Архитектурный стиль огромного сибирского города в котором прошло мое детство назывался – конструктивизм. И этому были свои причины. Новосибирск начал бурно развиваться в 30 –е годы 20 века как раз в период расцвета этого самого конструктивизма, поэтому и в середине семидесятых в центре городе можно было увидеть много мощных зданий сложной конструкции из серого камня, создающих неповторимую атмосферу, а на окраине обитали хрущевки и деревянные дома частного сектора.
Из дореволюционного времени, когда Новосибирск назывался Новониколаевск, уцелело только два кирпичных строения – школа в самом центре и особняк дворянского собрания похожий на невкусный торт. Сходство с тортом особняку придавали маленькие беленькие ангелочки с трубами гроздьями рассаженные между окон.
Школа до 1917 года называлась гимназией и считалась лучшей в городе.
Вот в это лучшее образовательное заведение я и проходила с 1 по 7 класс, потом отца перевели на работу в Москву и мы уехали.
Школа имела две достопримечательности.
Первая достопримечательность воплощалась в посеребренной статуи Ленина с вытянутой рукой перед входом на школьную территорию. Ленин стоял на пьедестале спиной к зданию и рукой указывал не на парадную дверь учебного заведения, что было бы логично, а в противоположную сторону по направлению к городскому парку с его качелями и каруселями.
Вторая достопримечательность находилась внутри школы.
Если вы думаете, что это было огромное, почти до потолка зеркало в вестибюле, чья мутная гладь, заключенная в резную деревянную раму, помнила еще первых гимназисток, то нет.
Второй достопримечательностью была гардеробщица баба Катя, которая сидела возле этого самого зеркала еще со времен, наверное, покорения Ермаком Сибири.
*****
Бабу Катю боялись все. И дети и учителя и родители. Потому, что баба Катя говорила всегда правду и очень этим гордилась.
- Профурсетка! Жопу прикрой. – кричала она вслед ученице старших классов в чересчур короткой юбке.
- Ваш сын дебил. – Оглашала свой вердикт гардеробщица ошарашенной мамаше.
- Почему? - испуганно спрашивала мать первоклашки.
- Потому – отвечала Баба Катя.
- Что-то сегодня не важно химичка выглядит, наверное на ночь обожралась и спала плохо. - Бурчала себе под нос эта злыдня, провожая взглядом полную учительницу химии.
Ну и так далее и тому подобное. Я просто удивляюсь, как ее терпели и не выгоняли с работы.
История эта произошла со мной в первых числах сентября, когда я стала пятиклассницей. Теперь у нас появилось много новых предметов и как приложение к ним много новых учителей.
После последнего урока мне поручили отнести классный журнал в учительскую. Уже собираясь открыть дверь с табличкой – учебная часть – я вдруг услышала свою фамилию. Прислушалась. Учителя, которые уже успели с нами познакомиться, делились впечатлениями о пятиклассниках.
Я очень понравилась преподавателю литературы Иде Исаевны
- Такая нежная хрупкая девочка. И умненькая. – Говорила она, называя мою фамилию.
- А ресницы у нее просто умопомрачительные, - с легкой завистью поддакивает Иде Исаевне молодая англичанка.
- Ага. Вот оно значит, какая Я. – подумалось мне, и тщеславие немедленно заполонило мою тогда еще по детски мелкую душу.
*****
Спустившись в вестибюль, где меня дожидалась подружка Светка, с которой мы вместе ходили домой, я, вручив ей портфель принялась внимательно рассматривать себя в старинном зеркале, к которому намертво приросла баба Катя. Как обычно баба Катя сидела на скамеечке и вязала.
Я довольно долго вертелась перед зеркалом, когда услышала невнятный скрип. Озираюсь, источника звука найти не могу.
- Тебе, тебе говорю, - уже более отчетливо доносится со стороны скамеечки.
- Сколько можно здесь стоять и рассматривать свою нанайскую физиономию, - Баба Катя сделала неуловимое движение головой и ее очки с затылка точно упали на переносицу.
Минуту она смотрела на меня очень пристально, и я понимаю, что чувствовали партизаны перед расстрелом.
Внезапно Баба Катя выбросила руку с жирной пятерней в сторону Светки и сказала:- Вот. Красавица. Глаза большие, открытые, коса до пояса, румяная… А ты…-
Гардеробщица замолкает и еще минуту препарирует меня взглядом , потом выносит приговор.
- Глазки такие узенькие, что даже не понятно какого они цвета, на голове три волосины, сама бледная, худая как глиста в обмороке. –
Баба Катя снова убирает очки на затылок, и я понимаю, что разговор закончен. Но нет. На прощание мне было еще сказано - Учись хорошо, девочка. Потому, что с таааакой внешностью выйти замуж тебе будет ооооочень трудно. -
*****
По дороге домой Светка чеканила шаг и щурила на солнце свои большие выпуклые глаза. У нее было хорошее настроение. Я хотела умереть.
Дома мама узнав, почему я такая грустная сказала, что для нее ее дочка самая красивая. Стало еще хуже.
В своей комнате я легла на кровать, свернулась калачиком и принялась сосать большой палец, что не делала с трех лет. В комнату вошел папа с чистыми шторами, собираясь их вешать – как всегда по субботам родители делали уборку в квартире.
Папа заметил мое состояние, поставил таз со шторами на пол и спросил
- Лена, что случилось? –
И тут меня что называется прорвало. Как рассказывал потом папа сквозь
рыдания он смог разобрать только – узенькие глазки… глиста в обмороке… и надо хорошо учиться… -
Когда, наконец, ему удалось понять в чем дело, он отвернулся и я услышала, как папа тихо сказал плохое слово.
- Кто тебе все это наговорил?- спросил он.
- Баба Катя. – ответила я.
*****
Стемнело. Папа куда-то ушел. Мама пыталась накормить меня обедом, потом ужином, но я не могла есть.
Я по прежнему лежала на кровати в своей комнате и в моей голове вертелись где-то услышанные строки:
Бедный ребенок
Она некрасива
То-то и в школе и дома она,
Так несмела, так всегда молчалива,
Так не по детски грустна.
Как я понимала эту девочку из стихотворения. Вот и мне теперь придется всегда тихо сидеть, где ни будь в уголке, что бы не выставлять на показ три волосины на голове, прятать от всех свою нанайскую физиономию.
Вспомнив о том, что в понедельник в школу и возможно меня вызовут к доске, я совсем запаниковала. Мелькнула шальная мысль – надо заболеть по возможности посильнее, что-бы никогда уже не выходить из дома. Может забраться на шкаф, прыгнуть вниз и если повезет сломать ногу?
Вернулся папа. Я услышала, как он спросил маму
- Спит или плачет? –
- Не спит, плачет и ничего не ест. – ответила мама.
Папа зашел в комнату, включил настольную лампу и придвинул к письменному столу два стула. Потом он положил зачем то на стол наш огромный семейный фотоальбом и рядом небольшую плоскую коробку.
- Лена, вставай, надо серьезно поговорить. – сказал папа.
*****
Настольная лампа щедро поливала желтым светом фотографию моей прабабушки, которую я видела уже наверное 100 раз. Это была детская фотография. Симпатичная девочка лет десяти в платье с отложным матросским воротником сидела, облокотившись на миниатюрный столик. На столике стояла ваза с фруктами.
Внизу фотографии была надпись – Новониколаевскъ 1885 годъ –
Да. Я знаю, что очень похожа на девочку с фотографии. Просто одно лицо как говорила мама. Только у меня модная, короткая стрижка, а у девочки длинные локоны, подобранные на макушке бантом.
Да. Я знаю, что это единственное сохранившееся изображение прабабушки.
Нет. Я не знаю, зачем папа мне все это в сотый раз рассказывает.
- Хочешь посмотреть какой ты станешь в восемнадцать лет? – неожиданно спросил меня папа.
Оказывается, у дальних родственников сохранился портрет прабабушки, вот к ним папа и ездил, и уговаривал отдать портрет и заплатил большие деньги, что бы они согласились. Они согласились.
- Открой, - сказал папа и придвинул ко мне плоскую коробку.
Я открыла крышку и развернула папиросную бумагу.
Молчание длилось, наверное, очень долго, потому, что папа стал нервно постукивать пальцами по столешне.
- Неужели я стану такой.. – вернулся ко мне, наконец, дар речи.
- Конечно, ведь вы с ней две копии.- Ответил папа.
В тот вечер аппетит вернулся, и я съела половину сковородки жареной картошки с котлетой. Заснула я счастливой.
*****
Весь следующий воскресный день я не выпускала из рук миниатюрный портрет юной прабабушки, написанный маслом.
Художник с особой тщательностью изобразил великолепное бальное платье, прическу из высоко поднятых волос, что давало возможность увидеть точеную шею девушки и оценить нежный овал ее лица, густые и длинные как у меня ресницы придавали взгляду юной красавицы томность, а жемчужная диадема делала мою прабабушку похожей на принцессу.
В понедельник папа решил сам отвести меня в школу. Странно. Я уже давно хожу в школу сама.
Стояло сибирское бабье лето. Город местами полыхал красными ягодами рябины, поздние георгины на клумбах в предчувствии зимы, передавали всем последнее прости, березы полоскали поникшие и уже почти голые ветви в прозрачном воздухе.
Ленин возле школы весь облепленный мокрой листвой привычно указывал путь по направлению к городскому парку.
Уроки уже начались, и в вестибюле никого не было кроме бабы Кати.
Папа подвел меня почти вплотную к гардеробщице, хотя я и упиралась, и пристально уставился на нее.
Баба Катя вопросительно подняла на нас глаза.
- Узнала? – спросил папа. И тут произошло странное. Баба Катя вдруг улыбнулась, отчего ее лицо разъехалось в разные стороны, как будто кто-то сплющил его и запричитала
- Конечно Володенька, узнала, узнала. Ты, я слышала, большим начальником стал. Кто бы мог подумать! А ведь таким хулиганом был! Таким хулиганом… -
- Я им и остался. – С угрозой произнес папа.
Затем папа аккуратно снял с затылка бабы Кати очки, вынул из кармана белоснежный носовой платок, тщательно протер оптический прибор и водрузил круглые в оправе стекла на мясистую переносицу гардеробщицы. Потом он выбросил в корзину для бумаг носовой платок, и низко нагнувшись к бабе Кати, проговорил очень тихо, но я услышала:
- Это я сделал для того, старая ;;; , что бы ты смогла хорошо рассмотреть мою красавицу – дочь.
Когда папа ушел, баба Катя перекрестилась.
*****
История с портретом имела неожиданное продолжение. Уже в Москве, будучи студенткой 3 курса я привела домой Валеру знакомить с родителями. Мы решили пожениться.
Валера был умным, начитанным парнем, особенно он увлекался живописью.
Папа и мама показывали жениху квартиру, когда он остановился возле портрета юной девушки в жемчужной диадеме и принялся ее рассматривать.
- Это моя прабабушка. – Сказала я.
Валера с удивлением посмотрел на меня – Не может быть. Ведь это… -
Папа прервал его – Не надо. Я сам все расскажу. –
За чаем в гостиной первую часть истории про глисту в обмороке, узеньких глазках и трех волосинах пришлось поведать мне.
Потом продолжил папа.
- Я тебя обманул, Лена. Прости. – начал он и рассказал, что когда увидел меня рыдающую, в истерике и разобрался в причине произошедшего, то понял, что произойдет дальше.
Благодаря подружке историю не удалось бы сохранить в тайне и ко мне приклеилось бы какое ни будь мерзкое прозвище.
( Папа как в воду глядел. Светка разнесла обидные слова бабы Кати всему классу и меня начали дразнить. Но я посматривала на обидчиков свысока, и только снисходительно улыбалась - ведь я знала какой вырасту красавицей. И ребята отстали.)
- Переубеждать тебя было бесполезно. Ты выросла бы с уверенностью, что ничего из себя не представляешь, и вместо того что бы любить и уважать себя, ты всю жизнь пыталась бы доказывать всем и каждому, что достойна любви и уважения. –
Папа еще долго говорил о том, какой несчастной могла бы сложиться моя жизнь, если бы я поверила словам бабы Кати. Никто из нас не притронулся к чашкам с чаем и чай остыл.
Наконец папа отхлебнул все – таки остывший чай и сказал, как будто бросился в пропасть.
- И тогда я поехал к знакомому антиквару и купил этот портрет. –
Мы все и мама и папа и я с женихом долго молчали, а потом я проговорила.
- Тебе незачем просить прощение, папа. Ты все сделал правильно. Но кто же тогда на портрете?
Папа пожал плечами. Он не знал. Тогда Валера взял мою руку и влюбленно сказал – А ты действительно на нее немножко похожа. Совсем чуть чуть.-
- Да на кого же! – теряя терпение, воскликнула мама.
- На портрете изображена Элизабет Баварская Императрица Австрии в молодые годы. – Ответил мой будущий муж.