его профессии и об организации производства при советской власти.
Юрий говорил, что лучшие в мире рецепты для изготовления туалетного мыла, безусловно, советские. Но, поскольку на заводе непрерывно и по крупному воровались дорогие ингредиенты, указанные в технологии, изготовить такое замечательное мыло так и не удалось. Ни одного раза.
У Юрия было интересное хобби. Он был хорошим психологом-любителем. С позиции психолога, его особенно занимали женщины. Он задавал им интересные вопросы и, порой, получал интересные ответы.
У одной дамы он спросил, почему трамвай едет точно по рельсам.
Дама этому вопросу удивилась: «Там же есть водитель!».
Другой даме, Юрий рассказал такую историю.
Самолет, снабженный лыжами вместо колес, пробежал по снежной взлетной полосе и поднялся в небо. Пока он летал, снег растаял. Как быть пилоту в этой ситуации?
Дама на некоторое время впала в ступор…
Наконец, еще одна интересная встреча.
Я играл в шахматы с очередным оппонентом, когда посмотреть, как мы играем, подошел какой-то новый человек. И человек, наверное, не простой. Об этом свидетельствовала его одежда и красивая тирольская шапка. С перьями! Таких шапок, «живьем», я раньше никогда не видел.
Вел себя этот человек, довольно своеобразно.
Почти после каждого моего хода, он переводил взгляд от шахматной доски на меня и говорил: «Х-мы». Когда очередная партия закончилась, он решительно занял место за шахматным столиком, со словами: «А ну-ка, позвольте я». Никто и не возражал.
И мы начали играть. В самом начале, я допустил очень серьезную ошибку. Проигрывать мне совершенно не хотелось и я «уперся изо всех сил». Партия длилась очень долго, и я ее все-таки выиграл.
Мы вместе вышли из павильона…
Теперь прервем повествование о мирном санаторном быте, для того, чтобы совершить еще один экскурс в историю ВОВ.
Идеология немецкого фашизма известна. Все нации, кроме германской, были для гитлеровцев неполноценными и лишними жителями Земли.
Особенный статус имели евреи. Они подвергались систематическому уничтожению.
Фашисты содержали советских евреев в специально построенных гетто, огороженных колючей проволокой - как скот в загоне.
Всем известно гетто Бабий Яр в Киеве; в частности, трудами Е.А.Евтушенко.
Менее известно гетто в Бресте. Но и в этом гетто были уничтожены 30 тысяч евреев. Уничтожены, после того, как из них были высосаны все физические силы, и они были обобраны «до нитки».
А спаслись – единицы. Одним из таких счастливцев стал мальчик Роман, которому в те трагические времена было 11 лет.
Он с матерью и сестренкой попал в гетто в Бресте. Как и все, они жили в бараке.
Однажды, когда жителям барака велели покинуть помещение, мама успела шепнуть Роману, чтобы он спрятался под нарами.
Так Роман спасся в тот раз, благодаря своей маме. Остальных расстреляли…
Вернемся в мирные времена, в год 1975.
Итак, мы вместе вышли из павильона. И познакомились.
Моего нового знакомого тоже звали Роман – Роман Левин. И это не было случайным совпадением! Чудом спасшийся от смерти мальчик Роман, выжил в трагическую пору своего детства, и превратился в известного поэта и писателя Романа Александровича Левина.
Решив написать этот рассказ, я поинтересовался у всезнающего Интернета о Романе Левине. Оказалось, что даже среди литераторов, «Роман Левин» - не один. Однако, когда я увидел фотографии, сомнений не осталось: я хорошо помнил внешность моего знакомого, несмотря на то, что с момента нашей встречи в Ессентуках прошло более сорока лет.
Не могу сказать, что я внимательно изучал творчество Романа Левина.
Но полагаю, что свой нравственный долг – описать, то, что происходило с ним в детстве, во времена ВОВ – Роман выполнил с честью. Мне было достаточно прочитать его стихотворение «Медальон» - эмоционально пронзительное и, в тоже время, точное и подробное повествование.
Поскольку это стихотворение - не маленькое по размеру, я его здесь не размещаю. Но его легко найти в Интернете. И я прошу вас, мои уважаемые читатели, это сделать.
А тогда, в городе-курорте Ессентуки, мы с Романом несколько раз гуляли и беседовали. Главных тем было две: его необычная биография и Поэзия – вообще, а также его стихи.
Что касается биографии, то специальных бесед на главную тему – о Брестском гетто, у нас не было. Он уже все рассказал Миру, да и времени с тех пор прошло порядочно – более тридцати лет. Наверное, уже не такими яркими были воспоминания, да и желания рассказать о них утихло. И это правильно - он давно жил другой жизнью…
Сопоставив факты из стихотворения «Медальон» и то, что рассказал мне сам Роман, в личных беседах, я понял, как развивались события после его побега из Бреста.
Сначала он пошел на запад – в Польшу. Но там, его положение было не менее опасным, чем в Бресте. Однако ему повезло. На время, его приютила полька - Флория Будишевская. Сделала она это с большим риском для собственной жизни: облавы фашистов следовали одна за другой.
Флория заботилась о Романе, как родная мать. Но, стремясь обрести свободу и безопасность, мальчик решил пойти на восток – навстречу Советской армии. Мужественное решение для одиннадцатилетнего ребенка!
Бог хранил Романа – ему все удалось. Вместе с Советской армией, он дошел до Берлина, где и встретил окончание ВОВ.
В Германии он провел еще некоторое время. И даже, будучи уже достаточно взрослым, влюбился в девочку – немку…
Беседовали мы с Романом о Поэзии. Он быстро меня раскусил, спросив о том, кто я по специальности. Узнав, что я – математик и программист, он сказал, примерно, следующее:
«Мне приходилось беседовать с математиками, физиками и другими представителями точных наук. Проверить алгеброй гармонию – да! Но часто в вас присутствует только одна алгебра. Почему не довериться чувству?».
Он был прав, в своей критике…
Как-то, находясь в состоянии глубочайшей прострации, я пошел в гости к Роману.
Он прочитал мне два своих стихотворения, написанные им, когда он находился в Доме творчества, в Переделкино (под Москвой). Одно из этих двух было о чувствах Поэта, которые посетили его, когда он смотрел в окошко своей комнаты.
Из открытого окна видно синее небо и солнце, изумрудная трава и яблонька готовая разрешиться плодами. А на подоконнике, жмурясь от удовольствия, греется на солнце кошка и стоит цветочный горшочек с геранью…
Трогательно. Но мне это стихотворение показалось совершенно не интересным, о чем я, не стесняясь, сказал автору.
Гораздо серьезнее была ситуация со вторым стихотворением.
В то время, когда Роман «творил», в Переделкино скончался Б.Пастернак, постоянно проживавший в этом замечательном поселке.
Чтобы проститься с Б.Пастернаком, в Переделкино приехало огромное количество людей.
Конечно, участвовал во всех печальных мероприятиях и Роман.
О своих чувствах и впечатлениях того дня, Роман написал в стихотворении, посвященном уходу выдающегося русского поэта.
И вот это стихотворение было серьезным. Но и здесь, я нашел к чему придраться. Когда автор перечислял, какими транспортными средствами пользовались люди, стремящиеся попасть в Переделкино, он, в частности, употребил слова: «… на мотоциклах и пешком…».
Вот к «мотоциклу» я и прицепился. Я заявил, что «мотоцикл» - слово громкое, тарахтящее, выпирающееся наружу и, в тоже время, не несущее никакого значительного смысла.
Вместе с тем, я похвалил Романа за образ: «… с дымящейся строкою на устах».
Он ответил, что ему и самому очень дорог этот образ.
В общем, Роман согласился со мной во всем, что я сказал, и заметил: «А вы хорошо разбираетесь в стихах».
Таким образом, тот мой визит к Роману был полезен для нас обоих.
Романа призвали к тому, чтобы он более критично относился к своему творчеству.
А я, с тех пор, горжусь тем, что «хорошо разбираюсь в стихах».
Замечу, что стихи, с которыми меня в тот раз познакомил Роман, значительно уступали его раннему стихотворению «Медальон».
Послеловие
Я изрядно полазил по Интернету, в поисках информации о Павле Николаевиче.
Увидев сайт людей, которые занимаются историей цирка, я написал им электронное письмо, с просьбой поделиться со мной информацией о Павле Николаевиче, если такая информация у них имеется. Ответа не последовало.
Но я сам кое-что вспомнил. Павел Николаевич рассказывал, что был «нижним» в группе силовых акробатов, выступавших под руководством В.Белякова. В детстве, я видел афиши о выступлении этой группы! Было это, конечно, уже тогда, когда я умел читать.
В интернете можно найти информацию о В.Белякове и его группе силовых акробатов. Но о П.Н.Парчевском, там ничего не говорится. Наверное, он работал в этой группе еще до войны.
Зато, в базе данных награждений времен ВОВ, я нашел запись: «Павел Николаевич Парчевский, 1920 г.р.». В двух экземплярах!
Один Павел Николаевич Парчевский был награжден медалью «За отвагу».
Другой Павел Николаевич Парчевский был награжден Орденом Отечественной войны II степени.
Может быть, «мой» Павел Николаевич был одним из этих двух?
Не знаю. И спросить не у кого…
А.А.Горин, Москва, 2019г.