Четвёртый символ
Уже много лет мне не даёт покоя один странный сон. Я стою, облачённый в рваные лохмотья возле высокой скальной стены и смотрю на четыре вырубленных в ней чёрных бездонных пролома. В голове звучит странный, незнакомый мне ранее голос. Он говорит, что мне туда не нужно, там меня ждёт смерть.
Над каждым из этих проломов я вижу странные мерцающие символы. Почему-то эти символы мне хорошо знакомы. Они обозначают простые элементы бытия человека. Но каждый раз, как я встаю перед этими скальными проломами, меня охватывает ужас смятения, поскольку я не могу найти в себе сил, чтобы сделать выбор. Не могу решиться, в какой из проломов мне стоит войти. А странный голос всё шепчет и шепчет, сводя меня с ума.
Год 1238 от Рождества Христова. Город Белгород Рязанский, Старо-Рязанское княжество.
- Пойди в горницу, Микитка, – крикнула из окна мать. – Отец поговорить зовёт.
Мальчик попрощался с пришлым юродивым, который показывал странные фокусы с камушками, подхватил на руки младшую сестру Ладу и бросился в дом.
С вечера мать собиралась замесить тесто, разбирала на печи полога. Завтра праздник Семик(Праздник Перуново свято, отмечался по старому стилю 11 ильменя, по новому стилю 2 августа. Бог Сварог и матерь Сва рождают Бога Перуна. В тот день обязательно ждали грозу. Позже, праздник был заменён на день Ильи Пророка. Илья лето кончает, осень примечает, говорили в народе), будут пироги. Отец с утра за рыбой ходил на реку, ягоды да грибы из погреба достал.
В свои десять лет Микитка был рослым, крепким юношей, не по годам сильным. Отец часто брал мальчика в лес, и последние два года обучал азам охотника. Этой зимой они вместе ходили на кабана, а весной и летом на косулю.
Зайдя в избу, Микитка оставил сестру матери, а сам прошёл в горницу.
- Отец, ты звал меня? – спросил он, склонив голову.
- Проходи, сын, садись. Разговор у нас с тобой будет, – ответил отец, и рукой указал на широкую скамью возле окна. Микитка присел рядом и приготовился слушать. – Ты уже мужчина и многие обязанности свои ты хорошо и справно делаешь. Для матери ты гордость и душа её спокойна. Она знает, что сын растёт у неё добрый да смышлёный. Я же тебя учу ремеслу да делу ратному, чтобы ты сумел сам жизнь вести, когда время придёт. Бабушка Смирена тоже довольна нами, что в ладу живём. Порой часто поминает про деда Венеда. Скучает шибко, да и горюет, но тут уж богам виднее, сколь скоро их встреча состоится. – Отец на мгновение задумался, глядя куда-то в пустоту. Затем улыбнулся сыну и продолжил. – Рассказать я тебе хочу о символах рода нашего. Ибо время пришло. Ты уж знаком с ними, а два так уж сызмальства на теле носишь. Но глубинный смысл этих амулетов тебе пока неведом.
Первый из них есть символ веры, второй – символ рода.
Микитка засунул руку под ворот рубахи и достал два оберега, висящих на кожаном ремешке. Первый был крестик с распятым на нём Христом. Отлитый из серебра, он блистал яркими протёртыми краями на заходящем вечернем солнышке.
Второй, круглый символ в виде колеса с восемью лучами, повёрнутыми в одну сторону. Мужской оберег, повёрнут лучами в правую сторону, женский – в левую. Коловорот символизирует оборотный знак годичного вращения солнечного диска, знак круга жизни.
- А два других символа что значат? – спросил у отца Микитка, как только выдалась возможность.
- Символ третий – это знак мужской силы – меч, который ты выкуешь, когда придёт твой час. С его обретением ты станешь настоящим мужчиной. Символ четвёртый – это символ семьи. – Отец показал сыну кольцо, которое носил на пальце. Тоненькое, плетёное из золотой нити, оно было практически незаметно на фоне его большой и сильной руки. – У нашей матушки такое же. Сей символ ты обретёшь последним, когда возьмёшь себе жену. Невестой она будет носить серебряное кольцо, как символ чистой и светлой луны. Ну а как узы свои скрепите, оденете золото – солнышка дар.
Отец пристально воззрился на сына словно приглядываясь, и по поведению мальчика пытался осознать понял ли тот смысл его слов.
- Уразумел ли ты смысл слов моих? – строго спросил отец.
- Уразумел, отец, – ответил серьёзным голосом Микитка.
- Хорошо. Знание сие храни свято. А время настанет, передай своему чаду и детям его.
Микитка поднялся на ноги и поклонился отцу в пояс. В этот миг в сенях послышался какой-то странный шум. Чьи-то тяжёлые сапоги обивали порог дома и звучали негромкие голоса.
- Мирославушка, – в сени вбежала Светлуша, глаза её блестели тревогой. – Богдан пришёл. Говорит, вести дурные. Беги споро.
Отец сурово сдвинул брови, поднялся и, не говоря ни слова, вышел прочь.
- Что случилось, мама? – спросил Микитка у матери.
- Видела я в глазах Богдана злобу. Вести, видать, дурные. Отец вот вернётся с совета, нам поведает. А пока что без толку воду в ступе толочь, ступай к сестре.
Микитка выскочил из горницы и пустился в светлицу.
- Вести дурные пришли, воевода, – сказывал голова Табола. – Татары в двух днях пути от нас. Соглядатаи сказывают, идут ордой несметной, тьма их счёту не имеет. Туменов сто, не меньше. Что делать станем? Град наш небольшой. Отпору сильного дать не сможем.
- Ну, наши Слово(Слово – буква С в Кириллице означала число две сотни) мечей мы выставим. Глядишь, и сдюжим денёк-другой, отсрочим пока селяне, миряне с детьми малыми в леса отойдут.
Мирослав блеснул глазами.
- Неужто ты воевода считаешь, что твои Слово мечей город уберечь сдюжат два-то дня? – недоверчиво прищурился голова.
- А мы не одни станем. Мы народу кличь бросим. Растолкуем что почём. Верую, так и Твердо(Твердо – буква Т в Кириллице означало число три сотни) станем. Град, конечно, не убережём, попалят, но время дадим людям спастись, – сурово отвечал Мирослав.
- Ну, коли так мыслишь крепко, верую в слово твоё. Созывай воинов, воевода. Пущай готовятся к сече. Станем град наш защищать. А люду объяви отход поутру. Да смотри, чтобы не мешкали, скарбом большим себя не отягощали, жизнями за их слёзы оплачено будет. Дружина моя с вами станет.
Голова поднялся из-за стола и вышел из светлицы. Мирослав вышел следом. Возле крыльца мялся с ноги на ногу дружинный Богдан. Завидев воеводу, он быстро стащил с головы шапку, но спросить свои думы не успел.
- Сбирай воинов, сеча будет. К утру все миряне должны выйти из града. Поспешай, поспешай. Дел утром много у нас.
Богдан быстро поклонился и рванул с места словно ошпаренный.
- Мать с сестрой береги! – наставлял сына Мирослав. Его лицо было мрачным. – Они у тебя самые родные. Ты их защита и опора. Лесами пойдёте, смотри в оба. Сейчас время сытное, зверь на тропы не выходит. Его бояться не надо. А вот людей коли встретите, держи руку к подарку ближе. – Мирослав похлопал сына по поясу. Там крепился отцовский боевой нож – большой обоюдоострый клинок. – Как до Рязани доберётесь, ступайте к бабке Смирене, она вас приютит.
Он поцеловал Микитку в темя и крепко обнял.
- Свидимся ли ещё с тобою, свет мой? – Светлуша пыталась скрыть слёзы, но они предательски сбирались в крупные капли, и падали наземь.
- Негоже жене воина слёзы лить, – утирая лицо жены, прошептал воевода. – Дети отныне твоя забота. Обо мне не тревожься. Бог даст, свидимся. Матушке своей передай поклон мой низкий.
Лада тоже плакала, когда прощалась с отцом. И воевода потемнел в лице ещё пуще прежнего.
- Слушайся мать и брата. А меня вспоминай лишь добрым словом.
Обоз, в который влилась повозка родных воеводы, вышла из городских ворот уже почти в полдень. К вечеру в городе и его окрестностях не осталось ни стариков, ни женщин, ни детей. На стенах, готовые к обороне, дожидались прихода ворога три сотни бесстрашных мужчин. Ночь сокрыла некогда шумную округу зловещей тишиной. Чёрная туча принесла проливной дождь. А на рассвете из пелены тумана показались орды захватчиков.
Спустя три дня жуткой кровопролитной сечи город Белгород Рязанский исчез в неразгаданных прослойках истории. Все его защитники пали, а сам город был сожжён дотла. До сего дня его истинное местоположение так и осталось невыясненным. И хотя город дважды упоминается в древних летописях, найти его археологи так и не смогли.
Сумевшие спастись мирные жители так и не добрались до Рязани. Они пропали без вести в тёмных лесах. Что именно произошло с обозом беженцев есть ещё одна из величайших загадок. Однако, спустя полторы луны, в день, когда землю покрыл первый снег к тёмной горе вышел истощённый человек в ободранных одеждах с коротким клинком в правой руке.
Вы спросите, откуда я всё это знаю. Я отвечу, из того самого сна, что не даёт мне покоя. И каждый раз, просыпаясь, я думаю о том, что же произошло тогда в том лесу с тем человеком, который стоял напротив четырёх тёмных проломов, не решаясь войти внутрь.
Так продолжалось несколько лет, но вдруг в одну из осенних ночей всё изменилось!
- Взгляни на эту беду, сын мой, – голос полный печали и горечи, раздался в ночной тишине сродни раскатам грома. Огромная лесная поляна, укрытая тьмой и лесными тенями, виднелась словно на ладони. Жуткое зрелище происходившего описать иначе как бойня было нельзя. Сотни и сотни человеческих фигур метались в ночи, пытаясь спастись от ужаса налетевшей на них смертельной опасности. Но как они не старались, вырваться из чудовищного круга кровавой резни не могли.
- Что здесь происходит? – спросил я совершенно не своим голосом.
- Это судьба, – ответил невидимый собеседник. – Она неподвластна указке и законам мироздания. Её беспечность, как это ни прискорбно, порой приводит вот к таким ошибкам. Эти люди, что умирают там, лишь песчинки на её игрище, невинные жертвы её гордыни. Крики и слёзы, что они прольют в этом месте станут фундаментом. Их тела, оставшиеся здесь навеки, станут стенами. Души их, что будут заперты здесь без возможности освободиться, станут замком. Всё вместе это станет кругом силы.
- Что это значит?
- Это место станет ловушкой. Оно станет затягивать сюда всё новые и новые жертвы, здесь будут исчезать люди, гибнуть живые твари, и никто не сможет открыть этот ларец, поскольку сама тьма, строит его.
- Разве судьба есть тьма? Зачем ей всё это нужно? – недоумевая, спросил я.
- Равновесие, – ответил голос. – Свет и тьма должны состоять в равновесии. Мир и война, жизнь и смерть, радость и печаль всегда идут рука об руку. Это закон.
- Но сейчас судьба нарушает этот закон и самовольно строит круг силы, что нарушит равновесие, – выкрикнул я, неспособный мириться с такой несправедливостью.
- Ты прав, сын мой! – радостно воскликнул голос моего невидимого собеседника. – Ты прав и мудр. Равновесие не должно твориться единолично. Что бы ты сделал, для того чтобы уравнять его?
- Я бы создал ключ, – ответил я подумав. – Раз есть храм тьмы, пусть будет вход в него и выход. Коли есть замок из душ, пусть будет ключ.
- Верно, – словно нехотя согласился голос. – Но ключ нельзя доверить кому попало. Его нужно защитить.
- Кровь защитит, – ответил я. Странное сомнение закралось в душу. Мой собеседник явно был недоволен моими мыслями.
В ту же секунду словно обладатель ментального тела, я метнулся к окраине поляны и что было сил вытолкнул за её пределы испуганного мальчика лет десяти. Он стоял на коленях и надрывно рыдал, прижимая к себе два мёртвых женских тела.
- Этот мальчик и есть ключ, – сказал я голосом, не допускающим возражений. – Потомки сумеют открыть этот замок и, если им хватит сил, они сумеют освободить души, запертые в этом месте. А пока, пусть он идёт и ищет выход. Его жизнь отныне принадлежит лишь ему самому. А моя печать защитит от невзгод.
Яркая вспышка света вырвала меня из бытия. Я вновь очутился возле тех самых чёрных каменных дверей, и вновь меня охватил ужас перед реальностью неведомого выбора, который мне предстояло совершить.
- Не входи! – прошептал жуткий голос.
Но сейчас, глядя на тёмные провалы в скале, я не боялся. Я знал причину, которая привела меня к этому загадочному месту.
Проснулся я в холодном поту. Реальность увиденного во сне не отпускала моё сознание, и ещё почти час я просидел на кровати, размышляя над необычным сюжетом нового видения.
Странным образом той ночью я обрёл неведомое мне доселе знание. Уже после того, как ощущения от увиденного во сне понемногу улеглись, я вдруг чётко осознал – знаю, что должен делать дальше.
Я выпросил на работе законный отпуск, и основательно собравшись, двинулся в путь. Спустя три дня, я стоял на автобусной остановке города Спасск-Рязанский. За плечами у меня был большой туристический рюкзак, и я точно знал, куда мне нужно идти. Я пересёк Оку и двинулся вдоль берега в сторону Юга. К вечеру я достиг того места, где речка Проня впадала в обильные воды моей попутчицы.
На небольшой возвышенности виднелось село Никитино. Пока ехал в поезде, я изучил множество статей и документов, в которых описывались весьма странные, а порой и даже загадочные события, изредка происходящие в этих краях. Здешние места считались странными. Порой тут происходили необъяснимые вещи. Пропадал скот, иногда и люди. А ещё в здешних краях видели странное шествие словно длинная вереница людей шла через реку прямо под землю.
Мой же путь лежал южнее. К ночи я добрался до реки Ива и остановился на ночлег. В отличие от моих видений, лес здесь не был таким густым, возможно, сказывались многолетние эрозии и произошедшие за долгие века геологические изменения. Реки тоже сменили русло, и хотя это обстоятельство сильно в глаза не бросалось, но, если присмотреться, заметить плотные песчаные скосы было можно. Однако, если верить видениям, никакой реки здесь раньше не было.
Мой путь пролегал по иным ориентирам, и это мне давало неописуемое чувство лёгкости.
Ночью я вновь увидел новый сон, и он вновь заставил меня проснуться в холодном поту.
Держась на ногах из последних сил, я смотрел на четыре тёмных пролома, ведущие в страшную неизвестность. Осознание выбора вновь нахлынуло на меня, но вот что именно я должен был сделать, до сих пор оставалось сокрытым.
Я упал на колени и ещё сильнее стиснул рукоять ножа.
- Ты сумел выжить! – услышал я голос. Я быстро поднял взгляд и увидел в крайнем правом проломе Мирослава. Он, как всегда, выглядел могучим и грозным. На его лице не блеснуло ни капли радости. – Но это не повод для празднества. Что сталось с твоей матерью и сестрой?
Я склонил голову, чувствуя жгучую горечь утраты.
- Я подвёл тебя, отец. Не исполнил завет беречь их жизни. А твой клинок, – я поднял оружие, зажатое в руке, – ни разу не попробовал крови.
- Отдай, – на удивление спокойно произнёс отец.
Трясущейся рукой я протянул ему клинок, и тот исчез в темноте.
- Наша смерть не твоя вина, сынок, – голос матери прозвучал ласково, но почему-то я вздрогнул словно она кричала на меня.
- Мама! – только и сумел выдавить я. Горло душила боль, слёзы лились градом.
- Не смей винить себя, Микитушка, иначе всю оставшуюся жизнь проживёшь в тоске и горечи, – сказала Светлуша и повернулась вправо. Я проследил за её взглядом. В соседнем проломе стояла Лада и улыбалась.
- Сестрёнка, – склонив голову до самой земли, я не решился поднять взор.
- Четвёртый пролом твоим будет, – сказала сестра непривычно взрослым голосом. – Запомни, когда придёт назначенный день, тебе нужно войти в этот проход. Это поможет нашей семье соединиться. Но главное, не забудь! Ты должен зайти именно в этот проход и ни в какой другой. Иначе пропадёшь.
Её голос прозвучал так словно удалялся прочь, и последние слова я едва расслышал. Когда я поднял голову и выпрямился, в тёмных проломах уже никого не было. Я осенил себя крестом и в этот момент на груди что-то сильно заболело. Я разорвал и до того исхудавшую рубаху и в ужасе узрел, как крестик с распятием и Коловрат раскалились добела. Судорожно срывая символы, завещанные отцом, я швырнул крест в пролом, в котором увидел Ладу, а солнцеликий знак в пролом к матери. И в этот миг крайний левый проход плеснул белым светом. Да так сильно, что я отскочил прочь.
Тут и проснулся.
В зажатом кулаке я обнаружил ком сырой земли. Видимо, схватил его во сне, когда видел все эти страхи. Землю я выбросил, но вдруг в рассыпавшемся комке что-то блеснуло.
Опустившись на колени и, осторожно расчищая пальцами землю, я увидел маленькое, плетёное тонким золотом колечко. По телу промчалась судорожная дрожь страха. Это кольцо из сна, и оно принадлежало Светлуше. И хотя я его никогда не видел, но то, что это кольцо было точь-в-точь такое же, как и у Мирослава, я мог поклясться хоть на крови.
Холодная тишина предрассветного утра заставила меня оглядеться. С неба медленно падал первый снег. В одно мгновение я словно вновь очутился на той ночной поляне среди людей, ушедших с обозом и мечущихся в ужасе ночи. Жуткая догадка осенила меня. Это чувство было сродни ушату холодной воды, что опрокинули мне на голову.
- Здесь. Все они умерли здесь! – произнёс я вслух, надевая кольцо на мизинец. – На этом самом месте. Все те люди с обоза, идущего в Рязань.
По спине пробежал неприятный холодок. Словно кто-то невидимый, дотронулся до меня холодной рукой. И тут в пелене предрассветного тумана я увидел их. Плотными рядами выходили мне навстречу души, запертые в этом месте. Убиенные, закончившие свою жизнь страшной смертью, они страдали, не имея возможности покинуть мир живых и обрести покой в мире предков. Ужас страданий отразился на их искажённых страхом лицах.
Всё так же продолжая стоять на коленях, я смотрел на толпу духов не в силах даже соображать.
- Беги сынок! – тёплый голос матери вырвал меня из пелены тумана. Неистовая сила швырнула меня в сторону, и я словно пробка из бутылки вылетел из обрамлённого плотным кольцом тумана зачарованного круга.
Жуткие страшные тени ринулись вслед за мной. Их лиц невозможно было рассмотреть в предрассветной дымке, но я и без этого знал, что добра мне они не желают.
- Беги, братец! – крик Лады придал мне сил. Я ринулся прочь, позабыв про все свои вещи. – Беги без оглядки!
Я бежал, бежал так, как не бегал никогда. Позади слышались стоны, лязг когтей, а быть может, зубов, и крик настолько дикий, что его не под силу издать ничему живому.
Бежал я долго, а когда совершенно выбился из сил, то тяжело дыша, рухнул на мокрую, покрытую первым снегом землю. Воздух со свистом вырывался из моей груди, на языке чувствовался привкус крови.
Лишь немного отдышавшись, я поднял взгляд. Увиденное заставило меня замереть. Я стоял возле высокой скальной стены, в которой были вырублены четыре чёрных холодных пролома.
За спиной слышались страшные крики.
«Четвёртый пролом твоим будет», – раздался в голове голос Лады.
Я резко обернулся назад. Чёрные тени были уже совсем близко. Не мешкая ни мгновения, я что было сил рванул в крайний левый пролом.
Тьма холодными когтями схватила за душу, и на мгновение мир померк в моём сознании.
- Ну вот ты и вернулся, сын мой! – послышался из темноты уже знакомый голос. – Как же долго я ждал этого дня и томился печалью!
- Кто вы такой? – выкрикнул я, обращаясь во тьму.
Вмиг яркий свет озарил пещеру. Я стоял на соломе босой, в оборванной грязной рубахе.
- Я властелин тебе! Это я направлял твои мысли. Я даровал тебе те сны, что привели тебя ко мне. Пришло время освободить души, которые ты запер своим ключом. Судьба, она же твоя мать! Она исполнила сей ритуал дабы ты обрёл великую силу.
- Судьбы я не знаю, верно, как и родителей! – выкрикнул я. – И уж тем более в неё не верю. Ибо жизнь моя принадлежит лишь мне, и мне решать, что с нею делать!
- Не смей отрекаться от матери своей! – громогласно крикнул голос. И предо мною предстало нечто среднее между тенью и дымом! Его густое тело ежесекундно меняло окрас от серого до чёрного и жар, что от него исходил, тут же перебил моё дыхание.
- Будь она мне мать, что истинно желает счастья дитя своему, не погубила бы тысячи невинных, и уж тем более не обрекла их на вековые муки, – возразил я уже куда смелее. – Говоришь, ключ тебе нужен из крови моей. Так на, получи! – в моей руке блеснул тот самый нож, что подарил мне Мирослав. Я полоснул себя по ладони клинком, и густая красная кровь пролилась ручьём.
Тень мигом отскочила, а за спиной у меня завизжали, забились в агонии чёрные тени, скрывающиеся за границей света.
- Не делай этого здесь! Ты должен был умереть там, на поляне. Ты должен был выпустить нас из мрака и дать насытиться.
- Те убиенные души вам не достанутся! – заорал я словно умалишённый. – Вы, чёрные твари, сгниёте во тьме этих пещер.
Тень ринулась прямо на меня. Но я взмахнул рукой и капли крови попали на тьму, та в ужасе закричала от неистовой боли.
- Тогда и ты сгниёшь вместе с нами. Кровь ослабила тебя, и выйти уже ты не сможешь.
«Сними кольцо», – расслышал я едва живой голос. Я отшвырнул клинок и быстро сорвал кольцо с мизинца.
- Н-е-е-е-ет! – завопил жуткий голос. – Не оставляй его здесь! Не оставляй!
Я демонстративно выронил кольцо. Падая, оно несколько раз перевернулось и беззвучно исчезло в ярком свете. В этот же миг неистовая сила рванула меня прочь! Я словно упал с огромной высоты. Боль была нестерпима.
Когда я очнулся, в глаза мне светило едва тёплое осеннее солнце. Всё моё тело сковал холод. С трудом поднявшись на ноги, я с криком разжал порезанную руку.
- Ты истинно мой сын, – услышал я голос Мирослава. Воевода сидел рядом. Возле него стояла Светлуша, на коленях сидела Лада. – Я знал, что ты сможешь исполнить мой завет. И ты справился, пусть даже нам пришлось и подождать.
- Но я не сумел защитить их тогда! – указывая на женщину и её дочь, возразил я!
- Ты помог завершить наш земной путь, а это куда большая заслуга перед предками, какой может быть удостоен человек, – улыбнулся Мирослав. – Тьма опутала тебя и сбила с пути. Она обманом заманила тебя в эти края, чтобы убить в проклятом поле и снять оковы, которые были наложены на это место неким Вороном. Я не ведаю всей сути, но слыхал от предков, что давным-давно, когда земля ещё была мала, а люди наивны, некая матерь продала своё дитя злому богу. За это он обрёк её на страшные муки сбирать души и точить их в местах злых дабы злой Бог всегда был сыт. Не ведая страху, Бог рассказал об этом своему преемнику и тот, познав весь ужас произошедшего, сбежал, прихватив с собой некий ключ. Этим ключом он отворял злые места и отпускал души. Изголодавшийся Бог сгинул, и до сего дня все считали, что так оно и есть.
- Ты потерял много лет, прежде чем сумел найти дорогу сюда, – незнакомый голос нарушил рассказ Мирослава. Я обернулся. В ярком свете стоял убогий с виду человек в изодранных лохмотьях и поигрывал камушками. – Ты вернул своим предкам четвёртый символ и благодаря этому освободил их души, а кровью освободил души тех, кто был тут скован столько столетий.
- Кто ты? – выкрикнул Мирослав, поднимаясь с клинком в руке.
- Это Ворон, – опуская руку на плечо Мирослава, прошептала Светлуша.
- Зачем вы так поступили? – спросил я.
- Зачем? – переспросил юродивый. – Зачем вам жизнь? – я запнулся, пытаясь что-то ответить, но вдруг понял насколько был глуп мой вопрос. – Мой отчим руками матери пытался выпить все души людские! Таких проклятых мест, как это, на земле сотни. И в каждом томятся тысячи несчастных, которых он способен пожрать. Души его единственная пища. Я не готов мириться с этим. А вы готовы стать пищей для безумца? Я спас твою жизнь там, на поляне, чтобы ты нашёл вход. Я дал тебе ключ, чтобы кровь твоя смогла открыть ловушку силы и освободить души. Я принёс себя в жертву вашему существованию, а вы спрашиваете меня зачем?
- Прости его, заступник! Он молод и не ведает что творит, – бросая на меня суровый взгляд, произнёс Мирослав.
- Отпусти его, пусть идёт с миром, жизнь свою продолжает. Волю твою он выполнил, большего ему не надобно. – Поклонившись юродивому, попросила Светлуша.
- Великое дело ты затеял. Позволь помочь тебе. Моя дружина всё ещё верна мне. Много лет мы ждём искупления. Дай же нам такую возможность!
- Прощайтесь! Время уходит, – произнёс спокойно Ворон.
- Ну вот и пришла пора нам вновь расставаться, – Мирослав положил свои могучие руки мне на плечи и пристально посмотрел в глаза. Его лицо озарила добрая улыбка. – Твой путь продолжится, и я уверен, что будет он славным. Мы же пойдём своим путём по стопам предков и станем биться яростно, освобождая души людские от гнёта ворога злого.
- Увидимся ли мы снова? – спросил я, переводя взгляд с Мирослава на Светлушу, а потом на Ладу.
- Обязательно свидимся! – улыбаясь, сказала мне женщина. – Теперь, когда кровь твоя чиста, ты сможешь найти нас в мире наших отцов.
- Я буду рад вернуться к вам, когда придёт мой срок.
Мой поклон выглядел, наверное, весьма нелепо, поскольку семья воеводы не смогла сдержать улыбки после того, как я распрямился.
- Мы тоже будем рады! – и они поклонились мне в ответ до земли. – А доселе прощай. Ты славный и достойный сын!
Когда я открыл глаза, солнце уже взошло, а над полем стоял туман. Всё моё тело болело, в глазах постоянно мерцали искорки, голова гудела словно после удара.
Осмотревшись по сторонам, я заметил, что моя ночёвка осталась в нескольких шагах от того места, где я проснулся. Сон ли то был или явь, понять я так и не сумел. Ни единого своего следа, ведущего в сторону от ночёвки, найти я так и не смог, как ни старался. Проведя полдня в бесполезных поисках, я сумел осознать, что в чистом поле нет ни единого следа какой бы то ни было скалы. Я обыскал всё вокруг своей ночлежной стоянки, но ни единого подтверждения произошедшим со мною событиям так и не нашёл.
Домой я вернулся разбитый и уставший. Меня всё не отпускала мысль «А не было ли всё, пережитое мною, обыкновенным помешательством?».
Несколько ночей я вообще не видел снов. Долгое время сон не приходил ко мне, а когда я всё-таки засыпал, то проваливался в мрачную пустоту, без каких бы то ни было видений. Это обстоятельство не на шутку меня встревожило. Изо дня в день я всё больше и больше ощущал нарастающую в душе пустоту. От невозможности переносить это и далее я досрочно вышел на работу, чтобы отвлечься трудом. Но это, как оказалось, была лишь временная панацея. Возвращаясь домой, я вновь оказывался в пустой, одинокой квартире наедине с самим собой и своими мыслями.
Однажды, перебирая на балконе свои походные вещи, я с удивлением обнаружил в кармане брюк, то самое кольцо, которое мне показывал Мирослав. Моя душа воз-ликовала! Оковы мучительного мрака словно по мановению спали. На душе вдруг стало так светло и приятно, и я совсем забыл, что стою на балконе в лёгкой одежде. Эта находка вновь вернула мне надежду, что её наличие поможет мне ощутить своё потерянное прошлое жизненное состояние. Я больше не казался самому себе сумасшедшим и это словно сняло камень с моей души.
Однако эйфория от радужных мечтаний прошла быстро, и вскоре мне вновь начало казаться, что от этого желания вернуть своё надуманное прошлое я окончательно сойду с ума. Реальность слилась воедино с ускользающими воспоминаниями о произошедших событиях начала осени. Однако кольцо Мирослава, которое я теперь постоянно носил на пальце, поддерживало во мне надежду.
Так, мало-помалу, погружённый в свои мысли и фантазии, я дожил до зимы. В том годе снег стал поздно, практически в начале декабря. Он валил такими крупными хлопьями словно оправдывал своё опоздание, которое утомившаяся природа уже основательно заждалась. Вот в этот самый снегопад я и вышел тогда с работы.
Медленно шагая по парку, я смотрел на то, как мои ботинки выдавливают в свежем снегу причудливый узор подошвы. Вдруг что-то быстрое наткнулось на меня и вскрикнуло. Я отшатнулся и нехотя вернулся в реальность бытия. Передо мной стояла покрытая снегом фигура.
- Простите меня, пожалуйста! – произнесла она, выглядывая из-под большого с меховым воротом капюшона. – Я вас не заметила.
- И вы простите! Я не заметил вас.
Она в ответ грустно улыбнулась из-под капюшона и попыталась обойти меня. Я, в свою очередь, решил проявить порядочность и сделал шаг влево. Девушка вновь наткнулась на меня и улыбнулась ещё шире. Она сделала шаг влево, но я тут же ступил вправо, и мы вновь с ней столкнулись.
Наши толкания выглядели со стороны наверняка весьма забавно. Мы рассмеялись словно приятели, что много лет не виделись.
- Я не специально, – попытался оправдаться я.
- Я тоже, – усмехнулась она и сняла с руки перчатку. И в этот миг я словно обомлел. Непроизвольно, как во сне, я взял незнакомку за руку. На пальчике мерцало плетёное тонким золотом причудливое колечко. Сердце моё забилось так часто, что я едва не подпрыгнул от резкого притока крови.
- Откуда у вас это? – спросил я, глядя девушке прямо в глаза.
Сперва, она испугалась, но заметив мой неподдельный интерес, ответила:
- Это от моей бабушки Светлуши. Она подарила мне это кольцо, серебряное у неё не сохранилось, и она просила носить золотое до замужества.
Я улыбнулся и демонстративно снял свою перчатку. Девушка непроизвольно взвизгнула, в её глазах блеснули слёзы.
- А я получил это кольцо от своего отца Мирослава! – сказал я.
Мы стояли и смотрели друг на друга, не отводя восхищённых взглядов. Нам на головы падали крупные хлопья снега. А в душах уже вспыхнул огонь, что даровали нам великие предки.