Пробуждение было болезненным. Впрочем, как и предполагалось. Голова гудела так сильно, как никогда прежде - ни одно похмелье не сравнится с вторжением в отделы мозга, отвечающие за память.
На столике возле койки я обнаружил 10 разноцветных пилюль. Некоторые были мне незнакомы. Остальные - снотворное, антидепрессанты, седативные и, конечно, анальгетики. Куда мы без транквилизаторов?
Закинув в горло горсть знакомых пилюль, я наконец огляделся.
Нас перевезли в другой отсек.
Озадаченно перекатывая в кулаке четыре незнакомые капсулы, я прилег. Подожду включения остальных. Всего нас здесь было шестеро.
В отдалении нарастал грохот, звуки усиливающегося ливня погружали в сон, соревнуясь в эффективности с транквами. Очнулся я от визга. Визжала женщина. Пронзительно, как сирена. Так не могут даже дети. Истошно. Ее диапазон был немыслимо широк. Кажется, раньше это называли сопрано.
Все не привыкну к новому искусству. В культе молчания и политкорректности городов все виды искусства были на грани фарса. Искусство же - удел сумасшедших, решили ученые. Подлатать можно любой разум, но если он несет в себе нечто необычное или нетипичное - зачем это исправлять? Главное - контролировать и направлять.
В некоторых городах были клиники для истошных. В Райцентре нас поместили в одну из таких палат. Я еще не знал, что нас ожидает. Вопли не прекращались. Их записывали и транслировали снова и снова.
2017