Одно целое
Психологический боевик
в начало
http://proza.ru/2020/02/10/138
предыдущая страница
http://proza.ru/2020/02/16/614
Следующая страница
http://proza.ru/2020/02/18/1233
Мне не хватает его
Нависла пауза. Добрый долго смотрел на Злого, потеряв мысль. И только пролил немного коньяка на руку, он взглянул на рюмку и думы снова вернулись о Смелом. Он вспомнил, о чем хочет сказать пару слов:
– Мне не хватает его, – он развел руками, – без него стало пусто. Еще вчера он сидел вот на том стуле. – Добрый указал рюмкой на пустой стул напротив. – Как он смеялся. Как он умел смеяться. Разве мог кто-то смотреть на него без улыбки. Почему это случилось? – Добрый, не понимая, покачал головой. – Все было как всегда. Только что вот тут сидел, Лаврентия изображал. Рассказывал, кто из нас и для чего украл эти деньги. Советовал, как лучше их потратить. Даже двигался как он. Было смешно. Очень похоже у него получалось. – Добрый улыбнулся. – Потом Злому он стал доказывать, какой он на самом деле хороший, Циника обозвал наивным, Труса храбрым, и так у него все это убедительно выходило. Да, было весело. Меня только он не тронул. А я бы не обиделся. Меня он как-то всегда обходил. Он на меня смотрел с грустью. Я видел это боковым зрением. В лицо мне улыбался, а когда думал, что я не вижу – грустил. Мне казалось, ему меня жаль. Будто мне хуже, чем остальным. Но ведь это не так. – Добрый помолчал, выпил коньяк, поморщился и продолжил,
– Я чувствовал, он решился на что-то страшное, на что-то бесповоротное. Ведь он все пил и пил. А потом встал и пошел. Он пошел к линии. Я знал, что он пойдет к линии. Еще утром чувствовал, что он пойдет к ней. Я хотел остановить. Я звал, а он не слышал.
В речи доброго было что-то недосказанное и все ждали, что он еще что-то добавит. Но он внезапно для всех замолчал, погрузился в себя, отвернулся и, усталой походкой, рассеянно задевая стулья, отправился к бару. Старый, с морщинистым располагающим лицом бармен ждал его. Он отложил в сторону журнал и калькулятор, быстро протер стойку, поставил на нее две рюмки и, вытащив из холодильника водку, наполнил их до краев.
Добрый подошел к бару. Оперся локтями на стойку и обхватил голову руками. Бармен пододвинул к нему одну из рюмок и тихо сказал:
– Пей.
Добрый закрыл глаза и больше минуты стоял не шелохнувшись. Бармен, украдкой наблюдая за ним, принялся протирать подвешенные на крючках, над стойкой бокалы.
Наконец, помяв лицо ладонями, Добрый, тяжело вздохнув, опустил руки на стойку, огляделся, подтянул к себе белую от инея бутылку и принялся что-то царапать на ней ногтем.
– Холодная, тягучая. – прошептал он. – Санта я не хочу пить. Я б лучше что-нибудь поел. Я на водку смотреть не могу. Знаешь, чего хочу, старик? Апельсинового сока хочу. Никогда его не любил и не пил. Может, я его просто не распробовал? Налей ка мне апельсинового сока – а?!
Бармен, почти незаметно, покачал головой, затем, показал пальцем на рюмку с водкой и повторил:
– Пей.
– Не нальешь мне сока, да? – вяло усмехаясь, сказал Добрый. – Боишься ЕГО?
Бармен пожал плечами, и снова отрицательно качнул головой, показывая, что ему все равно и он никого не боится.
– Читал про одну казнь. – начал Добрый. – Людям не давали есть ничего кроме вареного мяса. А в нем нет клетчатки, или чего-то там такого. Бедняги страдали ужасно, зубы там у них потом выпадали, что ли?..
– Ну и что? – спросил бармен.
– Я бы вареного сейчас очень даже. Уж поверь. А этот, так аппетитно яичницу уминал. И я так умел. Когда ел раньше. Смотреть на меня, когда я ел, было одно удовольствие. Многие глядя на меня тоже есть начинали. Санта, покормил бы ты меня – а?
– Водку убирать? Или все-таки, спаси и сохрани, вместе помянем?
Добрый прижал палец к холодной бутылке и иней под ним сразу растаял, остался отпечаток.
– От мороженного пальцы мерзли, я помню. – думая о своем, произнес Добрый.
– Да, конечно, надо. Помянем. Помнишь, мы к тебе за мороженным бегали? Всей оравой. Мне было лет пять, а тебе, наверное, как нам сейчас. Ты был таким большим, таким мне казался взрослым. Я думал, такие как ты живут давно, наверное еще мамонтов видели.
– Да-да, припоминаю, ты даже спрашивал у меня что-то про мамонтов. – усмехаясь, произнес бармен. – Ты был славным мальчуганом. Это ты придумал называть меня Сантой, спаси и сохрани. А я делал вид, что сердился, помнишь?
– Бара у тебя не было тогда. – мягко заговорил Добрый, - Каждое утро ты на тачке пер холодильник набитый мороженым. Я думал ты самый счастливый человек на земле. Ни у кого не было столько мороженного, сколько у тебя. А ты стоял на вокзале весь день под палящим солнцем и выцветшим зонтом. Весь шоколадного цвета и лоснящийся от пота. А мы подбегали и попрошайничали. Ты давал каждому по стаканчику. Своих спиногрызов кормить, а тут еще мы. Ты был слишком добр, а мы были маленькими и не понимали, чего тебе стоила эта доброта. Но я ее запомнил. Она осталась здесь. – Добрый постучал пальцем, по своей груди, там где сердце.
Бармен посмотрел на него с теплом. Трогательная нежность была в его взгляде.
– Детство опять вспоминаем. – услышал Добрый за спиной, и оглянулся. К стойке подошел Злой, загреб с гладкой поверхности одну из рюмок и с легкостью выплеснул ее содержимое себе в рот.
– Вот и помянули, – сказал он. – Дурак он был, чего придумывать. Тоже сволочь был, но не такая, как вы оба однозначно. Смелый, в отличии от вас, не лицемер и не шкура. А вы стоите тут, врете друг другу, умиляетесь. Признавайся черномазый, – Злой уставился на бармена, – он тут небось у тебя жратву клянчит? «Ты такой щедрый! Такой великодушный! А помнишь, как ты в молодости!» – говорил уже?
– Ничего подобного.– с неприязнью в голосе, ответил бармен.
– Говорил-говорил, по лицу вижу, жрать просил. Ты не отставай от него. – Злой похлопал доброго по плечу. – Он даст. Он всегда дает. Ты умоляй, он это любит. В ногах поваляйся. Это такая гнида, такая вша - особая, сразу не подковывается. Ну, ты же знаешь.
– Хватит! – строго потребовал Добрый.
– Детство вспоминали, да! Думаете я не помню? – Злой лихо влил в рот вторую рюмку водки. С шумом втянул в легкие воздух и продолжил, - А я помню детство! Очень хорошо помню детство. Сам в пять лет у тебя мороженое клянчил, как вот и этот. – он кивнул головой в сторону Доброго. - А в семь не смог. Гордость проснулась, не смог попрошайничать. Другим то ты давал. Рядом со мной стояли – им давал, а мне нет. Всем дашь, а меня будто не замечал. Знаешь, как хочу, как дрожу за этим сладким мороженным, а все ж не даешь, ждешь, что попрошу. Мы смотрим друг на друга, а ты улыбаешься и молчишь. Я жду, слышь Добрый, и он ждет. Вот тебе!!! – И Злой согнул руку, показывая неприличный жест. – Подавись своим дерьмом сливочным! Думаешь, унижаться буду! С голоду подохну, а от тебя крохи не возьму.
– Ты не изменился, – осуждающе качая головой, сказал бармен. – Ты и в детстве таким был, спаси и сохрани. Откуда в тебе берется это?!
– Я не изменился! И он не изменился! – Злой сильно, до боли, толкнул в плечо Доброго. – И ты не изменился нигер. Еще тогда, маленький, беззащитный и вечно голодный, я наблюдал за тобой. Ты был мне интересен. И я видел, как «весело» жилось твоим домашним, как издеваешься над ними и моришь голодом.
Деньги на еду были, но ты копил на бар. От недоедания умер твой старший сын. Мне его не жаль, он был забитым, повернутым на замаливании грехов дебилом. Наше скотское общество больше приобрело с этой потерей. Он сдох, потому что ты создал для своих детей условия в которых невозможно жить и любая подачка, лишний кусок хлеба для этих неучей было чудом. И за это чудо они должны были тебя хвалить и рассказывать тебе о твоей жертве для них, о твоей усталости и мученичестве. А для того, кто сказал меньше, чей голос был тише, наступал голод. До тех пор пока он, скот, в молитвенном угаре, порываясь сигануть с балкона, ни начинал орать на всю улицу о чуде твоего благодеяния. Ты родил их, чтобы мучить и наслаждаться!
– Замолчи! Ты ничего про это не знаешь! – крикнул бармен. – Как можешь ты, ни во что не веря, всех презирая, никому не сделав ничего хорошего, осуждать меня! Я всего лишь учил их любить! Не меня! Друг друга! Друг друга, спаси и сохрани.
– Чего же не научил-то?! Врешь паскуда! Хотел бы - научил бы! Все тебя устраивает! Твой смердящий мирок совершенен. Он для тебя и ничтожеств, вроде тебя! Дряхлый вонючий мороженщик! Люди - толпа уродов и ты в этой толпе первый!
– Пошел вон! – в сердцах крикнул бармен. – Нет, ты изменился! Ты стал хуже! В тысячу раз хуже! Будешь страдать! Будешь мучиться! Попомнишь мое слово! Злость твоя к тебе же и повернется! Закончится все казнью, страшной и мучительной! Спаси и сохрани! Казнью – слышишь?! Скоро! Ты удивишься, как скоро!
Одно целое
Психологический боевик
в начало
http://proza.ru/2020/02/10/138
предыдущая страница
http://proza.ru/2020/02/16/614
Следующая страница
http://proza.ru/2020/02/18/1233