Глава 26
Наша песня хороша – начинай сначала. Это я о своей судьбе классного руководителя. Болезни выбивают меня из седла до того, как мой родной класс станет выпускным. Теперь я классная дама в 4-м -А. Симпатичные такие малыши, девочек больше. Родители на первом собрании отнеслись ко мне с явной симпатией, быстро сформировали родительский комитет.
Пока мои дети - это приученные первым учителем к дисциплине, и она держится, хотя моя манера общения с учениками их все-таки расслабляет. Эта малышня не привыкла к моим шуткам, улыбке, тону. Первые недели они даже смеялись скованно, теперь уже хохочут, когда им смешно.
Сегодня второй педсовет за сентябрь. Мы все еще в плену летних искушений и забот. Кто-то не остыл от поездки на море, кто-то собирает урожай с дачного сада, другой отпахал свое, помогая родителям в селе, а теперь отдыхает на городском балконе. В общем, все расслабились и похожи на школьников – болтают друг с другом и перед педсоветом, и во время него, и после. Пока докладчик бубнит заготовленную речь, одни переписываются, другие перешептываются, и только армия подхалимов вынуждена слушать любимое начальство.
Мы с Дороти Львовной обмениваемся записками, сидя рядом, улыбку сдерживаем с трудом. Директриса в докладе делает паузы – осматривает аудиторию, сдвинув очки на нос.
В школе атмосфера за последние годы явно поменялась. Аннушка наконец обрела уверенность. У нее в голосе прорезались нотки прежней райкомовской начальницы.
Вот, накаркала! Директриса прерывает свой гимн родной Компартии, которым она всегда кончает доклад, и обращает свой гневный взор в сторону украинки Нины Ивановны Рудь, та возглавляет наш профсоюз:
- Немедленно вызывайте на заседание нарушителей дисциплины - Волкову и Бурлан! Они разговаривают, не слушают докладчиков и почему-то все время смеются! И прошу вас вынести им выговор с занесением в трудовую книжку!
Дороти заливается краской – стыда или совести? А я…ну не могу молчать!
- Но мы не разговаривали, Анна Дмитриевна! Зачем же сразу выговор? Да еще в трудовую?
Аннушка молча сверлит меня своим тусклым взглядом. На меня оборачивается вся ее свита, но без слов. Я заметила: со мною никто из них ссориться не хочет. Дочка Нины Ивановны еще и учится в моем классе!
- Вы чего улыбаетесь, Людмила Евсеевна? – наступает директриса.
- А должна плакать? – спрашиваю наивно.
Аннушка молча подбирает слова, но у бедняжки явно тормозит процесс мышления. Спасает Нила Ивановна – врывается в учительскую с расписанием в руках и сходу выдвигает ультиматум:
- Расписание переделывать не дам!
Нет, ей не позавидуешь: всем угодить невозможно.
Еще полчаса слушаем пустопорожние наставления директрисы. Дороти первая не выдерживает, издали мне показывает написанное большими буквами: « Как дочка? Привыкла к новому классу?»
Я пожимаю плечами.
…Не хочется вспоминать прошлый учебный год. Я видела, как трудно приживается в новом коллективе моя Ирина. Нет, она не жаловалась ни на кого конкретно, и вроде бы нашла свою компанию, и нравилась мальчикам, но… Вот это «но» не имело имени и названия – оно висело в воздухе, когда мы вслух анализировали произведение. Она не рвалась отвечать первой, но когда никто не мог толково ответить на мой вопрос, приходилось вызывать ее. Она говорила, словно читая мои мысли, а в классе стояла тишина. Напряженная. Я понимала: умные девочки ревнуют на вынужденных задворках моего внимания к ним, привыкшим к похвале.
Может, они думают, что дома я Иру готовлю к таким ответам?
И все-таки в прошлом году было у меня светлое пятнышко в школьной рутине. Конкретнее – в 9-А классе, которым руководит Абашев Виктор Васильевич, он биолог. Ольга Федоровна почему-то отказалась от него. Подозреваю, что из-за плохой дисциплины. Говорили, он еще и слабый, этот класс.. Мне его и подсунули, но такому подарку я не обрадовалась.
Помню первый свой день, как входила туда с опасением. Знаю, как трудно детям перестраиваться на нового учителя…Было уже такое с классом Лары Юрьевны. И если бы не умница Лариса, я бы тогда сдалась!
Нет, эти встречают молча, здороваются дружно. Делаю перекличку для знакомства, прошу называть свое имя. На первой же фамилии – Адорская – делаю паузу. Встает с передней парты в среднем ряду, прямо перед моим столом, светленькая, миниатюрная девочка, говорит ангельским голосом:
- Лариса.
И садится с улыбкой на милом лице. А я смотрю на нее и чувствую, что сама расплываюсь радостно, словно встретила родную душу.
- Какое совпадение…Везет мне на Ларис, - бормочу себе под нос.
Нет, с дисциплиной у меня серьезных проблем не случилось…А хрупкое дитя по имени Лариса и стало этим светлым пятнышком.
Вот тут моя Персональная эпоха не выдержала:
- Как это, как это – не было проблем?! Ты же сама писала в дневнике об этом классе: «Я – как неважный дирижер слабого оркестра, не осилившего ноты, в котором играет только первая скрипка!»
- Да, - отбиваюсь я, - но эта скрипка играет так божественно, что остальные музыканты завистливо слушают!
- Читаю дальше дневничок: «… даже не пытаясь подыграть хоть бы на слух».
Значит, были проблемы? Не смогла класс разговорить?
Нет, Персональная эпоха не оставляет в покое – теребит память, рисует картинки недавнего прошлого.
Да, эта Лариса Адорская и стала первой скрипкой в моем оркестре. Но еще три девочки -- Вика Кожемяка, Таня Половная и Ира Чикина, временами обретали голос, когда я задавала вопросы по содержанию текста, и получали свои законные четверки. А Лариса имела на все свое мнение, иногда спорила, хотя я и выводила ее на правильную мысль - на авторскую позицию.
Так было с романом Тургенева «Отцы и дети», потому что Базаров не вызывал ее человеческой симпатии, как и моей.
Наши вкусы иногда расходились. Я не любила Достоевского, она – обожала. О вредной теории Раскольникова она написала такое сочинение, что я вслух читала его классу – не могла сдержать восторга.
В конце года Ольга не выдержала:
-Люся, как тебе класс Абашева?
- Слабоват, но ради Адорской я согласна потерпеть еще годик. Спасибо, что уроки не срывают. А Лариса – чудо. Зрелое мышление. Повезло Владику. Девочка любит его самого, его предмет - физику и математику. И она такие сочинения пишет, что филфак по ней плачет.
…А дома о покое только мечтаю. У дочки еще тот характерец, у сына его просто нет! Уж лучше бы был, парень все-таки. И в кого он – такой мягкотелый? Еще и патологически ленивый.
Осенью Витя умотал в совхоз, на сбор яблок – нужно отдавать долги Дубилету. Это у него такой отпуск…
Но главная наша беда – мамина болезнь…Боюсь называть ее по имени. Года не прошло, как похоронили маминого младшего брата, дядю Натана. Мама ездила в Самбор вместе с тетей Леной и Лидой. Она уже чувствовала себя неважно, но молчала.
Любимый дядюшка мой до самого неожиданного конца вел себя как юноша. Его хватало на все и всех: на работу, на общественную деятельность, на родню – ближнюю и дальнюю.
За два дня до инсульта он писал ночью поздравительные открытки всем женщинам - к 8 марта. Тетя Дуся пришла в его кабинет, а он без сознания - лицом на недописанных открытках.
- Представляешь, - рассказывала мне тетя Лида после похорон, - на столе было полсотни открыток! Дуся возмущалась: он себя не берег! Стоило это здоровья – поздравлять всех знакомых с праздником?
Мама не любит болеть лежа. Чтобы сбить ее с ног, нужен серьезный приступ. А тут…она вдруг стала быстро уставать, но не жалуется, нет. Иногда схватится за живот, опустится на диван, натолкнется на наш вопросительный взгляд – и вскакивает.
Нет, ей надо в партизаны идти – не выдаст врагу никого!
Теперь я стараюсь почаще бывать у родителей. Дениса уже можно оставлять на старшую сестру. Да и остановка троллейбуса под боком.
Проблем у нас хватает – это денег не хватает. В новой квартире почти нет мебели. Перевезли со Школьной старые книжные шкафы, правда, купила симпатичную горку для посуды, но не новую – в мебельном комиссионном.
Но с одеждой паршиво. Ирочка стонет, что у девочек в классе приличные сапожки, а она ходит в дешевых…
Хорошо, что пока не отменили школьную форму, иначе…
А в стране застой – так пишут газеты, все чаще применяя это словцо. Нашему городу повезло, он закрытый для иностранцев из-за ЮЖМАША. Там выпускают космические ракеты. Когда где-то под землей на территории завода проводят испытания топлива, гул стоит устрашающий. Зато мы жутко гордимся: как же, в Космос наши ракеты да спутники летают!
И в магазинах пока есть продукты, нельзя же голодом морить армию работников ЮЖМАША!
Нет, дело не в нем. Нам просто повезло, что дорогой Леонид Ильич родился в соседнем городишке. Днепропетровск тоже считается его родиной. Путают его с Днепродзержинском. А нам хорошо. Куда меньше повезло областным городкам - в выходные дни они съезжаются к нам за продуктами, опустошают и полки универмагов. В ход идет постельное белье, мужские трусы и носки. А вот женские платья висят недвижимо – все они одинаковы, словно женщины в нашем городе одного размера и роста.
Та же история с женскими кофточками-близнецами – одного фасона и узора. Но пока есть пряжа всех цветов. И потому я вяжу (спасибо Ванде!) всему семейству, хотя времени не хватает на все задуманное…
Опять Персональная эпоха давит на мою совесть:
-Эй, ты чего так скупо о стране рассказываешь? Застой, застой… Или в диссиденты поддалась?
- Пардон, не до них, не созрела! С меня хватит политинформации по понедельникам. О чем малышне рассказывать? О Пленумах КПСС? Или о передачах по приемнику - о « Голосе Америки»? Как глубинка российская да украинская спивается из-за увеличения потребления алкоголя на душу населения? О преступности, что растет? Наши, конечно, глушат вражеские голоса, но кое-что пробивается…
Это в столице, в Москве то есть, диссиденты голову поднимают иногда, а у нас, в большой провинции, тишь да благодать.
Так что я деток своих кормлю рассказами о художниках да композиторах. Их в нашей державе хватает, слава Богу!
Продолжение http://www.proza.ru/2020/02/26/1605