Преображение

 Глава 1
Эта вечная борьба противоположностей внутри не даёт покоя. Уверенность и сомнения, вера и неверие. Бесчисленное множество различных религиозных течений, которые аккуратно внедряются в твой мир, просачиваясь, как вода, заполняют его пустоты. Стоит только позволить себе усомниться в единой истине, как множество различных вариаций перетаскивают по частичке твоё внимание, преследуя одну единственную цель, самую ценную и наиглавнейшую: захватить в свою власть твою веру, наполнить её своей водой, раскрасить в свои цвета.
Верить без оглядки способна только совсем чистая, непорочная душа. Живя в обычном, материальном мире, как часто мы говорим себе: «Стоп!», пытаясь устоять перед искушениями? Трудно обуздать свою плоть, жаждущую удовольствий, сладострастных, развращающих и ослабляющих дух. Услаждая плоть, мы все больше позволяем себе превращение в животное, так легко уступаем лености и так легко отдаёмся во власть неосознанности.
Я все чаше задумывался над этими вопросами. Мне стало совершенно ясно и понятно, почему жизнь тех или иных людей, ещё недавно так тесно соприкасавшаяся с моей, перестала находиться в ее пространстве. Они вышли за пределы ближайшего со мной прикосновения не просто так. Им со мной, также, как и мне с ними, оказалось не по пути. Мы перестали вращаться вокруг одного центра притяжения, а затем постепенно исчезли из поля зрения. Так жизнь отсеивает, как бы фильтрует, слой за слоем, всё и всех, кто не в состоянии способствовать развитию человеческой личности на уровне души.
Православие стало спасением для моей заблудшей души, тем источником знаний, который позволил мне стать на путь духовного развития. Поверив в Постулаты Православного Христианства, я нашёл спасение для себя. Каждое моё утро начиналось с осенения себя Крестным знамением и благоговейного произнесения утреннего Молитвенного Правила. Какое успокоение получала душа во время молитвы, словами описать мне трудно, но только через личный практический опыт общения с Богом, я смог понять и почувствовать ту божественную благость, которую ниспосылает Бог молящемуся. Принять эту благость человек может только в том объеме, до какого сумел расширить границы своей души.
Вера моя была незыблемой. И ни слова иноверцев, как бы ни была сильна аргументация, ни обстоятельства жизни, вводящие меня порой в отчаяние от безысходности, не могли сломить её. Как ни странно, тучи, сгущавшиеся надо мной так часто в моей жизни, довольно скоро сменялись солнцем, лишь только терпеливое ожидание, молитва и все силы души были отданы без остатка, внезапно открывались новые двери, давая возможность пойти в нужном направлении.
Но однажды произошла встреча, которая заставила меня усомниться.
Глава 2
Часто встречи с людьми кажутся, на первый взгляд, абсолютной случайностью, но как удивительно быстро приходит понимание, что случайностей нет. Идя своей дорогой, в направлении, которое выбрал для себя, переходя границы одних людей, покидая их, проникая в мир новых людей, ты продолжаешь свой путь. Тем или иным образом соприкасаясь с гранями личности в человеке, ты продолжаешь прокладывать свой собственный путь, при этом ты и сам для кого-то становишься проводником к пониманию и осознанию каких-то вещей.
Моя встреча с этим человеком принесла мне много радости. Николушка, так я его называл. Мы были знакомы не так давно, но что-то во мне с жадностью впитывало все его страницы, которые он открывал для меня легко и непринужденно. Своей энергией он очаровал меня. В какой-то момент я почувствовал, как многое во мне откликается на присутствие в моей жизни этого маленького росточком человека, такого тонкого, что, казалось, его можно поломать, как карандаш. Но силой, которой он обладал внутри себя, он мог и сам оказать внушительное давление, отчего скорее сломленным можешь оказаться ты сам.
Будучи связанными рабочим проектом, мы много времени приводили вместе. И, конечно же, наше общение выходило за рамки рабочего. Я, как прежде, продолжал посещать Храм.
Однажды ощутив успокоение и благость, которые наступают в душе после Литургии и Причастия, в дальнейшем я старался прислушиваться к себе и без нарочитого упорства, без насилия над собой, дожидался момента, чтобы почувствовать внутри себя зов, какой-то призыв, переходящий в потребность, невыразимую словами, в посещении службы и Причастия. Словно невидимая защита ослабевала, давая возможность полчищу злобных бесов подступить ко мне ближе. Я словно становился более легкой для них добычей. Мысли во время молитвы улетучивались, и она переставала быть такой внимательной, какой она может быть после Причастия.
— Почитай вот эту книгу, — сказал Николушка однажды мне. — Я ее перечитываю уже не в первый раз, ты многое найдешь в ней для себя.
Мое внимание он привлек довольно быстро, и скоро я уже вовсю читал эту книгу, захваченный событиями, разворачивающимися в ней. Увлекательный сюжет, вовлеченность известных личностей, придавал этому роману весомость и значимость. Я читал все свое свободное время, а порой мое чтение уходило далеко за полночь. Утром моих сил едва хватало на своевременное пробуждение, а о молитвенном Правиле на некоторое время я и вовсе позабыл.
По правде сказать, я, конечно же, не забыл, но описываемые события книги, та философия, с которой я столкнулся, очень сильно ввели меня в сомнения. Так сладко были вплетены в сюжет эзотерические нити, как бы между слов, так тонко увлекая в некий неведомый мир, бесконечное пространство которого простирается на множество воплощений человеческой души, что я улетел за этой мыслью. Поначалу она казалась мне небольшой, ненавязчивой, но переходя от страницы к странице, я понимал, что душа моя оказалась на распутье. Настал тот самый момент, когда убедительность фактов, говоривших в пользу многократности жизни человеческой души, подкрепила ту, поначалу казавшуюся такой малозначительной, мысль о соединении людей множеством прожитых жизней, переход из одной жизни в другую, как единый непрерывный процесс, связанный столетиями и цепью событий, приводящих в земную жизнь снова и снова.
Не в первый раз я проверялся на прочность в своей вере. Но если раньше мне встречались люди, неумело и слишком жестко отстаивавшие истинность тех или иных религиозных толкований, отличных от Православных, то в этот раз встреча с человеком превратилась в испытание через роман с многочисленными героями, реально жившими в наше время.
Их жизни, их приключения и становление на пути, прославляющем те же духовные ценности, что и Православном Христианстве, однако все же имеющие существенные отличия, так манили своей яркостью, непредсказуемостью, таинственной силой, что моя душа пришла в смятение.
Утром я ехал на работу на велосипеде. Это более приятно и полезно, чем езда в общественном транспорте или на машине, особенно, если это летний день, теплый и солнечный. Неожиданно сзади на багажник кто-то ко мне присел. Ехать мне стало значительно тяжелее. Но когда я обернулся и увидел Николушку, мне стало как-то радостно. Но, правда, лишь до тех пор, пока я не ощутил усталость. Радость потихоньку улетучивалась.
— Друг мой, ты куда направляешься, — спросил я. — У тебя, кажется, сегодня выходной.
Николушка улыбнулся мне и ответил:
— Я хочу, чтобы ты пошел сейчас со мной, я тебя кое с кем познакомлю.
Спокойно мы доехали до места, где дорога сворачивала, нам же предстояло пересечь проезжую часть, которая располагалась у подножия небольшой горы, на которой мы оказались. Я слегка наклонил велосипед и мы оказались на земле.
— Лучше наверное мы дорогу перейдем пешком, если не хотим, чтобы нас размазали по асфальту. — сказал я Николушке, улыбнувшись.
Он кивнул, соглашаясь. Мы перешли дорогу и, пройдя несколько шагов, оказались перед ступеньками, ведущими в какое-то темное помещение.
— Нам туда. — сказал Николушка, указывая мне на вход.
Я попытался пройти по ступенькам с велосипедом, но оказалось, что проход узковат. Пройдя немного в сторону и завернув за угол, я, идя по наитию, наткнулся на стоянку для велосипедов. «Жаль, — подумал я, — что у меня нет цепочки и замка». Но каково же было мое удивление, когда я обнаружил висящую совершенно свободно цепь с замком, из которого предусмотрительно торчал ключ. Я был очень удивлен, что для посещения этого таинственного места, куда меня пригласил Николушка, заранее придумали и такие удобные приспособления. Меня это порадовало.
Я вернулся к ожидавшему меня Николушке, и мы спустились в полную темноту. Сказать, что мне было страшно, когда я проделывал свои шаги по ступенькам вниз, в неизвестность, я не могу, так как все произошло стремительно, я не успел испытать никаких эмоций, кроме удивления, когда мы оказались внутри. Я увидел, что там много людей, все они сидят за столами, как в библиотеке, и изучают какие-то книги. Ко мне подошла женщина, держа книгу.
— Посмотри, чем мы все здесь увлечены. Вот, держи, — сказала она, протягивая мне книгу.
Я взял массивную, далеко не новую книгу, открыл ее на середине и весь текст слился у меня перед глазами. Я не видел Николушку, лишь чувствовал, что он стоит со мной рядом. В этот момент зрение мое словно восстановилось и из всего текста, который предстал перед моими глазами сплошной стеной из букв, отчетливо и ясно я смог прочесть слово, написанное большими буквами: «ШАМБАЛА».
Утром всегда так радостно, новый день подарен Богом, сколько с этим днем подарено открытий, возможностей познать что-то, чего до этого не знал. Но как же печально, когда свое утро тебе приходится начинать с ощущения, что ты заблудился, что ты сбился с пути, что так стараясь подняться своим духом выше, ты вдруг вышел из состояния покоя и умиротворения, позволил неким силам войти в твой разум и повести тебя, позволил себе жить на чужой волне, не заметил, как эта волна стала твоей.
Как легко я позволил Николушке отнять у меня самое дорогое. То, что я по крупицам взращивал в себе, через многократные молитвенные часы, когда мне, не заслужившему ничем в своей жизни, было подарено ощущение счастья, счастья абсолютного, ничего не требующего взамен, пусть на мгновение, но мне позволили коснуться той чистоты и святости, в пространстве которого постоянно живут души святых — веру. Мою веру во Единого Отца Вседержителя. В бессмертие человеческой души, ее уникальность и неповторимость.
Все ближе подступали силы тьмы. Зная мои слабости, они всегда знают, как вывести меня из равновесия. Но также знают, что теперь этого мало. Чем крепче душа в своей вере, тем мощнее оружие используют против ее крепости. В этот раз столкнуть в пучину страстей меня было легче, чем прежде. Я давно не был в Храме, прошло более двух недель, третья была на исходе, а я, увлекшись новыми знаниями и войдя в состояние сомнения, отгонял мысли, звучавшие в моей голове, как назойливую муху.
Энергия страха мощнейшая, я всегда это знал. И первое, что начинает вытворять дьявол, это вызывать чувство страха в твоей душе. Беззащитная, она не в силах противостоять, и начинает мандражировать. Я всегда держал в мыслях своих защитное оружие против этих сил в виде Иисусовой молитвы. В эту ночь она снова помогла мне побороть страхи, которые уже родились во мне. Но, находясь в полусознательном состоянии, как оказалось, открыта незримая дверца в человеке. В такой момент ослабевает тонкое тело, границы его размываются и проникнуть в чертоги человеческой сущности силам тьмы не представляет труда.
Сон, в котором я побывал и где мне показали путь, который мне представляется возможность выбрать, имеет одно центральное слово, опираясь на которое я словно овладеваю ключом к знаниям. И сразу после пробуждения я понял, что означал мой сон, где я взялся везти Николушку на велосипеде, оплачивая таким образом своей собственной энергией, своей духовной силой, тот путь, который привел нас в так сильно желанное Николушкой место. Да, мне понравилась та тишина и спокойная, миролюбивая обстановка. Мне было хорошо там. Но одного я не мог понять. Почему путь в это место — это путь вниз. И почему, спускаясь с Николушкой по ступенькам в то помещение, находящееся ниже уровня земли, мы погружались в абсолютную тьму?
Глава 3
Тем временем книга, которую я читал по совету Николушки, увлекала меня в мир хитросплетенных судьбой жизней героев и разнообразных перипетий. Герои день за днём преодолевали различные препятствия, испытания, которые устраивались для них, чтобы выявить в них личность, внутреннюю силу и закалить волю. Некоторые из них вырастали из своей невидимой оболочки, выходили за ее пределы и таким образом расширяли ее границы, границы своего невидимого поля, делая его плотнее… Увлекательно, очень.
Но все-таки я словил себя на мысли, что после увиденного мной сновидения отношусь к повествованию как к художественному вымыслу, не более чем. Хоть всюду по ходу текста аккуратно вплетены мысли из писем Е. Рерих, все же я для себя решил, что знания о каком-то ином видении мироздания и человеческой душе, отличном от заложенных в Православии, лишними не будут и не смогут сбить меня с толку.
— Андрей, а почему ты называешь Николая Николушкой? — спросил меня как-то мой друг Сашка. — Ведь он далеко не Николушка.
— Не знаю, наверное потому, что любовь слепа и глуха. — ответил я, — Мне приятен он, знаешь, как человека, я его полюбил, он такой смелый, яркий, неординарный.
— А ты никогда не замечал за собой, что часто разочаровываешься в людях? Сначала ты ими очаровываешься. Ну а потом, когда узнаешь лучше, приходит разочарование.
Нам принесли кофе и десерт. Под лучами утреннего солнца, сидя за столиком открытого кафе, мы с Сашкой часто встречались обсудить наши дела и проблемы.
— Знаешь, ты прав, я действительно разочаровываюсь в людях, но не только потому, что позволяю себе очароваться ими, но ещё и потому, что подпускаю их слишком близко к себе. Видимо, на большей дистанции не так видны изъяны.
А про себя я подумал о том, что все-таки некоторые люди, такие, например, как Сашка, мой Сашка, мой друг, мой самый близкий, мой самый верный друг, ни разу не разочаровал меня. Как же такое возможно? Дистанция между нами сведена к минимуму, мы друзья с юности. Такой преданности я не встречал ни до, ни после нашего знакомства с ним ни в ком другом.
— Я подумаю, возможно, Николушкой я больше не стану его называть.
Мы выпили чёрный кофе, с удовольствием съели свои пирожные и оправились на прогулку по набережной. Туристов летней порой все больше, город гостеприимен и вмещает в себя всех желающих, независимо от нации и вероисповедания. Отчего же для меня имеет такое значение, к какой религии соотносится моя душа?
— Знаешь, я так устал, — сказал мне Саша, — мне приходится много работать, а денег все равно мало. Я не могу позволить многого ни себе, ни Полинке.
— Мне жаль, я бы хотел тебе помочь, но не знаю как.
Мы шли какое-то время молча. Здорово, когда, находясь рядом, люди в молчании не испытывают дискомфорт, словно общение и не прекращалось, оно приобрело новую, бессловесную форму.
— Когда я остался без денег и без работы, ты ведь знаешь, я обращался к Святым, просил о помощи, читал Акафисты. Когда я обращался к Богородице и Иисусу Христу, помощь приходила по меркам вселенной очень быстро, можно сказать, молниеносно. Я получал то, чего достоин. Я хотел бы посоветовать тебе Молитву как спасение. — я взглянул на Сашку, — Но ты разуверился, твоя вера перешла в другую плоскость, вне Православия. — сказал я ему.
Он задумался над моими словами, думая, что ответить. Волны Невы шумно разбивались о гранитный берег. Корабли устремлялись в Залив, разрезая водное полотно. Ветер приятной прохладой дышал в лицо, а чайки, расправившие крылья, парили на потоках летнего воздуха.
Мы с Сашей часто понимали друг друга без слов. Что он мог ответить мне? Будучи крещённым в детстве, во взрослом возрасте вдруг почувствовал необходимость подкрепить себя знаниями. Не мог поверить он, не получив знаний в том или ином объеме, сравнить, проанализировать. Метод сравнения, как он всегда говорил, и анализа ещё никто не отменял. Почитав массу литературы, прослушав бесчисленное множество всевозможных лекций, знания он, безусловно, получил. Но не веру. Не раз он посещал Храм вместе со мной. Готовился и проходил Таинства исповеди и Причастия святых Христовых тайн. Но так ничего и не смог почувствовать в себе. Не смог ощутить, как наполнился Духом святым, не почувствовал благоговения, прикасаясь к святыням, ничто из Православной традиции так и не нашло отклика в его душе. Скоро он перестал посещать Храм. Как бы я не уговаривал, эффект был нулевым.
И однажды я отступил. Решил, что настаивать нельзя, иначе у меня не останется ни единого шанса потом, в будущем. Каждый, подумал я, должен идти своим путём и найти вход, тот единственно верный, сам.
Видя, как тяжело Саше даётся зарабатывать деньги, я понимал, что нужны какие-то действия, усилия с его стороны. И единственное, что мог советовать я, неоднократно испытавший на себе скорую помощь высших сил, сил небесных, была молитва. Ведь мы оба начинали когда-то, находясь в абсолютно равных условиях.
«Ты просто родился под счастливой звездой» — говорил мне Саша. Или «Ты везучий», — говорил он мне, смеясь. Я никогда не замечал в нем зависти к себе, я знал, что, имея в распоряжении меньшую сумму, Саша научился быть довольным ею, был благодарен и за это. Да, он не хватал звёзд с неба, но в этом я видел его житейскую мудрость. В какой-то момент мне дано было больше, гораздо больше, но я разбрасывался деньгами, как транжира, тратил бездумно на ненужные вещи. В итоге, с разными возможностями, с большой разницей в доходе, но мы были все же в одинаковом финансовом положении. Умея хорошо распоряжаться деньгами, Саша все-таки в глубине души хотел разбогатеть, но почему-то богатство к нему не шло. Часто размышлял я, почему в слове «богатство» присутствует слово Бог?
Почему на интуитивном уровне я дал совет Саше просить для себя в Молитвах высшие силы, Святых, Матерь Божию, Самого Иисуса Христа, а он промолчал и не ответил? Ответа сегодня я так и не услышал.
Глава 4
Прошел год. События, которые развернулись в моей жизни за этот прошедший год, очень сильно потрясли все мое существо. Закончив проект, над которым мы работали совместно с Николаем, которого долгое время я называл Николушкой из-за большой моей любви к нему, как к человеку яркому, интересному и вызвавшему во мне бурю самых разнообразных эмоций, всколыхнувший мое сознание, тронувший меня до глубины души.
Мы разошлись по разным берегам. Но в памяти моей продолжал храниться образ человека, который в духовном плане заставил меня поколебаться. И, несмотря на то, что общение наше прекратилось, я по-прежнему хранил его номер телефона и при желании мог ему позвонить. Но все те события, которые нагрянули внезапно в мою жизнь, словно вырвали меня из той реальности, где я жил своей счастливой, размеренной жизнью и желал продолжения нашего общения.
Не раз мой Сашка говорил мне:
— Ты слишком переоцениваешь его, лично я не считаю его таким уж выдающимся, довольно хамоватый тип, по крайней мере, таким он показался мне при нашей встрече. Присмотрись повнимательнее.
Я и Сашке верил, он гораздо мудрее меня, но и чувствам своим очень хотел верить.
Однако, случилось так, что спустя год жизнь снова свела нас с Николушкой. Рабочий проект, который соединил нас в единой точке, позволил мне убедиться в правильности предположений Сашки о моей чрезмерной любви к этому непростому человеку. Выяснилось, что и телефон мой он удалил.
— Ну, видимо, из-за ненадобности. — с усмешкой сказал мне Николай, когда я попросил позвонить мне, а оказалось, что моего номера у него давно уже и нет.
Вот так наступило мое отрезвление. Не все люди отвечают нам взаимностью. Но они и не обязаны. Вот только осознавать это всегда больно.
— Нельзя верить людям, ты знаешь, вокруг практически не осталось нормальных людей. Лгут, изворачиваются. Запомни: кругом — враги. — сказал мне однажды заказчик моих услуг Кирилл, который оказался в каком-то смысле моим учителем-мучителем в этот страшный для меня год.
Я посмотрел тогда на него и, удивившись ужасно, возразил ему:
— Не все. И не всегда. Разве можно всех людей под одну гребенку?
Он не ответил мне. Суетливый, он забегал на объект лишь за очередной порцией наличных, да «нехорошим», «лживым» и «изворотливым» людям дать моральной затрещины. По первости я к таким людям тоже, видимо, относился. Однако, вместо моральных затрещин я больше награждался абсолютным игнором. Свои честно заработанные деньги люди в его компании выбивали с боями. Страсть к деньгам настолько поглотила Кирилла, что он в какой-то момент, обманув кого-то единожды и не получив за это должного возмездия ни от людей, ни от проверяющих органов, ни от самой жизни, он позволил себе мысль, что является баловнем судьбы.
Так замечательно складывался его бизнес не в первый раз. Некоторое время назад он, задолжав своим работникам, всем своим поставщикам кругленькую сумму, сбежал, исчез бесследно и это сошло ему с рук. Пришлось, конечно, поделиться немного, чтобы не лишиться жизни, с теми, кто знает, как тебя найти и где тебя найти, невзирая на то, что ты сменил фамилию и место жительства. Превратившись из Безродного в Иванова, он растворился в многомиллионной толпе однофамильцев и был таков.
В этот раз свой бизнес он строил примерно по тем же правилам. Выгонял людей безжалостно, не выплачивая им их добросовестно заработанные деньги. И, несмотря на то, что расчет за свои деяния жизнь все-таки взяла в виде отнятого желудка, выводов, судя по всему он так и не сделал. Но это его история. Моя же история с ним заключалась в том, что я оказался среди тех многочисленных сотрудников, чей труд он использовал ради своей собственной наживы и, не посчитав нужным учесть тот факт, что рабство давно отменено, ввел свои негласные правила. Согласно этим правилам, ты должен был работать и о деньгах даже не заикаться. Если барин посчитает нужным как-то тебя поощрить, он сам решит, как и когда.
Таким образом, прошел мой год, половину из которого я потратил на испытания в виде Кирилла и его системы. Не рассчитывая, что смогу получить свои деньги, я в один день оставил все и ушел. Свою работу я выполнил и считал, что ничего не должен. Совесть моя была чиста.
Покинув свое, как я считал, место для отбывания наказания, потому что никак по-другому я не мог себе объяснить такой жесткий поворот в моей судьбе, я пытался проанализировать, что же со мной произошло и почему. Странно думать, что это было самым обыкновенным стечением обстоятельств. Я не питал иллюзий, я понимал, что что-то я делал не так.
Но как понять, что? На этот вопрос мне еще предстояло самому себе ответить.
Глава 5
Долго размышлять над тем, что же в своей жизни я сделал не так, мне не пришлось. Я понимал, что далеко не безгрешен. Бывали и в моем сознании помутнения.
— Помнишь, ты все ругал Романа Семеныча? Недовольствовал, говорил, что слишком высоко себя несет. — спросил меня Сашка, когда мы встретились с ним в очередной раз.
— Да, теперь я, кажется, понимаю, что все познается лишь в сравнении. — ответил я.
Мы вновь шли по набережной Невы. Солнце лучами касалось золотых куполов Исаакия, который возвышался над домами на противоположном берегу, ослепляя своим ярким летним сиянием. Туристы шли небольшими группами нам навстречу. Мы расступались, невольно прерывая наш разговор.
— Когда позволяешь себе ропот и не довольствуешься тем, что имеешь, получаешь урок, который должен научить тебя с благодарностью принимать все, что дается тебе в жизни. — сказал мне Сашка, — Видишь, я не зарабатываю много, но я благодарен и тому, что имею.
— Да, я действительно осуждал Романа, — задумчиво произнес я, — и ведь что интересно, я постоянно ловил себя на мысли, что судить его превратилось в мой каждодневный ритуал. Мысленно, с коллегами, про себя, вслух… И ведь я ходил каялся на Исповеди, но продолжал, словно робот с заведенным механизмом. Он ведь человек интеллигентный, доктор наук, а я считал его за его косноязычие и порой витиеватость в высказываниях человеком странным и двусмысленным. Я не мог тогда понять, что он своей добротой разрушил границы между нами и, спустившись на наш обывательский уровень со своей ученой высоты, как-будто дал нам право судить его.
— Вот это да, — воскликнул Сашка, — Это как надо было тебя помотать, чтобы ты сравнил и понял. — он засмеялся и я вместе с ним.
Мы оба понимали, что имеется в иду. Мы шли неторопливо, корабли проплывали туда и обратно, большие круизные Лайнеры пришвартовывались в гавани и давали приветственный гудок. Мы остановились посмотреть, как огромная махина высотой с многоэтажное здание пересекает водное полотно Невы и медленно входит в порт. Мы молча наблюдали и радовались, что можем не торопиться и наслаждаться выходными рядом с друг другом.
— Давай на катере? — спросил меня Саша. — Давай, я давно хотел. — ответил радостно я.
Мы дошли до первого причала и отправились на прогулку по мирным волнам Невы на прогулочном катере с такими же отдыхающими, как мы. Ветер своей приятной прохладой обдувал лицо, и в этот солнечный день я был необыкновенно счастлив рядом с моим другом, который своим присутствием всегда вносил в мою жизнь рассудительность и мудрость. Прогулка длилась чуть более часа, мы любовались красотами города и хоть не в первый раз я, качаясь на волнах, шел Невой, но каждый раз мое сердце переполнялось необыкновенным чувством радости и счастья. В этот раз особенно.
— Ты радуешься, как ребенок, — сказал мне Сашка, — а ведь взрослый мужчина уже.
— Разве это возраст? У души нет возраста.
— Да, ты прав, конечно. И мне хочется верить, что ты научишься быть более внимательным к людям, отсеивать навязанные эмоциями впечатления о них, ведь так, как Николай сумел тебя облапошить, сможет любой мало-мальски разбирающийся в психологии. Не будь таким доверчивым. Ну постарайся уж. — с улыбкой говорил мне мой друг.
Я знал, что Сашка, еще совсем недавно перенесший сложнейшую операцию, чудом остался жив, любит меня искренне, по-дружески, и все же я всегда удивлялся, насколько широка его душа, ведь так, как он любил меня, он любил практически всех людей, с которыми так или иначе свела его жизнь. Может быть, конечно, в силу своей профессии, он привык быть слушателем, привык, что ему жалуются на болезни, на боли физические, а часто и душевные. Он не отталкивал людей, но, будучи врачом, старался им помочь, насколько ему хватало его знаний. А знаний у него было немало. С отличием окончив медицинский университет, он любил свою профессию и отдавался своим пациентам без остатка. Я хотел бы перенять хоть самую малость у Сашки, как я, любя, его называл, той доброты, которой он наполнен до краев, которой он светится, но понимал, что мне до него очень далеко.
— Развитие, — сказал мне он, когда наша прогулка на катере приближалась к концу, — это самое главное, что должно происходить в жизни человека. Развивайся. Ты уже продвинулся немножко вперед. И я за тебя очень рад. Видишь, как после тяжелого испытания переменилась твоя жизнь?
— Да, вижу. Если бы я знал год назад, что своим бесконечным суждением и недовольством я выстраиваю фундамент для реальности, где все, что я так неистово осуждаю, оживет и нанесет мне ответный удар, я бы смог остановиться, как думаешь? — спросил я его.
— Сложный вопрос. Как ответить на него, похоже, я не знаю.
Мы зашли в небольшой уютный ресторанчик пообедать, и наша беседа продолжилась в более спокойной, приятной атмосфере.
— Скорее всего, — продолжил Сашка, когда мы расположились за столиком, ожидая, когда принесут наш заказ, — ты не остановился бы. Видно этот процесс длился слишком долго, ведь ты несся, как поезд, которому не свернуть. Признайся честно самому себе, что если бы не появился этот злосчастный Кирилл Безродный, который в сущности мошенник, ты никогда не смог бы оценить Романа Семёныча со всей его витиеватостью. Несмотря ни на что Кирилл, по сути, был тем учителем, который преподал тебе урок. Возможно, и здесь, вместо того, чтобы проклинать его за потерянное время и деньги, я понимаю, что немалые, но все-же стоит поблагодарить судьбу за возможность, за знания, за опыт, за силу, которую ты накопил за время своих испытаний.
Я смотрел на него в ту минуту и мне было горько и больно, я осознавал, что прощать врагов — это наивысшая степень доброты.
— Саш, я не готов. Может быть, когда-то я прощу, но сейчас, в эту минуту, я не могу. Ну нет во мне столько доброты, сколько есть в тебе, чтобы я смог отнестись к этому так, как ты предлагаешь — сказал я чуть ли не со слезами на глазах.
Саша увидел, что своим высказыванием он будто обнажил мне рану, которая никак не заживет.
— Прости, друг, видимо, слишком рано. Но ты потом поймешь.
Тогда, в тот момент, сидя на мягком ресторанном диване, я расстроился, несмотря на чудесно проведенное время, на волны, катер, чайки, чудесные виды любимого города, фонари вдоль дороги, которые безмолвно выстроились в ряд, а теперь — спокойная, приветливая обстановка, звуки музыки, мой дорогой друг Сашка, которого все называют не иначе, как Александр Максимович, все это предстало предо мной в ту минуту в ином цвете. Вот как обида, засевшая внутри, где-то глубоко, может изменить очертания дня.
— Слушай, да ты даже в лице переменился, друг, ты чего? — спросил взволнованно Сашка.
— Да нет, ничего, просто я сейчас понял, насколько я духом слаб.
В это мгновение нам стали приносить различные вкусности, от запаха которых, аппетит разыгрался не на шутку. Мы принялись за наш обед и вскоре довольные пили зеленый чай с мелиссой и превосходным десертом. И настроение, так легко покинувшее меня, вернулось назад. Я снова был счастлив. Наступил вечер. Я вернулся домой и никак не мог понять, одна мысль не давала мне покоя: как простить своего врага? Как вообще это возможно по-настоящему?
Ответ на свой вопрос мне предстояло узнать чуть позже.
Глава 6
Снова и снова я возвращался мысленно в тот день, который мы провели с Сашкой. Выходные пролетели очень быстро, наступили будни. Я все размышлял над вопросом, не в состоянии понять своим умом, как человеку в действительности справиться с нанесённой ему обидой и простить того, кого считаешь своим лютым врагом. Подставь другую щеку, так это называется?
Проходили дни, неделя за неделей, я продолжал чтение молитвенного Правила и в один прекрасный момент вдруг ощутил необычайную легкость, это была легкость в душе. Словно груз, который я нёс, исчез. Он исчез сам собой. Да, после разговора с Сашкой я поставил перед собой цель и сформировал намерение избавиться от чувства обиды, так давящей на меня изнутри, но никак не ожидал, что через ежедневный труд молитвы ко мне вдруг так быстро придёт облегчение моей душевной ноши. И снова молитва чудодейственным образом помогла мне обрести почву под ногами.
Я понял, что забывать об этом нельзя. Я благодарил теперь за опыт, за каждый прожитый день, за испытания, что Бог посылает мне и силу, которой вознаграждает, если испытание пройдено достойно. Сашка ушёл с головой в работу, да и семья остро нуждалась в его внимании, поэтому вырваться лишний раз на встречу со мной он не мог.
Я заехал к нему на работу, в клинику, где он работал. Он нашёл немного времени, чтобы поговорить со мной. Я привёз фрукты: сладкую, ароматную дыню, сочные груши и виноград для его дочери. В последнее время он часто говорил мне о проблемах в отношениях с ней. Как мог, я хотел поддержать его и передать для неё мой сладкий фруктовый привет. Она любила меня, мы с ней легко ладили, и я знал, что ей будут приятны мои знаки внимания.
— Если бы я был моложе, я бы в тебя влюбился. — сказал ей как-то я.
Она посмотрела на меня своим юным, нежным взглядом, пытаясь быть серьезной, но не удержалась и засмеялась, да так звонко, что и я захохотал вместе с ней.
— Ты так повзрослела, Полина, — продолжал тогда я, — такая красавица стала, небось мальчишки прохода не дают? — Да нет, — отвечала мне Полина, — дают.
И мы снова весело засмеялись. — Поиграй мне, — сказал я, — можно тебя об этом попросить?
— Конечно.
Она подошла к инструменту и пальцы, взлетев, аккуратно коснулись клавиш фортепиано. Полилась нежная музыка, тонкая, не слишком громкая, уносящаяся куда-то в небеса, душа моя, словно легкое воздушное облако, полетело, и я, забыв обо всем на свете, стремился за чарующими звуками музыки. И как будто сам на время зазвучал. Вот солнышко медленно выглянуло из-за леса, лучами своими проникая все дальше и заполняя своим мягким утренним светом все вокруг, пробуждая цветы и травы, птиц, уснувших в своих гнёздах. Природа постепенно пробуждалась от сна и встречала новую зарю. Солнышко поднялось повыше и уверенно засияло в небе. Я слушал, закрыв глаза, и был в полном восторге от чудного произведения, которое играла мне в тот день Полина, такая утонченная, хрупкая девочка.
— Чьё это произведение? — спросил я.
— Это Глиэр. «Утро», — ответила Полина.
Ещё поиграв мне немного, нас пригласили пить чай, и мы на время прервали нашу беседу один на один. Через некоторое время мы снова остались с ней наедине.
— Расскажи, как твои успехи в школе?
— Да что рассказывать, даже не знаю. Все хорошо как будто. Но…
— Что значит «но»? — уловив сомнения в её голосе, подхватил я.
— Не могу встроиться в новый класс.
— Трудности в общении?
— Нет, не то, чтобы трудности, скорее непонимание. Но это в двух словах не объяснить. — говорила Полина.
— Что за трудности? Расскажи, мне очень интересно. — увлекаясь темой разговора, попросил я.
— Ну, знаете, дяди Андрей, вот были бы у нас в классе все такие добрые, как вы, как мой папа, на все остальное можно было бы прикрыть глаза. — начала она, — но, к большому сожалению, мои одноклассники совсем не такие. С учителями ведут себя дерзко, я бы даже сказала агрессивно. Но, правда не все. Больше всего меня удивляют те мои одноклассники, которые при учителях ведут себя прилично, улыбаются им в глаза, а за их спиной поливают такой грязью, что приходишь в ужас. На следующий день при этом или даже в этот же день, если они вновь столкнуться с этим учителем, с нашей классной, например, то ведут себя приветливо, с улыбкой, искренней, неподдельной, как-будто не было всех высказываний по ее поводу.
На какое-то мгновение Полина замолчала, посмотрела на меня внимательно, словно проверяя, интересно ли мне все то, о чем она говорит, и как бы спрашивая взглядом, что это, как реагировать на это. Но потом продолжила:
— В такой ситуации я не знаю, как себя вести. Ребята смотрят на меня и словно ждут от меня, что я поддержу их, и продолжу начатое ими. Но мне все это так неприятно. Возможно, в чем-то они и правы, наши учителя, бывает, перегибают палку, дают невразумительные задания: «Поди туда, не знаю, куда, принеси то, не знаю, что. Или: спроси, не знаю, у кого, не знаю, что».
Последнее предложение прозвучало так наивно и по-детски непосредственно, что я улыбнулся. Полина взглянула на меня и ей тоже стало смешно от ее собственных слов.
— В общем, — продолжала она, — меня это все смущает, и я не знаю, как мне себя вести.
— А как в действительности ты относишься к своим учителям, к классной, например? — спросил я.
— Я отношусь к ним с уважением. Мне кажется, что если бы я относилась к учителям по-настоящему плохо, мне было бы очень трудно улыбаться им в глаза, тогда, когда за спиной пять минут назад я усердно перемывала им косточки, распускала сплетни и преувеличивала какие-то их промахи стократно.
Мне стало понятно, что юной девочке, чья душа ещё не знает человеческой грязи, тяжело приспособиться среди уже успевших подгнить изнутри своих сверстников.
— Я слушаю. — снова продолжала она, — и молчу. Но сейчас ситуация накалилась, мои одноклассники стали все чаще вызывать меня на подобные разговоры, как бы провоцировать. Им непонятно, я в их лагере или нет. Хотя я предполагаю, что некоторые из них обо всем сообщают нашим учителям и они в курсе, кто и как к ним в классе относится.
Система двойных стандартов меня и самого выбивала из колеи. Я всегда считал двуличие одним из самых мерзких пороков. Трусость и малодушие толкают людей на то, чтобы они занимали позицию в зависимости от ситуации. Находил ли я в этом себя? Мне было стыдно и горько признавать тот факт, что я, став взрослым и более умудрённым опытом, пройдя такую колоссальную школу жизни, приобрёл эту способность хамелеона.
Когда я задумывался над этим, я реально страдал, но оправдывал своё двуличное поведение сложившимися обстоятельствами. Так мне было легче, когда я вспоминал себя в школе, в армии, затем в университете, затем ещё во многих и многих местах, где мне довелось побывать.
— И что же ты думаешь делать? — спросил я Полину.
Она посмотрела на меня, улыбнулась и пожала плечиками. Все же она пока ещё ребенок, она дочь моего лучшего друга. И пусть между мной и Сашкой есть разница в возрасте и опыте, и он наверняка смог бы дать ей более ценный совет, чем я, но она открылась мне, открыла мне проблему, которая ее беспокоит, и я относился к ней, если не как к своей собственной дочери, то как к своему близкому другу.
— Если я не знаю, как себя вести, я слушаю голос совести. — сказал ей я.
— А это как?
— Это голос, который звучит внутри тебя. Через этот голос сам Бог разговаривает с тобой.
— Правда?
— Правда. Жаль, конечно, что твой папа неверующий.
— Нет, почему же, он верующий, он перед каждой своей операцией просит Бога о помощи, я сама слышала.
Это было для меня открытием в тот день. Выходит, мои усилия когда-то были не напрасны. Да, пусть Сашка так и не начал посещать Храм, но в глубине души есть в нем все-таки вера. До этого момента я этого не знал.
— Очень хорошо, даже замечательно, — сказал я тогда ей, — ты даже представить себе не можешь, как я этому рад. Ну тогда наверное твой папа сможет тебе объяснить потом, что же это за голос такой — голос совести.
— Ну, в общем-то, я уже примерно поняла.
— Когда ты будешь поступать не так, как он тебе велит, ты почувствуешь внутри себя досаду, какое-то разочарование в самой себе. Это чувство тебе пока наверное неведомо и пусть оно никогда не станет тебе известным, но это равносильно предательству. Знаешь? Только когда поступаешь не по совести происходит предательство не кого-то, а самого себя.
Я посмотрел на часы, время было позднее, я понимал, что пора уходить. Я встал с мягкого дивана и сказал, обращаясь к Полине:
— Мне очень жаль, но мне пора.
— Как? Вы же только что пришли. Пожалуйста, останьтесь. Я хочу ещё кое что с вами обсудить. Папа почти все время на работе. А когда дома, мы мало общаемся на эти темы, он считает меня слишком маленькой, оберегает, а я хочу знать больше.
— Милая Полина, ты узнаешь больше в положенное время. — сказал ей я. — Главное, что ты должна запомнить из сегодняшней нашей беседы, так это то, что высоким людям часто приходится идти против толпы.
— Высоким, это же вы не про рост, правильно я понимаю?
— Не про рост. Хоть ты высокая девочка, но я про рост не в физическом смысле этого слова. Если в тебе зазвучал протест против двуличия, против лицемерия и лживого поведения, значит, твоя внутренняя чистота сохранилась в тебе. И нужно стараться ее беречь. Я дал тебе совет, как. Об остальном мы поговорим с тобой в следующий раз, договорились? — спросил я.
— Конечно! — с радостью в голосе ответила Полина. — Я буду ждать вас с нетерпением.
— Нет уж, ты жди с терпением, — сказал я, смеясь, тихонько нажав пальчиком на кончик ее носа.
В тот вечер я ушёл. И пока шёл домой, я все думал о том, а насколько часто я сам прислушиваюсь к голосу совести? Слышу ли я его в себе? Осталась ли во мне хоть капля той чистоты, что есть в Полине? Я шёл неторопливо, была суббота, я наслаждался вечерней прохладой и красивым закатом, разлившимся по всему небу в мягком розовом сиянии. Говорил ли со мной Бог через мой голос совести? Слышу ли я его? Я шёл и размышлял над этими вопросами. Ответ тихонько звучал в глубине моей души. И мне предстояло его услышать.
Глава 7
Многие мысли посещали меня в тот период, многие вопросы не давали мне покоя. Я спрашивал себя, зачем я живу, в чем смысл моей жизни, для чего я живу, для кого?
Долго я шел к этому состоянию сознания, состоянию осознанности. Мне вспоминались мои приключения, в которые я попадал в разные периоды своей жизни, удивляясь, как вообще остался жив. Но даже придя к своей более-менее осознанной жизни, я все же позволил себе мысленно возвыситься над другими. Я смотрел на своих друзей, как на бесцельно прожигающих свою жизнь приземленных созданий. Мне казалось, что, открыв двери в духовный мир, я поднялся на ступень выше.
Я смотрел на многих из моих друзей и где-то в глубине души осуждал их. Кого-то за чрезмерную любовь к женщинам и их бесконечные сексуальные похождения, кого-то за пустословие и праздность, за леность, бессмысленную трату жизни в ресторанах, ночных клубах. Избавиться от осуждения мне самому мысль тогда в голову не приходила. Гораздо позже я познакомился со своим пороком суждения. В ту пору я летел на крыльях своей гордыни, тщеславился своими достижениями по работе, сданными объектами и приличным вознаграждением. Женщины входили в мою жизнь быстро и так же быстро из нее исчезали. С некоторыми мне удавалось сохранить дружеские отношения, многих я оставил оскорбленными своим нежеланием связывать свою судьбу с ними, но не считал себя чем-то обязанным.
Мое подлое нутро раскрылось мне самому по прошествии большого количества времени. Я успел обзавестись семьей и, не имея представления, как жить вместе, когда накаляются страсти, наша семейная идиллия затрещала по швам. Возвращаясь домой, я чувствовал пустоту и пропасть, которая возникала между нами. Мы все больше отдалялись и приняли решение разойтись, когда поняли, что нам вместе не преодолеть эту пропасть.
Чувствуя вину за жизнь, в которую я вошел и не сумел сделать счастливой, я предложил на какое-то время разъехаться без развода. Мне казалось, что женщине сложнее психологически, если она перестает чувствовать себя понятой, если ее не стремятся понять и почувствовать, поэтому хотел таким образом дать нам хоть один шанс на то, что мы сможем преодолеть препятствие в виде духовной прохлады, образовавшейся между нами.
В глубине души я продолжал ее любить и понимал это, я знал, что моя любовь взаимна. Однако, мне не хватало знаний, чтобы удержать тот бурный поток энергии, который бурлил во мне и ей, видимо, тоже. Так мы разъехались, и не виделись уже довольно давно.
Меня пригласили на день рождения. Мой друг праздновал свой день рождения на даче и пригласил всех нас к себе. Мы объединились и купили один подарок от всех. От угощений кружилась голова. Его жена, Ирочка, всегда такая хлебосольная, в этот раз, казалось, решила превзойти саму себя. Дав волю своей кулинарной фантазии, она приготовила блюда на самый изысканный вкус, чем, конечно же, нас, «холостых», привела в полный восторг. Я мало пил в своей жизни, в этот вечер я мало закусывал. И не помнил потом, как перетанцевал со всеми дамами, которых пригласили мои друзья, как горланил песни, пытаясь перепеть поющих музыкантов, как, выйдя из дома без верхней одежды, бегал по улице, радуясь снегу и звездам в небе, отчего всех присутствовавших поверг в полное недоумение.
Наблюдать за мной было самым увлекательным зрелищем в тот вечер, только я один об этом даже не догадывался. Я вообще не понимал потом, где в действительности был я? Если человек алкоголем отключает свой разум, то что происходит с его душой, думал потом я? Где она в этот момент? Почему человек не слышит ее голос, который говорит «Хватит, остановись».
Вдруг вспомнил, как неожиданно для самого себя заблудился среди дач в поисках дачи Андрея. Сто раз я был на его даче, на шашлыках, в бане, когда просто отдыхали своей компанией, но никогда я не терялся так, как я потерялся в тот день. И в прямом, и в переносном смысле. Вспомнив, как я попросил водителя такси остановиться в нужном, как мне казалось, месте, как шел я по сугробам по нерасчищенной дороге, как долго ходил между домами, не в состоянии сориентироваться и выбрать правильное направление, я понял, что в тот момент и звучал голос моей души, которая отчаянно сопротивлялась и не желала моего падения в тот вечер.
Отравление было такой силы, что всю дорогу, пока такси везло меня ночью домой, меня рвало. Меня начало мутить еще на даче, но каковы окажутся последствия моего чрезмерного алкогольного возлияния, я даже не предполагал. Ночью меня буквально вывернуло наизнанку. О том, чтобы уснуть, в ту ночь не было и речи. Оставшись один на один с собой и своим состоянием, я потихоньку начинал трезветь. Закрывая глаза, мне мерещились огненные крылья. Мне казалось, что я умираю. В ход пошли все средства, которые были у меня дома, чтобы облегчить мое жесточайшее состояние похмелья. Чувствовал я себя прескверно.
Но постепенно я начал приходить в себя, и мое сознание прояснилось. В очередной раз меня выворачивало наизнанку и я, обессиленный, готов был остаться на том месте и не двигаться. На какое-то мгновение чувство ужаса меня покинуло, я вернулся в спальню. Здесь, входя, я обнаружил, что напротив меня стоит человек. Я был очень сильно удивлен. Он не нападал на меня, в темноте я не мог рассмотреть его лица, заметил лишь, что он был одного со мной роста и вел себя совершено спокойно. Он тихо стоял и смотрел на меня.
«Смерть» — пронеслось в моей голове. Я попытался двинуться, но он стоял на моем пути. «Да, я смерть», — снова беззвучная мысль пронеслась в моей голове. Я не мог поверить своим глазам, мне казалось, что мне все чудится, мерещится, что все это лишь алкогольный синдром, поврежденные клетки мозга выдают нелепые картинки. Но человек, назвавший себя смертью, по-прежнему недвижимо стоял, не давая мне пройти. Мне стало страшно. Страшно оттого, что если предо мной в действительности предстала Смерть, то, значит, мой путь завершен.
От осознания этой мысли мне стало не по себе. Я так молод, полон сил, в моей профессиональной карьере все так удачно начало складываться, дома строятся, мои проекты приносят мне успех, да, может быть, я не научился любить, постоянно осуждаю, живу праздной жизнью, думаю лишь о себе, может быть, чересчур возвышенно, но я ведь учусь жить… Мысли мои текли рекой, и этот бурный поток рождал во мне множество новых. Как виноват я в том, что не смог уберечь семью, что разрушил так легко то, что мне доверили. Как много и бесполезно растрачивал время, которое мне дали, так и не сумев разобраться, для чего мне его дали.
Пролетела с молниеносной скоростью мысль с воспоминанием о том, как, учась в университете, я получил ранение ножам в драке, и врачи буквально вытащили меня с того света, зашивая меня на операционном столе восемь часов. Как сказали матери, спасением стали считанные минуты и если бы не водитель, который по доброте своей подобрал меня на дороге, всего в крови, лежащего на асфальте, всеми брошенного, и не привез в больницу, спасти меня никому бы не удалось. «В рубашке парень родился», — сказал тогда хирург матери, приехавшей в больницу, как только узнала о случившемся.
«Для чего?» — думал я. Давно, видимо, мне было пора задуматься над тем, что жизнь мне оставили не просто так. А я так бесцельно трачу свои дни, да еще и возвыситься над своими друзьями посмел. Чем же ты лучше, что так высоко в своих мыслях себя понес? Каждого подверг критике, каждому нашел обвинение, лишь себя готов был оправдывать за любые проступки, даже самые ужасные. И пусть никто не знал о том, что я творил, Бог всегда видел, всегда знал. Что же я из себя представляю? — неслись вихрем мысли в моей голове. Став ничтожеством, даже не заметил, как низко пал. Но я так хочу жить. Я так хочу жить. Господи, пощади, не отнимай у меня жизнь. Оставь! Прошу тебя, я послужу. Я сам не знаю, как, но я готов, только не отнимай жизнь. Дай мне шанс исправиться…
Мне казалось, что время остановилось, все мои мысли, пролетевшие в действительно за несколько секунд, были слышны не только мне. Спокойно стоявший передо мной человек отошел в сторону. Я понял, что он дает мне возможность пройти в комнату. Я вошел, пройдя мимо него, словно совершенно отрезвев за одно мгновение, пока длилась наша с ним встреча, с этим человеком, одетым с ног до головы, как я успел рассмотреть, в абсолютно черное одеяние, лег на свою кровать и довольно скоро уснул.
Эта встреча, о которой мне и рассказать то было некому, чтобы не сочли за безумца, очень долго не выходила у меня из памяти. Я понял, что на сей раз мне снова даровали жизнь. Через падение в своих собственных глазах, через падение в глазах моих друзей, через осознание своей ничтожности, своей низменности, что, видимо, стало платой, но мне снова даровали жизнь. Оставалось понять, для чего?
Глава 8
Через некоторое время я вдруг понял, что данным мне шансом на новую жизнь я должен воспользоваться и начать жить, расчищая внутри себя накопившуюся грязь.
Я шёл по набережной, не спеша, наслаждаясь в очередной раз приятной вечерней прохладой. Мимо проехала карета, в которой сидела влюблённая пара. Глядя на них, сердце мое сжалось. Я понял, что сердце мое по-прежнему любит. Любит ту, которую я так легко отпустил, ту единственную, которая все-таки сумела затронуть во мне тонкие струны, которых не могла отыскать ни одна до неё.
Я шёл по набережной, задумавшись. Дойдя до своего любимого места на этой стороне набережной Невы, где ступени ведут прямиком к воде, напротив, с одной стороны развивался государственный флаг на Шпиле Адмиралтейства, с другой — золотинкой блестел крест на куполе Исаакиевского Собора. Здесь я остановился, спустился по ступенькам к воде и присел. Я хотел побыть один. Мне хотелось найти внутри себя, в самом себе, успокоение, ту точку, на которую я мог опираться в сложной жизненной ситуации.
Я вспомнил как несколько дней назад со мной произошла невероятная история:
…Шел я тогда наугад, не зная пути, при этом я уже и не понимал, прямо я шел или кругами. Вдруг я понял, что заблудился, я чувствовал усталость, ведь двигался безостановочно довольно долгое время, стремясь скорее дойти до озера, на котором мы раньше с Сашкой и ещё одним моим другом, Максом, любили рыбачить. Но в этот раз, после последних происшествий со мной, я решил, что направлюсь на озеро один.
В тот момент, когда ноги потихоньку стали подкашиваться от усталости, когда казалось, что вот-вот я упаду, вдруг впереди, где-то на окраине, замерцал огонек. Я ускорил шаг, надежда так окрылила меня, что, казалось, я летел, а не шел, летел, как мотыльки летят на пламя. Подойдя ближе, я увидел дом, который стоял на холме, и из окна его лился наружу яркий свет. Я подошел, постучался, и когда дверь открылась, в этой кромешной тьме стало мигом светло как от солнца.
Я зашел в дом и, заходя, держал взгляд с открывшим мне седовласым стариком, на доброе лицо которого упал свет. В нем неожиданно для себя я обнаружил невероятное сходство со своим папой. В доме, как я успел заметить, было скромно, но очень тепло и на душе у меня стало внезапно тихо, спокойно, словно я попал в свой собственный дом.
В моих глазах читался безмолвный вопрос:
— Папа?
— Да, сынок, заходи, будь, как дома, — ответил мне старец, который казался своим, родным, таким знакомым.
Даже мысль, «а не чудится ли мне это все?» промелькнула в голове у меня, замерзшего и уставшего путника, оказавшегося где-то во тьме, в какой-то неизвестной мне степи, гонимого страхом ночным, но при этом уловившего родные черты в гостеприимном хозяине. Старец, так по-доброму приютивший меня, заблудившегося, впустивший в столь поздний час меня в свой дом, накрыл на стол, вероятно положив все самое лучшее, что было у него, заварил горячего чаю, с травами, ароматного, сладкого, с медом, а там потихоньку ожила наша беседа.
Говорили мы долго и, выговариваясь, я как будто высвобождал место внутри себя для чего-то нового, для знаний, которым давно пора было войти в это вместилище, разум жаждал света, но источника в городе, где я жил, мне найти не довелось. Словно битва, которую я вёл сам с собой, не имела начала и конца, и мне был жизненно неоходим глоток свежего воздуха в виде кого-то более мудрого, старшего и что для меня было самым важным, не знавшего меня, кто смог бы принять меня таким, какой я есть сейчас.
Потихоньку, извлекая из глубин своей души, сам, без лишних вопросов, я, человек, окаменевший от времени и воспоминаний, состоявших из событий моей жизни, так сильно запутавшихся в клубок и приведших меня, видимо, сейчас совершенно случайным образом в это самое место. Неведомо как, лишь немного направляемый некоторыми нехитрыми высказываниями седого старика, я вдруг стал потихоньку видеть дальнейший свой путь. И самое главное заключалось в том, что этот путь был не один, их было бесчисленное множество.
Я понял, что этот дедушка помогает людям простым советом, так же, как помог сейчас мне, он помогает таким же, как и я, людям, в жизни себя потерявшим.
На следующий день, когда наступил рассвет, и солнце медленно выплывало из-за леса вдали, старец, провожая меня, отдохнувшего теперь, случайно забредшего к нему гостя, как и многие-многие другие, такие же ослепшие на время, он провел рукой по открывшемуся в сиянии солнечного света, завораживающе красиво раскинувшемуся перед глазами горизонту и сказал:
— Вот, теперь ты видишь все. Выбирай.
Посмотрев на ослепительно прекрасные, природой расписанные разных цветов деревья, цветы и травы, ошеломленный таким многообразием восхитительной природы, я неуверенно взглянул на доброго дедушку. Я не знал, в какую же сторону мне пойти, чтобы прийти в нужное мне место.
В тот момент мне показалось, что не так уж и сложно, стоя в центре, в одной маленькой точке, самому являясь этой точкой, видя всю картину целиком, теперь издали, выбрать верное направление из множества.
— Можно мне приходить к Вам? — спросил я.
— Конечно, сынок, приходи. — ответил мне он.
На прощание мы обнялись. Такое тепло полилось внутри меня, я почувствовал любовь к человеку, я почувствовал его любовь ко мне.
— Не важно, куда пойдешь ты, сынок, важно, с чем внутри себя пойдешь. Что внутри понесешь. Ведь тем и с другими поделишься. Обиду понесешь, уныние, недовольство, только это и сможешь посеять и сам в том будешь. Сынок, лучше радость нести.
Призадумался я тогда и даже не заметил, сколько времени простоял в задумчивости. Вокруг степь, вся залитая ярким солнцем, такая приветливая, с ароматами цветущих растений. Улыбнулся я и пошел. И шел я уже, сильно не беспокоясь, просто шел и был почему-то необыкновенно счастлив.
Глава 9
Утром я ехал в метро на работу. Я знал, что снова увижу Николая, мы не завершили наш проект, сейчас была самая жаркая пора, завершающая стадия. Николай был потрясающим дизайнером. Я ценил его особый взгляд на мир и широкие познания в различных областях. Книгу, которую он мне порекомендовал, я время от времени читал, но теперь в моем ежедневном чтении добавилась ещё одна, имевшая для меня безусловно более ценное значение. Это было Евангелие.
Все, что вместила в себя эта Священная Книга, отражает жизнь во всех ее проявлениях. И мне казалось, что постижением ее одной уже можно было считать некой ступенькой, восхождение на которую даётся людям порой ценой всей их жизни. Гениальность и простота, заложенная в священных текстах, предполагала широкий охват от высокого духовенства до людей простых, обыкновенных, таких же, как я. Николай уже ждал меня, когда я зашёл в нашу студию.
— Как меня бесят эти тупые люди, — начал он вместо приветствия, — Ну, вот скажи, за что мне это? Сначала сами определитесь, что вам нужно, а потом задания давайте.
— Доброе утро, — сказал я, проходя на своё место, — Кто тебя с утра так разозлил?
Николай перелистывал страницу за страницей своего дизайн-проекта, словно не замечая меня. Он был на взводе, я видел это.
— Сколько работаю с этими заказчиками, говорю себе, что все, больше никогда, ни за что не вернусь к ним. Пусть найдут себе Ваньку-встаньку-дурачка, чтобы бесконечно вносил правки. Я сталкиваюсь с такими людьми в первый раз. Идиоты! Других слов у меня для них нет.
Я стал успокаивать его, как мог. В такие моменты он снова становился для меня Николушкой. Я видел его бесхитростность, открытость, которая, конечно же, уже перешла в более жесткую свою форму — в несдержанность. Но выглядело это так по-детски непосредственно, словно ребёнка обделили конфетой, и он не знает, как восстановить справедливость.
— Я все думаю, где я так провинился, и в чем или что я должен понять, что жизнь возвращает меня к этим людям снова и снова?
В этот момент раздался телефонный звонок. Судя по тону в голосе, с каким разговаривал Николай, я понял, что звонил заказчик. Разговаривая с ним, он разгорячился так, что в какой-то момент перешёл на крик. Потом разговор продолжился, но в виде длинного монолога с той стороны. Николай слушал внимательно, сосредоточенно, иногда набирая воздуха, чтобы дать словесный отпор, но там, на той стороне, не планировали держать совет.
На какое-то время я вышел. Когда вернулся, Николай сидел за своим рабочим местом и спокойно делал свою работу. Эта его черта всегда вызывала во мне удивление. Как после такого взрыва эмоций он может возратиться в состояние спокойнее обычного, для меня всегда оставалось загадкой. Такую большую амплитуду эмоций в человеке мне довелось встретить впервые. И как- будто не было бури несколько минут назад, не было взрыва эмоций, вскоре на столе появилась чашка с чаем, и я увидел полное умиротворение на его лице.
— Здесь мне, конечно, не место, — продолжил Коленька, тот юный в душе человек, который всегда вызывал у меня огромный интерес к своей персоне, — Но дело нужно доделать. Не хочу тебя подводить. Да и деньги, в конце концов, немалые, что ж разбрасываться ими.
— Это верно! — сказал я.
Мои слова успокоения действовали тонко и незаметно, точно попадая в нужную цель, но при этом мне было совсем не важно, поймёт ли Николушка, что окончательно смягчить бурю своего негодования он может все-таки пока лишь только с посторонней помощью.
— Я бы мог, конечно, посоветовать тебе, как найти ответы на вопросы и где, но…
— Да, я знаю, — перехватил мою мысль Николай. — Это Храм. Но нет, не надо. Я пока поищу. Там я уже был. На Литургию постоянно приходил, исповедовался, причащался, к Иконам прикладывался, свечки ставил, у меня есть свой духовный отец…
— И что произошло?
— В тот то и дело, что ничего. Я верю, что есть карма, прошлый опыт, кармический, что душа перевоплощается.
— Но Православное Христианство утверждает, что человеческая душа уникальна и неповторима и имеет только одно воплощение. Тогда выходит, ты отрёкся? — спросил я.
— Нет, я не отрёкся. Я в поиске. Я читаю, изучаю и другие пути. Я не говорю, что я стал буддистом или кришнаитом, но их вера и то, что они утверждают в своей вере, очень близко мне, я согласен в этом с ними, нежели с Православием. — ответил он мне.
И через несколько минут продолжил:
— Совсем недавно я прошёл обучение по Диагностике кармы, судьбы. И, если ты захочешь, я могу провести диагностику твоего жизненного пути. Хочешь? Если тебе это интересно, ты должен мысленно дать мне разрешение на проведение Диагностики.
— А зачем тебе мое разрешение? — удивился я.
— Затем, чтобы вход для меня был открыт, чтобы душа твоя была открыта, и я смог увидеть все, что спрятано и скрыто даже от тебя самого. Ну так что, попробуем? Признаться честно, я был совершенно не готов к такому повороту событий и даже слегка шокирован. Я не знал, что ответить.
— Я подумаю. — сказал я.
На этом в тот день наш разговор на эту тему был прекращён. Мы вернулись к рабочим вопросам и каждый занялся своими обязанностями в рамках нашего совместного проекта.
На следующий день к нам в студию заехал мой друг Макс. Он работал в типографии, и печать своих дизайн-проектов мы обычно заказывали именного в его типографии.
Он зашёл к нам, не планируя долго задерживаться, но застал нас за обсуждением того самого вопроса, связанного с Диагностикой. Я отказался, объясняя Николушке, в чем для меня конфликт и противоречие, что, как человек верующий и воцерковленный, я не могу позволить себе подобного рода эксперименты. Но каково же было мое удивление, когда Макс, буквально краем уха услышавший, о чем мы говорили, заинтересовался.
Словно избрав для себя нового испытуемого, только что раздосадованной моим отказом Николай, вдруг приободрился и заметно посветлел в лице, обрадовавшись.
— Классно. Если ты готов, то скажи, разрешаешь ли ты мне зайти в твоё поле, открываешь ли ты границы своего разума? — быстро и без лишних раздумий начал Николай.
Макс, не задумываясь, ответил:
— Да, конечно.
Они присели за круглым столом. Но перед этим Николай достал из полки своего стола какие-то фигурки. Поставив одну фигурку по центру, остальные он расставил вокруг. Николай потёр свои руки, затем, не разжимая ладоней, прикрыл глаза. В таком положении он просидел несколько минут, затем открыл глаза и одну из фигурок переставил на некоторое расстояние вперёд от центральной фигурки, Остальные он оставил нетронутыми.
— Я могу говорить при Андрее? — спросил Николай Макса.
— Да, конечно, при нем можно все, — сказал Макс, подмигивая мне.
— Окей. Я вижу, что у тебя есть женщина, — начал Николай и посмотрел на Макса вопросительно.
— Да, есть, я вообще-то женат.
— Нет, я имею в виду не жену. Другая женщина. И ты понимаешь, о ком я. Она спортивная, связана с медициной, темненькая, худенькая, очень интересная. — снова продолжал Коля.
Макс был явно заинтригован.
— Она зовёт тебя, просит, чтобы ты оставил жену и пришёл к ней. И ты…
Здесь Николай сделал паузу, снова закрыл глаза и лицо его приняло сосредоточенный вид. Он какое-то время находился без движения, затем он шумно выдохнул и, открыв глаза, проговорил:
— Я вижу, что ты уходишь к ней. Ты будешь очень долго решаться, но когда решишься, уйдёшь очень быстро. Я вижу тебя с ней, она счастлива. А вот ты…
— Что я? — с нетерпением спросил Макс.
— Ты будешь тоже счастлив. — вдруг с улыбкой сказал Николай, хотя за несколько секунд до этого на лице его была печать разочарования.
— Мне кажется, — вдруг встрепенулся Макс, — ты не договариваешь. Раз взялся, говори все, что видишь. Иначе все это бессмысленно.
— Ты уверен, что хочешь знать все? — спросил наш юный гадатель-диагност, к чьим действиям я относился слегка скептически.
— Коля, ну не томи, давай, говори.
Николай почему-то посмотрел на меня и, словно поймав в моем взгляде нотку скептицизма, произнёс:
— Я честно сказал сразу, что я ещё не очень опытный Диагност, может быть, я в чем-то ошибаюсь и то, что я вижу, не нужно воспринимать всерьёз. Это эксперимент, не более чем.
— Ладно, я понял. Будем считать, что это эксперимент. Тогда говори все спокойно.
Николушка снова стал Николушкой, было видно, что пристальное внимание к нему, с одной стороны, ему приятно, с другой стороны, оно его тяготит и смущает, особенно, видимо, оттого, что тема, в которую он ввязался, не была им досконально изучена.
— Ладно, возможно, это полный бред, все, что я скажу, но это то, что я увидел, то, что мне показали. Я увидел твоего отца, а после отца — твоего деда, они также, как и ты, были вовлечены в связь с женщиной вне брака. И отец, и дед оставили свои семьи. И эта связь перешла в твою жизнь. Они не смогли устоять. Но и ты — тоже. Я увидел, что ты уходишь из семьи, оставляешь жену и сына. Но счастье не продлится долго. Какое-то время вы проживете с твоей возлюбленной, а потом…
— Что потом? — с блеском жадного азарта спросил Макс.
— Нужно ещё посмотреть. Пока я видел только лишь, что через довольно быстрое время ты уходишь и от неё, но куда, я понять не смог. Назад ты не вернулся, это точно. Назад тебя и не приняли бы. Нужно через какое-то время ещё раз посмотреть.
— Нет, ты сейчас посмотри.
— Я не могу.
— Почему? — начинал сердиться Макс.
— Потому что на это нужна энергия, а у меня ее очень мало.
— Нет, друг мой, так дело не пойдёт. Давай, найди в себе силы.
Видя, что дело принимает более серьезный оборот, чего я не ожидал, я вмешался:
— Макс, да ты что, всерьез все это воспринимаешь что ли? Все это от дьявола. Вообще мне нельзя было допускать этого. Пойдём прогуляемся.
И через несколько минут мы шли с Максом по тенистому бульвару, какое-то время молча, беседа наша была беззвучной, без слов, словно мы оба понимали, что ступили на какую-то запрещенную территорию, вход на которую закрыт для таких, как мы. Я всеми силами старался убедить Макса, чтобы он никогда больше не поддавался на подобные уловки, что все это чистейшая бесовщина и происки дьявола, что это противоречит важнейшим Постулатам Православного Христианства, согласно которым человек творит свою судьбу сам и у него есть шанс каждый новый день что-то изменить, повернуть в ту или иную сторону ход событий своей жизни, а Бог, вселюбящий и всепрощающий, лишь молчаливо и с любовью принимает решения человека.
Мне казалось, Макс тогда меня понял. Более-менее успокоенный, он шёл и говорил мне о достижениях своего сына, как ловок он и как быстро запоминает стихи. Бросить его, казалось, он не сможет никогда.
— Но знаешь, что больше всего меня поразило? — спросил он меня..
— Что? — уже догадываясь, спросил я.
— То, что Николай своей диагностикой попал прямо в точку. Ведь все, что он сказал, чистейшая правда и никто, кроме меня, этого не знал. Ну, предположим, по поводу Марины кто-то мог догадываться, кто-то мог видеть нас, но знать наверняка, как обстоят дела, не мог никто, ну, уж по крайней мере Коля точно ничего не знал. И про отца с дедом как угадал или увидел, уж не знаю. Поразительно.
— Ты действительно думал уйти из семьи?
— Это больная тема для меня. Признаюсь честно, мне пока трудно говорить об этом. Марина, она такая одинокая, у нее нет никого, кроме меня, ни отца, ни матери. Она одна. А когда мы вместе, нам очень хорошо. Я так запутался, не знаю, что мне делать.
— Взрослый уже, знаешь все прекрасно. — сказал я ему.
Мне не хотелось давать советов, да он и не спрашивал, потому что знал, что я ему скажу. Дойдя до метро, мы разошлись.
Я спустился в метро, зашёл в полупустой вагон метро, сел на свободное сидение и закрыл глаза. Проехав какое-то время с закрытыми глазами, я почувствовал, что кто-то, сидящий напротив меня, смотрит на меня в упор и и словно сверлит меня своим взглядом. Я открыл глаза. Передо мной сидел мужчина средних лет, темноволосый, глаза, как два чёрных камушка, смотрели прямо на меня. От этого пронзительного взгляда мне стало не по себе. На моем лбу проступили капельки пота, во рту у меня пересохло. Что же могло привести меня в такое чувство ужаса, я тогда понял не сразу.
Мужчина, сидящий напротив меня, смотрел взглядом, полным власти, неведомой мне силы, и я вдруг увидел, как какая-то тьма в виде туманного облака, отделившись от него, стала медленно направляться прямо на меня. Не в силах держать взгляд с этим странным человеком, я опустил глаза вниз. И то, какой ужас предстанет моему взору, я не мог представить себе в самом страшном сне. Ноги этого человека, осторожности ради были закамуфлированы в туфли, но там, где предполагается пятка у человека, я увидел самые настоящие копыта. Дикий холод пополз по моей спине.
Людей становилось все меньше. И интерес, судя по всему, для него представлял я один в этом вагоне. Мне было страшно. Я закрыл глаза и стал читать Иисусову молитву. Я повторял много раз, три, пять, десять, двадцать, сколько, точно я вспомнить потом не мог. И в момент прочтения, я ощутил, я увидел своим внутренним взором, как человек с копытами встал и стал приближаться ко мне вместе со своим темным облаком. Но в какой-то момент внезапно на его пути появился, одетый в белые одежды с ног до головы, человек. Он стоял лицом ко мне, но был высокого роста, и я не смог рассмотреть его лица. Мне казалось, что сам Иисус Христос на мгновение явился ко мне на защиту и спасение. И пока я читал молитву, он стоял стеной, не давая приблизиться ко мне. На следующей станции двери вагона открылись, и мужчина растворился за нею вместе со своим облаком. Я вышел на своей станции в полном недоумении, не понимая, что же это со мной было.
Я позвонил Сашке, и мы договорились встретиться. Только пока я шёл к нему, я понял, что выбрал не совсем правильное время и место для обсуждения произошедшего со мной. Я решил, что не стану посвящать его во все события моей жизни, пока сам не разберусь во всем.
Мне необходимо было разобраться в самом себе, своих поступках и понять, чем я стал так привлекателен для нечистой силы, что она прорывается в мою жизнь, как бы я от неё не отгораживался, всеми возможными способами. Что нужно им от меня? Что со мной не так? Я шел и понимал, что стремясь идти вверх, по пути духовного развития, я переставал быть лакомой кормушкой для тех, кто на более низком уровне жаждет продолжить питаться моей энергией, энергией согрешающего человека. Но где взять сил, чтобы вырваться из объятий сомнений, цепко захвативших меня в свою власть. Я разрывал одни сомнения, но тут же опустевшее место занимали новые. Я понял, что настала пора подготовиться к Исповеди и Причастию, а дальше — Бог расставит все по местам.
Глава 10
Ночь наступила быстро, скрыв последние лучи летнего солнца. Так быстро ночь спускается на землю обычно в августе. Звезды сияли в небе, иногда срывались и падали в неизвестную черную пучину, но некоторые из них летели на Землю. Люди обычно загадывают желания, видя, как падает звезда, мечтатели, романтики, потом ждут их исполнения, а ведь у некоторых они действительно исполнялись.
Эта ночь была одной из таких звездных ночей, и я никак не мог уснуть. Сердце мое билось в груди, как птица в клетке. Я вышел в парк на ночную прогулку. Вдруг, подняв глаза и посмотрев на мерцающие звезды в небе, я увидел, как на Землю сорвалась и полетела звезда. Я видел ее стремительное падение и успел мысленно загадать желание: хочу найти свою единственную.
Любовь, которая жила в моем сердце, переполняла меня. Я чувствовал, что вот-вот встречу ту единственную, милую, добрую, нежную, о которой так давно мечтал. Была ли Анна той единственной? Я не сомневался в этом. Но сердце мое словно рвалось на части, внутри меня жило как-будто две души, одна из которых любит безоглядно и безусловно, другая — ждет взаимности, отвечает на посылаемые импульсы извне, приспосабливается и никак не может полюбить.
И вдруг я стал понимать, что жизнь подарила мне время на осмысление и шанс встретить ту, которая разделит мои чувства, ответит на них взаимностью. Время проходило, а Её все не было. Мне встречались красивые, образованные, начитанные, интересные, но всем им не хватало самой малости, какой-то частички света, капельки доброты, чтобы проникнуть в мое сердце, в ту часть меня, где все еще жил образ Ани, с которой мы расстались.
Казалось, что расставание подарит нам новую встречу, встречу с теми нами, кто будет понимать, что делать с тем чувством, которое живет внутри тебя. И пока мы были не вместе, каждый из нас пытался рассмотреть хоть частицу той чистоты, что мы нашли друг в друге. И пока ни одна из тех, кто встречался мне на моем жизненном пути, не могла дотянуться до Анны.
Наступил момент, когда я стал чувствовать, что любовь, которая живет во моем сердце, скоро постепенно угаснет, если я не пойму, кому или чему она предназначена. На меня смотрел светловолосый, голубоглазый, спортивный, довольно высокий молодой человек, с улыбкой, застывшей в глубине глаз. Я смотрел на него и понимал, что люблю этого человека. Это был я в отражении зеркала. Я всегда привлекал внимание противоположного пола, но встретить среди них способную затмить ее, мою Анну, пока так и не смог.
В эту ночь, идя по ночному парку, в свете выстроившихся в ряд фонарей, я вдруг увидел человека, одетого в светящийся костюм, словно он только что сбежал с какого-то сказочного карнавала. Подойдя поближе, я увидел, что тот держит в руках небольшой предмет. Я поздоровался и от удивления замер на месте. Человек улыбнулся мне в ответ. Далее наше общение приобрело беззвучную форму, чему я был еще больше удивлен, как только обнаружил это. Человек в золотистом блестящем костюме представился мне, назвав свое имя. Оно было необычным: Звон.
Он сказал, что предмет, который он держит в руках, предназначен мне. Я взглянул на него. Это был небольшого размера камень продолговатого цвета, который был аккуратно обернут в фольгу. Я поинтересовался, что это и для каких целей предназначен, и почему именно я должен стать его обладателем. На все вопросы человек, назвавший себя именем Звон, незамедлительно ответил. Ответ заключался в мысли, которая в сотую доли секунды появилась в моей в голове, при этом не было произнесено ни единого слова.
Теперь я знал очень многое. Я знал, что люди видят звезды на небе, видят, как они летят, но даже не догадываются, что иногда это вовсе не звезды, а такие же, как этот, прилетевший сегодня и принявший форму человека в светящемся костюме — Солнечные Братья. Они летят горящими кометами на Землю с одной единственной целью: найти того, кто их позвал. Они разыскивают человека со светящимся сердцем внутри для того, чтобы передать ему символ, символ Солнца.
Я теперь знал, что их осталось совсем мало. И с каждым новым днем их становится все меньше. А все потому, что тот свет, который они принимали в своей Галактике, стал оказываться обманчивым. Кто-то перехитрил их систему и, вызывая на свет, которого в действительности нет, уничтожать Братьев одного за другим.
— Свет, который мы улавливаем, может отправлять только человек с чистым сердцем, чьи мысли и поступки направлены на сотворение добра. Заряд такого света имеет очень высокую частоту. Мы реагируем только на эту частоту. Солнечное Братство стремится множить свет во Вселенной, помогая силам добра. Мы прилетам к вам, и вы видите нас, как летящие, светящиеся кометы, стремясь найти того, кто является носителем чистого сердца, несущего в себе любовь, безупречную и яркую, как солнце. И сейчас моя миссия передать тебе этот символ, наделяющий человека сверхспособностями, не только для того, чтобы ты творил добро, помогая людям, но еще и для того, чтобы ты помог нам найти того среди вас, кто нарушил нашу систему, кто уничтожает наших братьев, прилетающих к вам на зов света, кто отнимает символ и использует его в своих коварных целях. Согласен ли ты помочь нам?
Этот вопрос заставил меня усомниться только в одном: достоин ли я той миссии, которую возложило на меня Солнечное Братство? Как смогу я определить среди обычных людей, кто является тем коварным злодеем, кто уничтожает их Братьев?
Но не успел я задуматься, как ответ незамедлительно появился в моем сознании. Теперь я понимал, для чего предназначалась та любовь, которая переполняла все мое существо.
На прощание человек в светящемся костюме протянул мне руку, в которой лежал тот уникальный камень, владелец которого сможет перемещаться в пространстве, общаться мысленно с Солнечным Братством, а также с такими же чистыми сердцем людьми, кто живет ради помощи другим людям, ради того, чтобы свет не покидал Землю, ради того, чтобы Солнечное Братство все-таки никогда не исчезло. Я принял протянутый мне символ, и человек в блестящем костюме мгновенно растворился в темноте.
Утром, когда я проснулся, я вспомнил свою ночную прогулку. Через некоторое время я вдруг осознал, что это все мне только приснилось. Мысленно посмеявшись над собой, над своей наивностью, я в то же время ощутил невероятно приятное послевкусие сна. Прошло несколько минут, я полностью вернулся в себя и каково же было мое удивление, когда я внезапно почувствовал в своих ладонях крепко зажатый тот самый камень из неизвестной мне породы, завернутый в золотую фольгу. Что это, мне еще предстояло понять…
Глава 11
Я открыл глаза. И увидел где-то впереди пока размытую картинку в виде двух стоящих человек по разные стороны бульварной дорожки. Я несколько раз моргнул, думая, что картинка исчезнет. Но вместо этого изображение стало чётче. Это были два человека огромного роста, неземного, нереального. Каждый из них был одет в балахон, только на одном из них он был белого цвета, на другом — чёрного.
— Ты хотел знать и увидеть больше? — произнёс один из них. — Стой там, где стоишь, и смотри!
Я стоял под кроной широко раскинувшегося каштана и видел, как через мгновение в небе один за другим пролетело несколько военных самолетов, затем появились вертолеты. Один из них завис надо мной. Мне была сброшена веревочная лестница и из темноты послышался голос:
— Поднимайся!
Я не без удивления схватился за концы лестницы, и не успел подтянуться и поставить ногу на перекладину, как вертолёт начал набирать высоту, и мы полетели. На лету я поднялся в вертолёт. Там, внутри, я увидел пилота и отряд бойцов в форме чёрного цвета.
— Куда мы летим? — спросил я.
Но вместо ответа услышал:
— Первый, первый, я второй, объект на месте, определите цель полёта.
Там, на другом конце, прозвучал ответ, после чего пилот произнёс:
— Цель определена: хутор Лизуньки.
«Что за бред? — подумал я. — какие ещё Лизуньки?»
На это мой вопрос ответом была команда командира отряда бойцов:
— Всем принять боевую готовность. Цель захвата: Хутор Лизуньки. Территория должна быть полностью очищена от местных жителей, огонь на полное поражение. Пленных не брать.
Меня охватил дикий ужас. Через несколько секунд, вертолет, летевший над ночным городом, пролетевший его мерцающие ночные огни, над лесами и озёрами, над небольшими светящимися объектами, начал снижать высоту. Группа хорошо натренированных бойцов действовала быстро и, выпрыгнув из вертолета, каждый из них бегом занимал позицию, соединяясь в единую цепь с прилетевшими в других вертолетах отрядами.
Я не понимал, что должен делать я. На меня как будто вообще никто не обращал внимания. Я побежал сквозь густую чащу леса, на опушке которой нас высадили, в сторону Хутора, который носил такое странное название. Я хотел быть там раньше, чтобы предупредить местных жителей о надвигающейся опасности.
Теперь я был рад тому, что всю свою сознательную жизнь занимался спортом и легко преодолевал большие дистанции. Я бежал быстро, фонари идущих сзади отрядов помогали мне выбирать правильное направление. Впереди замелькали огни домов. Я поднажал. Странно, но меня никто не пытался остановить. Бежать в темноте мне было легче, видя цель впереди. В скором времени я был на месте.
Я подбежал к первому попавшемуся дому с горящим светом в окне и постучал в двери. И скоро мне открыли. Я рассказал об опасности, которая угрожает хутору. Мне поверили:
— Это не в первый раз. Они нападают на нас ради территории. Здесь всегда много солнца, земля богата и плодородна. Но это не все. В своих недрах земля, на которой стоит наш хутор, содержит вещество, способное исцелить от любой болезни. Оно не очень привлекательно на вид, но имеет феноменальную способность исцелять. Пока человек лечится этим средством, онмного плачет, его слезы уносят с собой всю болезнь. Драгоценные слезоньки.
— Почему они нападают на вас? — спросил я. — Это уже не впервые?
— Да, это не впервые. В первый раз мы сумели отбиться. Тогда многие погибли, но наших сил было больше, поэтому мы победили. — ответил мне хозяин дома.
Собрав всех жителей дома, мы бегом отправились в следующие дома, разделившись. Вскоре прозвучал колокольный звон, предупреждающий об опасности. В центре хутора разгорелось пламя от костра, который зажигали обычно в моменты бедствия. Хутор собрался в едином месте. Каждый получил оружие и боеприпасы.
— Дайте и мне оружие! — прокричал тогда я.
Люди, стоявшие с собаками, отправились на разведку. Через некоторое время разведка сообщила о приближении врага. Прошло несколько секунд и о своём наступлении жителям хутора враг сообщил газовыми гранатами. Едкий газ действовал парализующе. Те, кто не был к этому готов, начали терять сознание. Но все же многие знали о том, какими мерами воздействует противник в атаке и были хорошо к этому подготовлены. Далее в ход были пущены емкости с зажигательной смесью. Разбиваясь о стены домов, они поджигали их.
Скоро со стороны наступления огненное зарево вспыхнуло к небу. Вражеские силы появились довольно быстро и началась стрельба. Я занял позицию в укрытии и начал сражение наравне со всеми. Я стрелял из снайперской винтовки и каждый раз при нажатии на курок боец в чёрном обмундировании, разлетался в воздухе от выстрела и исчезал. Я видел, как ведут огонь жители хутора, как один за другим разлетаются в воздухе на мелкие частицы, а затем исчезают, будто их и не было совсем, бойцы из отряда наступления. Но вместе с тем я видел, как погибают ни в чем не повинные люди, и это зрелище приводило меня в ужас.
Среди защищавших свое родное поселение были и совсем ещё юные дети, многие из них впервые взяли в руки оружие. Видел я, как некоторые из них, успев сделать только выстрел, погибали, раскрыв своё местоположение. Я менял свою позицию как можно чаще. И помогал жителям, как только мог. Я забыл в этот миг о том, где я, забыл о том, что это не мои родные земли. Я помнил только об одном, что мирные люди должны победить, а я должен приложить все свои силы, чтобы помочь им и был готов умереть в ту минуту за них. Я отчаянно стрелял и уже почти оглох от бесконечных взрывов то здесь, то там. И в тот момент, когда вместо звуков взрывов вокруг в моей голове зазвучала Музыка, небо осветилось мощнейшим светом.
С пролетавших военных самолетов были десантированы группы поддержки жителям хутора. Все они были одеты в белую форму. Не успев приземлиться и отстегнуть парашюты, они тут же шли в наступление. Целая армия солдат в белой форме двинулась отражать наступления вражеских сил. И в скором времени все они были вытеснены за пределы хутора. Остальные, кто не успел покинуть эти земли, были взяты в плен.
Солнце своими первыми лучами прорывалось из-за леса. Так впервые я сделал осознанный выбор и воевал. Я воевал за свободу людей. Пусть я и выбрал сторону более слабых, но зато честных людей. В этом была ещё и моя личная победа. Победа над моим страхом, победа над самим собой.
— Что это было? — спросил я, когда, открыв глаза, я вновь увидел себя стоящим на той же бульварной прогулочной дорожке, плавно сворачивающей в парк.
Было темно, я не мог рассмотреть тех же двух нереально высоких человек. Только силуэты едва заметно отличались от темноты где-то впереди, выдавая себя лишь переливающимся сиянием, непостижимым образом возникшим тогда там. Их голоса прозвучали отчетливо в моей голове:
— Это все, что ты так хотел узнать. Это то, что происходит в мире вокруг тебя, и теперь ты можешь видеть это. Не все люди способны на такое. — А что я хотел узнать? — недоумевал я, не в силах отойти от произошедшего со мной.
— Ты увидел противостоние двух миров. И только ты силой своего намерения мог решить исход этого сражения.
— Почему я?
— Ты должен был сделать выбор, выбирая между светом и тьмой, между добром и злом.
— Но этот выбор был очевиден. — сказал я, — Любой на моем месте поступил бы так же.
— Ты ошибаешься. — возразил мне человек в светлой одежде.
Медленно эти двое начали приближаться ко мне. Сначала от неожиданности я вздрогнул, но потом успокоился. Не имея физической оболочки, существа, так похожие на человека, по сути человеком не являлись. Я не понимал тогда, кто это мог быть. Приблизившись ко мне на расстояние вытянутой руки, они начали потихоньку, подобно облаку, подниматься вверх, и, застыв на мгновение в воздухе, в состоянии левитации, они оба улыбнулись мне и растворились без следа. Как я не сошел с ума в ту минуту, не знаю.
Но только стоило мне подумать о своем доме, где мне до безумия хотелось очутиться в тот момент, как я тут же, в одно мгновение, оказался там. Скоро я уже спал блаженным сном. И лишь утром, вспоминая все произошедшие со мной события, я подумал о Сашке, с которым так и не встретился, а мне так о многом хотелось с ним поговорить…
Глава 12
Проходили летние дни. Август подарил незабываемое время радости, время одиночества, бессонных ночей и множество счастливых моментов. Многие из этих моментов я пережил один на один с собой, о некоторых мне хотелось рассказать своему дорогому другу. Но я почему-то не торопился. Возможно, где-то в глубине души мне хотелось общения вовсе не с Сашкой…
Утром в воскресенье шел я на воскресную службу в свой любимый Храм. Небольшой, но светлый, ставший таким родным, каким может быть только дом, дом, где душа отдыхает и радуется. По дороге в Храм редкие прохожие шли мне навстречу, и лишь одна невысокого росточка старушка шла в одном со мной направлении. Я как-то сразу понял, куда направляется эта бабушка. Вдруг она остановилась и, обернувшись, спросила:
— А вы в Храм наверное идете?
Я даже как-то немного растерялся.
— Да, — ответил я, — а как вы догадались?
На мой вопрос она промолчала, так и не ответив.
— Можно я с вами дойду? — спросила она.
Я протянул ей руку, и она, взяв меня под руку, тихонько зашаркала своими маленькими ножками.
— Я иду и думаю, что ведь почти никто из молодых в Храм сейчас не ходит. — говорила мне она. — А ведь самая главная вера — Православная.
Я шел молча, мне не хотелось прерывать ее.
— Как убедить, как разъяснить, что важнее Христа и нет никого? — продолжала она. — Я иду, молитовку читаю про себя, каждый день Иисусовой молитвой живу и спасаюсь. И только она мне и помогает: «Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя, грешного»
— Да, бабушка, — не удержался я, — я тоже так живу. И мне очень помогает. Бывает, такая тьма на душу спустится, кажется, не пережить, а молитву читаю и сразу как-то светло внутри становится, радостно.
— Семья у тебя есть, дети? — спросила меня старушка.
Я вздохнул:
— Нет, нет семьи и детей нет.
— Даст Бог. Будут. — сказала она каким-то спокойным и уверенным голосом.
— Неси веру, сынок, сделай все, чтоб она крепчала.
Я тогда задумался над ее словами. Вот ведь что мне все это время было так необходимо. Мне нужны были слова такого светлого человека, который шел сейчас рядом со мной. Ведь я в своих сомнениях и метаниях дошел до того, что душа стала разрываться на части. Где потерял я истину, когда раскрыл себя для чего-то, уводящего в сторону, допустил возможность существования прочих?
— Как вас зовут? — спросил изумленный я.
— Меня зовут … — здесь старушка сделала некотрую паузу, затем произнесла — Вера.
Ее ответ заставил меня задуматься, и ворох мыслей помчался по моей голове. Мы дошли до Храма. Какое-то время я видел ее, я видел, как она молится возле Икон, как ставит свечи, я был наполнен невероятным благоговением, глядя на нее. «А ведь я никогда ее раньше здесь не видел» — подумал я. И удивительным было то, что я не видел ее больше и после.
Исповедь, так необходимая мне, открыла путь к Причастию. Я чувствовал такую радость внутри, какое-то непередаваемое чувство благодарности и счастья, которые переполняли меня. Я был счастлив и спокоен. Понял я, сколько ошибок совершил, осознал свою ничтожность в поступках, которые спрятала память, словно оберегая меня от лишних переживаний. Но теперь знал я, стоя здесь, в стенах Храма, что в моей жизни должно произойти и почему.
Наступила осень… Дни незаметно гасли, в гавань перестали приходить большие круизные лайнеры, воздух стал прохладным и, несмотря на солнышко в небе, вечером становилось резко прохладно, а иногда внезапно начинался дождь. Я всегда любил дождь. Мне казалось, что дождь смывает печаль дня, а осенью печаль особенно заметна.
Бесконечные метания, поиски внутренней опоры, все это дошло до такой точки кипения, что невольно возник вопрос: для чего я живу?
Я шел привычной мне дорогой с работы. Здесь однажды я встретил Анну, с которой год назад расстался. Не думая, что воссоединение когда-то случится, расходились мы, продолжая любить друг друга. Я не знал пока, что неспособность удержать иногда говорит совсем о другом. Все чаще думал я о том, что лишь расставание было способно подарить нам новую встречу. Все чаще жаждал я увидеть ее, свою любимую Анну. Идя и блуждая в своих размышлениях, я, сам того не понимая, машинально или осознанно, свернул в ту сторону, где был дом Анны. Вот он, уже виднеется его крыша, а там, за поворотом, он предстал полностью перед моими глазами.
Часто мы прогуливались здесь с Анной раньше, часто я провожал ее, пока мы не женились, и Анна не переехала ко мне. Но вскоре последовало расставание, предвестием чего стал непреодолимый холод, возникший между нами. Сначала я ревновал Анну, не в силах справиться со своим чувством, а Анна не могла преодолеть в себе желания играть с тем огнем, который разжигала сознательно во мне, не получая необходимой ей порции адреналина. Устав от неискренности и отсутствия доверия, превратив отношения в напряженную, натянутую до предела струну, мы все-таки расстались.
Как бы не была сильна обида на глупость некоторых поступков обоих, я и Анна долгое время думали друг о друге и ни один из нас не был в силах подать на развод. Впереди дорога сворачивала к мосту. Начинал моросить мелкий дождь. Я продолжал идти, неторопливо, думая, как лучше поступить. Понимал я, что должна состояться наша встреча. Мысленно я разделил свою жизнь на две части. И чертой, за которой начнется моя новая жизнь, должен был стать этот вечер. Но тогда я об этом не знал.
Мимо шли счастливые пары, туристы, оторвавшиеся от своих групп, торопились снова к ним примкнуть. «Одиночество порой ограждает от окружающего мира и это вовсе не так уж плохо» — думал я. Оно становится той дверцей, за которой начинается переосмысление всей жизни, анализ некоторых ее событий и поступков. Дальше, за тишиной, в твою душу начинает входить гармония. Гармония с самим собой, гармония с окружающим миром.
На другой стороне моста шла девушка. Сердце мое сначала сжалось, потом начало бешено колотиться. Девушка была так похожа не Нее. Походкой, до боли знакомой мне, шла она, держа раскрытый зонт над своей головой. Я замедлил шаг, так, чтобы на середине моста мы очутились одновременно. Сколько мыслей пронеслось в моей голове за эти несколько минут, пока мы шли навстречу друг другу. Мысленно я уже приблизился к ней вплотную. Увидел я, что это действительно была моя Анна. Она была тонка и нежна необычайно, такая же легкая, почти воздушная, она шла, словно летела. Светлые волосы ее развевались на ветру. Они были так же прекрасны. Анна всегда гордилась своими длинными, густыми волосами, считая, что славянские девушки должны выглядеть именно так. Вспомнил я, как сказала она тогда, год назад, когда уходила:
— Прощай!
На что я успел произнести ей вслед:
— А я думал, ты уйдешь, не прощаясь, тихо, по-английски.
Анна обернулась тогда и, взяв любимую вазу, которую нам подарили друзья на одну из годовщин нашей свадьбы, со всего размаха с силой уронила на пол и с выражением произнесла:
— Русские девушки уходят громко!
Было ли мне обидно в тот момент? Вовсе нет. Я лишь удостоверился в очередной раз в горячей натуре своей любимой. И для меня поступок Анны был полностью логичен. В душе я почувствовал даже некоторое облегчение, словно чего-то подобного нам обоим не хватало, чтобы разрядить то напряжение, в котором мы жили последние полгода.
Хлопнув дверью так, что задрожали стены, Анна ушла. Время расставляет всё и всех на свои места, подумал я. Но в том месте, которое было занято Анной, образовалась зияющая пустота. И никто не мог заполнить это пустующее теперь пространство в мой душе. Не знал я, так ли с чувствами Анны.
— Она слишком красива, — говорил я своему другу Сашке, — чтобы оставаться одной.
На что друг многозначительно молчал, давая понять, кто тому виной.
Анна и я приблизились друг к другу. Если я видел ее уже давно, то Анна, сократив зонтом свой обзор, увидела меня, похоже, только при столкновении со мной. Ее глаза были наполнены неподдельным удивлением. Казалось, в ту секунду вереницей сменилась в ней целая гамма чувств.
— Андрей! — произнесла она.
— Анна! — с улыбкой на лице ответил ей я.
Несколько секунд оба мы стояли в замешательстве. Догадывалась ли Анна, что я уже давно мечтал о встрече с ней. Знала ли она, что наша встреча состоялась от силы мечты.
Я подошел к Анне ближе. Она не отступила. Я взял ее руку в свои и нежно поцеловал, взглянув в ее глаза, я тихо привлек ее к себе. Анна приблизилась ко мне, и мы некоторое время смотрели друг другу в глаза. Не говоря лишних слов, я приблизился к ее лицу и вдохнул аромат, исходящий от ее волос. Секунды наслаждения хотелось продлить на вечность. С закрытыми глазами я и она стояли какое-то мгновение. Я, все так же держа ее руку в своей руке, второй провел по щеке и, скользнув по подбородку, остановил движение. Я легонько коснулся губами ее губ, и она ответила на мой поцелуй. В одном дыхании сливалась жизнь двоих, в одном касании решалась наша судьба. Неожиданно сзади раздался мужской голос:
— А, вот ты где, а я хожу, ищу тебя…
Мгновенно мысли мои забили в тревожные колокола. Кровь прилила к лицу, но ревность, непреодолимой и так сильно господствующей надо мной раньше силой, теперь разлетелась, как разлетаются листья на ветру. Я любил и чувствовал, что меня любят тоже.
Прижав телефон покрепче к уху, мужчина прошел мимо нас, продолжая разговор…
Анна улыбнулась, глядя мне в глаза.
— Русские девушки…
— Тсс… — прошептал я, вновь целуя ее.
Глава 13
Мы стояли под зонтом, не в силах оторваться друг от друга. Все вокруг будто замерло, лишь только бы дать нам возможность насладиться этим прекрасным мгновением. Я любовался огнями в отражении ее глаз и не мог налюбоваться. Я целовал ее и обнимал с таким жаром в сердце, которого не испытывал, казалось, никогда в жизни. Мы кое-как пришли в себя от столь неожиданной встречи и, поняв, что нам нужно так много рассказать друг другу, пошли по мосту в том направлении, в котором шла Анна до того, как мы столкнулись с ней.
Зайдя в милое кафе, первое, которое попалось нам на нашем пути, мы разместились в уютном месте у окна. Вскоре нам подали горячий шоколад, который заказала Анна и черный кофе, который заказал я, с десертами.
— Ты прекрасно выглядишь. — заметил я.
Ладонями она обхватила чашку с горячим шоколадом, согревая их. Сидя напротив, она смотрела на меня своими карими глазами, а я, как и прежде, зачарованный этим редким сочетанием: светлыми волосами с карими глазами, был не в силах отвести от нее свой взгляд.
— Как ты? — спросил я, — как жила все это время? Расскажи мне.
Анна улыбнулась и посмотрела в окно, она сделала глоток из своей чашки и аккуратно поставила ее на место.
— В последнее время я часто видела тебя во сне. — произнесла Анна.
— Что же это были за сны?
Она посмотрела на меня и протянула мне через стол свою руку.
— Смотри, — сказала она.
Небольшое окно, рядом с которым мы сидели, оказалось открытым. Мы встали и, шагнув на подоконник, по очереди вышли из него на улицу. Удивительно, оказывается, если ты чего-то очень сильно хочешь, энергия вливается в тебя волшебным образом силой твоего желания.
Руки были наполнены такой невероятной силой, что всего лишь раз, плавно взмахнув, тело легко поднялось в воздухе над поверхностью земли, еще одного взмаха хватило, чтобы взлететь над деревьями. Анна взглянула на меня с улыбкой. Мы поднимались все выше, и не было ни чувства страха, ни шока от того, на что мы оказались способны совершенно непостижимым образом.
Я попытался произнести что-то, хотел понять, что это такое с нами происходит, на что Анна вместо слов, коснулась моей руки, и мы взлетели еще выше.
Мы пролетали мимо дома Анны, мимо ее окон, а после очутились рядом с моим домом, я увидел со стороны, как сидел на кровати с ноутбуком на коленях, видел, как разбивается ваза о паркет, как Анна, хлопнув дверью, выбегает из квартиры и со слезами на глазах бежит по ступенькам вниз на улицу.
Я посмотрел на Анну, которая была одновременно и здесь, рядом со мной, и там, в той немой сцене, которая предстала перед моими глазами и, не задавая вопросов, вернулся наблюдать ту картину, которая в каком-то слегка размытом изображении вновь появилась передо мной.
Анна в красивом шелковом платье, кружась, грациозно переступала своей ножкой по невидимым ступеням и оказывалась вдруг то среди деревьев, по-осеннему раскрашенных разноцветными красками, где листья красиво вальсировали на ветру вокруг нее, то в зимнем лесу с заснеженными елками. Когда наступила весна, Анна приостановилась, посмотрела вокруг, полюбовалась ярким солнышком в небе, прислушалась к журчанию ручья и, взмахнув руками в воздухе, продолжила движение вперед. Теперь рядом с ней оказывалось много разных людей, и мужчин, и женщин. Картинки менялись одна за другой, весну сменило лето, и Анна вдруг замерла на месте и отвернулась. Я смотрел на Анну и меня удивляло, что она, видя себя саму со стороны, так спокойна. Стоя спиной Анна, которую я наблюдал, словно оживший образ из недавнего прошлого, сначала заплакала, а волосы, заплетенные в косу, вдруг разлетелись как от дуновения сильного ветра, дувшего ей в лицо. Затем к ней подошли неизвестные мне люди и протянули какой-то сверток. Анна взяла его в свои руки, прижала и повернулась. На руках у нее был младенец.
Я был поражен, и Анна, которая взлетела сейчас вместе со мной в неведомую высоту, поняла это.
Значит, есть ребенок. Целый год жизни, моей жизни, пролетел у меня перед глазами. Я искал, метался, я никак не мог остановить свою внутреннюю борьбу. Но только так я мог стать мужчиной, только так я мог стать человеком. Через боль расставания, через тоску от неуверенности в том пути, которым я шел, я пытался найти себя самого, ту внутреннюю опору, которая была так мне необходима. И я нашел ее в себе.
— У тебя есть ребенок? — спросил я.
— Да.
Я смотрел на свою любимую Анну и миллион мыслей промчались в моей голове. В моем сердце жила любовь к ней, моей милой и нежной Анне, моей ласковой и такой умной.
— Мальчик, — произнесла Анна.
Я хотел что-то спросить, но Анна меня перебила. Внутри я уже был готов к тому, что теперь нас будет трое, несмотря на то, чей это ребенок. Какая-то внезапная волна счастья окатила вдруг меня. «Ну и что, пусть, мне все равно. Я люблю ее, я буду любить сына, как родного», — думал я.
— Андрей, это…, — начала говорить она.
Но в этот момент я пересел на диванчик, на котором сидела Анна, обнял ее, повернул ее лицо к своему и посмотрел ей в глаза. Приблизившись, я едва коснулся ее губ, она нежно провела своей рукой по моей щеке, и огонь растекся по моим венам от ее горячего поцелуя. Мне больше не хотелось слов и на какое-то мгновение мы снова улетели.
Я провел ее домой. Она пригласила войти. Через некоторое время Анна появилась с ребенком на руках. Она протянула его мне, и я, лишь только взглянул в его голубые глаза, все понял…

Анна отняла свою руку от моей, и я открыл глаза. Я смотрел на нее в полном изумлении. «Как чудным образом Анна сумела провести меня, пересекая границы времени?» — думал я, глядя на нее.
— Скажи мне, как? — произнес я.
— Я потом тебе расскажу.
— Что же я видел? У нас с тобой есть сын? — не мог понять я.
— Ты видел нас, — сказала мне с улыбкой Анна, — и у нас в будущем будет сын.
Я подошел к ней, присел рядом, мне хотелось обнять ее и больше никогда не отпускать. Она прильнула ко мне и волна горячего дыхания вновь соединила нас с ней.
Глава 14
Я ехал за рулем и в какую-то минуту рядом, на пассажирском сиденьи, появился некто, одетый в солидный чёрный костюм. Я опешил, и руки мои тогда дрогнули на руле от неожиданности.
— Поднажми, друг мой, так мы и до утра не доедем. — сказал неизвестный мне человек, улыбаясь.
— А мы торопимся? — спросил его шокированный я.
Человек посмотрел на меня, и в его глазах блеснул огонь, который пронзил меня ужасом.
— Я хочу поскорее показать тебе что-то.
В его голосе чувствовалась какая-то сила и власть. В самом же себе я не находил мужества противостоять его воле.

Я нажал на педаль газа и мы поехали так быстро, что, легко обгоняя всех на своём пути, мне казалось, едва не взлетели. Рукой он указал, куда свернуть, и вскоре мы остановились. Он направился к чёрной металлической двери, которая открывала вход в кафе, находящегося в цокольном этаже. Открывая двери, он обернулся и взглянул на меня. Я стоял в раздумьях, не решаясь пойти следом за ним. Он махнул головой, призывая за собой.
Мы вошли внутрь, и он подвёл меня к столу, который стоял в центре помещения, освещённый сверху большой лампой из-под круглого старинного абажура. Мы сели в кресла, стоявшие там, он сел напротив меня, положив на стол свои кожаные перчатки, снял шляпу и сверху прикрыл их ею.
Я пригляделся к нему и вдруг увидел открывшиеся моему взору небольшие чёрные рога на его голове, торчащие сквозь волосы. Не произнося ни слова, он провёл рукой, предлагая мне взглянуть вокруг себя.
Я стал вглядываться в мрак темного зала, в котором очутился, и лишь спустя пару минут, когда глаза привыкли к темноте, смог рассмотреть, какое множество людей находилось здесь, рядом со иной. Каждый из них был занят каким-то своим делом.
Многие из них подходили к барной стойке, протягивали какой-то мешочек, а взамен им подавали чашу, в которую наливался горячий красный напиток. Каждый, кто подавал мешочек, получал чашу, но у всех она была разного размера. Я задумался, почему, и что является содержимым этого мешочка?
Я посмотрел на моего странного спутника в надежде получить ответ, но тот взглядом предложил продолжить наблюдения.
Среди присутствующих в этом зале я успел заметить нескольких своих знакомых. Некоторые только подходили к так называемой барной стойке с протянутой рукой. Я видел, как один за другим они отдавали свои мешочки и довольные, получив желанный напиток, отходили и рассаживались за столиками где-то в темноте. Но я видел и тех, кому было нечего дать, кто стоял с протянутой пустой рукой, не имея в ней мешочка. Через мгновение дверь за барной стойкой открывалась и их приглашали войти внутрь.
Я смотрел по сторонам, не в силах понять, что здесь происходит. В тот момент к столу подошла невероятной красоты девушка и, сняв красивый бокал, наполненный красным напитком, с подноса, поставила на стол передо мной, низко поклонившись мне. Я видел красоту её тела и привлекательность её движений, манящих и соблазнительных, и мне в какой-то момент захотелось коснуться её. Мои чувства были в смятении, во мне просыпался интерес.
— Как Вас зовут? — спросил я.
— Марина, — ответила она, отходя.
Наблюдая за ней, я видел, как она подошла к столику, где сидел мужчина, поглядывающий на часы. Она присела к нему на колени и обвила руками его шею. В темноте я не сразу узнал своего друга, Макса.
Несколько дней назад он признался, что влюблён в женщину, назвал мне её имя, поразив своим желанием развестись. Я удивился тогда, ведь знал, как он любит своих детей.
Я был шокирован, когда совершенно не стесняясь никого вокруг, они предались страстным любовным утехам.
От неожиданности бокал, из которого я успел сделать несколько глотков, я едва не выронил. Я поставил его стол и увидел, как им несут напиток, не утруждая вставать в очередь к барной стойке.
Видел я и других своих знакомых. Некоторые из них были довольно богатыми людьми, многие из них занимали высокие должности. Они сидели за столиками, а им разносили подносы с бокалами.
— Что все это значит? — спросил, не выдержав я.
— А сам ты, что, так и не понял? — с какой-то странной, едва уловимой угрозой в голосе, произнёс мой неожиданный пассажир.
Не понял я и того, когда он успел закинуть на стол свои ноги. И лишь тогда увидел я, что в месте, где предполагалась пятка, вместо туфель виднелись самые настоящие копыта. Тут я стал припоминать, что видел этого человека ранее, когда ехал в метро. В тот день Николай провёл сеанс диагностики, на которую согласился Макс. Я поднялся, решив скорее уйти.
— Куда? — услышал я вдруг крик за своей спиной. — А платить?
Я изо всех сил кинулся к двери, чувствуя, как сзади за меня схватилось несколько десятков рук. Все они, вцепившись в мою одежду, пытались удержать меня. Они тащили меня со ступенек вниз, но властный голос, который я, конечно же, узнал, громко произнес из глубины мрачного зала:
— Отпустите, он сам вернётся.
Я открыл свои глаза, проснувшись. Поняв, что это был только сон, я рукой потянулся к шее и не смог нащупать цепочки, на которой висел мой крестик. Я пришёл в ужас. Выходит, тот сон, из которого я только что вернулся, был частью моей реальности. Я поднялся, привёл себя в порядок и позавтракал. Подойдя к зеркалу, в которое я смотрелся всегда, когда мне необходимо было увидеть себя в полный рост и, взглянув в своё отражение, я подумал о том, что я и тот, кто стал моим спутником сегодня, невероятно похожи. От этого сходства холод пробежал по моей спине.
Неожиданно отражение в зеркале замерло и в какой-то момент приняло вид моего отца. Он улыбался мне, глядя доброй улыбкой и приглашая войти к нему. Поражённый от увиденного я едва собрался с силами, но сделал шаг по ту сторону зеркала.
— Папа, — сказал я, — я потерял свой крестик.
— Не волнуйся, мы вернём его.
— Но как?
Отец, который давно покинул меня, вдруг предстал передо мной, он помогал мне, и он был на моей стороне, хотя при жизни мы часто конфликтовали. Мы оказались в невероятно светлом доме, стены которого были из зеркал.
— Взгляни, — сказал он мне.
Я увидел себя со стороны, видел, как молился за своего отца, когда тот заболел, как просил в своих молитвах оставить ему жизнь и вернуть здоровье, взамен на моё. Наверное впервые в жизни тогда я просил так сильно, осознав, наконец, как я люблю его, прося за него без какой-либо корысти, абсолютно искренне и от души. Он подозвал меня к другому зеркалу. Я подошёл и увидел там, за пределами этого измерения, в каком-то неведомом мне мире, сосуд, в который наливалась светящаяся золотистым цветом жидкость. И сосуд этот там держал я.
Отец протянул руку и, взяв сосуд из рук того меня, протянул мне небольшую пиалу, в которую налил из сосуда этого ароматного, необычного напитка.
— Это нужно отдать за твою веру. Ты немного утратил её, сынок.

…Солнце светило прямо мне в лицо. Я проснулся. Я понял, что это был удивительный сон, в котором уместился ещё один. Но каково было моё удивление, когда собираясь выбегать на работу, взглянув, как обычно, перед уходом в зеркало, я увидел висящую на нем свою золотую цепочку с крестом, которую я не снимал с себя раньше никогда и ни при каких обстоятельствах. Не поверив своим глазам, я тронул рукой шею и лишь убедился, что на ней цепочки нет.
Глава 15
Анна обняла меня, подойдя сзади, и поцеловала в щеку.
— Доброе утро, милый! — сказала она.
Я повернул к ней своё лицо и, целуя в губы, усадил к себе на колени. Волна нежности пробежала по коже.
— Милый, постой, я хочу показать тебе кое что. — останавливая мои страстные порывы, произнесла Анна.
Она положила свою ладонь на мою…
Этой весной Париж утопал в лучах солнечного света. Волнения и столкновения двух религиозных течений, католиков и протестантов, словно и не волновали величественный город.
Недолго Маргарите Валуа оставалось наслаждаться соей свободой, будучи незамужней принцессой. Своим обаянием, умом и красотой она могла без усилий покорить сердце любого из многочисленных своих поклонников. Но сердце самой Марго принадлежало её молодому любовнику, герцогу Генриху де Гизу, к которому она испытывала страстные чувства и с которым мечтала венчаться.
— Я очарован красотой Ваших глаз, — говорил он ей в пылком порыве, — они подобны черному янтарю.
На что Марго весело смеялась и покрывала его поцелуями снова и снова.
Лето было жарким. Сад Тюильри благоухал цветущими глициниями. Расположившись рядом с Лувром, он был любимым местом для прогулок аристократии и знати.
Не знала Марго, идя в окружении матери своей, сестёр и братьев, что мгновения ее любвеобильной и свободной жизни подходят к концу. Сохранить в тайне роман со своим возлюбленным, герцогом Генрихом де Гизом, Марго не удалось. После изгнания под угрозой физической расправы, молодой герцог вынужден был покинуть Париж, оставив возлюбленную в слезах от горя.
Глядя в окно из дворца, с печалью на лице, вспоминала Маргарита де Валуа, ставшая Наваррской, свои последние дни юности. Не знала она тогда, будучи совсем юной, какое будущее уготовано ей по воле матери ее, Екатерины Медичи. Оказавшись в эпицентре религиозных распрей, могла ли предположить юная, страстная натура, каким испытаниям будет подвергнута ее жизнь. Ее разум сдерживал натиск чувственности, оттого противостоять воле матери она так и не смогла.
Наблюдая за закатом солнца, стояла Марго, чувствуя, что время ее уходит, вот-вот и не останется шансов подарить мужу, Генриху Наваррскому, наследника.
В саду, под лучами заходящего весеннего солнца, мелькнул стройный женский силуэт. Ветки дерева дрогнули и вскоре вернулись в свой прежний покой. Однако, Марго успела заметить, как поспешно этот силуэт удалялся.
Через мгновение Марго, подхватив полы своего платья, бросилась из комнаты. Спускаясь по лестнице, торопясь, она порой переступала через одну ступеньку. Преодолев коридор, она оказалась у двери, ведущей в тот самый сад. В эту минуту дверь внезапно распахнулась, и на пороге появился Генрих.
— Куда направляется в столь поздний час моя драгоценная супруга? — спросил с удивлением он.
— Бывают вечера, один прекраснее другого, — отвечала, пытаясь вернуть себе спокойный вид, Марго, — то — вечера, передо мною вы сейчас, мой друг.
Генрих улыбнулся и, проходя мимо, произнес:
— Нет никого прекраснее вас, моя дорогая.
Маргарита посмотрела ему вслед и, увидев ленту тончайшего шелка, лишь краешком выглядывавшего из кармана мужа, успела аккуратно пальчиками извлечь его оттуда. Устраивать сцену ревности не входило в ее планы. Гораздо разумнее, решила она, устранить соперницу, чтобы та не мешала ей.
Выйдя в парк, Марго неспешным, прогулочным шагом, обошла цветочные клумбы. Миновав их, она направилась к тенистому саду, который располагался прямо под окнами ее спальни. Найти ту, что так легкомысленно потеряла свою подвязочную ленту, она не рассчитывала. Лишь удивилась, увидев садовника, шедшего с корзиной, полной прекрасных алых роз. Подойдя поближе, она остановила его и вдохнула чудесный аромат цветов, достав одну розу из корзины. Спрашивать, для кого они, Марго не стала. Знала и без того о многочисленных фаворитках своего мужа…
…Утром корзина с цветами была направлена в дом одной из них. Посыльный, которому Маргарита посулила несколько монет, вскоре сообщил ей адрес, куда они были доставлены. Одну из роз, что Марго оставила себе, она обвязала лентой. Той, что оказалась в её руках из-за поспешности любовников. Она отправила эту розу следом за корзиной.
— Мадам, будет ли послание? — спросил посыльный.
— Нет, назовите лишь, от кого она. — ответила Маргарита.
…Анна открыла глаза и отняла свою руку.
— Что же было дальше? — спросил в изумлении я.
— Вечером того же дня в Лувр на бал съехалась вся знать Парижа. Не прибыла только одна из приглашённых, и Марго знала, что это была графиня де Гиш. — говорила Анна, — Позднее, заполняя пустоту в своей душе многочисленными любовными романами, Марго не особо скрывала их. Понимала она, что удержать Генриха в своей спальне она не в силах. В сердце её оставалась надежда, что она все же успеет подарить ему наследника. Тогда Марго ещё не знала, что ей суждено стать последней из рода де Валуа…
— Почему ты мне все это показала? — спросил я.
— Я позже объясню, любимый, тебе некогда, — обнимая меня, сказала Анна.
Увидев некоторое недовольство, она все же ответила:
— Мне необходимо туда вернуться.
Я посмотрел на Анну, совершенно не понимая, что происходит.
Со всем этим мне ещё предстояло разобраться.
Глава 16
В это утро я вышел чуть позже, чем обычно. Мне предстоял трудный день. Нужно было сдавать объект, а предварительно внести последние правки, которые мы согласовали с Николаем. Пока ехал на работу, в потоке машин, я совершенно ушел в мысли об Анне. Я размышлял над тем, что же это за дар, которым она неожиданно для меня обладает. Вся цепь событий, происходивших в моей жизни за последний год, стала последовательно выстраиваться в некую цельную картину. Мои сомнения открыли мне дверь в мир, где существовало множество других вариантов путей. Я мог избрать любой из них, если бы захотел.
Камень, с которым я проснулся однажды утром, стоял на комоде рядом с зеркалом среди различных статуэток, привезенных мной из разных стран, где мне довелось побывать. Я не мог поверить в то, что увиденный мной сон, был правдоподобным.
Доехав до Петроградки, я встал в жуткую пробку. Простояв минут сорок, решил, что быстрее доберусь на метро. Я припарковался и спустился в метро. И вдруг случайно в потоке людей я встретился глазами со своим давнишним знакомым. Как ни в чем не бывало, он подошел ко мне, и дальше мы поехали с ним вместе, потому что, как оказалось, нам по пути.
— Помню, как-то раньше ты увлекался религией, — вдруг перевел я разговор на интересующую меня тему после небольшого приветствия, — как сейчас у тебя с этим?
Олег с блеском в глазах посмотрел на меня и заметно оживился:
— Да, я и сейчас продолжаю изучать Священное Писание, — начал с воодушевлением он.
— Ты все так же, по-прежнему посещаешь своих «свидетелей»? — спросил его я, в глубине души уже зная ответ на свой вопрос.
— Да, конечно. — ответил он и продолжил, — Знаешь, в последнее время я чувствую, что на земле происходят перемены, очень скоро останутся только добрые люди, все злые уйдут, они просто умрут. Частота магнитных колебаний земли повысилась, они не вынесут таких высоких вибраций, поэтому просто исчезнут.
Я смотрел на Олега, на то, с каким азартом он произносит все эти слова, как активно жестикулирует руками и вдруг словил себя на мысли, что наверно не выдержал бы долгого общения с ним.
— Как твоя личная жизнь? — спросил его я.
Он улыбнулся:
— Никак, — ответил он мне, — Я же ищу только среди верующих, но пока я не встретил свою единственную.
С одной стороны, я прекрасно понимал, почему Олегу до сих пор так и не посчастливилось найти свою любимую, с другой, мне было странно оттого, что у такого молодого и невероятно привлекательного парня могут быть проблемы в личной жизни.
— Все они хотят, чтобы у тебя все было: деньги, квартира, машина, должность, на худой конец. Всем подавай подарки, рестораны, путешествия, драгоценности и так далее, и тому подобное. — продолжал Олег, — А мне нужна такая, что увидит во мне…
Здесь поезд въехал в тоннель, и я не смог расслышать, что же должна увидеть в Олеге его потенциальная избранница. Переспрашивать не стал, примерно понимал, что он имел в виду.
Мы вышли из метро и какое-то время шли в одном направлении.
— Я сейчас развиваю туристическое направление бизнеса, круизные путешествия, кругосветные, — говорил Олег, — Если вдруг захочешь в путешествие на огромном круизном лайнере, обращайся, я тебе организую скидку.
— О, здорово! — обрадовался я, так как в последнее время как-раз думал о том, какой подарок преподнести Анне, — Может быть, может быть. — сказал я, пожимая ему руку на прощание.
Он на мгновение задержал мою руку в своей, посмотрел мне пристально в глаза и улыбнулся, показав белоснежный ряд зубов. Своей доброжелательностью он без сомнений расположил меня.
— Заходи ко мне, — сказал я, собираясь уходить. Олег махнул мне рукой и неожиданно спросил:
— Сегодня. Можно?
— Хорошо, — ответил я, вливаясь в толпу идущих людей. Я торопился, мысленно я уже перенесся к своей работе, к тому проекту, над которым работал последние несколько месяцев, поэтому особо не задумался, что Олег возник как из ниоткуда в моей жизни и как-то удивительно быстро напросился ко мне в гости.
Довольно скоро я был уже на работе. Начинал моросить мелкий дождь, напоминая, что настала пора потихоньку сменить одежду на осеннюю. Туристов на улице становилось все меньше, но их по-прежнему было все-таки очень много. Особенно выделялись группы китайцев. Своими громкими голосами она привлекали к себе внимание, а иногда обойти их было не так-то и просто.
Николай ждал меня. Мы пробежались по основным моментам, сегодня предстояло защитить наш дизайн-проект загородного дома, со всеми внутренними устройствами и приспособлениями, а также ландшафтное обустройство территории для одного зажиточного генерала в отставке. День прошел в суете и волнительном ожидании результатов. К счастью, наши усилия были не напрасны, и вскоре нам сообщили положительное решение.
Это означало, что нам действительно можно было призадуматься об отпуске.
— На Кипр махну, — сказал мне довольный Николай, — я уже и путевку купил, ну, сколько можно пахать.
Мне ответить пока было нечего. И тут я вспомнил о своей встрече с Олегом.
Вечером ко мне действительно пришел Олег. Все как-то суетился, мимоходом осматривая, как я живу, предлагая мне варианты подороже. Я не придал особого значения этому, решив, что это его такая индивидуальная черта. Только позже, когда он ушел, я стоял, держа в руках альбом с самыми интересными круизными предложениями от его компании, и не мог понять, в чем был подвох.
Я чувствовал, что произошло нечто, чего я пока не мог осознать. Что-то вдруг изменилось в атмосфере моей квартиры. Появилось чувство, что я чего-то лишился. Но что, я никак не мог понять.
Затянуть меня в свою секту «Свидетелей» он не смог, несмотря на то, что он всеми возможными способами пытался убедить меня в том, что единственное истинное понимание веры находится у них. Опираясь на Священное Писание, которым является Библия, они не принимают текстов Святых отцов, считая их отступничеством. Для меня же, как православного, было понятно, что Знание является той силой, которая доступна немногим, поэтому спорить, доказывать и убеждать его я не стал, ведь мне и самому еще так много необходимо познать.
Каково же было мое удивление, когда я, взглянув на комод, вдруг не обнаружил на нем камня, того самого камня, который появился у меня загадочным образом — во сне, как я считал. Мне было оказано доверие расследовать таинственное исчезновение Солнечных Братьев, а я, даже не успев начать, умудрился провалить миссию.
Я не знал тогда, что это и было началом ее выполнения.
Глава 17
Приятный аромат в доме Анны всегда напоминал мне о моем детстве, о той безмятежности, в которой я пребывал, когда бывал у бабушки. Парное молоко от коровы по утрам, блины из печи с мёдом и сметаной, дед, всегда добрый и мудрый. Я стоял на пороге в квартире Анны и на мгновение будто перенесся в то своё прошлое, где, как оказалось, я был бесконечно счастлив. Ладонью своей руки я провёл по волосам Ани, обнимавшей меня, приветствуя, дальше рука скользнула вниз по ее спине и, остановившись где-то посередине, я прижал ее к себе, целуя.
Наше недолгое расставание мне показалось вечностью. Прошло несколько дней, как мы не виделись, может быть, неделя, а у меня было чувство, как будто мы не виделись целую вечность.
— Что с тобой? — удивленно, целуя меня, спросила она.
Я не хотел долгих слов и объяснений, мое желание набирало силу, я вдыхал запах ее кожи, ее дыхания, и у меня начинала кружиться голова.
— Ты так прекрасна, милая! — произнес я шёпотом. Я шагнул вперёд, все также не в силах оторваться от неё, Анна отступила и, двигаясь единым целым, мы незаметно перебрались в спальню.
Кровать была аккуратно застелена, словно встречая нас в объятия своих белых простыней, мягких и сохранивших ещё запах Анны подушек. Глаза Ани пылали огнём, рождая во мне ещё более сильное пламя. Мы оба были захвачены в плен нашей страсти. Горячие поцелуи, шумное дыхание, нежные стоны обоих, наслаждение от прикосновений к совершенному, невероятно красиво сложенному телу рождали в нас чувства единения, полного и безоговорочного, каким только может быть соединение не только тел, но и душ любящих мужчины и женщины.
После мы лежали, не выпуская друг друга из объятий. Словно путники, измученные жаждой в жару, мы дали друг другу немного утолить ее, будто испив из источника друг у друга.
— Я всегда любила тебя, Андрей. — сказала Анна.
Я поцеловал её волосы, прижав к себе, рукой нежно провёл по щеке, коснулся ее губ и, обогнув их, провёл по линии подбородка.
— Я всегда буду любить тебя. — сказал ей я.
Аня подняла свою голову, посмотрела мне прямо в глаза, долго, пристально и приблизилась, чтобы поцеловать в губы. Ещё не остывший жар в моей груди вновь побежал по телу. Снова миллионы частичек маленьких огоньков, как огненная лава, растекались внутри меня, воспламеняя страсть, которая сводила меня с ума.
Эта ночь была необыкновенной. Тогда мы узнали с Анной о том, насколько сильна была наша жажда, насколько сильна была наша страсть друг к другу. И никто не смог бы ее утолить, это могли сделать только мы с ней. Я понял, что никогда и никого не любил так сильно. Наше будущее, каким бы оно не было, теперь было только для нас двоих. И как мне однажды сумела показать Аня: когда-то — для троих.

— Милая, что ты там так долго делаешь? — спросил я, когда наступило утро, и Анна ушла в ванную.
Но в ответ я не услышал ни звука. Я устремился в ванную, потянул дверь, она была закрыта изнутри. Я дернул за ручку раз, два, три.
— Аня! Открой. — громким голосом сказал я.
Но до меня доносились лишь звуки струящейся воды из-под душа. Я вынужден был взломать дверь. Когда я распахнул штору, моему взору был представлен поток льющейся воды из душа. Ани там не было. Я пришел в некоторое недоумение. Как такое могло произойти? Множество мыслей пронеслось в моей голове, но ни в одной я не находил для себя логического объяснения. Я повернул кран и вода перестала литься.
Я пошёл по квартире, заглянул во все комнаты, зашёл на кухню, проверил и на балконе, на втором балконе, посмотрел в гардеробной, но нигде не нашёл мою Аннушку. Я схватил свой телефон, лежавший на тумбочке возле кровати, набрал номер Ани. Раздались гудки, затем я услышал известную мне мелодию, которую Аня установила на мои звонки, и я увидел, что телефон Ани лежал, мерцая и переливаясь ярким светом в темноте комнаты, на столике трюмо. Я подошёл и лишь убедился в этом.
Взяв телефон в руки, я присел на кровать, задумавшись над тем, какую же странную шутку решила вдруг Аня разыграть надо мной. Не понимал. «Может быть, она пошла в магазин?» — задавался мысленно вопросом я. Но прошёл час, Аня не вернулась.
Совершенно не понимая, что делать в ситуации, когда человек буквально исчез, я навёл порядок в комнате, привёл в порядок себя и позвонил Саше.
— Приезжай, — сказал мне сразу же он.
Через час я был уже у него на работе. Мое сердце бешено колотилось. Я старался держать себя в руках и не паниковать раньше времени.
— Ты ее родителям звонил? — первое, о чем спросил меня Саша, когда я к нему приехал.
Инстинкт отца, это я понял, первое, о чем подумал он.
— Конечно, — ответил я, — вот ее телефон, я набрал все номера из списка ее контактов.
— Молодец, времени ты зря не терял. — в задумчивости сказал Саша. — Давай-ка теперь по больницам.
Я сделал удивленные глаза.
— Так бывает Андрей, вышла на улицу, могло случится все, что угодно. — Он провёл дружески мне по плечу. — Я сейчас тоже позвоню по своим источникам.
Я стал набирать номера из списка, что протянул мне Сашка.
— Здравстауйте, скажите, к вам сегодня не поступала девушка, зовут Белова Анна? — звонил и спрашивал я.
Мне отвечали:
— Нет, таких у нас нет.
Тогда я набрал Единый номер справочной по без вести пропавшим.
— Трое суток прошло? — спросили меня,
— Нет? Тогда что же вы звоните? Через трое суток в милицию обращайтесь и можете звонить нам.
Я, обескураженный, опустил руку с телефоном.
— Андрюх, погоди паниковать, не отчаивайся. — ободрял меня Сашка. — После всего, что между вами было, ей, возможно, захотелось побыть одной. Может быть, она пошла в парк или просто по городу прогуляться. Я взглянул на Сашу и вдруг подумал, что он действительно может быть прав.
— Хорошо бы, если бы это было так. — сказал я.
— Моя Полина ждёт не дождётся, когда же ты к нам заглянешь. — поднося мне чашку с кофе, сказал Сашка.
— Спасибо.
Кофе взбодрил меня, с каждым его глотком силы, внезапно покинувшие меня, казалось, постепенно возвращались ко мне.
В кабинете Саши, ставшего недавно заведующим хирургического отделения одной из клинических больниц Петербурга, было светло и уютно. Чёрный кожаный диван маняще выделялся на фоне светлой отделки стен.
— Присядь, — сказал Сашка, заметив мой взгляд, — давно мы с тобой не виделись. Я ужасно соскучился.
— Да, я знаю. — произнёс я, — я тоже.
В кабинет заглянул кто-то из коллег Саши.
— Александр Максимович…
— Любовь Сергеевна, что-то срочное? — быстро спросил он.
Смущенная, Любовь Сергеевна, попятилась назад.
— Я попозже зайду. — сказала она.
Но в эту секунду Сашка вдруг встал со своего кресла, быстро записал что-то на листке и подошёл к вошедшей женщине.
— Вот, — сказал он полушепотом ей, протягивая листок, — Нужно по моргам позвонить.
До меня долетел обрывок фразы, сказанной Сашкой, и в одно мгновение холодом обдало все мое существо.
Я вскочил с дивана.
— Тихо, тихо, — повернувшись ко мне и ладонью приложившись к моей груди, произнёс Сашка. — успокойся, это чтобы исключить.
Я взял телефон и набрал ещё нескольких людей из списка контактов моей Аннушки. Подруги, друзья, коллеги по работе, родители — вскоре уже практически все узнавали меня по голосу. Конечно же я не стал пугать их всех исчезновением Ани, это было бы слишком преждевременно. Но не позвонить им я не мог.
— Вечером она вернётся. — сказал Сашка.
— Почему ты в этом так уверен? — удивлённо спросил я.
— Интуиция.
Он сел в своё кресло, но, посидев минутку в задумчивости, взял свою чашку кофе и пересел ко мне.
— Когда зайдёшь к нам? — спросил он.
— Если ты окажешься прав, и Анна сегодня вернётся, мы зайдём вместе с ней, хорошо? — ответил я, допивая свой кофе.
— Договорились.

Я встал, Сашка — тоже, мы пожали друг другу руки, он меня обнял на мгновение, похлопывая по спине, и попровожал.
— Вижу, что что-то у тебя происходит, но ты не договариваешь. — сказал он, — Все обязательно будет хорошо, вот увидишь.
Пока я шёл по больничному коридору, спускался в лифте, мне вспомнился вдруг Олег. И когда я вышел на улицу, я уже понимал, куда направлюсь.
Глава 18
Мне было необходимо попасть к Олегу. Обвинить его в пропаже камня сходу я не мог. Его странное поведение у меня дома вызвало во мне не очень приятные чувства. Но даже, не взирая на это, я не мог обвинить человека в воровстве. На мое удивление он спокойно пригласил меня к себе. Я помнил, где он живет, оказалось, адреса он не сменил. Вскоре я, преодолев несколько станций метро, шёл по знакомой улице к его дому.
— Привет, заходи, дорогой. — с радостью в голосе встречал меня он.
Я прошёл к нему в квартиру, он пригласил меня в свою комнату.
— Ну, что, наверное определился? — доставая свои буклеты, спросил он.
Я попросил принести мне воды.
— Может чего покрепче? — спросил с хитрым прищуром он.
Я улыбнулся.
— Да нет, просто воды.
— Понял, я мигом. — сказал Олег и быстро вышел из комнаты.
Пока его не было, я начал осматривать комнату, тихо приоткрыл каждую полку в его письменном столе. Бегло и очень быстро осмотрев все вокруг, я не нашёл то, что искал.
— Держи, — сказал он, протягивая мне стакан с водой, когда вернулся.
Я выпил весь стакан залпом.
— Спасибо, — произнёс я, возвращая стакан.
Он не унёс его, поставил здесь же в комнате, на своём столе. Это означало, что шансов осмотреться у меня больше нет. Олег вновь взялся за свои буклеты.
— Я сейчас собираюсь в Арабские Эмираты, — с энтузиазмом в голосе начал он, — рекомендую! Отличный круизный лайнер премиум класса. Там целая страна. И что самое главное — совсем недорого. Я, как и обещал, сделаю тебе скидку.
Я взял буклет из его рук. Перелистывая страницу за страницу, я размышлял тем временем над тем, как мне вывести наш с ним разговор в нужное мне русло.
— Слушай, — сказал я, — сразу тебе скажу, почему пришёл, не буду кривить душой, мне нужно кое-что вернуть.
Олег смотрел с явным недоумением.
— О чем ты? — спросил он.
Я подошёл к окну, рукой слегка отодвинул штору, взглянул на улицу.
— Красиво. — произнёс я, видя, какой открывается вид из окна комнаты Олега.
— Да, самому нравится. — сказал, улыбаясь он, — Так что вернуть, я что-то не понял?
Я отошёл от окна и внимательно посмотрел в глаза Олегу.
— В тот день, когда ты у меня был, у меня из квартиры пропала одна очень ценная вещь. Понимаешь? — спросил я.
Олег усмехнулся, пошатнувшись на месте.
— От ты даёшь! — воскликнул он, и в его голосе прозвучали нотки обиды. — И ты думаешь, что это я? Я, по-твоему, пришёл к тебе и унёс что-то ценное?
Он заходил из стороны в сторону. Я, не отрываясь, смотрел на него.
— Черт! — произнёс с досадой Олег.
Он вышел из комнаты, свернув на кухню, как я понял, располагавшейся справа от комнаты. Прошло несколько минут. Я стоял, ожидая его возвращения. Каково же было мое удивление, когда он вернулся, заходя в комнату слева. Он стал в дверном проеме, а я по-прежнему смотрел ему в глаза. Странное дело, теперь его глаза были словно налитые кровью, они имели красноватый оттенок. Я взглянул поочерёдно в правый, затем в левый глаз и пришёл в некоторый ужас. Если правый глаз сиял красным, то левый был абсолютно чёрный. Не произнеся ни единого слова он сделал быстро два шага назад и скрылся за дверью, там, откуда минуту назад появился.
Через мгновение я услышал звук приближающихся шагов с той стороны, куда изначально уходил Олег. Он вошёл в комнату, держа в своих руках Икону Богородицы.
— Вот, — сказал он, — хочу, чтобы ты не сомневался и поверил. При Святом Образе Матери Божией говорю тебе — никогда и ничего я у тебя не брал.
Я увидел, как его глаза застилают слезы. Ему было обидно, что он попал под мое подозрение. И тут я обратил внимание на его голубые глаза, такие чистые, небесно-голубые.
— Прости меня. — сказал я. — Я тебе верю. Верю.
Жуткие чувства вдруг закрались ко мне в сердце.
— Слушай, а кто живет здесь с тобой? — спросил я.
Олег, все также держа Икону в руках, обернулся, как бы опасаясь кого-то, кто может услышать или увидеть его.
— Ещё мать моя. Она болеет, слегла совсем.
— А кто смотрит, когда ты в отъезде? — спросил я, недоумевая.
— Я нанял сиделку. Когда меня нет, с ней всегда она, — все больше успокаиваясь ответил Олег.
Я положил руку ему на плечо и сказал:
— Прости, я должен был проверить. Я верю тебе.
Олег слегка улыбнулся.
— Пойдём, я тебя познакомлю с мамой, ей будет приятно.
— Думаешь, стоит? — не понимал я. — Может быть, не стоит беспокоить ее?
— Ее покой теперь только Он и нарушает, — неожиданно для меня произнёс Олег.
— Кто? — не мог понять я.
Олег посмотрел на меня и, приложив указательный палец к губам, произнёс:
— Бес.
Неприятные чувства во мне стали усиливаться. Мне хотелось как можно скорее покинуть эту квартиру, но Олег настаивал.
Причинив ему некоторые переживания своим подозрением, я чувствовал себя теперь обязанным ему. И, несмотря на то, что мне совершенно не хотелось посещать его больную мать, я все же согласился.
Мы прошли из комнаты налево по коридору и вошли в крайнюю дверь.
— Мама, ты не спишь? — спросил, заходя Олег, — Смотри, кого я тебе привёл, это мой друг — Андрей. Мама, он очень хороший, помнишь, я говорил тебе про него.
— Здравствуйте! — сказал я.
Мама Олега лежала в кровати на больших подушках, прикрытая одеялом, расшитом по старинке кружевами.
— Здравствуй! — ответила она.
— Мама, помнишь, ты говорила, что хочешь портрет? — совершенно неожиданно для меня произнёс Олег, — Андрей — художник.
Он посмотрел на меня, подмигнув мне, как бы давая понять, что это не всерьез, лишь чтобы как-то подбодрить ее.
— А, художник, — сказала, как простонала его мама, — это хорошо.
— Хочешь, он нарисует твой портрет, мама? — продолжал Олег лишь одному ему известную игру.
— Да, — тихо, чуть слышно произнесла она.
Я был поставлен в неловкое положение, и зачем это делал Олег, я не мог понять.
— Я сейчас, — сказал он, доставая из кармана звонящий телефон, — я на минутку оставлю вас.
Олег вышел из комнаты. Я стоял и видел перед собой умирающую женщину. Она смотрела на меня угасающим взглядом голубовато-дымчатых глаз. В ее взгляде было отчаяние и сожаление, неописуемая грусть и досада.
— Онкология, — чуть слышно произнесла она, как бы отвечая на мой немой вопрос. — Врачи сказали: пару месяцев, а вот уже полгода мучаюсь. Черт его знает, когда все это прекратится.
В уме я подыскивал слова, чтобы утешить ее. Но не успел я произнести и слова, как вдруг заметил перемену в ее глазах. Мгновение назад я наблюдал синеватую дымку в ее глазах, теперь же на меня смотрели две темные пуговки. Два чёрных камушка, как две вишенки, смотрели на меня сейчас из глубины глаз пожилой женщины.
Я стал понимать, с чем это связано, где-то на уровне подсознания, я понимал, что и болезнь здесь, в этом доме, и некое присутствие нечистой силы как бы две взаимосвязанные вещи. Я заметил, как быстро происходит перемена, стоит лишь произнести имя того, кто стоит за всем темным и нечистым.
— Мне кажется, вам нужно пригласить священника, — сказал я.
Часто я страдал от своей прямолинейности, но тогда я не стал задумываться о последствиях.
— Бог милостивый, он всем помогает, — продолжал я, не услышав ответа.
На этот раз после произнесенных мной слов из рта матери Олега послышался скрипучий звук, как будто старая дверь, которую не смазывали тысячу лет, открылась, издавая болезненный скрипучий стон.
— Неееееет, — прошипела она.
В ужасе я отступил назад.
— Вон, — сказала она все тем же скрипучим голосом, указывая мне указательным пальцем на дверь.
Я попятился к двери, натолкнувшись на стоявшего сзади Олега. — Что происходит? — спросил он, когда увидел страх в моих глазах.
— Мне пора уходить. — сказал я и направился к выходу.
Олег выскочил из квартиры вместе со мной. Лифт приехал довольно скоро, мы спустились на улицу. Олег закурил.
— Я хотел, чтобы увидел кто-то ещё, — сказал он, выпуская изо рта густую струю дыма.
— Что? — уточнил я.
— Ты ведь понимаешь, о чем я. — произнёс Олег, успев за пару секунд скурить пол-сигареты.
Я понимал, что чем больше я погружаюсь в неведомую мне ранее грань жизни, тем больше она мне показывает. То, насколько близко к человеку может подойти Дьявол, я раньше, мне казалось, видел лишь во сне.
— Объясни, как это понимаешь ты. — сказал я.
— Видишь ли, злокачественная опухоль приходит не к каждому из нас, далеко не ко всем, хотя все мы по сути являемся носителями этих клеток. — начал он, закуривая вторую сигарету. — Зло-качественная, понимаешь? Даже в этом слове присутствует слово зло.
— Олег, ты же не курил раньше, — сказал я, — Что ж закурил?
— Нервы, — ответил он, — Бум! — резко выкрикнул он.
Я вздрогнул.
— Ты чего? — засмеялся я.
Я понимал, что, находясь в постоянном напряжении и ожидании конца, видя мучения своей матери, Олег искал повод для разрядки и, возможно, сигареты помогали ему в этом.
— Я видел. — сказал я. — Раньше я видел подобное во сне.
— Нет, — произнёс Олег. — это был не сон. Ты даже и не понял.
— В смысле? Чего я не понял?
Олег сделал последнюю затяжку и выпустил дым, глядя в небо.
— Ты видел не во сне. Ты окреп, твоей энергии хватило, чтобы пересечь границу. Ты своим тонким телом окреп, понимаешь? — пристально глядя мне в глаза, говорил Олег. Видимо, когда-то ты этого очень сильно хотел и сформировал намерение. Оно начинает воплощаться небыстро. Если тебя пугает все, что ты видишь, ты можешь снова сформировать намерение, и все прекратится, не сразу, а постепенно.
Я стоял, ошеломлённый от всего услышанного. Ведь я никак не мог понять, что со мной происходило в последнее время и мне не у кого было спросить. «Вот для чего я встретил Олега, — подумал я, — чтобы он помог мне ответить на многие вопросы»
— Откуда ты все это знаешь? Вас там, у «Свидетелей» этому учат? — спросил я.
— Я не хотел тебе говорить, Андрей, но я давно уже не с ними. — произнёс Олег, и это стало для меня новым открытием.
— А с кем тогда ты? — спросил я. — Икону принес для чего?
— Икону я принес для тебя, — улыбаясь и с уверенностью в голосе, отвечал мне Олег, — ведь для тебя вера ассоциируется с Иконой, с Образом.
Я достал телефон, набрал домашний номер Ани. Гудки пробивали мою барабанную перепонку, но в конце прекратились, мне никто не ответил.
— У меня сегодня исчезла Аня, — как-то потерянно сказал я.
Заметив лавочку, я подошёл к ней и присел. Меня вдруг охватила такая непреодолимая тоска и волнение, словно я и сам умирал тогда.
— А та ценность, что ты потерял, что из себя представляет? — вдруг спросил он меня.
Я подождал, пока мимо нас пройдёт девушка с ребёнком за руку и скроется в подъезде.
— Боюсь, что если расскажу тебе в подробностях, ты не поверишь. — проговорил я. — На вид это камень золотистого цвета, продолговатой формы.
Олег подошёл ко мне и присел рядом со мной.
— Какую ценность он для тебя представляет? — настаивал он. Я рассказал Олегу о том, что это за камень и как он ко мне попал. Олег нисколько не удивился. Он заметно оживился по отношению ко мне, словно увидел во мне кого-то из близких ему.
Он хотел мне что-то сказать, но в этот момент мы снова увидели девушку, идущую с ребёнком, держа его за руку. Также, как и минут десять назад, они вошли в дверь парадной, возле которой мы находились, и скрылись внутри. Я решил, что, видимо, увлёкся своим рассказом и не заметил, как они вышли. Вслед за девушкой с ребёнком тогда, в первый раз, мимо нас прошёл некий дедуля с авоськой. Теперь, когда девушка и маленький ребёнок проследовали мимо нас во втрой раз, я через мгновение увидел и того же дедулю, и снова он был с авоськой, в которой также, как и в первый раз, лежала бутылка кефира и батон.
— Ты можешь мне объяснить, что это такое? — обратился я в изумлении к Олегу. — Там что, парадная со сквозным проходом?
— Нет, сквозного прохода там нет. — ответил Олег, как-то загадочно улыбаясь.
— Я ничего не могу понять. — недоумевал я. — Ты видел? Прошла девушка, затем старик. Через некоторое время они снова прошли здесь.
Олег понял, что пришло время что-то объяснить мне, пока я совсем не сошёл с ума.
— Ты видишь. — сказал он.
Я ожидал, что он продолжит, но, оказалось, это была не часть фразы, а вся она целиком.
— Что ты имеешь в виду? — не унимался я.
Олег внимательно посмотрел на меня. Покрутив пачку сигарет в своих руках, он хотел было достать сигарету и закурить ещё, но почему-то передумал.
— Ты видишь так же, как вижу я. Ты видишь так, как не могут видеть обычные люди. — сказал он.
— Почему?
— Я тебе уже говорил, потому, что, видимо, когда-то ты очень этого хотел. — глядя на меня говорил он, — Каким-то образом ты накопил энергию и тебе хватило сил воплотить намерение. Так бывает, когда человек, например, «просыпается» от сна, начинает жить осознанно и находится в воздержании, аскезе.
Я слушал его и теперь понимал, что многие таинственные вещи в моей жизни начали происходить как раз после нашего расставания с Аней. Мы год не были вместе. Внезапно страх забрался в мою душу: «что же будет, если Аня исчезла навсегда, как я буду жить без неё?»
— Не волнуйся, — снова как бы предугадывая мой мысленный вопрос, произнёс Олег, — если бы жизнь хотела отнять у тебя твою любимую, она бы ее отняла. Твоя Анна вернётся. Все не просто так у вас с ней. Вы, похоже, и потеряли друг друга, чтобы каждый из вас смог найти себя. Ты нашёл, но и она нашла.
Дерево, под которым соорудили лавочку, зашелестело желтой осенней листвой. Я поднял голову вверх. Это был каштан. Несколько каштанов виднелись висевшими на ветках, не спешивших покинуть своё пристанище. Дунул ветер, один из них совался и упал прямо мне под ноги. Я удивился и обрадовался одновременно. Где-то слышал, что каштаны приносят удачу. Я нагнулся, чтобы подобрать его и коснулся руки Олега. Он отнял свою руку.
— Бери, тебе нужнее. — сказал он, улыбаясь, — Я все равно хотел отдать его тебе. Говорят, удачу приносит.
— Да, я тоже это слышал. — произнес я, — Хотя верующие люди не должны верить в приметы, почему-то хочется, чтобы он был у меня.
— Ты проснулся, значит, скоро ты многое поймёшь, — сказал, вставая с лавочки Олег, — Ты поймёшь, что нет белого и чёрного, плохого и хорошего. Есть добро и зло. А остальное придумали люди.
Я тоже должен был идти.
— Что же за зло живет в вашем доме? — спросил я на прощание у Олега. Олег приблизился ко мне и ответил:
— Ты сегодня слышал его имя и не один раз. Зачем же спрашиваешь?
После этого мы быстро попрощались и разошлись.
Я вернулся домой к Анне. Мне нужно было удостоверится, вернулась ли она. Не найдя ее там, я поехал в свою квартиру. Зайдя к себе домой, я почувствовал, что голоден и утомлён. Сняв верхнюю одежду, я прилёг на кровать, решив, что несколько минут отдыха мне не помешают. И не заметил, как провалился в сон. Или мне так казалось.
Волной тока прошлась по телу вибрация. Как однажды я мог лететь по воле Анны, показывавшей мне картинку из прошлого и будущего, так и тогда, я вдруг ощутил, как отделяюсь от своего физического тела. Ощущения эти были новыми для меня, потому что я был в пограничном состоянии: я не бодрствовал, но ещё не уснул. В полном осознании происходящего я чувствовал, какой мощный заряд имеет мое тонкое тело, полностью повторяющее форму физического. Только теперь я был полностью здесь, в моем бестелесном состоянии. Я видел лежащего себя на кровати, такого большого, с одной стороны, взрослого, человека, но с другой, такого беззащитного и хрупкого, скрывавшего это даже от самого себя.
В том необычайном пространстве, как оказалось, действительно не нужны слова. Все необходимые знания, которые только существуют на Земле, можно взять здесь, только если сможешь вместить в себя.
Меня волновал тогда только один вопрос: «Где Аня?» И я получил ответ. Очень быстрый и однозначный: «В Париже!»
«Как в Париже? Зачем она там?» Мне пришла мысль, которую мне необходимо было ассоциировать с чем-то, что я видел и чувствовал в своей жизни. Но так быстро, как мне хотелось бы, мне это не удавалось. Я покружил вокруг спящего себя, и в одно мгновение вдруг встрепенулся, током вновь пронзило все мое тело. Я открыл глаза. Не понимая, сколько прошло времени, я лишь заметил, что в комнате стало темнее, значит, наступил вечер.
Рядом со мной сидела Анна. Она наклонилась ко мне, чтобы обнять. Я не мог поверить своим глазам.
— Аня, милая, где ты пропала, куда подевалась? — спрашивал я, отвечая на ее горячие поцелуи — Я очень волновался.
Но Аня снимала уже с меня оставшуюся на мне одежду и, продолжая целовать, обдувая меня своим жарким дыханием, произнесла:
— Я покажу тебе все, потом…
Глава 19
— Ну, что, Эндрю, давай ты первый скажешь, ты можешь, у тебя хорошо получается, — сказал, смеясь Сашка, подняв свой, наполненный шампанским, бокал.
— Я? — удивился я, потому что мы с Анной только пришли и присели на свои места, — Ну, что же, — начал я, поднимаясь, — в этот чудесный, знаменательный день…
— Так, так, так, — подхватил Сашка, — начало мне уже нравится.
Все весело засмеялись. А я, держа мысль в голове, продолжил:
— На свет появился один необыкновенный человек. Никто, правда, об этом тогда не знал. Но догадывались.
Здесь снова сидящие за столом весело засмеялись.
— Однажды случилось чудо, — продолжил я, — горело четыре свечи. Было очень тихо, и Саша услышал, как они разговаривают. «Я — спокойствие, — сказала первая, — и люди не умеют меня сохранить.» Огонёк ее быстро погас. Вторая произнесла: «Я — вера. Но я никому не нужна.» Подул легкий ветерок, и свеча погасла. Опечалилась третья свеча и сказала: «Я — любовь. Но люди не ценят меня.» И эта свеча тоже угасла. Саша стоял почти в полной темноте и, взяв четвертую свечу, он произнес: «А ты — надежда» и зажег от нее все погасшие свечи. — Все внимательно слушали, а я продолжал, — Так пусть же та надежда, которую ты, мой друг, однажды сумел найти, продолжает освещать твою жизнь и жизнь всех тех, кто оказался с тобой рядом! — я протянул к нему свой бокал, и мы звонко чокнулись, — За тебя!
— Спасибо, спасибо, ты как всегда, прямо в цель, — с улыбкой на лице произнес Сашка.
Он выпил свой бокал и довольно скоро наливал себе и всем по кругу по новой.
Я аккуратно рассматривал всех, кто присутствовал за столом, кого пригласил Сашка на свой день рождения. И увидел Макса с женой, с ними были их дети. Светлана выглядела радостной, но на ее лице отобразилась печать времени, печаль, которую она пыталась скрыть за улыбкой, но ей это плохо удавалось. Во всяком случает от меня. На ней было элегантное черное платье, с неглубоким декольте. Сквозь локоны ее волос сверкали два камушка в золотых сережках. Ее образ, хоть и несколько печальный, все же был светлым. Она вела себя скромно и сдержанно. Рядом сидел Николай Кузьмич, давний друг Сашки и коллега по работе. Он был со своей женой, интеллигентной, ухоженной женщиной. Оба были в довольно зрелом возрасте, но при этом было видно, что находиться в обществе им доставляет удовольствие. Было еще несколько пар, которых в тот день я увидел впервые.
Некоторые также, как и Макс, привели с собой своих детей. Для них отдельно был накрыт стол со сладостями и фруктами. Но в первые минуты мы все сидели за одним общим столом.
Похоже, Сашке хотелось собрать всех друзей, коллег и единомышленников вместе, даже несмотря на то, что многие из нас видели тогда друг друга впервые. Он пригласил соседку Ирочку с мужем, потому что очень любил их, да и Ирочка к тому же была потрясающей кулинарной кудесницей, как Сашка о ней говорил. Кто, как не она, мог помочь ему подготовиться к приему гостей.
На столе я заметил невероятное количество самых разнообразных блюд. В основном, все они были русской кухни, поэтому на столе красовались мясные тарелки с котлетами по-пожарски, отбивные и рулетики из свинины, нарезное мясо из говядины и птицы. Кроме этого, я обратил внимание на разнообразие угощений, которыми пестрели сырные, овощные тарелки, расставленные в разных местах стола. Видно было, что здесь поработала рука хозяйки, хозяйки — женщины.
Она была одета просто, но со вкусом. К нему приехали друзья из Москвы, о которых я слышал как-то от него, но видел вблизи впервые. Это была пара, муж с женой, и они были иконописцами. Несмотря на свою немногословность, они были очень доброжелательны.
Сашка был в хорошем настроении. Я видел, что он был абсолютно спокоен, по крайней мере мне так казалось. Анна, которая была со мной рядом, в какой-то момент шепнула мне:
— Я отлучусь ненадолго.
Я на мгновение задержал на ней свой взгляд, потому что страх снова потерять ее был еще слишком близко. Анна провела рукой мне по плечу, и это немного успокоило меня.
Пока я рассматривал гостей, продолжились начатые мной поздравления. Кто-то читал стихи, кто-то желал бесконечно много всего, что и не перечесть. Один из друзей Сашки, его тезка, ловко подхватил тему притч, начатую мной, и привлек мое внимание. Держа в руках бокал, в котором красиво переливался в лучах заходящего солнца коньяк, он все говорил, что-то говорил, я никак не мог сфокусироваться на том, что именно он говорил, до меня долетели лишь некоторые его слова:
— Если утром конь не встанет, я его усыплю. А рядом стоял баран. Он сказал: «Ну, давай, вставай или ты умрешь!» И конь встал. Фермер воскликнул: «О, это чудо! Это надо отпраздновать. И по такому случаю мы зарежем барана!» Мораль: никогда не лезь не в свое дело, а то попадешь в руки нашего Сашки.
Многие захохотали, но не все. Хоть все знали, что Сашка — хирург, не все оценили эту шутку.
— Александр Иванович, ну это вы перегибаете палку. Резать барана — это одно, а быть хирургом от Бога, это ведь совсем другое дело, — с ноткой обиды в голосе произнесла Любушка, как называл ее Саша, та самая Любовь Ивановна, которую несколько дней назад я уже видел у него на работе.
Александр Иванович несколько сконфузился, и я, видя, как легко он был поставлен в неловкое положение, решил вмешаться:
— Друзья, — сказал я, поднимая бокал, — сегодня замечательнейший день, давайте наслаждаться моментом, — на мои слова многие откликнулись согласием и придвинули свои бокалы, я тем временем продолжал, — однажды я спросил Александра Максимовича, что его больше всего удивляет? Он мне ответил: «Человек.» Я не совсем понял его тогда, и он мне объяснил: «Сначала человек жертвует своим здоровьем, чтобы заработать деньги. Потом он тратит деньги на восстановление здоровья. При этом он все время так обеспокоен своим будущим, что почти никогда не наслаждается настоящим. Он живет так, сказал мне тогда Саша, как будто никогда не умрет. А умирая, сожалеет о том, что не жил.
В этот момент Сашка оживился:
— Да, — сказал он с философским выражением лица, — жизнь порой уходит так быстро, как будто ей с нами неинтересно.
— Друзья, — снова продолжил я, — я хочу пожелать сегодня и Саше, другу моему, и каждому из нас: давайте жить сегодня, здесь и сейчас, потому что вчера уже нет, а завтра может и не быть. Сегодняшний день — самый лучший! Саня, с Днем рождения тебя!
— Ты все притчами говоришь, — вдруг произнесла молчавшая до этого Светлана, жена Макса, — а ты можешь что-нибудь от души сказать, своими собственными словами?
Я понимал, что Света под воздействием алкоголя раскрепостилась, и, возможно, провоцирует меня, но не ответить я не мог. Все знали, что Сашка относится ко мне по-особенному. Я не столько был для него друг, сколько путь, которым он шел, видя во мне свое отражение.
— Своими словами? — спросил я, вставая, — Своими словами я пожелаю все то, что каждый из вас уже пожелал: здоровья, физического и духовного, счастья: личного и видеть счастье своей Полинки, — в тот момент я посмотрел на Полину, которая вместе с другими детьми давно уже отделилась и увлеченно во что-то играла, — и гармонии. Но кроме этого я хотел бы поблагодарить своего друга и сказать ему спасибо от души! За то, что в самые трудные минуты моей жизни он был рядом со мной. Я помню, когда лежал в больнице, после операции, в реанимации, когда был совсем молодым, да глупым, первым, кого я увидел после того, как очнулся, это был он, мой Сашка. Я тогда понял, что еще живой. А Сашка тогда учился в меде на третьем курсе.
— Да, помню, — весело вмешался Саша, который коллега-тезка и однокурсник — нас тогда, помню, в морг привели, а я вечно голодный, стою, пирожок ем. Студенты смотрят на труп, потом на меня, снова на труп и опять на меня. А я понять не мог, что не так. Сашка в тот день ушел тебя навестить.
Увидев, что присутствующим за столом женщинам не очень приятна эта тема, он попытался сменить ее:
— Замечательный коньяк, оригинальный. — Он поднес бокал одной из дам, — Чувствуете, какой аромат? Только настоящий коньяк имеет такой тонкий, изысканный аромат.
Для всех заинтересовавшихся он продолжил свой рассказ о видах коньяка:
— Коньяк — алкоголь с характером, он требует особого отношения во всем.
К нему присоединились многие мужчины, Игорь и Юрий.
— У нас коньяком принято называть напиток, который в остальном мире именуется бренди. Это не совсем правильно, — с удовольствием потягивая коньяк из своего бокала, говорил Юрий — как говорят французы, всякий коньяк — бренди, но не каждое бренди может называться коньяком…
Я взглянул на Сашу и понял, что в ту минуту он лишь физически присутствовал там, автоматически говоря какие-то вещи:
— При выборе коньяка нужно учитывать его возраст и место изготовления.
Беседа была оживленной, в ней принимали участие и некоторые женщины:
— Говорят, французский — лучший в мире, — со знанием дела скороговоркой проговорила развеселившаяся Любовь Ивановна, — там строго придерживаются технологии, поэтому качество наивысочайшее.
— Дело не в этом, — вступили в разговор вернувшиеся отошедшие покурить мужчины, — Вкус и цвет коньяка зависят от сорта винограда и условий выдержки.
— Верно, — добавил Игорь, — за годы, проведенные в дубовой бочке, напиток темнеет, приобретает цвет, называемый коньячным. Чтобы довести вкус и аромат до совершенства, коньячные спирты купажируют, то есть смешивают алкоголь разной выдержки…
Общение за столом все же мало интересовало Сашку. Я это видел. Я слишком хорошо его знал. Но вот уж эти светские правила. Оставаясь светской персоной, ты должен соблюдать правила.
Один из коллег Сашки, Игнатий, меньше всех говоривший сегодня, сидел как бы в стороне. Нельзя было сказать, что ему было скучно и неинтересно, но по всему было видно, что все эти разговоры он будто уже пережил и перерос, в его глазах читалась мудрость. Было очевидно, что среди всех присутствующих на этом праздненстве он чувствует себя стариком.
И вдруг он запел. Тихо, словно для самого себя:
— Ой, то не вечер, то не вечер,
Мне малым-мало спалось,
Мне малым-мало спалось,
Ох, да во сне привиделось…

Пение Игнатия было настолько неожиданным, что вокруг в одно мгновение воцарилась тишина.
Постепенно к его негромкому голосу стали присоединяться и другие голоса:
— Мне малым-мало спалось,
Ох, да во сне привиделось…
Запел Сашка, за ним запел Игорь и Юрий:
— Мне во сне привиделось,
Будто конь мой вороной…

Присоединилась Любовь и среди мужских голосов зазвучал ее, более тонкий и нежный:
— Разыгрался, расплясался,
Разрезвился подо мной,
Разыгрался, расплясался
Разрезвился подо мной.

Запели и другие женщины, жены друзей и коллег. Соседка Ирочка, помогавшая с угощениями для стола, остановилась с очередным блюдом в руках и запела вместе со всеми:
— А есаул догадлив был,
Он сумел сон мой разгадать,
Ох, пропадет, он говорил,
Твоя буйна голова.
Ох, пропадет, он говорил
Твоя буйна голова…

Тогда уж не выдержали и мы с Анной, запели с чувством, сливаясь с голосами, звучавшими уже единым голосом на всю квартиру:
— Как налетели ветры злые,
Со восточной стороны,
Ой, да сорвали черну шапку
С моей буйной головы,
Ой, да сорвали черну шапку
С моей буйной головы.

В тот момент, словно почувствовав, кто является самым голосистым и талантливым из всех поющих, гости переглянулись, указывая взглядом на Анну, и продолжили:
— Ой, то не вечер, то не вечер,
Мне малым-мало спалось,
Мне малым-мало спалось,
Ох, да во сне привиделось,
Мне малым-мало спалось,
Ох, да во сне привиделось,
Ох, да во сне привиделось.

— Аня, вы где-то учились петь? — спросила потом Любовь.
— Нет. — ответила, улыбаясь Анна. — как-то само получается.
Я смотрел на всех поочередно и был немало удивлен тому, как посветлели все, кто находился сейчас в этом зале. У Сашки попросили разрешения петь еще. Он, конечно же, не был против.
Пение продолжалось еще какое-то время. Сливаясь в один голос мужской баритон раскатисто звучал на весь этаж. Вскоре Сашка пригласил Полину:
— Попрошу тебя сегодня поиграть, не откажешься? — с улыбкой спросил он дочь.
— Если этого хочешь ты, папа, я поиграю. — И юная пианистка уселась за инструмент.
В ее движениях я стал узнавать ее маму, такую же высокую, тонкую, изящную. Сегодня ее портрет, как я успел заметить, был отодвинут чуть подальше в углублении книжного шкафа.
Прошло пять лет, как не стало ее, единственной любимой женщины Сашки и мамы Полины.
Все так много желали счастья Сашке в тот день, но о том, что, не считая Полины, его самым главным счастьем была она, его жена, так рано его покинувшая, никто так и не вспомнил.
Полина играла, и музыка снова творила со мной чудеса. Наверное это происходило не только со мной. Она играла Шопена, Баха, Бетховена, Глиэра, а я, восхищенный, стоял, обнимая свою Аннушку, и как будто улетал в небеса.
«Что же есть мое счастье? — размышлял я после, — Или кто?»
— Счастье — это одно из трех потребностей нашего сознания, — произнес едва слышно стоявший рядом со мной Игнатий.
Я посмотрел на него удивленно. Я не мог понять, откуда он узнал, о чем я думал в тот момент.
— У физического тела есть потребности, — продолжал он, невзирая на мое удивление, — пища, сон, секс, защита. У тонкого тела есть потребности — знания, эмоции и творческое проявление. — он сделал некоторую паузу, посмотрел мне в глаза и продолжил — так и у души есть стремления — она стремится жить вечно, обладать высшим знанием и потребность ее — быть в состоянии счастья. Именно поэтому каждый из нас стремится к знаниям, вечности и счастью.
— Вы философ, — с улыбкой заметил я.
Игнатий улыбнулся мне в ответ, но ничего не ответил.
После сладких угощений и угощений фруктами гости потихоньку начали расходиться по домам.
— Постижение мира на эмпирическом уровне, через чувства — это тот уровень, с которого вы начали, — снова заговорил со мной Игнатий, когда у меня в голове промелькнула мысль, а не пора ли и нам с Анной собираться домой.
— Познание материального мира. — подытожил я.
— Нет, друг мой, — хитро проговорил Игнатий, — сейчас вы на более тонком уровне находитесь. Вы подобрались к пониманию того, что вы есть бессмертная душа.
— Откуда вам это известно? — не удержался я.
— Это не так важно. Мы с вами сегодня встретились. Но мы еще увидимся.
Глава 20
В такси Аня положила голову мне на плечо и уснула. Мы ехали домой. Аня так утомилась, что я, несмотря на просьбы остаться, решил, что будет лучше увезти Анну. Последние происшествия в ее и моей жизни так сильно выбили меня из колеи, что я стал чувствовать какую-то потерянность.
— Я обещала тебе, — сказала Анна, когда вернулась после своего таинственного исчезновения, — дай мне свои руки.
Я подошёл к ней, протянул свои ладони. Анна потянула за них, усаживая меня рядом с собой. Все, что я увидел в этот раз, было для меня более, чем странным. Я не мог постичь того, каким образом Анне удавалось ввести меня в то неведомое мне пространство, где я становился сторонним наблюдателем и мог видеть события, происходившие несколько сотен лет назад. Каким образом Анна могла входить именно в тот отрезок времени, который был необходим.
…Париж, светский бал, блистательные дамы в невероятно красивых нарядах и их галантные кавалеры. Я видел, как блестели драгоценные камни в украшениях: бриллианты в ожерельях на шее, в перстнях и браслетах. Так же блестели их глаза во время танца. Стук каблучков, вальсирующие движения, обнажающие нижние юбки. Манерность в каждом движении завораживала. Королевский Дворец принимал весь свет и всю знать Парижа.
Главный вопрос: «Что здесь делаю я? Точнее нет, что здесь делала Анна? Что заставило ее преодолеть такую толщу пространства и времени, чтобы вернуться и оказаться снова здесь, где кипят нешуточные страсти, где Королева Марго воюет с королем и его фаворитками» — мучил меня. Стоило мне подумать об этом и я оказался в полумраке небольшой спальни, где скрываясь под шелком простыней два горячих тела с дикой страстью предавались любовным утехам.
Я видел, как спешно одеваясь вскоре после того, как совершилось таинство слияния двух горячо влюблённых, покидал спальню король. Это был Король Франции — Генрих Наваррский.
Он долго покрывал поцелуями свою возлюбленную на прощание, он шептал ей:
— Я люблю тебя, — разумеется на французском. — люблю, — вновь произнёс он и, обернувшись у двери, ещё раз произнёс в необычайном волнении, — люблю тебя, моя маленькая Ди.
Каким-то странным образом, но я знал, кто же это: маленькая Ди. Диана Коризанда д’Андуэн де Грамон, она была старшей дочерью Поля Андуэна, графа Лувиньи, сенешаля Бемса и его первой жены Анны-Маргариты де Кауна. Когда-то в детстве она жила и воспитывалась на юго-западе Франции. Каким-то непостижимым образом во мне появлялись новые знания об этой привлекательной женщине. Теперь я знал, что в восемь лет она осталась круглой сиротой. Она воспитывалась матерью Генриха IV Жанной д’Альбре и была единственной наследницей крупного состояния старейших дворянских фамилий Беарна и Гаскони. Когда ей исполнилось 14 лет, она обручилась с Филибертом де Грамон, графом де Гиш. Теперь я понимал, кто предстал передо мной, но все равно я никак не мог понять, зачем?
Страсть, которая охватила ее и короля, нисколько не удивляла меня, я хорошо понимал их.
Неся серебряный поднос, на котором стоял бокал восхитительного красного вина из самых спелых ягод винограда, шла, приближаясь к спальне, фрейлина по приказу короля в только что покинутую им спальню. Дверь после стука открылась, и фрейлина, войдя внутрь, поставила поднос с бокалом на столик возле кровати. Графиня Диана, не успевшая одеться к тому времени и привести себя в порядок, нуждалась в помощи вошедшей фрейлины. И она попросила ее не удаляться. Анна, возникшая прямо из ниоткуда, взяла бокал с подноса, перехватив движение графини де Гиш. И бокал, который внезапно, как будто случайно, выроненный из рук Дианы, упал на пол и разбился. Диана, раздосадованная нелепым недоразумением, просила Фрейлину прибраться. Сама же вскоре так же тайно, как прибыла во Дворец, также незаметно его и покинула.
…Анна отняла свои руки.
— Вино было отравленным? — спросил я, открыв глаза.
Анна улыбнулась и кивнула мне. Она пристально посмотрела мне в глаза, мне показалось, что где-то в глубине души я начал догадываться, какое отношение ко всему этому имеет Анна. Но мне нужно было знать наверняка.
— Если бы ты не предотвратила этого, то что? — спросил я. Анна нежно провела рукой по моей щеке и словно прочла в моих глазах все, о чем я догадывался. Она улыбнулась и поцеловала меня в губы. Потом, все также глядя мне в глаза, она произнесла:
— Не было бы меня.
Именно об этом я догадывался, но никак не мог построить логическую цепь, мне не хватало знаний.
— В ее чреве уже тогда был ребёнок. Ребёнок Генри. — продолжала Анна. — это малоизвестный исторический факт, но факт. И этот ребёнок впоследствии стал первым из рода… Из моего рода.
Я был шокирован, ведь все только что увиденные и словно пережитые мной события помогли мне вернуть мою Анну, но меня все равно мучили вопросы.
— Но ты ведь уже есть, ты ведь уже рождена. — недоумевал я.
— Да, это верно. — Тогда какая взаимосвязь, объясни мне, — не унимался я.
— Если бы я могла объяснить тебе все, если бы я сама понимала… — в задумчивости сказала Анна. — Я была бы совсем не такой и через некоторое время ты в этом убедился бы. Ведь отравленное вино не убило бы графиню, оно нанесло бы вред ребёнку в ее утробе. Понимаешь?
Мы сидели оба в нашей спальне, на кровати. Я видел, как слезы наворачиваются на глаза Анны.
— Милая моя, что с тобой? — спросил я, заглядывая сквозь локоны светлых волос, которые как будто прятали лицо от меня. Рукой я поправил ее волосы. Анна обняла меня, отвечая на мои объятия. И вдруг расплакалась.
Я целовал ее, успокаивая:
— Не нужно, милая. Не плачь, любимая. Я никому тебя не отдам.
Анна успокаивалась и разгоралась, как свеча от искры, целуя меня снова и снова своими горячими губами…
Теперь же, в такси, она так сладко уснула, что мне было жаль будить ее, я старался сидеть, не двигаясь. Мимо пролетали огни вечернего города, огни горящих фонарей превратились в единую световую ленту. Мы подъехали к парадной моего дома. Аня все еще спала. Я попросил водителя заглушить двигатель и некоторое время мы сидели в полной тишине.
Неожиданно раздался звонок, точнее звучала мелодия из моего телефона. Играл отрывок одного из синглов Scorpions. Я знал, что это звонил Сашка. От звука звонящего телефона Анна вздрогнула и открыла глаза.
— Мы уже приехали… — всматриваясь в окно такси, сказала она.
Я ответил на звонок. Сашка спросил, не хотел бы я вернуться после того, как доставлю Анну домой. Я задумался, мое молчание стало нестерпимо долгим. Сашка понял, что мне страшно оставить мою Аннушку одну. Анна словно догадалась, о чем идёт речь.
— Поезжай, — сказала она, — правда. Я усну очень быстро, ты и не заметишь. Вскоре я смотрел на уснувшую Анну, выключив свет, присев перед ней на полу на колени. Я любовался ее прекрасными, утончёнными чертами лица и не мог оторваться. Я провёл рукой, едва касаясь, по её волосам, поправил одеяло и, тихо прикрыв двери, направился из спальни.
Бросив свой взгляд на комод, я вдруг увидел стоявший там, как и прежде, тот самый камень золотистого цвета. Я был в полном изумлении. Я протянул руку и взял камень. Он был приятно прохладным. Я хотел поставить камень на место, но задумался.
Я подумал о Сашке, о том, что у него дома остались самые близкие его друзья, там был Макс, Юрий, Игорь, а ещё там был Игнатий, который очень заинтересовал меня и мне хотелось вернуться туда поскорее. Не успел я и глазом моргнуть, как тут же в чем был, я оказался у входной двери Сашки. Я по прежнему держал камень в руках, а второй нажимал на кнопку звонка в его квартиру. Скоро за дверью послышались шаги. Я поспешно спрятал камень в карман. Дверь открылась.
— О, так быстро, ты — метеор, — с радостью в голосе произнёс Саша.
За ним, чуть подальше, стоял так заинтересовавший меня Игнатий. Он улыбался мне, и я видел, что он словно светится. Его сияние удивило меня, но не напугало. Я, ни о чем не подозревая тогда, снова приветствуя его, поднял ладонь вверх. И он ответил мне таким же жестом. Когда мы проходили в комнату, Саша прошёл мимо Игнатия, словно не замечая. Но и тогда я не придал этому значения. Что происходило, я не понимал. Но уже очень скоро мне предстояло это узнать.
Глава 21
Удивительно, чем старше мы становимся, тем реже наши встречи с друзьями. Все реже выдаётся момент, когда возможность, желание, время — все пересекается в единой точке и люди встречаются. Мы все летим куда-то, спешим, торопимся и не замечаем, как теряем лучших из нас. Нас порабощают страсти, мы желаем так многого, навязанного нам, но совершенно порой ненужного. В этой суете и в погоне за чем-то призрачным, как важно просто на мгновение остановиться и побыть наедине с самим собой, погрузиться в тишину. В этой тишине очень скоро можно почувствовать, как рождается любовь, она — начало всех начал и только с ней человек становится настоящим.
Целый год, который я провёл в разлуке с Анной, я страдал неимоверно. Сначала я злился на себя, затем на ситуацию в целом. После ко мне подступила жалость к себе, я пребывал в состоянии агонии, все старое во мне потихоньку умирало. Мне казалось, умирал и я сам. И я действительно умирал, тот, прежний, чтобы высвободить место для нового меня, жаждущего прорасти в этот мир свежими ростками.
— Только потише, — предупредил Саша, когда закрывал дверь в комнату, где все уже расположились за столом. — Полина только уснула.
Лишнюю посуду уже вынесли, сменили на чистую для оставшихся гостей. Ирочка очень помогла Саше, когда я вернулся, они с мужем уже ушли, освежив угощения на столе. Колбасные нарезки стояли почти нетронутыми, сыр, икра сейчас были очень кстати, я почувствовал, что проголодался.
— Макс, а где Света? — спросил я, заметив, что он был один.
— Я постелил ей в гостевой спальне, — ответил за него Саша, — она устала, спит наверное уже.
Макс кивнул, соглашаясь. Я хотел поинтересоваться, как у них со Светой сейчас, но понял, что в ту минуту это был не самый подходящий момент.
— Так на чем я остановился? — сказал Саша, наливая мне коньяк, получив мое одобрение, хотя пить я не собирался. За столом сидели Макс, Сашкин однокурсник — Александр Иванович, Танечка, примостившаяся на его плече, Игорь, который периодически выходил на балкон покурить и Юрий, который был мне приятен, поскольку, как я выяснил, любил путешествия так же, как я, да и вообще был довольно интересный собеседник.
— Ты рассказывал о том, как во время операции… — напомнил приятный мне Юра Саше.
Здесь Саша сделал неожиданно звонкий щелчок пальцами:
— Точно! — воскликнул он.
Он подавал мне тарелки с мясом, тут же — с запеченным картофелем, рулетики из баклажана, все что-то говоря.
— Ситуация вышла из-под контроля, и это, мягко говоря, не входило в мои планы, — продолжал Саша, — через минуту мне предстояло констатировать смерть.
— О, Бог мой, — с некоторым сарказмом произнёс я, — Может быть, не стоит людей пугать?
Саша, набравший воздуха, чтобы продолжать свой рассказ, вдруг посмотрел на меня, потом спросил, обращаясь ко всем одновременно: — Вам интересно?
Все вполголоса отвечали ему, что это определённо им всем интересно.
— Вас же это не пугает?
— Нисколько, — за всех ответил Игорь.
— Так вот…, — снова заговорил Сашка.
Я тем временем вдруг аккуратно взглянул на Игнатия. Он молчаливо сидел возле балконной двери, и на него почему-то никто не обращал внимания. Когда я посмотрел на него, он тут же ответил мне улыбкой, такой спокойной, по-отечески доброй, на сердце мне сразу стало как-то очень тепло и радостно.
— Прошла эта минута, мы, разумеется, сделали все, что могли. — с воодушевлением рассказывал Саша, видя оживление и интерес с глазах своих слушателей. — После остановки дыхания и сердечной деятельности человек умирает, но не сразу.
— Как это происходит? — спросил Юрий.
Здесь подключился Александр Иванович, ну как же без него-то:
— Практически мгновенно отключается сознание, потому что мозг не получает кислорода, — говорил он уверенно и четко, как профессионал, — и наступает его кислородное голодание. Но тем не менее в короткий период времени, от трех до шести минут, его еще можно спасти.
— Да, все верно. — с энтузиазмом продолжал Сашка, — Так вот, по действующим нормативам мы обязаны проводить реанимационные мероприятия: массаж сердца, искусственное дыхание, дефибрилляторы…
Наступила тишина, все ждали продолжения. А я доедал очередной бутерброд с сыром, запивая соком. Игнатий незаметно для всех переместился в другую часть комнаты. Теперь он был за пределами моего видения, но я чувствовал, что он где-то рядом. Я обернулся и увидел, что он стоит неподалёку, за моей спиной, периодически прохаживаясь взад-вперёд. Тем временем Сашка забавлял всех своими мистическими рассказами, которых у него за время его практики накопилось за сотню.
— …для пациентов она зачастую представляется дорогой в светлый мир. Многие люди, пережившие клиническую смерть, рассказывали нам о том, что видели свет в конце туннеля, кто-то встречался со своими давно умершими родственниками, иные смотрели на землю с высоты птичьего полета. Танечка прижалась к Александру Иванычу, он обнял её и даже прижался к ней на миг своей щекой. Я подумал о том, что пришли они по отдельности и не были представлены, как пара, выходило, что сблизились они буквально за несколько часов этого чудного вечера.
— Когда пациентка вернулась, через несколько дней, она сообщила мне: «У меня был свет, и я как бы со стороны все видела. — говорила она, — Было блаженство, что ли. Никакой боли впервые за столько времени.
Я обернулся, Игнатий снова мне улыбнулся и кивнул, призывая за собой, своим взглядом давая мне прочесть, что в этих разговорах нет никакого толку, что мне следует пойти за ним. Я поднялся и направился следом за ним.
— Ты наверное об этом уже тысячу раз от пациентов слышал? — не то утверждая, не то вопрошая произнесла Танечка, давняя подруга Саши, которая когда-то была даже немного влюблена в него.
Саша разливал коньяк и продолжал голосом, в котором я не слышал ни ноты алкоголя.
— Дело в том, что эта особенность клинической смерти, ее способность вызывать яркие образы, до сих пор служит предметом многочисленных споров.
Игорь, не будучи медиком, решил блеснуть своими познаниями в этой области:
— Я читал, что с научной точки зрения происходящее описывается довольно просто: возникает гипоксия мозга, что ведет к галлюцинациям при фактическом отсутствии сознания.
Он развёл ладони в стороны, как бы ожидая поддержки или опровержения сказанному. Александр Иванович, будучи человеком скептического склада ума, был, судя по всему настроен на некоторую сказочность в описываемых событиях:
— Какие именно образы возникают у человека в этом состоянии — вопрос строго индивидуальный. — проговорил с задумчивым видом он, — Да и вообще, механизм возникновения галлюцинаций пока окончательно никем не выяснен.
На этих словах я покидал зал, в котором расположились все оставшиеся друзья Сашки и последовал за Игнатием. О том, что произойдёт со мной дальше, я не мог представить себе даже в самом невообразимом сне.
Глава 22
Игнатий пошёл в направлении кухни, а я последовал за ним. Уж не знаю, каким магнетизмом он обладал, но я шёл за ним, как будто чувствовал в нем возможную разгадку всех мучивших меня вопросов.
Зайдя на кухню, он включил свет и по-хозяйски рукой указал, куда мне присесть. Я разместился в углу мягкого кухонного диванчика Сашки. Когда-то я сам нарисовал ему именно эту модель, с резной деревянной спинкой, ему понравилось и он воплотил мою идею в жизнь.
— Ну, что, замёрз? — спросил меня Игнатий, увидев, как я потираю свои ладони. — Может быть, чайку?
— Нет-нет, сейчас пройдёт. — ответил я, — там балкон открыт часто…
— У тебя в кармане сейчас находится вещь, — неожиданно для меня перевёл разговор на другую тему Игнатий, — которую пришло время вернуть.
Я не сразу вспомнил о камне.
— Вы о чем? — с неподдельным удивлением в голосе спросил я.
Игнатий отодвинул стул, стоявший напротив, с другой стороны стола, и аккуратно, не торопясь, присел. Он положил свои сомкнутые руки в замок на стол и, улыбнувшись, посмотрел мне прямо в глаза.
— Ты хорошо знаешь, о чем я, сынок. — произнёс он.
— Вы о камне? — догадался, наконец, я и достал его из кармана.
— О нем?
Игнатий даже не взглянул на него.
— Да, я о камне. И это он.
Он легонько коснулся моей руки, я почувствовал невероятное тепло, исходившее от его ладони.
Я посмотрел на свои ладони и увидел, что вокруг них проявилось какое-то неведомое мне до этого поле. Оно переливалось разными цветами и обрамляло вскоре уже не только мои руки, но и все мое тело. Я чувствовал пребывание себя одновременно и в своём физическом теле, и в этом, по всей вероятности, эфирном. Никогда до этого мне не приходилось испытывать таких ощущений наяву. С одной стороны, я был поражён, с другой, я испытывал страх. Но некая сила, которой я оказался подвластен в эту минуту, полностью подчинила мою волю и сознание.
Словно находясь в электрическом непрерывном поле, телом которого я в тот момет стал, я вдруг перестал желать вернуться в своё плотное физическое. Эти ощущения были настолько приятными и обволакивающими, что я с необычайной лёгкостью сделал легкий взмах руками, которые я видел как перелив разноцветного свечения и отделился полностью от своего физического «я». Было чувство, что на мне все это время было какое-то невероятно тяжеловесное нагромождение в виде моего плотного тела, которое мне каким-то чудом удалось, наконец, с себя сбросить.
Я смотрел на Игнатия и видел его прежним, но теперь понимая, что он изначально таким предо мной и предстал. Он улыбался мне и призывал снова последовать за ним. Я оправился за ним следом. Не открывая возникавшие перед ним двери, он пересекал их одну за другой беспрепятственно. Я следовал за ним и, к своему удивлению, я мог делать то же самое. Так мы переместились в неведомое мне пространство, я вдруг почувствовал, что стал ещё легче.
Выйдя из своего тела физического, я забрал из него теплоту и электричество, прочие энергии и все самое ценное для меня.
Я понял, что стал невидимым для всех находящихся в плотном мире.
Я слышал все, о чем говорил Сашка и все его приглашённые друзья, товарищи и коллеги. Я слышал все, о чем говорит Сашка с Максом, когда они остались наедине. Я видел, каким было в тот момент это невидимое многим другим эфирное тело у них обоих.
Если у Сашки оно, хоть и было нецельным, прерывистым, все же было безумно красивым, цвета его играли, переливались, то у Макса оно было истощённым, потускневшим и имело подобие щетины, как у волка или собаки. Я был поражён. Низменные страсти, которые берут верх над высоким началом в человеке, оказывается, понял тогда я, меняют облик человека и на тонком плане. Только если обычным людям это незаметно, видящие понимают точно, кто перед ними стоит.
Платой за действия своего блуда стал тот нечеловечески вид, которым Макс, сам того не зная, себя наградил. Находясь в ещё более тонком теле, где без слов я мог узнавать целые клубки чьих-то мыслей, я легко считывал чувства, эмоции, желания каждого из них. Все они стали для меня прозрачными и читаемыми совершенно легко и непринуждённо. И если кто-то из них был для меня притягательным, я чувствовал родственность чувств и эмоций, духовных переживаний, и меня к ним тянуло, то от других, меня воротило, я слышал даже запах. Смердящий запах исходил от некоторых из них в те мгновения, когда что-то заставляло их пугаться. Через секунды они вздрагивали. Я понял, что низкие чувства и пороки имеют свой собственный, им соответствующий запах.
— Но не все же они такие? — подумал я и, как оказалось, мои мысли естественным образом слышал Игнатий, который насмотрелся и хотел вести меня дальше.
— Не все, — ответил он, — смотри, — показал он мне, и я тут же увидел спящую Полину.
От неё, точнее от ее тонкого тела, которое искрилось, как капли дождя на солнце, как будто солнечные лучики проходили сквозь неё, исходило невероятное благоухание. Сильные и очень приятные эмоции испытывал я, находясь с ней рядом. Она сладко спала, я даже мог подсмотреть, что же за картинки видит сейчас она.
— Вот ещё. — показал мне Игнатий мысленно вновь призывая устремиться за ним, Видишь?
И я увидел спящую Светлану, жену Макса. Она столько пережила за последние годы семейной жизни с Максом, что ей можно было только посочувствовать. За терпение и самопожертвование ради детей, ради сохранения семьи, ей пришлось прикрыть глаза на многие вещи и терпеливо ждать. Этим она вознаградила себя и получила невероятной красоты тонкое тело, от которого исходил, подобно Полининому, очень тонкий, приятный аромат.
Я вспомнил вдруг об Анне. И не успел я о ней подумать, как оказался рядом с ней. Такое быстрое перемещение повергло меня в полный шок.
— Не пугайся, это подключилось ещё одно твоё «я», только ещё более тонкое. — каким-то непостижимым для меня образом донёс до меня мысль Игнатий.
Ее аромат был чудесным, он был свежим и соединял в себе гамму ароматов разных оттенков, но я запомнил, мне казалось, ее аромат навсегда и теперь всегда сумею его распознать.
— Так родственные души находят друг друга здесь, — вновь просветил меня Игнатий.
Вскоре я полетел с необычайной скоростью в неведомое пространство. Я мог видеть теперь много таких же, как я. Мы обменивались информацией легко и потоками этой информации было пронизано все пространство там, где я находился.
Вскоре мой полет продолжился. И я летел так быстро, что не мог рассмотреть всего, что проносилось мимо меня. Игнатий был как будто рядом, я чувствовал его, но не видел зримо.
Остались где-то там, за пределами пространства, в которое я попал, все злобные и жившие лишь чувственными наслаждениями души. Я видел, как мучились они от невозможности получить столь желанное наслаждение. Они страдали и ничем не могли утолить свою злобу, те плотские страсти, которые поработили их в земной жизни. Здесь же, не имея физического тела, они сгорали в жарком огне своих страстей.
Тогда я видел, что эти существа были словно отделены от меня и находились в другой сфере. В тот миг, когда я поднялся на уровень выше, видел я, как они будто бы тянули за мной свои руки, но не имели сил подняться. В то же время я чувствовал, что я сам обладаю силой вновь спуститься к ним, если захочу.
Вновь некая сила устремила меня дальше. Там, на более высокой ступени я увидел светящиеся точки, они излучали яркий свет и освещали собой все пространство вокруг. Каждый из этих существ был подобен мне, но обладал разной светоносностью.
Я вдруг осознал тогда, что свет и сила света каждого из них зависит от уровня духовного совершенства, которого они достигли.
Я видел и понимал уже, как происходит разделение на светлый и тёмный мир. Чем выше был уровень сознания, тем светлее было сияние тонкого мира этого создания, этой души. Я увидел, как светлые мысли рождают свет в тонком мире. Там совершенно не было необходимости произносить слова голосом. Все, кто обитал там, не нуждались в словах, они общались мысленно.
Я снова полетел. Теперь скорость была несоизмерима ни с одним из земных представлений о том, какой она может быть. Я достиг солнца. Вскоре я словно пролетел сквозь него. И оказался в пространстве невероятных цветов и ароматов. Множество светящихся частиц находились там. Мы летали и парили в невесомости. Чувства, которые я испытывал, находясь там, были настолько блаженными, что я совершенно забыл обо всем на свете, моим желанием было только одно: постоянно пребывать там. Освободившись от бескорыстия, чувствовал я, что и личные земные привязанности и предпочтения рассеились там, как туман, все становилось жалким и ненужным. Никакая боль или печаль не могла омрачить там чистоты и радости, тот мир был миром блаженства.
Оказалось, там, среди светящихся частиц, для меня было оставлено послание. Одев его в мысленную форму силой своей энергии, я смог освоить эту мысль.
— Тот камень, который ты получил, сыграл свою роль. Ты помог нам. — вдруг распознал я ту самую мысль, адресованную мне. — Мы благодарим тебя. В нас любовь. Любовь есть и в тебе. Здесь есть все, что ты захочешь. Но тебе сюда пока рано. Возвращайся.
— Просыпайся… Просыпайся, Андрей! — вдруг услышал я громкий голос Сашки.
Я открыл глаза. И первое, что я сделал, это проверил, на месте ли камень. Он находился в моем кармане.
— Где Игнатий? — спросил я, нигде не увидев его.
— Какккой Игнатий? — с испугом в голосе спросил Саша.
Он подошёл ко мне. Я, как и прежде, сидел на кухне, в том же углу. Он приложил ладонь к моему лбу.
— О, да ты весь горишь, — произнёс Сашка.
За ним стояли Макс, Игорь, Юрий, Александр Иванович и Танечка. Все они в волнении ахнули, послышались какие-то восклицания, слова недоумения и явного непонимания ситуации.
— Игнатий, твой старый коллега, — настаивал я, — он весь вечер был здесь, мы пели с ним…
— Стоп, Эрдрю, давай ты лучше сейчас ляжешь, поспишь. — перебил меня Сашка.
Он стал поднимать меня и рукой подал всем знак освободить проход, чтобы вывести меня.
— Подожди, — остановил я Сашу.
Я засунул руку в карман, рассчитывая, что дотронувшись до камня, я тут же окажусь у себя дома, в квартире, где спит сейчас моя Аннушка. Каково же было мое удивление, когда я не очутился дома при одной мысли об этом. Я извлёк камень и когда поднёс его к свету, то к своему и всеобщему удивлению обнаружил, что держал в своих руках не камень золотистого цвета, а самый настоящий бриллиант.
Глава 23
Краски сгустились, все цвета теперь были более сочными, и я мог видеть мельчайшие частички, летающие в пространстве между предметами. Раньше я не замечал, какое множество золотистого цвета частичек летают, кружась, в воздухе. Они буквально заполняют собой все пространство вокруг.
На мгновение в голове пронеслась мысль, что некоторые вещи из увиденного мной в моем необыкновенном внетелесном полёте я могу наблюдать теперь всюду рядом с собой. Едва взглянув в лица каждого из стоявших сейчас рядом, в явном недоумении от происходящего, я словно считывал их мысли и чувства. И единственное, чего мне хотелось в тот момент, это бежать и спрятаться там, где меня никто не смог бы найти, никто, кроме Сашки.
Первое, что мгновенно я смог прочесть, испугало меня. Я не сразу смог расшифровать, с чем это связано. Я уловил некую агрессию, во мне были довольно смешанные чувства.
— Что это? — с удивлением на лице тут же спросила Танечка. Она рукой отодвинула Александра Ивановича и вышла, встав впереди него, пристально глядя на камень.
Сашка смотрел мне поочередно то в один, то в другой глаз.
— Ты как? — спросил он.
— Да нормально все, что вы все так всполошились? — улыбаясь сказал я. — А где Макс?
Саша приложил указательный палец к губам и произнёс:
— Ему позвонили, он сказал, что ему нужно на пару часиков отлучиться.
— И ты позволил? — недоумевал я.
— Андрей, он взрослый человек, сам должен во всем разобраться. Давай не будем сейчас об этом.
Таня присела на диванчик неподалёку от меня. Она поглядывала с любопытством на лежащий на столе бриллиант и, вероятно, не могла поверить своим глазам. Даже в свете неяркой кухонной лампы он сиял и переливался разными цветами так, что не смотреть на него действительно было невозможно.
Все потихоньку присели, кто куда. Сашка сел рядом со мной, Юрий присел на стул, на котором совсем недавно так же, напротив меня, сидел Игнатий.
— Ты от нас ушёл, мы ждали, а тебя все нет, — начал Юрий, — Что ты здесь делал?
Я взял стакан воды, который мне протянул Александр Иванович.
— Можно посмотреть, что это? — нерешительно спросила Танечка, слегка вытянув свою руку в сторону камня. Я придвинул его к ней.
— Господи Боже мой, — воскликнула она, когда бриллиант оказался в её руках, — Какая красота. Он настоящий? Это ведь бриллиант?
Юрий перевёл свой взгляд на камень.
— Дай, — сказал он, протягивая руку. Он посмотрел на него, поднеся к свету. — Я, конечно, не специалист, но по-моему это он. — резюмировал он. — Что ты собираешься с ним делать? Вообще откуда он у тебя, как он у тебя оказался?
— Я вызову такси, — сказал я, — домой хочу.
— Ты здесь говорил что-то про какого-то Игнатия… — проговорил молчавший до этого Игорь. — С тобой происходит что-то странное, не хочешь поделиться с нами?
Я посмотрел на него и увидел не его, точнее почувствовал, что со мной говорил через него как-будто совершенно кто-то мне неизвестный. И моя способность видеть тонкое тело, оказалось, сохранилась во мне.
Тогда я заметил, что тонкое тело Игоря словно сконцентрировалось, будто достигло какого-то напряжения, соприкасаясь во внешнем материальном мире с чем-то, к чему имеется сильная склонность и привязанность. Я уловил запах этого чувства, не совсем тогда понимая, что же за чувство возникло в Игоре и как оно называется. Я почувствовал тогда его неприятные нотки.
— Я уснул, похоже, — улыбаясь, ответил я, — я понял, мне все приснилось.
Я почему-то решил, что так я смогу выйти из этой неловкой ситуации.
— Хорошо, — продолжил Игорь, — тогда откуда у тебя это?
Он взял камень в свои руки. Осмотрел его со всех сторон, покрутил в своих руках и, не выпуская из рук, произнёс:
— Похоже, это самый настоящий бриллиант, — ты хоть понимаешь, сколько это стоит? Это — целое состояние.
Я не знал, что ответить на этот вопрос. Воцарившееся молчание толкало меня хоть на какие-то объяснения. И Сашка, который не был в курсе всех событий, не знал, как выручить меня в этой ситуации.
— Ребят, давайте будем пить чай, — сказал он.
Шокированные друзья встрепенулись.
— Скоро рассвет, — задумчиво проговорила Танечка.
И это все, что помнил я. Мысленно я перенесся к Анне. Мои размышления стали выстраивать логическую цепь всех событий. Я пытался понять, какую роль я сыграл в той миссии, которую на меня возложили, но которую, как мне казалось, я даже не начинал выполнять. Камень пропал, вспомнил я. Его не было со мной несколько дней. Я подозревал Олега, который гостил у меня, но мои подозрения оказались беспочвенными. «А что, если нет?» — думал я. Потом исчезла Анна. И в тот же день, когда она вернулась, камень вновь появился на прежнем месте, он стоял так же среди статуэток на комоде. Каким-то непостижимым образом камень появился именно после возвращения Анны, а я даже не связал эти вещи и не придал этому никакого значения.
Пока я предавался своим размышлениям, ребята разливали чай в чашки, Сашка суетился с тортом, до которого, наконец, дошла очередь. Разговор как-то оживился, словно ничего такого и не происходило. Единственное, что представляло для всех интерес, это был тот драгоценный камень, который Сашка попросил меня убрать со стола. Несмотря на это, все разговоры вращались вокруг этого. Вспомнили и о том случае, когда каждый, кто становился обладателем бриллианта, вскоре погибал при странных обстоятельствах.
— Да, я слышала об этом, — с интересом сказала Танечка.
Я достал свой телефон и вызвал такси. Я чувствовал, что мне необходимо как можно скорее вернуться к Анне. Я хотел задать ей все свои вопросы. Я хотел обсудить с ней все увиденное мной. Моя душа рвалась к ней.
И когда я ехал в такси, мне все время казалось, что водитель едет слишком медленно. Я поторапливал его, он удивлялся.
— Посмотри, — говорил он, — ты скорость видишь?
Я взглянул на спидометр и был немало удивлён, ведь мы мчались со скоростью 170 километров в час.
Это был тот самый момент, когда я явственно ощутил выход за пределы своего физического тела своим тонким и, находясь в своем тонком «я», я летел намного быстрее и мне казалось странным, почему мы еле тащимся.
— Андрей, напиши мне, как доберёшься, — сказал мне Сашка, когда провожал, — я что-то за тебя волнуюсь. Нам нужно поговорить.
— Да, обязательно. — ответил ему тогда я.
Но этот путь домой оказался для меня длиннее, чем я ожидал. Не доехав до нужного поворота, где дорога прямиком ведёт к моему дому, водитель вдруг резко затормозил. Он остановился и некоторое время сидел без движения. Я вернулся в своём тонком теле, почувствовав, что в ту минуту, в тот самый момент, со мной может произойти что-то совершенно ужасное.
Взглянув сзади на водителя такси, сидящего за рулем и по-прежнему так и не повернувшегося, я увидел, что передо мной человек, имеющий совершенно четкий образ зверя. Я ощущал от него невероятную вонь. Я понимал, что так пахнут жуткие, мерзкие чувства, вдруг воспламенившиеся в человеке. Мне стало не по себе. Я, потянув рукой за ручку двери, спросил, стараясь сохранить спокойный голос:
— Почему мы остановились?
Водитель медленно повернулся ко мне. Он протянул ко мне руку, раскрывая ладонь.
— Отдай мне. — медленно и четко проговаривая слова, произнёс он.
В тот момент я уже очень хорошо понимал, что он имеет в виду, и как он почувствовал, что у меня лежит в кармане что-то очень ценное. Я ещё раз дернул ручку, и на моё удивление дверь открылась. Я слышал, как сработала автоблокировка, на кнопку которой нажал водитель, но было поздно, так как дверцу машины я успел открыть раньше.
Я выскочил из машины и побежал изо всех сил. Водитель кинулся за мной, чего я не ожидал. Но, видимо, он очень хорошо чувствовал, обладателем чего я являюсь. Он бежал быстро, я слышал, как он нагоняет меня. Я хорошо ориентировался, ведь это был мой родной район. Я побежал дворами. Где-то пересекая дворы в полной темноте. И он бежал за мной, не отставая. Я чувствовал его все ближе. В какой-то момент он был так близко, что я уловил его дыхание позади себя. Мысленно я взмолился. Моим желанием было оторваться от него как можно дальше, убежать, скрыться, но желание обладать моей вещью, видимо, у него было ещё сильнее. Поэтому бегущий за мной человек внезапным прыжком накинулся на меня сзади как пантера и повалил на землю.
Глава 24
Пока мы падали, я краем одежды успел зацепиться за какой-то куст и, несмотря на то, что сучья разодрали всю одежду на мне, задев и тело, они все же смягчили моё падение. Когда я упал, я почувствовал под собой что-то мягкое и, как оказалось потом, это был нападавший на меня человек, непонятным образом опередивший меня в приземлении.
Я рассчитывал, на ожесточённую борьбу, на кулаки, удары и был готов сражаться, тем более, что когда-то я занимался вольной борьбой и смог бы за себя постоять.
Однако, мой противник неожиданно стих. Что произошло, мне нужно было бы разобраться, но, повинуясь, какому-то внутреннему инстинкту, я быстро поднялся и побежал. Удаляясь, я услышал звуки, походящие на стоны. Я понял, что человек, напавший на меня, по всей вероятности, неудачно упал и был ранен.
Добежав до угла дома, я все же остановился и, немного отдышавшись, достал из кармана телефон и включил фонарик. Рассмотрев номер дома и название улицы, я набрал номер «скорой помощи», продиктовал адрес и скрылся в темноте в ожидании, пока «скорая» не приехала за ним.
Вскоре, когда она приехала, моего преследователя погрузили на носилки. Меня мучил вопрос, насколько серьезно он ранен. Но весь разодранный, в порванной одежде, я мог вызвать подозрение, меня могли легко счесть виновным в полученных травмах моего преследователя.
Я лишь услышал некоторые слова:
— Вот же угораздило тебя, бедолага, — сказал один из приехавших врачей скорой, — Держись.
— Что там? — спросил второй. — Обо что он так ударился, посмотрел?
— Да там камень. Похоже, неудачно упал.
А я пока не понимал, жив ли он.
— Ладно, поехали, подлатаем на ходу, к утру будет, как новенький. Крепкий парень.
Сердце моё бешено колотилось, и я услышал это только в эту минуту. Успокаиваясь, потихоньку я направился домой, пребывая в полном замешательстве. В моей голове не укладывалось, как могло произойти то, что только что со мной произошло. Не чувствуя боли, я слышал, как что-то словно щекочет и струйкой сбегает в левом боку. Я шёл в темноте на свет видневшихся вдали фонарей. Мне вспомнились почему-то слова Танечки: «Скоро рассвет». А до рассвета, между тем, было ещё далеко. Тогда мне не показалось это странным, но в этот момент, когда у меня кружилась голова и в темноте, мне казалось, тяжелее дышать, мне очень хотелось, чтобы рассвет действительно наступил поскорее. Ноябрьский ветер ночью стихает, и, если бы выпал снег, было бы гораздо светлее и спокойнее.
Как я дошёл до дома, как попал в квартиру, разделся и вошёл в ванную, я потом даже не помнил.
Очнулся я от громкого, резкого вскрикивания моей Аннушки. Где я летал, я не мог вспомнить и был не в силах быстро придти в себя. Открыв глаза, я почувствовал боль, мне было больно пошевелиться. Анна, выбежав из ванной, уже звонила Сашке. Не дозвонившись, она набрала номер неотложной помощи.
Снова пришёл в себя я только тогда, когда, открыв глаза, обнаружил, что нахожусь в палате, как я потом узнал, реанимационной. Сколько времени прошло, я даже не предполагал. Это были какие-то обрывочные всплески сознания. Я уходил в бессознательное состояние и возвращался снова множество раз. Но, находясь под наблюдением врачей, я чувствовал себя в безопасности. Оказалось, напрасно, в каком-то смысле.
— Я найду тебя, — вдруг вспомнил я фразу, которая донеслась до меня ветром в тот момент, когда носилки с нападавшим на меня водителем такси закатывали в кабину скорой помощи.
Он бросил эту фразу хоть и негромко, едва ли кто-то слышал ее и смог разобрать, кроме меня, но злобно, с нотами воина, готового идти до конца к своей цели.
«Неужели этот камень имеет такую большую ценность, что за него готовы убить?» — подумал тогда я. Анализируя поведение и реакцию на бриллиант всех присутствующих в тот момент у Сашки на кухне его друзей, я обратил внимание на одного из них, и мне не давала покоя мысль, что водителем такси был явно не тот, кто должен был приехать ко мне по моему вызову. Я решил, что проверю это. Я знал, что у службы такси сохраняется информация. Обо всем этом я размышлял, когда в темноте, окровавленный, не осознавая этого, я направлялся домой.
— Я нашёл тебя, — мне казалось, слышал голос я в своей голове.
Все моё существо словно сжалось. Вдруг я увидел капельницу, лежащего в кровати молодого мужчину и услышал сигналы сердцебиения из аппарата, стоявшего рядом с кроватью. Все увиденное мной было словно в каком-то тумане. Я видел водителя, который, как оказалось, находился именно в этой больнице. Но только он, похоже, отделался легким ушибом и направлялся уже, судя по всему, на выписку домой. Я же лежал перед ним с закрытыми глазами совершенно беззащитный и беспомощный.
Тогда в одно мгновение я вдруг осознал, что голос звучал вовсе не в моей голове, он звучал в реальности. И я увидел, как он суетливо осматривает каждую трубочку, как устроена система. Но так и не сообразив или для точности, он вытащил у меня из-под головы подушку и накрыл ею моё лицо.
В состоянии неимоверного шока и невозможности вмешаться, чтобы предотвратить попытку моего уничтожения, видимо, вся энергия моя, сгустилась и, уплотняясь, я вновь ощутил себя в своём физическом теле. Не видя, резким движением, собрав все свои силы, схватился я за шею нависшего надо мной человека. Он давил на подушку весом всего своего тела. Запас кислорода в моих легких быстро заканчивался. Силы покидали меня.
Сигналы сердцебиения участились, в коридоре послышались шаги. Давление на меня ослабело и вскоре подушка была откинута в сторону. через некоторое время в мои глаза смотрели глаза медсестры, дежурившей этой ночью. В них был испуг. Она начала проверять капельницы, трубки, приборы. А я тем временем слышал звук удаляющихся шагов…
Аня приходила каждый день и не отходила от меня, но именно в эту ночь её не было рядом.
— Не волнуйтесь, все самое страшное позади, — успокаивал её оперирующий хирург, когда я ещё только-только приходил в себя. — Крови много потерял, это да, но организм молодой, да крепкий, видно парень спортивный. Если бы лезвие ножа вошло на миллиметры выше, спасти вашего Андрея мы бы уже не смогли.
Доктор говорил тогда, не подозревая, что я, хоть и слаб, но хорошо слышу все, что он говорил.
Позже, когда меня перевели в палату, появились и новые лица, войдя на какое-то время в мою жизнь. Это были вопросы, бесконечные и бессмысленные, протоколы, составление фоторобота совершенно ненужное мне присутствие тех, кто, как я считал, никогда не найдёт напавшего на меня. Я считал это впустую потраченным временем. Но все когда-нибудь заканчивается.
— Скажи мне, — начал я, обращаясь к Анне, когда мы были уже дома, — если ты можешь переместиться в прошлое и показать его, можешь ли ты переместиться в будущее?
Аня, сидевшая у ночного столика, снимая свои серьги, посмотрела на меня в зеркало, не оборачиваясь.
— Что ты хотел бы там увидеть? — спросила она.
Я лежал на кровати и думал, как лучше сформулировать вопрос. Заметив мой задумчивый вид, Аня снова задала мне вопрос:
— Что ты хочешь узнать?
— Хочу знать, какие есть варианты.
Анна подошла ко мне, присела на кровать, улыбнулась.
— Я смотрела. Вариантов множество. Показать?
— Да.
…
…Анна, улыбаясь, провела своей рукой по моей щеке, и я, вздрогнув, открыл глаза.
Мне казалось, прошла целая вечность.
Я взглянул на часы.
— Прошло пять минут, а кажется…
— Да, милый, я знаю, — произнесла Анна взволнованная увиденным не меньше меня. — То, что ты увидел сейчас, это один из возможных вариантов развития событий в случае, если ты решишь вернутьсч к Саше. Но не факт, что в реальность воплотится именно этот. Я показала тебе ещё не самый худший.
Я прикрыл рукой глаза, соображая, как же мне поступить. Анна, видя моё смятение, произнесла:
— В этом и заключается Православие, не так ли, солнце моё? Свобода выбора. — потом, через некоторую паузу, она добавила, — Прощение и любовь.
Я посмотрел на свою любимую и мне вдруг захотелось остаться с ней и никуда больше не ехать. Все, что я увидел, было настолько реалистичным, все мои чувства и мысли, что я не мог делить их на те, которые испытывал в процессе наблюдения и те, которые я испытываю, проживая события в реальной жизни.
Но чувство долга перед другом, которого я безмерно уважал, и желание получить ответы на свои вопросы — все же были сильнее.
— Я должен вернуться. — сказал я.
— Я тебя понимаю.
Анна загадочно улыбнулась, глядя на меня, но больше не произнесла ни слова.

Подойдя к комоду, также, как и мгновением раньше, в видении, что показала мне Анна, я протянул руку, чтобы взять камень. В моих мыслях было только одно желание: открыть окно и выбросить его из своей жизни навсегда. Мне казалось, что я обрел счастье, вот оно, совсем рядом, в нескольких шагах от меня, спокойно пребывает в объятих сна. Я чувствовал рекрасный аромат ее тонкого тела и видел невероятно красочные картинки, которые возникают в ее сне. Большего мне было не нужно. Я открыл окно и замахнулся, чтобы выбросить камень. В это мгновение неведомая сила, словно ухватившись за мою руку, сдерживала мой порыв. Вдруг я увидел тех самых Солнечных Братьев, которые однажды и вручили мне этот ценный предмет, способный перемещать меня в пространстве.
— Ты прошел испытание, Андрей! — прозвучал мысленный голос в моей голове, — Ты помог не только нам, но и себе.
— Как? — мысленно недоумевал я, — Я же ничего не успел сделать, чтобы помочь вам.
Мои друзья из далекого солнечного Братства аккуратно изъяли камень из моих рук.
— Будь счастлив, Андрей! — произнесли они, исчезая, — Теперь у тебя все для этого есть, твои способности и способности Анны уникальны, лишь немногие достойны обладать ими, вы этого по-настоящему достойны.
Несколько минут я не мог придти в себя. Я не понимал, что же произошло со мной в короткий промежуток времени, как из унылого и неспокойного внутри человека я вдруг перешел на противоположную сторону жизни.
Я взглянул на Аннушку, и моему счастью, которое разливалось внутри меня, не было предела. Я ощутил, что свободен, свободен в принятии решений, я взрослый и осознанный, каждое мгновение моей жизни наполнено светлой радостью.
Утром, когда я проснулся, Анна лежала у меня на груди и смотрела на меня. Она загадочно улыбалась, а я не понимал, почему. Она не произнесла ни единого слова, но я вдруг неожиданно для себя совершенно отчетливо услышал ее голос в своей голове. Он говорил мне:
— Скоро нас станет трое.