На приём кто-то привёл тоненькую, застенчивую, как мне показалось, девочку для оформления на учёт по беременности.
У девочки оказалось уже был шестилетний сын, а это предстояли вторые роды.
Заполняя историю наблюдения беременности, я спросила: «Где вы работаете?»
«Я сочиняю стихи и музыку, играю на гитаре и пою свои песни…»
Это была Вероника Долина. Она пригласила меня на своё выступление и мы с подругой Танюшкой «пошли в концерт»…
Концерт был за городом, в каком-то заводском клубе. Никакой транспорт в тот клуб не шёл. Был ноябрь, темнело рано. На улице холодно. Мы с Танюшкой шли по шпалам, проваливаясь в сугробы и лужи. Холодный ветер, как всегда, дул в лицо. Но всё равно пришли. Сели. Верхнюю одежду никто не снимал. Сцена слабо освещена. Народу было немного.
Выходит на сцену Вероника. Маленькая, худенькая, бледная, озябшая… Тихонечко настраивает гитару и, ничего не объявляя (она никогда не объявляла, что будет петь), начинает петь:
«Была я баба нежная —
А стала баба снежная.
Стою ничьей женой
Под горкой ледяной…»
Мы с Танюшкой переглянулись и одновременно подумали: «Это же про меня!»
(Потом мы звали её Снегурочкой)
За первой песней – вторая, третья…двадцатая…
Завершала свой концерт Вероника всегда нашей любимой:
«Вот настроенье нулевое,
Тоска и смута вновь и вновь.
А вот раненье пулевое,
Его ещё зовут любовь…
Мне жребий выпал бесталанный,
И я над ним три года бьюсь…
Меня не бойся, мой желанный!
Я и сама тебя боюсь.
…Я знаю, поздно или рано
Помру под бременем грехов.
Но все мои былые раны -
Живут под именем стихов.»
Мурашки от тихого восторга преследовали нас весь вечер…
Выходили мы оглушенные… А зал был полный…
Отступление от основной темы…
Стихосложение очень «заразное». Дома я сочинила свою песню:
«Слушай, девочка, ты не права:
В двадцать лет – и стихи уже раны?!
Ты красива, умна, не по-женски строга…
И тебе быть израненной рано!
Мы-то – ладно! Нас щедро кормила война…
Наши матери нас умывали слезами…
Мы не знали отцов, мы не знали, куда
Нас в теплушках везут, прикрывая телами…
Мы-то – ладно! Уж мы как-нибудь…
Мы гордимся своими большими сынами…
Только ты не забудь, я прошу, не забудь!
Наши песни, не спетые нами!»
… Мы любили Цветаеву и Ахматову, знали их вдоль и поперёк. Но Вероника – наша современница! И поэтому:
«Ты нежнее, чем Марина
Бесприютнее, чем Анна!»
И нам нравилось ощущать себя такими же нежными и бесприютными…
А у Вероники:
«Спеши сложить свои пожитки,
О том, что было, не тужи!
Суши в альбоме маргаритки,
Раз в доме снова ни души.»
… А потом не стало Высоцкого…
Вся Россия страдала, замерла в каком-то ступоре. Писатели, поэты откликнулись по-своему на эту потерю…
Но лучше всех были стихи-песни у Вероники!
«Поль Мориа, уймите скрипки –
К чему нагрузки?
Его нагруженные хрипы
Не по-французски.
Пока строка, как уголь, жжётся,
Пластинка трётся,
Пусть помолчит, побережётся,
Не то сорвётся…
…Лик печальный, голос дальний,
До небес подать рукой –
До свиданья, до свиданья,
До свиданья, дорогой…
…Усни спокойно, мой сыночек,
Никто не плачет,
О, этот мир для одиночек
Так много значит.
Переулочек глубокий,
Нету близкого лица.
Одинокий, одинокий,
Одинокий до конца.»
По всей стране каждый год 25 июля начались вечера памяти Высоцкого. Фазиль Эскандер, Булат Окуджава, Леонид Жуховицкий и др. вели эти вечера.
А у Вероники:
«Годовщина, годовщина.
Мать-страна качает сына :
"Баю-баю, спи, сынок!
Я с тобою сбилась с ног".
Годовщина, годовщина.
А тоска - неистощима.
И несётся над Москвой
Хриплый голос твой живой.»
В эти дни мы познакомились с Люсей Высоцкой, Вероника написала ей песню:
«Была ещё одна вдова.
О ней забыли.
Ну, может, вспомнили едва,
Как гроб забили.
Она жила невдалеке,
А шла в сторонке.
Был уголок в её руке
От похоронки.
Она привыкла и смогла
С другим быть рядом.
Она давно уже жила
Иным укладом.
Но день июльский - стынет кровь,
Какой морозный.
Кому бессмертную любовь
В наш век бесслёзный?
Его отбросило волной -
Её прибило.
Она была его женой,
Она любила.
Не приближаясь, стороной
Идет по кромке.
По самой кромке от взрывной
Его воронки.
Была ещё одна вдова
В толпе гудящей.
Любовь имеет все права
Быть настоящей…»
Отступление от основной темы.
Страдать и радоваться я одна не умею. Я щедро делилась своей любовью к Веронике со своими родственниками, друзьями и даже с пациентами. Они жили в Киеве, Риге, Ленинграде, Иркутске и все они любили Веронику.
Мы посещали почти все концерты в Москве и даже ездили в какие-то научные городки под Москвой. За нами присылали небольшой автобусик, и мы 2-3 часа ехали до клуба Научного Института. Публика там умная, но весёлая.
Веронику знали, любили и ждали, всегда встречали восторженно-нежно.
Ночью мы пели уже вместе, было весело и тепло. А утром автобусик привозил нас в Москву и мы уставшие, неспавшие, но счастливые шли на работу.
Кстати, и в Москве и в других городах обращает на себя внимание, что среди слушателей Вероники было поровну мужчин и женщин! Следует из этого, что и мужчины, и женщины тоже хотят любви и нежности в жизни, а вот не получается. Почему? Загадка всей жизни на Земле!
А женщины выходили с концерта иногда с заплаканными глазами, но счастливые.
Мой старший брат купил деревенский дом, в котором мы жили во время войны. Я приезжала к нему только летом, но и на Рождество на 1-2 дня. Мы сидели с ним, играли на гитаре и пели песни Вероники. И он, много испытавший и потерявший, плакал, а я вместе с ним.
«Боль сердца моего - сестра.
Мы с нею видимся нечасто.
И вот от этого несчастья
Моя любовь к ней так остра.
Когда мы с ней увидимся опять -
Предвижу, как я снова онемею.
Предчувствую, что снова не сумею
Её нежнее прежнего обнять...»
Правда мы сидели с ним в его деревенской жарко натопленной избе и пили водку, закусывая её мандаринами. Почему мы плакали? Да из-за избытка чувств-с!!!
Меня с Вероникой связывала ещё и моя профессия. Она наблюдалась у меня по беременности, и двое её детей рождались в моём присутствии.
С каждой беременностью она расцветала, хотя страдала физически. Её одолевали приступы мигрени. Она становилась зелёного цвета, с холодными руками и ногами, была как бы в анабиозе, т.е. безучастная и даже казалось, что она без сознания. Мы обкладывали её грелками и бутылками с горячей водой. Никаких лекарств она не признавала. А на следующий день мы с замиранием сердца звонили: «Как Вероника себя чувствует?» Нам отвечали: «Она уехала или улетела в Сибирь, в Америку, в Европу» - словом, на другой конец Земли. У неё там концерт…
Что это было? Жадность? – Нет! Это сила духа! Мужество! Чувство превосходства перед собой. Это дано не всем, но чувство очень помогает жить, да, оно дано не всем, а только избранным. Кем или чем? Неведомо…
Она носила своих детей как заслуженную победу, награду. И однозначно давала детям свою фамилию, без вариантов.
Я работала в роддоме акушером-гинекологом, суточные дежурства даются нелегко, иногда за сутки 20 родов, но мы радовались каждому малышу как своему, и мурашки от восторга при появлении нового человека на свет божий давали нам силу.
А у Вероники – моя любимая песня с философским смыслом:
«И была на целом свете тишина.
И плыла по небу рыжая луна.
И зайчоночка волчиха родила,
И волчоночка зайчиха родила.
— Ты зачем, жена, зайчонка принесла?
— Он от голода, от холода помрёт.
— Ты зачем, жена, волчонка родила?
Он окрепнет, осмелеет — нас пожрёт.
Та качает своё серое дитя,
Та качает своё сирое дитя,
Та качает своё хищное дитя,
Та качает своё лишнее дитя.
И стоять на целом свете тишине,
И луне на небо чёрное всходить,
И зайчоночка родить одной жене,
А другой жене — волчоночка родить…
Простите меня, что я готова писать и цитировать много песен Вероники, но ведь их уже больше пятисот! А её песни каким-то неведомым смыслом могли утешить и при измене, и при предательстве, и при потере.
Мои дни непохожи на праздники,
Мои ночи свирепо скупы…
… Ради бога, скажи, что я лучшая,
Ради бога, скажи, не молчи…»
А вот «Бесприданница»:
«Поспеши, поспеши, легкокрылая, –
Вот и лампы уже зажжены.
Легкокрылая бабочка милая
Без любви, без судьбы, без вины.
… Погоди, погоди, бесприданница,
Ты любила всего одного.
Тот, кто знает любовь без предательства,
Тот не знает почти ничего.»
А вот назидание нашим сыновьям:
«… Молодой – он женщину бьет с размаху,
Ту же самую, впрочем, что с вечера им добыта,
И не кланяется ни страху, ни отчему праху,
И не знает, где сердце, пока оно не разбито.»
… Я листаю книгу с нежными словами Вероники: «Всегда дорогой и любимой Нине Дмитриевне». 2002г.
Хвалюсь? Конечно, хвалюсь! Имею право…
В этой книге много фотографий и семьи Вероники с красивыми детьми и великих людей, с некоторыми она встречалась в поездках по миру. Особо надо рассказать о Булате Окуджаве. Вот песня, посвященная ему:
«И все-таки запомните, молю:
Хотя разлука сердце мне и гложет,
Никто не любит Вас как я люблю.
Никто как я любить не может.
И все-таки я Вас не уступлю,
Пусть солнце жжет, а ветер губы студит.
Никто не любит Вас как я люблю.
Никто как я любить - не будет.»
Как-то очень агрессивно?!
Но вот были гении: Владимир Маяковский, Андрей Тарковский, Булат Окуджава, Владимир Высоцкий и др.
Их можно любить? Можно и должно! Но эта любовь не «бабья», а что-то высшее. И не всем такая любовь дана.
Список встреч по всему миру, по белому свету:
1. С Иосифом Бродским (!) в Нью-Йорке
2. С художником Дэви Тушинским в Париже
3. С Наумом Коржавиным (!) в Бостоне
4. С Евгением Клячкиным в Тель-Авиве
5. С Игорем Иртяньевым в Нью-Йорке
6. С писательницей Диной Рубиной и в Москве, и в Нью-Йорке
Дом у Вероники гостеприимный. На день её рождения собиралось по 20 человек, всем было весело и тепло. Помню, после спектакля прибежал С. Караченцов, он был частый гость в доме.
Помню, как Вероника любила ездить в Польшу.
И вот, что написал о ней Петр Вайль: «Грань исповедальной нескромности в песнях Вероники предельно остра и удержаться на ней возможно лишь при скрупулёзной точности и артистическом изяществе, что и демонстрирует Вероника Долина.» Ах, какие глубокие мысли у этих поляков!..
В Москве мы с Вероникой часто ходили на концерты Елены Камбуровой, Новеллы Матвеевой.
Помню, в день космонавтики был концерт в Доме культуры Военной Академии. Первое отделение было бравурным и шумным. Выступали в каких-то блестящих костюмах и даже в скафандрах! А во втором отделении Елена Камбурова вышла в строгом чёрном длинном платье. Бросила свои красивые руки вдоль тела, не опустила, а именно бросила, и волшебным неповторимым голосом без музыкального сопровождения начала:
«Шумел камыш, деревья гнулись,
А ночка темная была.
Одна возлюбленная пара
Всю ночь гуляла до утра.
А поутру они проснулись,
Кругом помятая трава.
Ах, не одна трава помята,
Помята девичья краса...»
И оказалось, как красиво и проникновенно можно исполнить старинную русскую песню, любимую на всех пьяных русских застольях! Что началось в зале! Сдержанные военные люди аплодировали стоя минут пять и кричали: «Браво, бис!!»
И этот праздник, ощущение счастья связано у меня с Вероникой…
… А потом наступили тяжелые времена. И вероника – нежная, трепетная, мудрая написала вот эту песню:
«Кого-то святость увела.
Кого-то позвала чужбина.
А скольких сытость отняла!
А скольких сытость погубила!
Живут, до времени робки,
Живут, до времени невинны,
Пока невидимы куски,
Пока куски не очевидны.
И до доски до гробовой
Танцуют возле каравая!
Но от тоски от мировой
Война возможна мировая.
Солдаты этой мировой
В поход идут не из-под палки.
Бегут в атаке лобовой,
Друг друга топчут - и не жалко.
Кого-то святость увела.
Кого-то позвала чужбина.
А скольких сытость отняла!
А скольких сытость погубила...»
#
И наконец-то моя любимая, философская песня Вероники (я 40 лет работала гинекологом и насмотрелась на судьбы многих женщин-птиц и женщин-кошек…).
«Мне другую ночь не спится.
Невесёлые дела!
То ли кошка, то ли птица,
То ли женщина была?
То она в огонь глядела,
То, забившись в уголок,
После плакала и пела
Или билась в потолок...
Я подумал : если баба,
Для чего ей два крыла?
А если птица, то она бы
Улететь вполне могла.
Но ходила у окошка
И лежала у огня
То ли птица, то ли кошка,
То ли баба у меня...
Если птица - не годится
Ей стирать и убирать :
Надо же собой гордиться,
Птичью гордость не терять.
Но если вовсе ты не птица
И живешь в моем дому -
То зачем в окошко биться
И кричать, и петь - к чему?
Но она не только пела.
Ясно помню : по ночам
Всё она в огонь глядела -
Жарко делалось очам.
Но если ты - породы дикой,
Для чего тебе крыла?
Ты - царапай, ты - мурлыкай!
А она вот не могла.
И однажды поздно ночью
Растворил я ей окно.
Ну, раз она свободы хочет,
То добьётся все одно.
И - шагнула на окошко.
И - махнули два крыла.
То ли птица, то ли кошка,
То ли женщина была?..»
Спасибо тебе, милая Снегурочка!
За то, что ты была в нашей жизни!