Джульетта Ди

Посвящается Брэндону Ли, который вдохновил меня на образ Алекса.

***

Петербург вечной ночи и вечной зимы. Что может быть страшнее? Только прилив. Когда из мистических белых вод на берег выходят змеи, пьющие кровь людей.

***

Джульетта Ди

These violent delights have violent ends.
Уильям Шекспир, «Ромео и Джульетта»

«Внимание. Опасность с воды. Внимание. Опасность с воды».
Глухой голос из штаба на Стрелке Васильевского острова, умноженный пока ещё работающими динамиками, ровно плыл над исчезающим городом.
К объявлению не прибавляли больше ничего. И так всё понятно. Раньше служба безопасности пыталась озвучить что-нибудь относительно конструктивное, например, «срочно проследуйте в ближайшее убежище», но учитывая, что опасность как раз и состояла в смещении пространственно-временных координат, совет звучал довольно глупо, и даже пожалуй издевательски. Последний раз Сенька слышал эту дурацкую фразу в дошкольном возрасте, а сейчас ему было пятнадцать.
Сигнал тревоги застал их с братом как раз на набережной – самая невыгодная позиция, и с первым же звуком сирен Лёнька, как тысячи гражданских во всех уголках города, полез в навигатор – интерактивную карту с указанием всех действующих убежищ на данный момент. Связь пока что работала.
Проблема в том, что само понятие «убежище» было весьма размыто. Сколько лунаров – и сталкеров – должно быть в помещении, чтобы оно считалось достаточно надёжным? Неизвестно, даже если ты сам – сталкер. Стационарные муниципальные убежища лучше защищены, но и подведомственного народу там набивается будь здоров, а значит – нагрузка на лунары выше. Кто-нибудь из этой толпы да пропадёт – не заметишь…
Сенька заглянул в айфон брата и увидел на экране белый значок: два лунара в угловом доме, в пяти минутах ходьбы – так, кустарщина… одно название. Кто-то просто включил всё, что мог, видимо, в каком-то крошечном кафе. У брата тряслись руки. И Сенька вдруг понял, что всё, о чём он думал в последние годы, действительно происходит, превращается прямо сейчас в непоколебимую решимость.
– Успеем?.. – брат ускорял шаги, его взгляд метался по всей длине тёмной улицы; он, кажется, уже почти забыл, что рядом кто-то есть.
– Лёнь… Я не пойду. – Сенька ещё шагал рядом, ещё не до конца верил, что сказал это.
– Пойдёшь! – неуверенно крикнул Лёнька куда-то в сторону Невы, подгоняя, похоже, сам себя, и Сенька понял, что брат боится остановиться, но и боится идти, чтобы не сместиться вместе с пространством, и правда, сталкеры отмечали, что паническое бегство – самый верный путь в никуда…
Сенька окончательно решил и остановился. Он больше никуда не побежит. Он больше никогда не будет убегать.
– Нет, – спокойно сказал он и примирительно добавил: – Ты иди.
Взгляд Лёньки стал более осмысленным. На мгновение Сенька снова увидел перед собой старшего брата, а не безликого «гражданского».
– Не могу я тебя здесь оставить! Как я родителям в глаза посмотрю?! Без тебя?
– Тогда стой. И молчи, – холодно велел Сенька.
Белые воды уже должны были подняться, но с виду на реке ничего особенного не происходило. Значит, скорее всего, это уже не настоящая река. Не глядя, на ощупь он взял нервно озирающегося брата за руку.
– Мы сможем.
В этот момент он был совершенно уверен в том, что сказал, но брат был в неподходящем состоянии для боя. Он сомневался. Это делало его уязвимым.
Хотя излишняя самоуверенность тоже ни к чему.
Страха должно быть в меру. Страх подскажет.
Сенька поймал себя на том, что думает фразами из сталкерских инструкций. Из листовок. Из информационных брошюрок, которые раздавали в школе. Из лозунгов, написанных на обратной стороне карт Петербурга. Карт с указанием муниципальных убежищ. Их не так много, этих блаженных островов. И до них ещё нужно добраться. По улицам, которые могут исчезнуть вместе с тобой, а ты и не сразу заметишь, или не заметишь никогда.
Улица как улица. Стало абсолютно тихо. Минута. Десять минут.
А почему так тихо?.. – вдруг спохватился Сенька. И сколько времени прошло?.. Связь пропала… Значит, они уже «там»? Мысли скакали по пустынной улице, как мячики.
«Может, ничего не произошло?» Исполненный панической надежды хриплый шёпот Лёньки полностью совпал с его собственной мыслью: ничего не произошло.
– Тсссс…
Ему вдруг показалось, что опасность грозит из переулка. Из какого?.. Набережная. Ледяная гладь чёрной Невы. Туман клубится вокруг влажных чугунных фонарей. Лепные фасады особняков.
Вот оно! Узкая расщелина между домами – не переулок даже, так, недоразумение. Оттуда слышался какой-то звук, хуже того – Сенька почувствовал оттуда взгляд. Там что-то было.
Он решил, что лучше пойти навстречу угрозе, чем ждать. «Завязнуть в страхе» – да, так это называли сталкеры, – опасность для тех, кто долго стоит на одном месте.
Туман в переулке казался синим. Шорк… шорк. Мусорные баки и сваленные возле них в кучу набитые чёрные мешки. И что-то шоркает там, у стены.
Собака, – понял он по запредельно злобному ворчанию раньше, чем увидел её – и всё равно пёс выскочил неожиданно, и почти одновременно с его адским прыжком Сенька развернулся и понёсся что было сил, но переулок всё не кончался, Сенька летел, натыкаясь на водостоки, ящики, углы, а остервенелый горький лай летел за ним, и метался с ним между надвинутых стен, многократно умноженный в гулких каменных колодцах, упиравшихся над головой прямо в чёрное небо.
Внезапно Сенька вырвался на простор, и ему даже показалось, что бежать стало легче, он летел по набережной, а вдогонку неслись мысли: это мираж! собаки на самом деле нет! – но на ходу Сенька глянул через плечо, и собака была, в один миг он увидел её чрезвычайно отчётливо, грязная, поджарая, клочкастая дворняга, самое отвратительное существо из всех, что можно вообразить, с шерстью, похожей на пыльную свалявшуюся вату, которая не первый год играет роль снега на пластиковых иголках искусственной новогодней ёлки, ухо порвано, с жёлтых клыков капает жёлтая слюна, а в бездонных глазах гуляет самое настоящее бешенство.
Этот образ словно бы отпечатался на внутренней стороне его зрачков, и Сеньке показалось, что придётся убегать от него вечно. Перебор когтистых лап настигал, Сенька уговаривал себя не верить, но ни в какую не мог остановиться, ноги летели сами, и тут он вспомнил ещё одну инструкцию: сосредоточьтесь на чём-нибудь другом. На скороговорке, на песне… ничего не шло в голову… если вы верующий, то на молитве… тут в голову скакнула бабушка, но её испуганная набожность никогда не внушала Сеньке доверия, и сейчас он не мог вспомнить ни одной, даже самой коротенькой молитвы… и вдруг заорал, наверное, на весь город: Господи, боже мой! Помоги мне, пожалуйста! – ровно тем же голосом, каким, бывало, на хоккее кричал: Обходи!.. – и в тот же момент пришло осознание, он не остановился, а круто развернулся и с диким воплем кинулся на пса. Он был абсолютно уверен, что готов грызться, прямо зубами вцепиться в жилистую глотку и рвать, рвать, выплёвывая клочья грязно-серой шерсти.
Он упал на пустую дорогу, как будто с большой высоты, и какое-то время лежал, оглушённый пустотой и тишиной. Потом осторожно поднялся. По набережной, насколько хватало глаз – ровный слой раннего, прозрачного снега, и ни одного следа, только прямо под ним – отпечатки его ладоней.
Я потерял брата, – вдруг мелькнула мысль. – Где потерял? Когда потерял?
Так значит, собаки не было?
Сенька отряхнулся, ещё раз огляделся и заметил наконец силуэт: брат уже уходил куда-то вдоль реки.
– Лёнь! – закричал Сенька. – Я вернулся! У меня получилось!..
Он сорвался с места и побежал за братом, но тот, помедлив мгновение, вдруг прибавил шагу. Сенька в недоумении остановился.
– Лёнь! – закричал он. – Ты куда?! – и снова побежал, но силуэт каким-то необъяснимым образом отдалялся, а Сенька уже выбился из сил. – Лёнь! – отчаянно заорал он.
Брат обернулся и строго сказал:
– Я видел змею. Не ходи за мной, – и эти слова пригвоздили Сеньку к месту.
Я видел змею, – бессмысленно крутилось в голове, я – видел – змею… – и никак не удавалось сложить все три слова вместе, хотя он чувствовал, что когда сложит, то поймёт.

***

Издалека, из темноты, куда ушёл Лёнька, начали проступать звуки сирены – сначала далёкие, нереальные, потом всё ближе и ближе. Сенька сделал шаг вперёд и споткнулся. Поперёк дороги лежало тело. Он даже не сразу узнал брата. Просто не готов был увидеть его таким неподвижным, таким чужим. Потом узнал куртку. Затряс её, схватив за воротник. Ничего. Без единой мысли в голове он тормошил тело, с усилием перевернул его на спину. Невидящие глаза смотрели вверх. Выражение лица у брата было такое, словно он тоже кричал, звал, догонял кого-то. Сенька честно пытался нащупать пульс, удары сердца – может, его не совсем убили?.. Но неподвижные глаза смотрели в небо, а на шее явственно виднелся укус змеи.
И тогда Сенька действительно вскочил и побежал, уже в реальном мире, а вдогонку ему неслось бесстрастное объявление из всех оживших громкоговорителей: «Внимание. Отмена тревоги. Внимание. Отмена тревоги».

***

«Это просто запределье безвкусицы», – привычно думал Алекс, перебирая струны гитары и наблюдая со спины за вокалисткой.
Телесного цвета корсаж с кружевными рюшечками, латексные стринги на «молнии», прозрачные чёрные колготки и блестящие кроваво-красные туфли на противопехотной платформе. Прикид, среди прочего, позволял по достоинству оценить задницу певицы, украшенную сакральными египетскими символами: на одной половинке был вытатуирован «анх», а на другой – «глаз Ра». Откуда только они берутся, эти кожаные лифчики, прозрачные кринолины, сетчатые майки, бархатные ботфорты? Алексу казалось, что в магазинах он никогда ничего подобного не видел. Может, эти вещи становились вульгарными именно после того, как их надевала Кристина?
Но публика её любила. Её хрипловатый, вибрирующий голос звучал ярко, драматично, с необыкновенным богатством оттенков, без малейших усилий падая до чувственного шёпота и вновь поднимаясь до надрывного отчаяния и бушующей страсти. Увы, тёмные эмоции были неподдельными. Кристина жила точно так же, как пела, и вела себя на сцене ровно так же, как в жизни.
Несколько лет назад, в самом начале музыкальной карьеры, Алекс в интервью на вопрос о том, почему группа не использует пиротехнические эффекты, ответил: «Криста – наш пиротехнический эффект». И это была правда. Она притягивала взгляд, эта роскошная расхристанная брюнетка, в сексуальном рванье, с глазами самоубийцы. Она привносила в музыку группы жгучий привкус гибели, и с этой экзотической добавкой Алекс порой не узнавал собственные песни, – но слушал с восхищённым удивлением: а ведь сильно, чёрт возьми!
Кристина обращалась с репертуаром вольно, не просто исполняя свою партию, а играя с ней, дразня головокружительными трюками и возмутительными выходками. Примерно так же она обращалась с композитором и регулярно, в глубоком подпитии, предлагала Алексу скоропалительный интим где-нибудь в случайном углу клуба, всякий раз забывая, что у них уже был разговор на эту тему.
Проблемы с наркотиками начались почти сразу, но Алекс искренне верил, что главное – это её талант. Остальные вопросы казались решаемыми. Между тем Кристина действовала в полном соответствии с заветами рокеров: живи быстро, умри молодым. Закинувшись, она принималась горько жаловаться и каждый раз вываливала всё более жуткие подробности своей биографии, пока наконец до Алекса не дошло, что большая часть этих россказней – плод игривой фантазии, которым рассказчица упивалась, роняя слёзы в бокал с шампанским. Только одна биографическая деталь была несомненной правдой: родителей Кристины убили змеи, когда она была ещё подростком, хотя Алекс не сомневался, что она пошла бы вразнос и при них. Самое худшее, что Кристина оправдывала своими мнимыми или подлинными несчастьями любую свою мерзость и твёрдо верила, что погибнув от наркотиков, рассчитается за равнодушие со всем лицемерным миром.
Её зависимости всё разгорались, а талант всё угасал. То она в ступоре забывала слова, то в пьяном угаре начинала перебранку со зрителями. Доходило до того, что Алексу было за неё элементарно стыдно. Иногда, как например сейчас, она еле держалась на ногах. И, как нередко случалось в последнее время, основное действо развернулось не на сцене, а в гримёрке после концерта. Дива прибыла на выступление группы с опозданием на полчаса, поэтому раньше времени на разборку не нашлось.
Разумеется, каждый имеет право распоряжаться своей жизнью по-своему, в том числе угробить себя, но Алекс не собирался делать вид, что считает это нормой, и за это Кристина люто его ненавидела. В её понимании собственный талант не стоил ни гроша, а смыслом жизни были бесконечные всенощные бдения. Алекс, со своей стороны, давно распрощался с иллюзиями, заодно с хорошими манерами, и усвоил в отношении фронтвумен тон как с уличной девкой – единственный вариант, на который она хоть как-то реагировала. Как только за музыкантами закрылась дверь гримёрки, он схватил даму за округлые плечи и основательно встряхнул.
– Ты опять обдолбанная в ноль! Ты лыка не вяжешь! Я ни слова не смог понять из того, что ты мямлила в микрофон! – это было преувеличение, но Алекс искренне считал, что чем жёстче держишься с расторможенными людьми, тем лучше для них самих. Озадаченная дива захихикала, уровень наркотического опьянения не позволял ей сразу в полном объёме осознать услышанное, но Алекс не сомневался, что постепенно Кристина соберётся с мыслями, и он услышит развёрнутый ответ. А пока он толкнул девицу в кресло и добавил:
– Если ты ещё раз не явишься на репетицию и отключишь телефон, я сам тебя разыщу и так разукрашу физиономию, что грим тебе не понадобится.
Кристина злобно хохотнула и не без некоторого усилия выплюнула:
– Ты?.. Никогда… ангел, – слово «ангел» служило ей для выражения крайнего презрения. Тут она была права: Алексу ещё не приходилось поднимать руку на женщину, хоть он и не исключал такой возможности в будущем. Он сбросил с дивана афиши, сел, закурил и холодно сказал:
– Просто знай, что я уже говорил с Кирой. И она согласна занять твоё место в группе.
Усыпанные блёстками и разрисованные чумовыми египетскими стрелками глаза расширились, как у разъярённой рыси. Кристина даже временно обрела дар речи.
– Ты этого не сделаешь! Твоя Кира – ничтожество! Её не будет видно на сцене! И она никогда не вытянет ни «Причастие», ни «Тирана»!
– Ты их тоже давно не вытягиваешь, – это снова было преувеличение. – А на следующем альбоме у меня будет новый музыкальный материал. И голос Киры впишется идеально.
– Ты этого не сделаешь! Импотент, сукин сын! – Кристина схватила с гримировального стола первый попавшийся предмет – недопитую чашку кофе – и грохнула об стену. Алекс, не тратя времени на продолжение дискуссии, взял гитару и вышел, а вслед ему неслись многочисленные аргументы.

***

Он шёл по набережной, машинально отмечая мерности пространства: вот здесь обвал, погиб человек, а здесь – недавно родился совсем маленький лунарчик. Значит, кому-то удалось отбиться, видимо, первый раз в жизни. Потребуется ещё много таких боёв, много побед, прежде чем спасительный кристалл проявится в физическом мире. И всё-таки первый шаг сделан. Алекс мысленно пожелал смельчаку удачи. Возможно, когда-нибудь они станут коллегами.
Теперь предстояло кое-что похуже концерта с пьяной Кристиной: навестить Лизу. Вообще-то он обещал зайти днём, но сегодня в городе трижды – трижды! – объявляли тревогу, и ему просто не удалось отлучиться из штаба: только восстанавливали непрерывность после одного прилива, как тут же начинался следующий. Катафалк катался по городу безостановочно и один раз сам чуть не пропал. Правда, смещения шли довольно поверхностные, и когда все тела нашлись, оказалось, что погибло всего-то семь человек, но мороки хватило на весь день, и Алекс ограничился тем, что послал Лизе цветы. Из-за отсутствия солнечного света выращивание цветов превратилось в сложный и дорогостоящий бизнес, в Петербурге было всего две оранжереи, и товар их ценился очень высоко; правда, на вкус Алекса, ночные цветы и выглядели лучше обычных, они светились в вакуумных ледяных букетах самым чистым белым светом, который он когда-либо видел. Хорошо бы Лиза не восприняла дорогой подарок как попытку откупиться, благо цветы он ей дарил и раньше.
Лиза лежала в военно-морском госпитале – элитной клинике для сталкеров, куда он устроил её, понятно, благодаря своим связям, в противном случае врачи даже не взглянули бы на мутанта – мутацию вылечить нельзя, можно только замедлить, иными словами – напрасная трата дефицитных лекарств. Но он искренне любил её – хрестоматийная школьная влюблённость, он её спас во время учебного рейда по неблагополучным кварталам, она тогда была ещё здорова, а он тогда ещё был курсантом. Понятно, что всё это должно было закончиться разрывом, разницу в социальном положении не забудешь, но Алекс всё равно считал, что заботиться о девушке в той мере, в какой возможно при неравных отношениях, лучше, чем вообще ничего не делать.
А сейчас ему придётся оборвать их связь. Неудачное время, хотя безболезненно такие объяснения никогда не проходят. Но она и так умирает, и лучше было ей, конечно, не дожить до его свадьбы.

***

Лиза лежала на кровати, как всегда, тихая, кроткая, тонкие руки поверх покрывала, грудь приподнимается едва слышно, тёмно-синие вены явственно проступают под прозрачной кожей, синие белки глаз фосфорически мерцают в темноте. По одному только внешнему виду можно поставить безошибочный диагноз: последняя стадия вырождения. Почему радиоактивные морепродукты, которыми горожане были вынуждены питаться одинаково – тут судьба была справедлива – оказывали такое губительное действие на одних и нисколько не вредили другим, врачи так и не поняли. Но мутанты менялись не только физически, многие из них деградировали морально – тут Лиза была счастливым исключением, и постепенно город естественным путём разделился на аристократический центр с высоким уровнем жизни и безукоризненной военной дисциплиной и нищие криминальные окраины. Кое-кто считал, что змеи установили в городе подлинную социальную справедливость.
Алекс долго молча сидел в высоком кожаном кресле возле кровати. Лицо Лизы почти растворилось в темноте, обжигающе-белые лилии бросали сквозь тёмный лёд фантастические блики.
– Лиза, я ненавижу это, но я должен сказать. Вопрос о моём браке – решённое дело. Невеста прибывает через два дня.
Лиза прерывисто вздохнула. Потом сказала еле слышным шёпотом:
– Как такое может быть? Вы ни разу друг друга даже не видели! Двадцать первый век на дворе! Кто сейчас заключает династические браки?
Алекс мрачно отвернулся.
– Династические браки заключаются везде, где есть династии. Пойми, они жили на острове в другой мерности, в полной изоляции! Пока они сами не вышли с нами на связь, мы вообще считали, что Котлин затонул! Она привезёт оружие нового типа. Это может быть спасением для всего города!
– Но почему именно ты? Почему не твой брат?
– Ну что ты городишь? Борис парализован!
– Какая разница, если брак всё равно фиктивный…
– Предполагается, что брак будет самый настоящий.
Помолчали. Хоть убейся.
– Это несправедливо. Какая-то совершенно посторонняя женщина имеет на тебя больше прав, чем я.
– Давай не будем на этом заостряться? Я именно что ни разу её не видел. Сильно сомневаюсь, что она прыгает от радости по поводу перспективы трахнуться с абсолютно посторонним мужиком. Возможно, мы придём к соглашению. Будем вести каждый свою жизнь, отдельно. Но договорённости надо соблюсти!
– Нет… нет. Брак – это гораздо серьёзнее, чем любой роман. Может быть, сейчас ты думаешь иначе, но она всегда будет рядом, а я…
Алекс собрался с последними силами.
– Послушай, если уж на то пошло, ты всегда знала, из какой я семьи. Даже если бы мне не навязали знатную невесту, неужели ты думаешь, что клан допустил бы мою женитьбу на женщине-мутанте?
Губы у Лизы задрожали, и она тихо заплакала.
– Я всегда мечтала, что наша любовь окажется сильнее, – сказала она дрожащим голосом. – Что однажды ты порвёшь со своими высокородными родственниками и придёшь ко мне. Всегда мечтала.
Господи, как же тяжело принимать такие решения. Но чем хуже она разочаруется в нём, тем ей же легче, и он коротко сказал:
– Ты во мне ошиблась.
Алекс ждал, что она что-нибудь ответит. «Да», или «Будь ты проклят». Или: «Я буду ненавидеть тебя до конца своих дней». Любой вариант был бы неплох, но Лиза промолчала.
Выждав больше, чем требовалось, он встал, дошёл до двери, вернулся, сжал её руку и поцеловал тонкие, хрупкие, бледно-голубые пальчики, – и тогда уже ушёл окончательно.

***

Два дня спустя Алекс с интересом наблюдал из окна комнаты брата за подъезжающими машинами. Шёл проливной дождь, всё небо обложили пепельные тучи с краями цвета жжёного сахара, и он даже не смог понять, которая из вышедших фигур – женская. Борису из инвалидной коляски улица была не видна, и он довольствовался тем, что наблюдал за наблюдающим.
– Видел что?
– Неа.
– Может, одно и к лучшему.
– Спасибо, очень смешно.
– А сколько ей лет?
– Она почти как я.
Брат сложил руки на прикрытых пледом коленях и опустил голову, словно решал в уме очередную задачу по физике кристаллов.
– Будь с ней поласковее. Не режь по живому, как ты любишь. У неё там вся семья осталась.
– Борь! Не беси меня!

***

А вечером состоялся приём по случаю помолвки. Знать съезжалась к Мраморному дворцу на бронированных лимузинах, разбредалась по галереям и залам, перешёптывалась, охваченная недоверием, любопытством и завистью: Вороновы и так были самым сильным воинским кланом Петербурга, а в союзе с таинственными обитателями острова, который никто уже не чаял разыскать, их влияние обещало ещё возрасти.
Алекс был настроен скептически. Что произошло на острове, никто на самом деле толком не понял, связь была очень плохая, и судя по всему, им требовалась срочная эвакуация, а корабль невесты пошёл первым, как разведывательный: он был оснащён лучше других, и предполагалось, что у него больше шансов найти дорогу. Из Петербурга засечь местонахождение острова не могли никакими приборами, получалось, что его просто нет. Мягко говоря, такое начало не сулило спокойную жизнь, но Виктор – отец Алекса и глава клана, несмотря на ранение и преклонные лета, был твёрдо намерен изыскивать для войны со змеями любые, даже самые рискованные средства. Поэтому он, не сморгнув единственным уцелевшим глазом, преподносил коллегам по сталкингу союз с невидимым Кронштадтом как безусловный стратегический успех, а о сопутствующих сложностях именитые гости ничего не знали.
Алекс готовился добросовестно выполнить свой общественный долг и выглядел так, чтобы фотографии в газетах получились хорошие. Когда гости расселись за бесконечно-длинным лилейно-белым столом, Виктор официально, для журналистов, повторил историю переговоров с островом Котлин и объявил о помолвке младшего сына Александра с леди Диной Гордеевой, дочерью генерал-губернатора Кронштадта, в знак будущего военного союза. Глядя на отца – высокого, темноликого массивного мужчину с абсолютно лысым рельефным черепом, вся левая часть которого была изуродована осколками лунара, взорвавшегося во время эксперимента в лаборатории – белые кристаллы вплавились прямо в кость, – Алекс подумал, что леди Дина при виде такого союзника может попросту испугаться.
– А сейчас я хочу представить всем нашу прекрасную гостью, леди Дину, – прозвучал завершающий пассаж, и двойные двери, ведущие в зал, распахнулись.
В первый момент Алексу показалось, что он ослеп. Потом – что отключился и видит мираж. Он осторожно глянул на гостей, потом на компас. По внешним признакам выходило, что девушка настоящая.
Она вошла, вся облитая белым шёлком, как ослепительным светом. Её божественно-юное, мраморно-бледное лицо с тонкими, поразительно изящными чертами сияло, восхитительные чёрные кудри развевались по плечам, и особенно ярко выделялись тонкие чёрные брови и сверкающие ледяным блеском чёрные глаза. В сопровождении затянутых в чёрное телохранителей она казалась белым призраком, явившимся неискушённым людям из снега и лунных ночей. Она вошла стремительно, уверенным шагом, как командир в воинский штаб, величественно приветствовала Виктора лёгким наклоном головы и развернулась к гостям.
– Благодарю за гостеприимство, – её голос прозвучал необыкновенно холодно и мелодично. – Я очень рада видеть всех вас и уверена, что теперь, когда главы всех благородных домов объединят усилия, мы сможем надеяться на победу.
Да ведь это змея! – вдруг совершенно отчётливо подумал Алекс. Неужели другие этого не замечают?
– Вы оказали нам честь своим визитом, – ответил Виктор, и гости, вставшие, чтобы приветствовать девушку, расселись по местам.
Алекс возблагодарил формальности и с великим тщанием принялся жонглировать изощрёнными столовыми приборами, не поднимая глаз на невесту. Пусть думает, что он смущён, как мальчик. Мысль Алекса тем временем лихорадочно работала. Он, потомственный сталкер с многолетним опытом, тщился вспомнить всё, что известно – из опыта, исследований, слухов, городских легенд, даже самых бредовых, о способности змей к перевоплощению. Собственно говоря, обычный человек, не воин, видел змею в истинном обличье только один раз – в последний момент перед смертью. Змеи не нападали на людей непосредственно, открыто. Чтобы добраться до жертвы, им требовалось сначала захватить её внимание и с помощью миражей втянуть в свою мерность. Чтобы заставить человека приблизиться, змея могла подавать в его сознание невероятно убедительные, завораживающие образы. Они были «ярче реального» – совершенно конкретный термин из пособий по психологии сталкинга. Их отличала – хотя уловить это глубинное отличие труднее всего – именно неспособность человека подвергнуть их критике, сомнению, разбору. Очевидно, змеи обладали способностью к телепатии, по крайней мере частичной, потому что безошибочно играли на самых потаённых струнах: их воздействие всегда было «индивидуально окрашено», «синхронизировано» с внутренним миром жертвы. Причём, если воздействию подвергалось сразу несколько человек, каждому транслировался свой мираж, уводивший на всё более глубокий уровень, – главное, чтобы жертва забылась, хоть на миг. Этого мига было достаточно. В физический мир возвращался уже не человек, а мёртвое тело. Без единой капли крови – змеи питались кровью людей.
Поначалу превосходство змей казалось тотальным. По счастью, большую часть времени их мир находился слишком далеко от людского. Вероятность контакта возникала только при пересечении измерений, происходившем на дне реки – для людей это выглядело так, словно со дна поднимались потоки, сияющие белым светом; из-за этого явления слова «прилив» и «отлив» обрели в Петербурге второе, зловещее значение. Но постепенно выяснилось, что некоторые люди обладают врождённой устойчивостью к гипнозу змей. Они могли отследить внушение и даже сопротивляться ему, а потом научились сражаться. Они видели змей в их истинном облике. Силой своего сознания они вызывали в экстра-мерности особый эффект – «лунный крик», яркую вспышку белого электричества, которая в точках наивысшей концентрации превращалась в ослепительно-белые кристаллы. Эти спасительные артефакты получили в народе название «лунары». Их воздействие подавляло волю змей, разоблачало их, изгоняло – правда, не убивало, но – насколько можно было судить – причиняло вред. Лунары стали единственной защитой города от змей, а люди, способные их создавать по всей глубине мерностей – единственной надеждой. Таких людей стали называть сталкерами. Они сформировали военную аристократию нового мира.
Но даже среди них Александр Воронов был уникальным бойцом. Он и его брат, Борис, были единственными сталкерами, получившими лунары генетически. Все остальные воины Петербурга обладали приобретённой силой. У Вороновых она была врождённой.
Их отец Виктор, ещё в молодости – легендарный воин, пошёл дальше других в исследовании экстра-мерности. С годами он всё больше увлекался научными экспериментами, и однажды в лаборатории произошёл несчастный случай. Виктор остался жив, но был странным образом искалечен: осколки лунара частично вросли в тело, поразив плечо и левую часть головы.
Казалось, он оправился от ран, и на его боевых навыках увечье почти не отразилось. Но прошёл год, и его жена, Нина, родила мальчика, одетого, как в «рубашку», в сплошной поток лунного электричества. Это был старший брат Алекса, Борис.
Женщину, которая до этого долгие годы не могла забеременеть, буквально поглотила идея стать матерью спасителя, мессии. Хотя «сверхъестественная» беременность протекала крайне тяжело и роды едва не убили её, она убедила и себя, и мужа в том, что её предназначение – дать жизнь совершенным воинам, прирождённым сталкерам, которые положат конец ненавистной войне. И Нина снова зачала.
Вторая беременность протекала ещё тяжелее, и родов организм не выдержал. Нина умерла, дав жизнь младшему сыну, Александру.
Алекс никогда не боялся змей. Он видел их такими, какие они есть, и одного этого твёрдого, властного взгляда было достаточно, чтобы змеи обходили его стороной. Если кто-то всё же пытался напасть – или, что чаще, приходилось вступать в бой в качестве командира патрульной или спасательной службы, сила электричества вокруг Алекса была настолько яркой, что лунары проявлялись десятками, на многих уровнях сразу, мощные, как автономная электростанция. Таким арсеналом не мог похвастаться никто. Само присутствие Алекса рядом во время прилива практически гарантировало безопасность.
Брату Борису повезло меньше. Его способности к отслеживанию экстра-мерностей были уникальны и возрастали год от года, но вместе с тем прогрессировали какие-то странные психофизические симптомы. Борис создавал многомерные интерактивные карты Петербурга, которыми пользовались и обыватели, и профессионалы, но вот уже несколько лет был прикован к инвалидной коляске, и Алекс со страхом думал о будущем брата. Казалось, экстра-мерность затягивает его, в отместку за недозволенное знание, – а может, постепенно принимает за своего…
И вот сейчас, собрав воедино опыт нескольких поколений, Алекс не мог поверить в происходящее. Здесь, в зале, полном отборных бойцов, сильнейших сталкеров города, ни один человек не видит, что перед ними змея?.. Алекс украдкой наблюдал за гостями. Нет, не видят! Как такое может быть?.. Или он сам ошибается?
Алекс всё же решился поднять глаза на невесту – и встретил в ответ такой сатанинский, дикий, полный вызова и злого веселья взгляд, что с ужасом абсолютной уверенности повторил про себя: змея, змея!.. Какая-то древняя, невиданная, сильная особь, совершенно безумная. Именно этот безумный взгляд её и выдаёт. В нём вся их сущность, вся их чёрная сила. Нечеловеческий взгляд спрятать невозможно.
Но чтобы змея вот так запросто находилась в физическом мире, среди людей? В одном из самых укреплённых дворцов Петербурга, защищённом лунарами по всему периметру?
Его размышления прервал отец, поднявшийся для очередного официального заявления.
– Уважаемые гости, прошу вашего внимания. Приезд госпожи Гордеевой для нашей семьи – не только честь, но и большая радость. Леди Дина великодушно согласилась стать женой моего сына Александра. Свадьба состоится двадцать пятого ноября. Дети мои, подойдите, позвольте мне соединить ваши руки.
Они приблизились к Виктору с разных сторон – как показалось Алексу, даже змея чувствовала себя не совсем уверенно, но отец без малейшего колебания благословил их на брак. Человек, который позволил жене пожертвовать жизнью ради рождения «чудо-сыновей», не видел для династического брака никаких противопоказаний. Рука у змеи оказалась тёплая, нежная, совершенно человеческая.
На помолвку Алекс должен был подарить невесте кольцо, но по ходу торжества такой формальный подход показался ему не достойным эксцентричности дамы, и захотелось сымпровизировать. Прикинув риски, Алекс уверенно снял с руки массивный серебряный браслет с дюжиной  необычных, ярко-голубых лунаров, и преподнёс прекрасной гостье со словами:
– Эта вещь очень ценна для меня. Браслет завещала мне мать перед смертью. Эти камни она добыла сама. Она была сильным воином. Я хочу, чтобы теперь они защищали главного человека в моей жизни – мою будущую жену, – и Алекс торжественно надел драгоценность на прозрачное запястье. Похоже, удар попал в цель: как ни владела собой незнакомка, в адрес Алекса отправился презрительно-злобный взгляд, подтвердивший его худшие опасения, а впрочем, быстро сменившийся вызывающе-дерзкой усмешкой.
– У меня тоже есть для вас подарок, – заявила змея, слегка кивнула одному из своих охранников, и тот передал ей массивную серебряную шкатулку. Дина поставила её на стол, раскрыла, и взглядам гостей предстал кинжал из необычного, светящегося светло-голубого металла, покоящийся в утробе из тёмно-синего бархата. По залу пробежал шёпоток. Девушка величественным жестом воздела кинжал над головой.
– Как вы все знаете, мы, жители Кронштадта, оказались на долгие годы в изоляции от остального мира. Нам пришлось сражаться со змеями в неравном бою, полагаясь только на собственные силы. Мы не выжили бы, если бы не нашли способ уравнять наши шансы. Этот нож сделан из особого сплава. Он пробивает чешую змей.
На этот раз по залу прошёл не шёпот, а гул неподдельного изумления. Даже самые опытные воины до сих пор не нашли способа убить змею. Оглушить, отбросить – да, но не убить. Железная чешуя змей была непробиваема.
И вот кто-то говорит об оружии такого рода?..
– Я скажу больше, – жёстко усмехнулась девушка, словно читая всеобщие мысли. – Такой кинжал – мы называем их «голубая звезда» – вытягивает жизненную силу из побеждённого в пользу победителя. При этом он меняет цвет с голубого на чёрный, вы не ошибётесь. К сожалению, – Дина снова зло улыбнулась, – я не могу продемонстрировать этот эффект прямо сейчас. Но оружия, которое я привезла с собой, хватит, чтобы оснастить весь гарнизон Мраморного дворца. И уже во время следующего прилива этот эффект заметят не только те, кто ходит по земле, но и те, кто плавает под водой.
Речь юной дамы, чёткая и неприкрыто безжалостная, произвела на бывалых воинов сильное впечатление. Один за другим старейшины кланов вставали, выражая таким образом молчаливое одобрение. Невеста с торжествующей усмешкой на бледных губах повернулась к жениху, вернула кинжал в шкатулку и протянула ему.
– На удачу.
Алекс не смог сдержать восхищения перед такой бравадой и, принимая подарок, улыбнулся совершенно искренне.
– Благодарю.

***

Гости разъехались за полночь. Невеста ушла несколько раньше, сославшись на усталость, и Алекс не нашёл причин, чтобы не последовать её примеру. Виктор со свойственной ему практичностью выделил будущим супругам две отдельные комнаты, выходившие в одну огромную общую гостиную с камином и террасой, очевидно понимая, что молодым людям не мешало бы познакомиться прежде, чем начинать совместную жизнь. Дизайнерский ход был удобный, Алекс поскидывал с себя часть парадных шмоток и босиком, в одних брюках и полурасстёгнутой рубашке, выполз в гостиную, где основным центром притяжения был бар, хотя на невесту, при необходимости, он бы тоже взглянуть не отказался. Оказалось, что невеста немногим ранее приняла аналогичное решение и теперь полулежала в кресле в простом белом платье, положив ноги в ослепительно-белых чулках на тёмно-синюю бархатную подставку. Электрический браслет покоился рядом, на небольшом столике тёмного дерева, там же стоял пустой бокал, на краю которого висели огромные бриллиантовые серьги.
– Такие тяжёлые серьги, ужас, – сказала она, проследив его взгляд. – Ещё несколько подобных вечеров, и у меня уши станут, как у Будды.
Алекс улыбнулся.
– Многие женщины мечтают о бриллиантах такого размера, что тяжело носить.
– Надели бы один раз, и перестали бы завидовать, – убеждённо сказала змея.
– Вам налить чего-нибудь?
– Нет, спасибо, мне хватит.
Алекс плеснул себе коньяка, сел в другое кресло – возле камина, и полностью погрузился в созерцание огня и поглощение алкоголя. Так, в глубоком взаимном молчании, прошло довольно долгое время. Наконец Алекс обернулся, почувствовав на себе её взгляд.
– Чем займёмся? – невинно поинтересовалась она.
– А есть предложения? – удивился он.
– Нет, – честно признала она. – Я ужасно устала с дороги. Вы, красавцы, сидите тут на берегу и не знаете, что Котлин отделён от вас огромной областью замедленного времени. На самом деле даже несколькими. Довольно проблематично лавировать между ними так, чтобы ни в одну не въехать. По нашим часам, мы добирались до вас почти месяц.
Алекс чуть не подавился коньяком.
– Из Петербурга Котлин вообще не видно. И, кстати, не слышно, кроме тех случаев, когда вы сами выходите на связь.
– Это потому, что мы догадались подать сигнал под водой. По дну. Море – более глобальная система, оно объединяет наши мерности.
Алекса поразила необычайная точность и лёгкость её рассуждений. Чувствовалось, что она представляет себе структуру пространственно-временного континуума очень хорошо, и говорить об этом доставляет ей удовольствие.
– Вы, похоже, очень… увлечены войной?
Словосочетание звучало необычно, особенно в адрес женщины, Алекс понял это уже после того, как сказал.
– Увлечена войной? – она, кажется, тоже оценила характеристику. – Пожалуй, что и так. А вы, господин Воронов?
– Предлагаю перейти на «ты».
– Хорошо… Аль, – она коварно улыбнулась.
– Так меня называют только… – друзья? родственники? – …близкие.
– Ну мы скоро станем близки, – заверила змея со всей серьёзностью.
– Надеюсь. А тебя как называют… – соплеменники? – …родные?
Девушка вдруг помрачнела, в глазах промелькнула боль.
– Не хочу вспоминать о них. Я ведь от них уехала… – Она отвернулась, прелестные чёрные локоны упали на грудь. – Хочу начать новую жизнь.
На какой-то глупый момент его охватил совершенно неуправляемый порыв сказать ей, что она может довериться ему, что её будут любить здесь, как родную. Невозможно было остаться равнодушным при виде затаённого страдания на этом божественно юном, невинном и прекрасном лице. Усилием воли он всё же сдержал слова, готовые сорваться с губ, и ограничился кратким:
– Удачи, – подумав про себя, что удача не помешает ему самому, если она так легко играет на его чувствах.

***

– Что Вольский?
– Даёт студию семнадцатого декабря.
– Значит, будем записываться семнадцатого.
Репетиционная база группы «Ворон» располагалась в одной из заброшенных старинных квартир с четырёхметровыми лепными потолками и окнами на Фонтанку. Дом практически вымер, и музыка никому не мешала. Вокалистки, как всегда, не было – позвонила, сказалась больной.
– Аль, ты это серьёзно тогда сказал? Насчёт Киры? – осторожно вступил Серьга, самый жалостливый.
– А ты видишь альтернативу? Кто-нибудь из вас её видит? Я не вижу. Кем я для неё должен быть? Наркологом? Нянькой?
Тишина.
– Может, ты готов взять эту ответственность на себя? Если ты, Серёж, прямо сейчас мне говоришь: я гарантирую, что на репетициях и концертах она будет вовремя и трезвой, мы закроем вопрос.
Естественно, гарантировать что-либо, когда дело касалось Кристины, никто не взялся.
Вступил Винтер, более практичный и хронически не переносивший манеру Алекса вести спор, задавая риторические вопросы.
– Давайте определимся окончательно, какие песни будем записывать. Я так и не понял, что ты хочешь оставить: «Шторм» или «Беатриче»?
– Я сам ещё не понял.
– Давайте оставим «Шторм». Сингл называется «Ночь над океаном», туда же и «Шторм».
– И на обложке шторм, везде шторм.
– Может обе записать?
– Э, нет, давайте ограничимся четырьмя. Иначе уже миньон получается.
– Так, давайте считать. «Ночь над океаном» обычная и акустическая, так? Потом? «Чернота»?
– А давайте «Ночь», потом «Беатриче» и «Шторм».
– Может, правда?
– По-моему, «Чернота» больше подходит. По музыке, и вообще, по атмосфере.
– Подождите, вы меня запутали уже.
– Это… сирена, что ли?
Все прислушались.
Ожил громкоговоритель.
«Внимание. Опасность с воды. Внимание. Опасность с воды».
– Судьба велит прекратить болтовню, – холодно констатировал Алекс. – Давайте хотя бы «Ночь» в порядок приведём. Ычу, Винтер, – к ритм-гитаристу и клавишнику, – начинайте.
– Акустику?
– Естественно.
Ребята сосредоточенно заиграли вступление.
– Гена! – вдруг сказал из всех колонок необыкновенно отчётливый, необыкновенно тёплый женский голос.
Ычу сбился и побледнел, как стекло. По паспорту его звали Гена, и, очевидно, обращались к нему.
– Ычу, – хладнокровно перебил Алекс, – вступление сначала.
Парнишка вздрогнул, словно его ножом кольнули, и снова заиграл, но голос, взяв паузу, возобновился параллельно песне и как бы вплёлся в неё.
– Генка… Ге-еена! – голос усмехнулся с нежной грустью. – Ты там умер, что ли?..
Ычу снова сбился, рука с зажатым в пальцах медиатором повисла, как плеть. Потом прошептал:
– Я эти колонки сейчас расколочу, – в то время как колонки залились игривым смехом.
– Именно этого от тебя и ждут, – спокойно пояснил Алекс. Звуковая аппаратура уверенно настроилась на новую волну, а это означало только одно: жертва «завязла». – Отвлекись. Сосредоточься, мать твою, на репетиции. Я же тебя учил. Я что, на уши должен встать, чтобы ты переключился?!
Ычу взялся за злосчастное вступление в третий раз, но голос всё журчал и журчал, и парень, вдруг отбросив гитару, заорал с белыми от злости глазами:
– Да здесь я! Что тебе от меня надо?! Я не умер!
Алекс ударил, уже не раздумывая. Короткая белая молния вошла парню в грудь, Ычу свалился, как подкошенный; молния поменьше выскочила из колонки, видавший виды корпус треснул, и повалил чёрный дым. Запах палёной пластмассы смешался с запахом горелого мяса. Ничего, лучше так, чем вообще исчезнуть. Жертвы, вступавшие в диалог со змеёй, как правило, пропадали – во всех смыслах.
«Внимание. Отмена тревоги,– проснулся громкоговоритель. – Внимание. Отмена тревоги».

***

– Незачёт, – мрачно сказал Алекс Ычу, валяющемуся среди проводов. Тот поморщился, приподнялся, массируя грудную клетку. Алекс протянул ему руку и помог встать. Винтер скептически осматривал обломки колонки.
– Придётся новые покупать.
– У меня, по-моему, мозг перегорел, – пожаловался Ычу.
Алекс глянул на часы. Задержались на полчаса из-за прилива, теперь придётся задержаться ещё на полчаса, дожидаясь, пока гитарист придёт в норму, – а вслух сказал:
– Вот почему нужно регулярно ходить в Эрмитаж тренироваться.
Заявление было встречено сдержанным молчанием. Некогда знаменитый Зимний дворец в народе давно окрестили «галереей смерти». Во-первых, залов в нём стало чем дальше, тем больше – явно больше, чем могло вместить известного размера здание. Борис регулярно обновлял навигатор, но не мог же он заниматься исключительно Эрмитажем, поэтому не всегда успевал; к тому же наличие карты не гарантировало безопасность. Во-вторых, экспозиция теперь жила своей, отдельной жизнью. Одни картины появлялись, другие пропадали, некоторые залы подолгу стояли пустыми – и, конечно же, это были уже не те картины, что когда-то привлекали сюда туристов и любителей искусства. Теперь сюда ходили только сталкеры и те, кто хотел освоить азы сталкинга под их руководством.
Картины – точнее сказать, фрески из вросших в стену мельчайших цветных кристаллов – отличались сюрреалистичными сюжетами и ярким, насыщенным колоритом – да, тот самый эффект «ярче реального» в действии. Если долго всматриваться, в них можно было войти – оказаться внутри миража, который они запечатлели. Бытовало мнение, что новые картины Эрмитажа – не что иное, как застывшие предсмертные видения людей, погибших во время прилива. Так или иначе, войдя в картину, можно было потренировать своё внимание и приобрести навык перемещения в экстра-мерности: сначала спуститься так глубоко, как считаешь нужным, а потом попытаться выйти. Естественно, тренировки проходили под наблюдением опытных сталкеров, которые старались по возможности подстраховать новичков, но риск заблудиться был, и серьёзный.
– Спрашивается, сколько трупов вынесли из твоего Эрмитажа на прошлой неделе, – мягко возразил Серьга.
– На прошлой неделе тренировку в Эрмитаже прошли пятьдесят четыре человека. Из них трое погибли. – Интонацией Алекс постарался подчеркнуть, что пользы получилось больше, чем вреда, но ребята, естественно, услышали всё по-своему.
– Ну и какая тогда разница: умереть от укуса змеи или на тренировке? – заметил Винтер.
– Разница в том, чтобы бороться, а не чувствовать себя жертвой!
– Аль, извини, я знаю, что ты ненавидишь эту фразу, но: тебе легко говорить. Ты у нас белая кость. Тебе не понять простых смертных.
– А я уже сто раз повторял и готов повторить ещё сто раз: природные данные у всех разные, но каждый – каждый! – может повысить свой уровень с помощью тренировок. Даже мутанты! Посмотрите на Фаустину! – Алекс ткнул пальцем в плакат известной петербуржской общественной деятельницы, защитницы прав мутантов. – Она мутант, и добыла уже пять лунаров. Пять!
– И ни один из них ей не поможет, когда её лёгкие окончательно превратятся в жабры… – иронически дополнил Винтер.
Алекс раздражённо вздохнул.
– Проще всего убедить себя в том, что всё безнадёжно, а сталкеры – халявщики и угнетатели, – подытожил он.
Справедливости ради надо признать, что сталкеры в абсолютном большинстве случаев встречали именно такое к себе отношение. Психологический парадокс. В должностных инструкциях его рекомендовалось воспринимать как одно из проявлений общей моральной слабости гражданских.
– А я, – неожиданно открыл рот доселе молчавший клавишник Кощей, – больше всего ненавижу приливы за то, что никогда не знаешь: действительно ли всё закончилось. Я ведь могу увидеть что угодно. Я могу услышать отбой, вернуться к себе, и вдруг моя бабушка окажется змеёй, и в самый последний момент я вспомню, что она уже пять лет как умерла. Или я могу увидеть тебя, Аль, или другого сталкера при полном параде. И расслабляться в окружении роскошных лунаров. А потом эти самые сталкеры меня и покусают.
– Змеи редко имитируют зону комфорта, – неуверенно возразил Алекс. Редко, но метко. Кощей невесело усмехнулся, думая о чём-то своём, и Алекс подумал, что лучше бы его другу сейчас промолчать.
– В нашем доме один парниша провалился на шесть уровней. На шесть! Шесть раз ему казалось, что всё закончилось, и шесть раз выяснялось, что ему показалось. Пока его сталкеры не вытащили… он потом рассказывал, что как будто постарел на шесть жизней.
Жуткая история, но…
– Он выжил! Он справился! – точки зрения Алекса, мораль истории была именно в этом.
– Справился, – рассеянно кивнул Кощей. – А потом потихоньку спился…
Алекс устало откинулся на спинку дивана и потёр переносицу.
– Знаете что… давайте вернёмся к тому, с чего начали. – На этот счёт тоже существовало правило: нудные жалобы опасны. Они притупляют ум, а реального обмена опытом никакого. – Я решил, будем записывать «Ночь», «Беатриче» и «Шторм». И мы не выйдем отсюда, пока я не услышу эти песни в идеальном исполнении. – Он поднялся и взял инструмент. Другие неохотно последовали его примеру. Алекс пристально оглядел измученные физиономии. – Мне нужно, чтобы семнадцатого числа сингл был записан. И я хочу, чтобы в этот день вся группа была в сборе. Поэтому ни один из вас, чтоб вас всех, к этому сроку не умрёт, не заболеет и не пропадёт без вести. Даже такой дебил, как ты, Ычу, – адресовался Алекс к пострадавшему, и тут не выдержал и рассмеялся: очень уж испуганно ребята его слушали, видно, он их совсем замордовал, – а следом нервный хохот одолел всю группу.
– Аль, ты беспредельщик, – жалобно сказал Ычу в ответ.
Алекс только покачал головой. Все участники группы не по разу были обязаны ему жизнью. Бывали случаи, когда Алекс держал на лунарах целый битком набитый народом клуб, а потом концерт продолжался, как ни в чём не бывало. Публика любила группу ещё и за это. Действительно, таких впечатлений мало где наберёшься.
– «Ночь», акустика. Вступление, начали, – скомандовал он.

***

Алекс шёл по набережной, рассеянно перебирая в памяти партии отдельных инструментов, когда ожил мобильник – неизвестный номер.
– Слушаю?
– Аль, привет. – Ему понадобилось время, чтобы узнать голос змеи.
– Привет… а откуда у тебя мой телефон? – это был самый глупый вопрос, какой можно придумать.
– Взяла у Виктора, – терпеливо пояснила змея.
– Ясно… чего хотела?
– Я хотела попросить тебя показать мне дом, – с готовностью откликнулась змея. – А то я тут ничего не знаю. – Что правда, то правда.
– Хорошо, только давай ближе к вечеру?
– Зайдёшь ко мне часов в шесть?
– Да… – он отключился, и мобильник почти сразу зазвонил снова. Борис.
– Слушаю.
– Как невеста?
– Ещё не познакомились.
– Она тут заходила ко мне.
– Чего сказала?
– Практически ничего. Говорил в основном я. Но понял это уже после того, как она ушла. – Дружно помолчали. – Ужасно милая девушка. Будь с ней осторожен.
– Учту, – буркнул Алекс и отключился.
Объясни мне, гений, каким образом я должен быть с ней осторожен? Вшить лунары в член?

***

То ли змея привезла с собой гардероб покойной Дины Гордеевой, то ли модные наряды были частью её способности к перевоплощению, но выглядела она потрясающе стильно, невероятно привлекательно. На этот раз на ней были тонкие чернильные джинсы «в облипку», подчёркивающие стройные ноги, прозрачная белая блузка с орнаментом из атласных полос, символически прикрывающим грудь, и пара блестящих в темноте серебряных туфелек. На неё просто невозможно было смотреть, хотелось ласкать её до умопомрачения, но девушка и не разыгрывала из себя недотрогу, подошла, прижалась всем телом и запечатлела на губах жениха чисто супружеский небрежно-приветственный поцелуй, словно они давно жили вместе, и они как-то совершенно естественно отправились бродить по дому, держась за руки и обмениваясь шуточками.
Правда, совсем уж забыть о том, что перед ним змея, Алексу не давала сама змея. Его не раз тянуло сказать ей, что она играет свою роль не вполне точно. Хотя, по здравому размышлению, он мог только догадываться, в каком смещённом состоянии находится её сознание относительно физического мира; будь он на её месте, возможно, не смог бы вообще ничего понять.
Змея с самым пристальным вниманием рассматривала самые обыденные для человека предметы, и замешательство, порой отражавшееся на её лице, никак нельзя было объяснить положением девушки, оказавшейся пусть в чужом, но всё-таки самом обычном доме. По-видимому, змея считывала информацию об окружающей реальности в значительной мере тактильно, через кончики пальцев, отчего порой водила по предметам руками, не глядя, и Алекса, наверное, позабавило бы это зрелище, если бы он хоть на секунду забыл, насколько она опасна. Трудно даже представить себе, откуда и зачем она явилась, – порой его холодила эта трезвая мысль. Если бы он был уверен в своём превосходстве в бою, он, может быть, не остановился бы перед тем, чтобы убить её прямо сейчас, не дожидаясь разрешения загадки, – мелькал другой порыв и тоже проходил. Змея даже не знала названия некоторых вещей и проявляла недюжинную изворотливость, чтобы это скрыть; Алекс, впрочем, не старался загнать её в угол.
Она долго разглядывала бильярдный стол, рассеянно перекатывая по сукну шары и явно не представляя, для чего всё это нужно; однако, догадавшись об игровом предназначении конструкции, подобрала слова:
– Я совсем не умею в это играть.
– В бильярд? – подсказал Алекс.
– Да. Ты научишь меня?
– Научу. – Алекс не удержался от насмешки. – Мой отец всегда говорил, что бильярд – самая выгодная женщинам игра. Под предлогом поиска нужной позиции дама может принимать самые соблазнительные позы.
– Что?.. – змея бросила на него удивлённый взгляд и поняла правильно. – А, ты иронизируешь.
– Я абсолютно серьёзен.
Девушка отвернулась, медленно наклонилась к самому столу, продемонстрировав безупречно-округлую линию ягодиц, и плавным движением руки толкнула один из шаров в лузу, куда он с оглушительным грохотом свалился. Девушка обернулась через плечо и с невинным видом спросила:
– У меня получается?
– Я вижу, учитель тебе не нужен, – признал Алекс.
Ещё одним объектом, надолго привлёкшим внимание гостьи, оказался глобус. Она даже включила подсветку и долго вращала его туда-сюда, шевеля губами и хмурясь. Каким-то неведомым путём ей, очевидно, удалось понять, что именно так люди представляют себе свой мир, но поступившую информацию змея не одобрила.
– Здесь… не всё указано, – осторожно заметила она. С этим трудно было не согласиться.
– Это старинная карта физического мира, честно говоря, глобус стоит тут просто для красоты.
– А, тогда понятно. Борис… я была у него сегодня утром.
– Я знаю.
– Его карты хорошие.
– Кто бы спорил.
Змея выпрямилась, рассеянным жестом заправляя за ушко чернильно-чёрную вьющуюся прядь, и вдруг с прерывистым вздохом прикрыла глаза, покачнулась – он едва успел придержать её за плечи.
– Что-то я устала, – еле слышным голосом, действительно очень усталым, сказала она и упала практически без чувств. Алекс, машинально подхватив на руки тёплое, нежное девичье тело, озадаченно оглянулся: и куда её? Уложить в кресло и ждать, пока придёт в себя? А сколько ждать? Отнести в спальню, как новобрачную? Вроде рано ещё?
Лучше чайку заварить, решил он и понёс её в гостиную, моля судьбу, чтобы их никто не увидел – привлекать к незнакомке излишнее внимание домашней прислуги ему не хотелось. Самому бы сначала разобраться, что это за тварь.

***

Уложив девушку на белую медвежью шкуру возле камина, он надолго залюбовался её недвижным безмятежным лицом, игрой огненных бликов на атласно-белой коже, на тугих кольцах сияющих чёрных кудрей. Боже, как она красива. Между тем с ней действительно что-то происходило, это не просто женская уловка – лицо её стали покрывать бледно-голубые тени, он взял её за руку и понял, что её тело постепенно коченеет, как у покойника. Вот тут-то мне бы её и убить, мелькнула мысль, но нет, он не смог бы причинить ей вред теперь, когда она так трогательно-беззащитна, и потом… кто сказал, что она непременно несёт угрозу? надо хотя бы выяснить, зачем она здесь? – оправдывал он сам себя, но ведь признайся – на самом деле тебе просто хочется ещё раз коснуться этой тёплой упругой  груди, заглянуть в яркие чёрные глаза…
Алекс понял, что самое лучшее решение в его случае – банально выждать, и сел в кресло неподалёку, по-прежнему не сводя с девушки глаз. Она была без сознания минут двадцать, потом жизнь стала постепенно возвращаться к ней – она глубоко вздохнула, приоткрытых губ, бледных щёк коснулся прозрачный, яблочно-розовый румянец. Дрожащие ресницы раскрылись, она с усилием приподнялась и огляделась несколько растерянно.
– Что это было? – спокойно поинтересовался Алекс. Девушка покраснела и опустила голову, стараясь скрыть смущение.
– Ничего. Со мной такое бывает.
Требовать объяснений Алекс не стал. Поставил перед ней на столик чашку крепкого чая с лимоном.
– Выпей, тебе станет лучше.
– Спасибо, – девушка благодарно припала и осушила чашку в два глотка.
– Ещё? – улыбнулся Алекс.
– Ага…
Вскоре она оживилась, устроилась в кресле, перекинув ножки через широкий сине-бархатный подлокотник, и принялась ворковать.
– Эти обмороки от нервотрёпки у меня. Ты не представляешь, мы там на острове иногда сутками заснуть не могли. Приливы длились так долго. От белых вод нестерпимо яркое сияние в воздухе. Стоишь с ножом в руках час, два, десять. Ледяной дождь. Сменить тебя некому. Чувство реальности страшно размывается. Как будто ты уже на том свете.
Алекс слушал с искренним вниманием, не пропуская ни слова. Он не сомневался, что вся звучащая в данный момент история – чистая правда. Именно это и произошло с настоящей Диной Гордеевой. Скорее всего, на острове Котлин уже никого нет в живых.
Рассказчица зевнула, как котёнок, невольно обнаруживая полную безмятежность относительно собственной трагической истории, откинула голову на подлокотник – тяжёлые локоны рассыпались по тёмно-синему бархату – и пробормотала:
– Я сейчас отключусь прямо здесь. И ты сможешь делать со мной всё, что угодно…
– Я не хочу делать всё, что угодно, с бесчувственным телом, – усмехнулся Алекс.
– Бесчувственное тело можно отнести спать в его кровать, – подсказало тело.
– Согласен. – Алекс подошёл и выгреб размякшую невесту из кресла.
В её комнате таял полумрак, из окна падали лунные квадраты, Алекс подумал, что, кажется, ни разу ещё сюда не заходил. Неужели никогда, это же его дом?.. Он бережно опустил девушку на прохладное покрывало с каким-то серебряно-лиловым шёлковым узором. Дама, извиваясь, стянула с себя джинсы, блузку, вползла под одеяло и тут же заснула сладким сном.

***

Вскоре Дина потребовала экскурсию по городу. Тут без сопровождения охраны было уже не обойтись, хотя Алекс не совсем представлял, случись что, кто кого и от чего будет защищать. Змее, очевидно, хотелось посмотреть на линию обороны, а ему, в свою очередь, интересно было посмотреть, на что обратит внимание змея, и она действительно несколько раз останавливала машину, выходила и осматривалась, но совсем не в тех местах, где предполагал Алекс. Непоседливость будущей хозяйки заставляла охрану поволноваться: Алекс ещё раз убедился, что ребята принимают её за человека, за хрупкую красивую девушку, и про себя даже осуждают его за легкомыслие: почему он отпускает её одну? – зато она держалась совершенно уверенно, подтверждая его худшие подозрения: рядовые змеи ей не угроза, так же, по-видимому, как и рядовые люди. Так зачем она всё-таки пришла? Что-то ищет? Но змея всякий раз возвращалась в машину, храня загадочное молчание.
Сигнал тревоги застал их уже на обратном пути.
– Останови! – повелительно крикнула она водителю, и тот инстинктивно повиновался прежде, чем вспомнил, кто его начальник. Алекс не стал на этом заостряться – понятно, что мужикам с непривычки трудно игнорировать альфа-самку. Ничего, научатся. Дама тем временем выпрыгнула из машины и направилась прямиком к реке. Алекс кивнул охранникам, чтобы шли за ней, и тоже вышел.
Девушка подошла к самому краю и, коснувшись тонкими пальцами гранитных плит, сумеречно искрящихся на морозе, с интересом наблюдала за водой. Алексу со своего места не было видно, но он знал, что дно у реки исчезло, и снизу поднимаются белые воды – сияющие, поющие, смертельные воды, которые соединяют мир людей с миром змей. Пространственно-временная мерность поехала в сторону – он чувствовал это, даже не глядя на компас. Небо начало медленно темнеть, и охранники выхватили оружие – тяжёлые лучевые пистолеты, создающие направленный поток лунного электричества.
– Осторожнее, шеф! – ну да, они, наивные, боятся подвергать невесту хозяина опасности. Девушка прогулочным шагом направилась вдоль парапета.
– Смещение на один уровень, – подал голос штурман. Темнота сгущалась, ребята тыкали стволами уже практически в пустое пространство, и только где-то с краю ещё плескалась вода.
– На четыре уровня! На пять! Чёрт, как быстро…
Где-то совсем рядом каркнул ворон – так сочно, что мурашки по коже. Алекс отвлёкся, а в следующее мгновение заметил, что вообще потерял из виду охранников, и разом перевёл все свои лунары в активное состояние. Белая вспышка осветила сомнамбулически разбредающиеся по набережной фигуры. Выжидать дальше было опасно. Во-первых, неизвестно, справится ли он с более глубоким смещением, а во-вторых, он сомневался, справится ли с ним сама змея. Змеи были стихийными, неуправляемыми созданиями, и ему отнюдь не хотелось, чтобы она, потеряв над собой контроль, сейчас набросилась на них и вынудила вступить в несвоевременный бой.
Небо просветлело, он оглянулся и крикнул охранникам:
– Вон туда, в подъезд! – и настойчиво потянул за руку зазевавшуюся змею. – У воды лучше не стоять.
– Но…
– У воды лучше не стоять! – он без лишних церемоний ухватил её за изящную, гибкую талию и буквально втащил в подъезд какого-то массивного барочного здания.
Неизвестно, с чем был связан этот эффект, но в замкнутом пространстве миражи проявлялись не так сильно. Возможно, в относительном укрытии человек сам чувствовал себя более защищённым, или просто меньше объектов приходилось держать во внимании.
Подъезд, похоже, был нежилой. В городе хватало полностью вымерших домов. Влажный пыльный воздух тёк куда-то под невидимый потолок. Туда же поднималась крутая мраморная лестница с узорной решёткой и старинными поручнями чёрного дерева.
– Мы почти вернулись, – прокомментировал штурман, подсветив экран компаса.
Алекс поймал себя на том, что прижимает к себе змею слишком крепко. Здесь было что-то от инстинкта, от неосознанного желания защитить очаровательную девушку, которой она не являлась, но они стояли так близко друг к другу, и он вдруг понял, что ему не хочется её отпускать. Она, кажется, почувствовала его желание, потому что обернулась и медленно провела рукой по его плечу. Возможно, со стороны этот жест и соответствовал образу испуганной девушки,  которой нужна помощь, но Алекс, глядя в её расширенные, сверкающие глаза, ясно читал в них желание совсем иного рода. Он сейчас жизнь бы отдал за то, чтобы её поцеловать.

***

Он очнулся от лёгкого, глуховатого стука каблучков. Она шла по затянутой ломким льдом набережной, и её изящные высокие ботинки оставляли на прозрачном снегу чёрный след. Он шёл за ней чуть поодаль, она кокетливо оглянулась и произнесла:
– Знаешь, а ведь мы не отражаемся в воде.
– Такого не может быть.
– Посмотри сам.
Она лёгкой, танцующей походкой поднялась на маленький горбатый мостик, развернулась и замерла, глядя на него в упор своими пристальными расширенными глазами. В её взгляде время как будто остановилось, как будто весь город вымер. Он подошёл к ней, притянул к себе – под холодными латексными складками плаща чувствовалось податливое, гибкое тело – она обвила его одной рукой, как плетью, и поцеловала.
Надо сказать, ни в этот раз, ни в другие поцелуй змеи не был в общепринятом смысле приятным. Алекс порой сомневался, не остались ли у него на губах синяки или ожоги. Зато реальность распалась окончательно. Он действительно забыл обо всём. В ней чувствовалась дикая, первобытная страсть. Чуть отстранившись, она снова впилась в него своим немигающим взглядом; приподняв край короткого плаща, он коснулся её бедра и понял, что под плащом на ней только кружевные чулки и пояс с подвязками. Его ладонь скользила по сумасшедше гладкой коже и ажурным кружевам, а она вдруг отвела взгляд и кивнула в сторону. Он вспомнил, о чём они говорили, шагнул к чугунным перилам и посмотрел вниз. Они действительно не отражались в воде. Когда он обернулся, её рядом не было. Только туман клубился в многочисленных туннелях улиц, расходящихся во все стороны.
– Дина! – крикнул он, и эхо гулко отозвалось отовсюду: Дина… Дина… Он увидел её удаляющийся серебристо-фиалковый силуэт в конце одной из улиц. Что-то заставило его оглянуться, и он увидел другой такой же в конце другой улицы, и третьей, и четвёртой…
Нет. Нет! Это мираж! Я не пойду за ней! Алекс отвернулся и что было сил вцепился в чугунный поручень. Поначалу он почти ничего не чувствовал, но постепенно в руки вошла тяжесть снега и обжигающий холод промёрзшего железа. И в этот момент наваждение отступило.

***

Он снова стоял в гулком запылённом подъезде, вцепившись в перила, а Дина, приоткрыв дверь, осторожно выглядывала на улицу. Охранников не было.
– Где охрана? – выдохнул он.
– Где? Ты же сам их отослал. – Девушка казалась удивлённой. – Да и зачем они? Белые воды ушли.
Алекс поймал себя на том, что не понимает, так ли это. Он, сталкер, не помнит, был отлив или нет. Живы охранники, или нет.
Он безотчётно подошёл к ней, обнял сзади и снова коснулся её бёдер под плащом. На ней действительно не было белья. Ему безумно хотелось ласкать её там, пока она не поддастся. А потом быстрый и жёсткий секс прямо здесь, на лестнице.
То ли он медленно подумал, то ли она поторопилась исполнить его фантазию, но очнулся он уже на гладких от времени мраморных ступенях, как от обморока, от самого глубокого экстаза, который только был у него в жизни. Она сидела рядом на ступеньках, деловито протирая бумажной салфеткой внутреннюю поверхность бёдер. Волосы её слегка растрепались, дышала она прерывисто, но движения были, как всегда, уверенны и точны. Она отбросила смятую салфетку в угол и легко поднялась. Алекс сделал над собой усилие и тоже встал.
– Это было грубо, – неопределённым тоном обронила она, не глядя на него.
– Неужели? – посочувствовал он, ни на секунду не сомневаясь, что именно это ей и понравилось. Она обернулась к нему с довольной усмешкой, он прижал её к стене и поцеловал. Теперь, когда она была удовлетворена, он почувствовал вкус её губ, и это был вкус холодной воды. Она выскользнула из его рук и скрылась за дверью.
– Мы ещё даже не женаты, – услышал он с улицы небрежное замечание и, помедлив, вышел следом.
Обе бронированные машины благополучно ждали поодаль, никто за время его приключений, кажется, не утонул, но Алекс вдруг поймал себя на том, что ему всё равно. Ни живы ли ребята, ни что о нём подумают, – это всё больше не имеет к нему ни малейшего отношения. Сев в машину, он притянул девушку к себе, и она кротко опустила голову ему на грудь.

***

Он специально пришёл в репетиционную с некоторым опозданием, категорически не обнаружил там Кристину и сразу схватился за телефон.
– Её опять нет?! Я её урою, эту козу, – злобно пообещал он, не обратив особого внимания на то, что ребята выглядели несколько  подавленными.
– Подожди, Аль. Не кипятись, – Серьга неуверенно выставил ладонь. – Она не опаздывает.
По его тону Алекс сразу понял, что случилось что-то серьёзное.
– Что? – Он обвёл глазами присутствующих. – Ну что, что? Она в больницу попала? – Молчание. – Умерла?..
– Она покончила с собой вчера ночью, – вздохнул Кощей. – Повесилась.
Алекс машинально зажал рот рукой – ему хотелось закричать – и медленно опустился в кресло. Первое время у него не было ни одной мысли. Вот этого он действительно не ожидал. Не то чтобы самоубийства были в Петербурге редкостью, но абсолютное большинство случаев приходилось на мутантов. А Криста… Молодая, здоровая девка… Нет, бывали у неё, конечно, срывы, но ему казалось, что всё это поверхностно, несерьёзно. Ну, любит человек театральные эффекты. Алекс и сейчас не мог отделаться от ощущения, что Кристина совершила очередную глупость.
Господи, неужели это из-за него?
– Ужас какой, – сказал он вслух. – Вы-то как узнали?
– Врач «скорой» позвонил по одному из номеров в её мобильном, – мрачно пояснил Серьга. – Попал на меня.
Мысль Алекса заработала более конструктивно, хотя перед глазами всё неуклонно темнело.
– У неё… деньги-то хоть на похороны есть? Кто хоронить будет?
Ребята переглянулись.
– Видимо, мы.
– Тело нашла квартирная хозяйка, – добавил Винтер. – Там ещё был какой-то пацан, совершенно обдолбанный. Менты его еле добудились. Он ничего не помнит.
Алекс вздохнул.
– Сколько нужно?
Серьга осторожно пожал плечами.
– Ну, скинемся, кто сколько сможет.
– Скидывайтесь. По три тыщи с носа. И от меня пятьдесят.
– Аль, не нужно…
– И давайте не будем заниматься словоблудием. Я не пытаюсь откупиться от покойницы, просто мы в разном социальном положении. От каждого по способностям. Она ведь, наверное, и за квартиру была должна?
Ребята ещё раз переглянулись.
– За четыре месяца…
– Тем более.
– Ладно, – кивнул Серьга. – Я займусь, у меня время есть. Если что, позвоню.
– Давай.
– Договорились.
– На связи.
На том и разошлись.

***

На похоронах у покойницы неожиданно объявилась довольно многочисленная родня, вылезшая откуда-то из пригорода, и вскоре Алекс понял причину этого чудесного явления: прослышав, что кто-то оплатил мероприятие, многоюродная и многодетная тётка сочла своим долгом поблагодарить, а заодно и попросить денег, рассчитывая присосаться всерьёз и надолго. Алекс в ответ попросил документы, чтобы перечислить субсидию через муниципальный фонд, и скорбящая родственница растворилась в плотном тумане так же ненавязчиво, как появилась.
Кроме этой почтенной дамы и знакомых музыкантов интереса не проявил никто. Впрочем, Алекс допускал, что если бы новость дошла до фанатов группы, народу пришло бы больше. Но, спрашивается, в какой форме они должны были об этом сообщить? Если бы они подключили журналистов, в газетах тут же появились бы все неприглядные подробности: повесилась, а перед тем пила, кололась, гуляла с кем попало, без денег, без семьи… И, ещё того хуже, кому-то из особо впечатлительных подростков могло прийти в голову этим подвигам подражать: как же, незаурядный талант – незаурядная жизнь… Алекс таких «романтиков», завсегдатаев детской комнаты милиции и СИЗО, перевидал достаточно. Из некоторых потом даже получились неплохие бойцы. А из некоторых других – корм для рыб.
В общем, на прощание с певицей решили никого особо не звать, всё-таки не концерт. После похорон вернулись в привычную репетиционную. Было такое впечатление, что никто больше не сможет сыграть ни одной ноты. Разлили водку – в давно кем-то брошенном буфете, как будто специально, нашлись стопарики – молча выпили. В комнате сгущались сумерки, в бархатно-синих проёмах окон дрожали прозрачные звёзды, загорались золотистые огни далёких домов, блестели воды холодной реки.
– Мне показалось, или на меня смотрели, как на убийцу? – отрешённо поинтересовался Алекс после первой бутылки.
Серьга вздохнул.
– Ты был суров с ней, брат. Особенно в последнее время…
Молча раздавили вторую.
– Петь будет Кира, – так же отрешённо объявил Алекс. – Мне ужасно жаль. Если кто-то со мной не согласен, я пойму.
Ребята переглянулись и привычно промолчали.

***

Алекс вернулся домой довольно сильно пьяный, что с ним редко бывало, и сразу закрылся в своей комнате, как в гробу, – не привык, чтобы его видели в разобранном состоянии. Сбросив обувь и верхнюю одежду, упал на кровать. Перед глазами всё кружилось, как на блаженной памяти цирковой карусели с золотыми огнями, белыми лошадьми и алыми лентами. Честно говоря, кровать всегда казалась ему похожей на погребальный плот, на котором плывёшь куда-то, сам не знаешь куда. К порогам, где пропадают корабли, где небо сливается с морем. Он плыл в этих мыслях, погружаясь в сон, и услышал стук в дверь, как сквозь толщу воды, но отвечать не хотелось.
– Дина, давай до завтра, я не в адеквате, – крикнул он через дверь, и уже где-то на краю сознания услышал щелчок замка, и как будто из приоткрытой двери хлынул поток густого, жаркого солнечного света.

***

Он шёл по берегу, по белому рассыпчатому песку, в стороне тихо плескало холодное, сияющее море, а в бездонном небе горело, как слеза, яркое белое солнце. У воды сидела девочка и что-то лепила из песка. Он подошёл ближе и ясно разглядел крупные белые песчинки, прилипшие к тёмно-коричневой загорелой коже, тесёмки чёрного купальника, завязанные на узкой тёмной спине небрежным узлом. Он не видел её лица, но как будто знал, что это Кристина в детстве, точнее, в пятнадцать лет, когда умерли её родители.
– Что ты делаешь? – спросил он, остановившись у неё за спиной.
– Дом, – ответила она, не глядя на него.
– Его смоет вода, – сказал он.
– Нет, – убеждённо ответила девочка. – Это вечный дом. – Она обернулась и посмотрела на него из-под спутанных тёмных кудрей, падавших на глаза. – Ты тоже можешь прийти сюда, если захочешь.
– Я пока подожду, – сказал он.

***

Церковь была освещена, как бальный зал, коим по сути и являлась. Светская публика толпилась вдоль стен. Журналистов пускали по аккредитации, поэтому большая часть их висела на заграждениях перед входом. Охрана с готовностью применяла как дубинки, так и электрошокеры, а с крыш ближайших зданий площадь контролировали снайперы. Народ всё прибывал, хотя Алексу было совершенно непонятно, что особенного они надеялись здесь увидеть. Зеваки свисали с балконов и фонарей, бронированные лимузины ползли мрачной колонной, как ограниченный контингент миротворческих войск. Алекс практически ничего не видел за спинами телохранителей, только далеко вверху, в ночном небе мелькнули огненные кресты, а потом сразу –  пышная мраморная арка, небесно-голубые фрески, камеры, прожекторы, иконы, гости, гигантские кадильницы, священники в золотых кольчугах – и, наконец, алтарь.
Добравшись до конечного пункта, Алекс вздохнул с облегчением – здесь было посвободнее, развернулся в сторону дверей и стал ждать невесту. У него было такое чувство, что он участвует в марш-броске, который надо просто перетерпеть, двигаясь по возможности чётко и без задержек.
Однако с появлением невесты задержка произошла, и серьёзная. Алекс ещё успел подумать, что зеваки не напрасно рисковали своими рёбрами в давке снаружи – если они пришли сюда в надежде на сенсацию, они её получили.
Такую лавину лунного электричества не видел никто и никогда. Алекс потом даже пересмотрел соответствующий момент по новостям. Храм вспыхнул, как будто в нём взорвалась бомба. Ослепительный электрический огонь хлынул вдоль позолоченных сводов, высоких арок, мраморных колонн. Снаружи золотым блеском покрылся каждый сантиметр каменных стен. Хорошо, что люди испугались, а то ведь могли и ринуться вперёд, решив, что там выпало настоящее золото.
Между тем невеста переступила порог храма. Её жёсткое золотое платье, широкими складками падавшее до пола, полностью покрытое электрическим огнём, больше всего напоминало по крою парадный царский наряд. Фатой девушка пренебрегла, очевидно не считая нужным скрывать факт собственной недевственности, зато её точёную головку украшал венец из таких крупных жемчужин, бриллиантов и лунаров, что вдребезги разбились сердца не только всех петербуржских модниц, но и многих сталкеров. Алекс мучительно поборол в себе желание упасть на колени или, ещё того хуже, поцеловать царственные туфельки (он их не видел, но ему почему-то ярко представлялись красные бархатные) и заставил себя взглянуть на явление по возможности трезво.
Чего она добивается этим спектаклем? Ну, понятно – всех ослепить, раздавить и уничтожить… но зачем? Доказать всем, что она не змея? Или наоборот, продемонстрировать силу? Или это провокация, попытка заставить почти-совсем-мужа раскрыться, показать силу в ответ? Алекс не привык чувствовать себя простым смертным – а именно так он смотрелся сейчас на фоне величественной невесты – и когда прошёл первый шок, выходка змеи его порядком разозлила. Стиснув зубы и вонзив взгляд в пол, он стоял у алтаря неподвижной чёрной тенью, как надгробие самому себе. И новым мучительным усилием подавил в себе желание совершить… что-нибудь, какую-нибудь дерзость.
А что, собственно, он собирался сделать? – пришло на ум значительно позже. Просто на какой-то момент он совершенно потерял над собой контроль. Неуправляемый порыв, необъяснимый… Это воздействие змеи. Вот так им и попадаются сорвиголовы и слабаки. Алекс никогда не считал себя ни тем, ни другим. Возможно, заблуждался? На какой-то момент он ощутил, что способен, единственно со зла после её эффектного хода, ответным ударом спровоцировать панику и давку, как на Ходынском поле.
Но змея подошла, встала напротив него, и неистовый золотой блеск смягчился, померк. Что это? Лукавство, мнимая покорность? Приглашение к миру? А что, если она и впрямь человек?..
Нет, – уверенно повторил Алекс, поймав немигающий взгляд её безумных глаз, в которых равно пылали насмешка, вызов, признание, желание, дикое торжество. Это враг, враг всего живого.
Алекс развернулся к священнику машинально, как солдат на построении, удивляясь, как ещё почтенный служитель культа не забыл слова, – а впрочем, фразы едва достигали его ушей.
– Мы собрались сегодня здесь, чтобы скрепить узами священного брака два любящих сердца. Александр и Дина, вы вступаете на эту дорогу вместе, и точно так же вместе вы пройдете через всю жизнь. Согласен ли ты, Александр, взять в законные жены Дину, чтобы быть с ней в горе и радости, богатстве и бедности, болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?
– Да, – сказал Алекс почти вовремя, и тут же сильная судорога прошла по всему его телу – неужели формальное согласие так его волновало? Он с трудом перевёл дыхание.
– Согласна ли ты, Дина, взять в законные мужья Александра, чтобы быть с ним в горе и радости, богатстве и бедности, болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?
– Да, – звонко объявила змея.
– Нарекаю вас мужем и женой. Что Бог соединил, того человек да не разлучает. В знак любви и верности прошу вас скрепить ваш союз поцелуем.
Она снова обернулась к нему, возбуждённо сверкая магнетическими глазами. Он и сам боялся этого мучительного обряда, боялся близости змеи, боялся себя. Это всё не просто слова, – вдруг отчётливо подумалось ему, это священные узы, их не разорвать…

***

Очнулся он уже за банкетным столом. После того, как они два часа не могли выехать с площади – ему уже начало казаться, что дело и впрямь кончится кровопролитием, но конвой как-то разгрёбся – он чувствовал себя почти при смерти. Зато змея, казалось, только вошла во вкус. Вернувшись в Мраморный дворец, она сменила своё смертоубийственное платье на нечто более спокойное: потрясающий белый брючный костюм с гладким корсетом, расшитым настоящими лепестками белых роз – и принялась принимать поздравления трепещущих представителей высшего света, журналистов, чиновников, олигархов, военных, завистников, поклонников, сплетниц – с царственной непринуждённостью, как истинная принцесса. Алекс мысленно возблагодарил её за то, что она взяла на себя основной удар – у него слова кончились ещё в церкви, и если бы сейчас про него вспомнили, он бы, наверное, ответил матом. Больше всего ему хотелось выбраться из этого столпотворения и побродить часок в одиночестве. Но тогда пропадёт весь смысл мероприятия, которое затевалось прежде всего как грандиозная показуха.
…Или нет?.. Чего они хотели от него?
Чего хочет она?
Обвенчавшись со змеёй, он уже переступил черту. Или она тоже переступила?.. Возможно, теперь они в самом деле ближе друг другу, чем кто-либо другой. Противоестественный брак сделает их изгоями, каждого в своём мире, пусть даже суть их союза не всем очевидна – может быть, она так и останется тайной, известной только двоим, – эта тайна сблизит их ещё больше…
Зато в полном восторге от новоявленных медийных талантов невестки был отец. Он внимал её головокружительным политинформационным пассажам, как пению соловья. Под взыскательным взглядом камер, в окружении светских хищников Дина была, как всегда, пронзительно юной, безупречно элегантной и дьявольски сексуальной, и только в её звонком и холодном смехе, кажется, помимо её воли всегда слышались едва заметные издевательские нотки.

***

Всё официальное когда-нибудь кончается, и на определённом этапе декорации сменились, а новообретённая супруга повалилась ему на руки со стоном:
– Боже, Аль, как я ужасно устала. Эти представительские расходы – просто прорва какая-то.
– Ты держалась, как принцесса, – улыбнулся он, вдыхая запах роз, отдавших жизнь за её корсет, и сладкий аромат её тела.
– Но я близка к превращению в лягушку. Окуни меня в ванну, пожалуйста.
Она осталась перед зеркалом снимать с корсета лепестки, а он пошёл готовить ванну. В этом вопросе дизайнер нарушил равенство полов, и джакузи была только у невесты. Вскоре девушка пришла, он впервые видел её полностью обнажённой – обворожительно-точёная, фосфорически-лёгкая, похожая на ассирийских наложниц с древних фресок, она словно плыла по воздуху, закинув округлые руки за голову, чтобы собрать в узел пышные чёрные локоны, – лучше бы он вообще её не видел. Человеческая психика не рассчитана на такие перегрузки. Змея с удобством расположилась в ванне, откинула голову на мягкое махровое полотенце и с удовлетворённым вздохом обратила взор на супруга.
– Залезай ко мне.
– У меня координация не соответствует. Боюсь утонуть.
– Не выдумывай. Ты боишься, что не сдержишься и изнасилуешь меня, после чего тебе придётся подвергнуть пересмотру твоё заоблачное самомнение.
– «Заоблачное самомнение»?! – Алекс мгновенно протрезвел, злобно сорвал с себя одежду и вошёл в воду. Змея с ещё более удовлетворённым вздохом снова откинула голову и стала созерцать потолок – точнее, голографический плафон, трёхмерно изображающий бой исполинских фосфорически-белых змей посреди лилового шторма, в проблесках пронзительно-голубого неба. Основой художнику послужила городская легенда, будто змеи могут менять размер – от самого маленького, что под дверь можно проскользнуть, до огромного, что можно потопить корабль. Очевидно, художник не ожидал, что картину будет рассматривать змея, и изобразил предмет не слишком политкорректно, хотя Алексу оставалось только гадать, что по этому поводу думает виновница торжества. Вот кто мог бы сделать полезные замечания, но змея, насытив взор, сказала только:
– Ничего так у вас тут ремонт. Это ведь изначально старинный дом?
– Да.
– Все стационарные укрепления расположены в исторических зданиях?
Вот ведь хитрая! Притворилась усталой, а сама ласково расспрашивает про убежища. Не очень-то милосердно с её стороны по отношению к не совсем трезвому новобрачному.
– Да.
– А у нас было одно-единственное убежище, – отрешённо заметила она как бы даже и совсем не в ответ на его мысль. – В бывшем Морском соборе. Только он был частично разрушен после землетрясения. Наверное, когда остров швырнуло сквозь мерности. В куполе была вот такая трещина. И в неё протекал дождь, – змея плавно повела рукой в воздухе, как бы внося завершающий штрих в акварельно-апокалиптическую картину.
Господи, как же непринуждённо она держится. Такая самоуверенность, такое неподражаемое изящество нарабатываются годами, десятилетиями, а в её случае – вероятно, веками общения в аристократических кругах. Вот сейчас он абсолютно точно знает, что она смертельно опасна, что всё, сказанное ею, почти полностью правда – скорее всего, именно она и разнесла собор, – и всё же ему так хорошо с ней, что даже секса не особо хочется, так бы всю жизнь и любовался на неё, и был бы счастлив.
А что, собственно, он может ей противопоставить? Женщины вообще проницательнее, хитрее, и лучше притворяются. А эта, судя по всему, живёт уже не первый век. Алекс не обольщался, по её меркам он – дурак, дураком и помрёт.
– С тех пор, как ты приехала, остров ни разу не выходил на связь. – Честно говоря, брачная ночь была не самым удачным поводом поговорить о смерти, но она первая начала. Змея нахмурилась с выражением лёгкой досады на лице, потом неохотно сказала:
– Я рада, что выбралась оттуда. Хоть это, наверное, и эгоистично. Одно время я думала, что там и сгину… Не хочу об этом, – она покачала прелестной головкой в нежных локонах. – Давай трахнемся, и я пойду спать.
Итог беседы неожиданный, но по-своему логичный.
– Ну, давай, – улыбнулся он. – Что, прямо здесь?
– Ну, давай! – передразнила она, оттолкнулась от бортика и подалась ему навстречу.

***

Следующее, что он помнил, – её лицо в полумраке спальни, он вдавливал её в роскошные кружевные подушки, залитые синими тенями, а она смотрела на него неподвижными жёлтыми глазами с вертикальным зрачком. Тело у неё было фантастическое, гибкое и совершенно перламутровое, оно светилось в темноте, узкие ладони, скользящие по его плечам, как-то незаметно покрылись прохладной чёрной чешуёй, он чувствовал одновременно жгучий восторг и неутолимое желание, она выгибалась ему навстречу, и спину ему щекотали длинные когти, холодные, как железные гвозди. Потом он коснулся её волос и почувствовал под рукой жёсткие мокрые листья, и с подушки сползла длинная плеть водорослей, он оглянулся и увидел, что с белых простыней на пол стекает чёрная речная вода.

***

А потом – солнце. Оно лилось по белому одеялу, он отбросил его и подошёл к окну, и белый свет, пылающий между тяжёлых портьер, ослепил его, и тогда он проснулся окончательно.

***

Конечно, никакого солнца не было. Между портьер прохладно мерцал полуденный серебристый туман. По-настоящему – не во сне, а за окном – солнца никто никогда не видел.
Сон.
Правда, что ли, сон?
Он с трудом поднялся с кровати – чувствовал себя так, словно всю ночь участвовал в боевых действиях – и не обязательно было смотреть в зеркало, чтобы понять, что спина у него основательно изрезана. Он сверился с зеркалом и даже удивился: во даёт, супружница. Надо бы сказать ей, чтобы подстригла когти…
А были ли когти? Воды не было, водорослей тоже, и вообще проснулся он у себя в спальне, в блаженном одиночестве. Проверять, что творится после первой брачной ночи в спальне у супруги, как-то не хотелось.
Пусть будет сон.

***

Ледяной душ более-менее вернул его к жизни, и он спустился в столовую, чтобы догнаться парой чашек крепкого кофе. Через некоторое время из противоположного лагеря явилась супруга, свежая, как утренняя почта. При виде её довольного лица Алекс ощутил лёгкое озверение.
– Как спалось? – рявкнул он.
– Ой, отлично! – прозвенела она и уселась.
– Рад за тебя!
– А ты чем-то недоволен? – девушка искренне удивилась.
– Мне всю ночь кошмары снились, – вздохнул он.
– И это вместо спасибо! – безграничное возмущение не помешало ей с любопытством заглянуть в вазочку с вареньем и старательно намазать им тост. Алекс мельком взглянул на её руки. Прелестные, коротко подстриженные, жемчужно-розовые ноготки. (Крупные разведчики горят на мелочах).
– Что делать будешь? – поинтересовалась супруга, с хрустом впиваясь в тост.
– Не знаю. Надо на тренировку идти, а голова чугунная, как у истуканов с Аничкова моста.
– Ты не хочешь поставить меня в рейд?
– Не хочу. Мне сначала надо ребят научить хотя бы азам боя на ножах. – Это была неправда. Мутантские ублюдки в трущобах только и дрались, что на ножах или заточками, в том числе для собственного развлечения – там были популярны смертельные бои без правил, не говоря уже про стандартный криминал: грабежи, работорговля, разборки между бандами. Сталкеров мутанты ненавидели и часто нападали на патрули, так что потренироваться было с кем, поскольку в условиях экстра-мерности противнику иногда удавалось подойти близко, хотя, конечно, в большинстве случаев нападающих просто отстреливали, как бешеных собак. Другое дело, что Алекс просто не доверял ни змее, ни её оружию. – В Кронштадте ты непосредственно участвовала в боевых действиях?
– Все участвовали. Даже дети. Там не было другого выхода.
– Боюсь, потребуется время, чтобы твой богатый опыт вписался в нашу систему.
Змея аппетитно хрустнула ещё одним тостом.
– Я подожду.

***

– Мне тут невеста на свадьбу подарок сделала. – Он положил перед Борисом «голубую звезду». – Полюбуйся.
Борис, в юные годы, был таким же высоким, статным красавцем, как Алекс – всю жизнь, всё-таки порода чувствовалась, но болезнь его не пощадила, и теперь он выглядел, как типичный сумасшедший учёный: худощавый, сутуловатый, взлохмаченный, устрашающего вида очки виртуальной реальности и унизанные сенсорами электронные перчатки.
Борис рассмотрел кинжал сначала через один фильтр, потом через другой.
– И что это, с её слов, такое? – интонацией он достаточно ясно подчеркнул оговорку «с её слов».
– С её слов, это нож, который пробивает шкуру змей.
– Мечтай осторожно, ты можешь это получить?
– Тот самый случай.
Борис попробовал сенсором клинок.
– Придётся повозиться в лаборатории, – он в основном обитал на подземном этаже, где в своё время подорвался их отец.
– До вечера успеешь?
– Не обещаю, но зайди. – Он отложил кинжал и снова переключился на обширную голографическую схему сиюминутного Петербурга. Карты Бориса были настолько сложными, что даже Алекс постигал их в основном интуитивно – запомнить все точки входа-выхода было просто невозможно, если ты не автор и не его компьютер. – Как она тебе? – по нейтральному тону Алекс понял, что речь идёт о змее.
– Впечатляет, – мрачно отчитался он.
– Со знаком плюс или со знаком минус?
– Не понял ещё.
Борис кивнул, не отрываясь от световой приборной доски, на которой выписывал фантастические узоры.
– Может получиться так, что твой личный плюс станет для города одним большим общим минусом.
– Ты преувеличиваешь волшебную силу искусства. Я не единственный сталкер в Петербурге.
– Ты лучший. – Борис отлепился от карты и снял электронные очки, что означало высшую степень внимания. – Как думаешь, отец понял?
Алекс покачал головой.
– Мне кажется, нет. Случайно или намеренно, но она, по-моему, совпала контурами с его образом идеальной невестки. Или даже идеальной дочери.
Эта тема была совсем табу. На самом деле, у братьев Вороновых была ещё сестра, но упоминать о ней вслух дозволялось только в самых вопиющих случаях. По официальной версии, она умерла.
– Знаешь, мне иногда кажется, что душа человека может вместить только определённое количество впечатлений. А когда лимит превышен, она перегорает и не воспринимает больше ничего. Отец близок к своему лимиту. Он устал. Но, спрашивается, кто может его заменить? Он, понятно, видит своим преемником меня, но я не уверен, что это лучший выбор. Глава города… он не должен быть ярким, понимаешь? Виктор, ты, я… эта его судьбоносная авария, сверхъестественное зачатие… мы слишком любим… всё экстраординарное. Самая сильная воля, самый острый ум… хуже того – смелость, она ещё никого не доводила до благоденствия… это не добродетели для лидера. Это может выглядеть эффектно, но в долгосрочной перспективе это плохо. Опасно. Руководить городом должен благонадёжный, скучный, осторожный гражданин, у которого любимый цвет – серый. Нет для социума опаснее человека, чем тот, которому доставляет удовольствие переступить грань.
– Ещё и дня после свадьбы не прошло, а ты уже философом стал? Сейчас ты договоришься до того, что сам себя заключишь под стражу.
– Может быть, это лучшее, что следовало бы сделать.
– И кого ты назначил бы на своё место? – Алекс честно перебрал в уме несколько громких фамилий и последовательно от них отказался. – Вот именно. Ни один из них даже не понял, кто она.
– Боюсь, мы с тобой тоже не до конца это поняли. Кстати, а как насчёт твоей сбычи мечт? Помнится, ты лелеял теорию, что они разумны, что с ними можно общаться.
– Лелеял. Но на данный момент подтвердились мои худшие опасения. Они не просто разумны, они – сверхразумны. Они более разумны, чем люди. И меня одолевают сомнения, что их заинтересует перспектива общаться с нами. – Увидев выражение лица брата, Борис смягчился. – Воздержимся от скоропалительных выводов. Надо наблюдать. В этом я надеюсь на тебя, хотя… тебе, вероятно, будет трудно оставаться беспристрастным.
– Да, оставаться беспристрастным с ней крайне трудно, – зло подтвердил наблюдатель.
– Может, оно и к лучшему. – Борис улыбнулся. – Если верить новейшим теориям в области квантовой физики, исследователь влияет на объект. Вот и постарайся повлиять в лучшую сторону.
– Тебе бы эту квантовую физику в действии, гений.
– Я в тебя верю. – С этим хладнокровным заявлением Борис снова надел очки, мигающие всеми цветами радуги. – А теперь вали отсюда и не мешай мне работать, если, конечно, ты хочешь, чтобы я когда-нибудь закончил.

***

К вечеру ситуация была ещё хуже.
– Аль, единственное, что я могу сказать: я ничего не понял, – сказал Борис, возвращая нож. – Такого элемента нет в таблице Менделеева.
– Я хренею, дорогая редакция…
– Боюсь, вам придётся исследовать свойства этого ножа старым проверенным способом…
– …на своей шкуре. – Если даже Борис ничего не понял, значит, дело совсем плохо.
– А как ты сам оцениваешь её мотивы?
Алекс рассеянно покрутил кинжал.
– Ну, если рассуждать в нашей, человеческой логике… Первое, самое банальное – это шпионаж. Возможно, змеи считают, что мы сопротивляемся им слишком успешно. Хотя я бы с этим не согласился. Они могли прислать сюда какую-то продвинутую, способную к сложной мимикрии особь, чтобы она взглянула на систему защиты людей, так сказать, изнутри. Для этой цели наш дом выбран идеально, разобравшись с нами, разнесёшь и всех остальных. Второй вариант – какие-то внутривидовые разборки. Возможно, руками людей она пытается расправиться с какими-то своими змеиными врагами. Но, знаешь, когда я смотрю на неё, мне кажется, что все наши домыслы не имеют и не могут иметь к ней никакого отношения. По-моему, она просто развлекается так.
– И вопрос только в том, как далеко выйдут её игры за рамки условий нашего выживания.
– Да. – Алекс тоже решил поставить опыт, размахнулся и метнул кинжал в стену. Клинок вошёл в камень по рукоять.

***

– Значит, так. Навык боя на ножах приобретается во время боя на ножах. Навык боя на ножах со змеями приобретается во время боя на ножах со змеями. Поэтому мы сейчас отправляемся в трущобы и активно ищем приключений. – В кварталах мутантов смещения всегда шли глубже, и жертв было больше. – К концу смены я хочу увидеть в физическом мире хотя бы одну мёртвую змею. Задача ясна?
– Да, сэр, – нестройный хор голосов. Ребята уже налюбовались на ножи и рассовали их по ножнам, вместо проверенных стальных.
– Вопросы есть?
– Нет, сэр!
– Тогда поехали.
Штаб спасательной службы располагался на Стрелке Васильевского острова. В Ростральных колоннах стояли мощные лунарные излучатели, которыми во время приливов прощупывали город, выравнивая мерность. По сторонам от бывшего здания биржи тянулись казармы. Два тяжеловооружённых джипа вынырнули из подземного гаража. Путь был неблизкий, до Зеленогорска. Прилив начался ещё на полдороге. Небо померкло мгновенно, дорога сразу пошла под уклон.
– Тормози! – крикнул Алекс чисто интуитивно, водитель затормозил так резко, что машину развернуло, джип, шедший вторым, пронёсся мимо и куда-то исчез. Бойцы выскочили из машины, Алекс посветил фонарём – шоссе обрывалось в пропасть, куда, очевидно, и свалилась вторая машина. Да, в конечном итоге окажется, что всё это – мираж, но сейчас змеям удалось разделить группу на раз-два. Придётся сделать что-нибудь неожиданное. Алекс черкнул лучом по фасадам окрестных домов – пока ничего интересного – бросил через плечо:
– Держитесь вместе, я пойду один! – и прыгнул вниз.

***

Он стоял на пристани и смотрел на фиолетовый силуэт старинного корабля в зубастом оскале молний. Паруса были порваны, за штурвалом – никого, но Алекс знал, что  именно на этом корабле приехала из Кронштадта невеста. Потом он понял, что корабль никогда не пристанет к берегу. Тогда он сел в лодку и стал грести навстречу. Бороться с волнами было трудно, и чем сильнее он уставал, тем настойчивее билась мысль: надо непременно доплыть. Там, на борту, есть что-то важное.
Под хлёсткими струями ледяного ливня он поднялся на палубу по верёвочной лестнице. На борту не было ни души, корабль немилосердно качало, тучи брызг обрушивались с обеих сторон. Чтобы идти, приходилось постоянно хвататься за какие-то верёвки. Наконец он заметил огонёк в окне капитанской каюты, но внутри никого не оказалось, только прямо на столе стояли в лужицах расплавленного воска пять красных свечей, уже почти догоревших.
Он вспомнил, что девушка приехала в сопровождении четырёх телохранителей, и сразу понял, что все они в трюме, и что надо спуститься вниз. Он нашёл лестницу на нижнюю палубу. Там было поспокойнее, без ветра и дождя, но слишком темно. Практически на ощупь он отыскал тяжёлое железное кольцо, потянул за него и открыл люк.
Трюм был почти полностью заполнен водой. Она призрачно-бирюзово светилась в прямоугольной прорези, и он понял, что если хочет найти свою невесту, то надо спуститься туда. Он соскользнул с края и ушёл под воду.
Сквозь серебряное свечение и тучи блестящих пузырьков, как в шампанском, внизу проступали очертания роскошной старинной комнаты: резная мебель чёрного дерева, массивные медные бра, большое зеркало в тяжёлой узорной оправе, ковёр с рисунком из пышных роз на полу. Алекс понял, что здесь нужно найти какую-то вещь. Он поплыл к комоду, открыл ящики, нашёл нитку жемчуга, но это было не то. Оглядевшись, он заметил большую шкатулку, добрался до неё, открыл, оттуда выплыло письмо, чернила так растеклись, что невозможно разобрать ни одного слова. Тут у него кончилось дыхание.
Отдышавшись на поверхности, он нырнул снова. Он точно знал, что в комнате есть нечто важное, и наконец увидел нужную вещь: кинжал из голубой стали, светящийся в воде. Алекс не сразу его заметил, потому что он завалился под кровать. Доплыть до него было трудно, он лежал на самом полу. Когда Алекс наконец нащупал холодную, как лёд, рукоять, над ним мелькнула какая-то тень. Обернувшись, он натолкнулся на раздувшийся труп черноволосой женщины в длинном белом платье.
От неожиданности он выдохнул сразу весь воздух, а потом ещё основательно запутался в длинных белых покрывалах. На какой-то момент ему показалось, что покойница обмотала его рукавами и не пускает, но он усилием воли заставил себя аккуратно распутать кружевной пеньюар, не глядя в опухшее, в фиолетовых прожилках лицо, высвободился и вынырнул.
В ушах шумело. Он с трудом выбрался из люка на каменные плиты и понял, что находится уже не на корабле.
Он лежал в центре большой городской площади, под сумеречно-осенним небом в обрамлении мокрых жёлто-красных деревьев. Осмотревшись, он узнал кронштадский Морской собор, его купол прорезывала трещина, в точности как говорила Дина. Кругом было пустынно, город словно вымер.
Алекс поднялся и пошёл к собору. Из-за приоткрытой двери падала полоса тёплого яркого света. Войдя внутрь, Алекс понял, что все люди, выжившие на острове, собрались здесь. Они смотрели на него молча, настороженно переглядываясь, пока он шёл мимо. У алтаря навстречу ему вышла девушка, в которой он с трудом узнал Дину Гордееву – настоящую Дину, какой она была при жизни. Она отличалась от змеи, как не слишком умелая копия от гениального оригинала. Черты вроде те же, но не ослепляют, не светятся изнутри. Обычная усталая женщина, даже не особо молодая. Эта Дина выглядела, как и полагалось по паспорту, его ровесницей – около двадцати семи лет. Между тонких бровей пролегла отчётливая тревожная морщинка. Алекс оглянулся на молчаливую публику.
– Вы так и не уехали? – спросил он.
– Мы хотели, – ответила она.
Он заметил, что вместо алтаря в этом храме стоит гигантская округлая чаша из камня, накрытая тяжёлой крышкой и вся сплошь украшенная богатым узором из драгоценных камней.
– Теперь мы все поклоняемся ей, – Дина указала на чашу. Алекс подошёл ближе, девушка надавила пальцами на отдельные точки фантастического орнамента, драгоценные камни ушли вглубь, рисунок сдвинулся, и крышка открылась. Внутри чаши плескалась чёрная вода. Алекс посмотрел в неё, и со дна стал с пением подниматься сияющий белый свет.

***

Алекс очнулся на асфальте, сжимая в руке холодный голубой клинок. По каким-то неуловимым признакам, которые опытный сталкер фиксирует машинально, он понял, что смещение кончилось, змеи ушли. Чёрная вода лилась с него ручьями, как будто он Неву переплыл. Обе машины, пустые, стояли на трассе, одна – слегка помятая и с разбитым лобовым стеклом, возле них, по инерции помахивая стволами, прохаживались бойцы, а чуть поодаль, разрубленная на несколько кусков, лежала гигантская белая змея.

***

Чтобы упаковать добычу, пришлось съездить в строительный магазин за мешками соответствующего размера. Алекс попросил ребят не болтать пока, вообще никому не рассказывать, они спустили змею в лабораторию к Борису на грузовом лифте, и её ещё пришлось разрезать дисковой фрезой на более мелкие куски, чтобы уместить в холодильную камеру. Алекс за этим делом так вымотался, что хотел одного – принять душ и упасть на диван, но из спортивного интереса всё-таки вызвал начальника дворцовой охраны.
– Где ты разместил тех, что приехали с острова?
– Не понимаю, шеф, о чём вы?
– Дина приехала в сопровождении четырёх охранников. – Он вспомнил о них из-за пяти красных свечей там, на корабле-призраке.
– Вы ошибаетесь, шеф, она была одна, – с полной убеждённостью возразил солдат. – Мы сами встретили её.
Точно. Выпадение фрагмента реальности из памяти. Он уже встречал такое раньше. Отложенный эффект их гипноза. За собой такое заметить невозможно, но за другим, если ты более успешно сопротивлялся внушению, – бывает. Алекс был на порядок сильнее большинства бойцов и сталкивался с ложными воспоминаниями регулярно. Отдельный вопрос – какие куски выпадали при этом из его собственной головы, но это он вряд ли когда-нибудь узнает. Отличительным признаком ложных воспоминаний была, среди прочего, полная неспособность субъекта подвергнуть их сомнению. Вот и сейчас солдат был уверен, что хозяин что-то путает. Алекс знал по опыту, что дискутировать бесполезно, и сказал только:
– Ясно. Свободен.
Поднявшись к себе в ванную, он даже не сразу обратил внимание на то, что занавеска задёрнута, а когда обратил, почти сразу догадался, что за ней – и всё равно не особо обрадовался, обнаружив плавающий в воде опухший женский труп. Некоторое время он бездумно смотрел в исчерченное лиловыми прожилками лицо, потом набрал по мобильнику номер брата.
– Борь. У меня тут ещё одна проблема. В ванне плавает труп настоящей Дины Гордеевой.

***

Труп Дины (он уже начал путаться в своих Динах) тоже пришлось измельчить, а потом вывезти в пригород и скормить рыбкам. После этого Алекс уже был готов ругаться на вторую Дину матом. Он нашёл её у камина, мирно читающую роман Джейн Остен, тяжело привалился к притолоке и долго молчал, но супруга и ухом не повела. Алекс вздохнул и переступил порог.
– Я точно знаю, что ты змея, – устало сказал он. Змея не дрогнула, даже не подняла от книги головы.
– А я знаю, что ты знаешь, – спокойно сообщила она.
Алекс прошёл к бару, открыл дверцу и уставился на разноцветный ряд бутылок, но мысли витали где-то далеко. Змея отложила книжку.
– Но ты ведь не предашь меня? – её голос несколько смягчился. – Ты же не хочешь, чтобы меня порезали на кусочки и подали к столу на очередном торжественном обеде? – Образ подозрительно перекликался с недавно произведёнными операциями.
– О чём ты? – Алекс так вымотался, что уже ничему не удивлялся. – Мы не едим змей.
– Не знаю, не знаю, – возразила змея с неопределённой усмешкой. – Мне папа с мамой в детстве другое говорили.
– Твои папа с мамой выдавали наше желаемое за ваше действительное.
Змея встала, слегка сменила облик: жёлтые глаза с вертикальным зрачком, между губ мелькает чёрный раздвоенный язык – и, заметно шепелявя, произнесла:
– Век людей короток, а мы живём долго. У них есть только один способ продлить свою жизнь: отнять её у нас. Своим сателлитам они не признаются, но в царских домах мясо разумной змеи – главный деликатес. Если человек съест хоть один кусочек, станет моложе на пять лет. А если будет питаться нашим мясом постоянно, не умрёт никогда.
– Я вижу, вести информационную войну вы умеете не хуже любой другой. А сколько трупов мы вылавливаем после ваших прогулок по реке, тебе папа с мамой не говорили?
¬ – Нет. Это я и без них знала. – Змея вернулась в человеческий образ и подошла к нему. Глаза её сияли. – Наши миры находятся в состоянии войны из-за взаимного невежества, Аль. Из-за таких вот глупых детских страшилок. Я здесь потому, что мне нужно нечто особенное. Нечто такое, что мои сородичи не одобряют.
– Что именно?
– Понять людей.

***

– Откуда эти странные выражения: царская семья, сателлиты?
– Таково общественное устройство у нас. Змеи делятся на две касты, они же и два подвида, если угодно. Низшая, очень многочисленная, это рядовые бойцы, сателлиты. Это, условно говоря, народ. И есть, крайне малочисленные, царские линии. Как правило, царствующих змей всего две – царь и царица, они же брат и сестра близнецы. Это очень могущественные особи, они живут по совершенно другим законам. Вы, люди, никогда их не видите. Вы можете встретить царь-змею, только если она сама захочет встретиться с вами.
– Как ты?
– Да, как я.
– Царь-змеи обитают на самом нижнем уровне?
– Да, на предполагаемом дне. Там не работает ваша система координат.
– Они тоже питаются кровью?
– Зришь в корень. Нет, не совсем. Царь-змеи питаются субстанцией, для которой у вас нет названия. В каком-то смысле – субстанцией пространства-времени. И связанными с ней фрагментами внимания.
– Ложные воспоминания?..
– Понимаешь, с нашей точки зрения, они не ложные, они просто другие. Из другого потока реальности. Наше внимание может находиться одновременно в разных потоках, на разных уровнях, а ваше – только на одном. Люди мыслят слишком… слишком… – она попыталась изобразить что-то рукой.
– Линейно?
– Да… наверное. Обычно мы видим человека очень объёмно, хотя в других случаях можем не заметить совсем.
– Почему?
– Если поток внимания человека не совпадает с потоком нашей реальности, мы можем его упустить.
Интуитивно Алекс понял, о чём она говорит, сталкеры как раз и действовали по этому принципу, но он также знал, что научить этому практически невозможно, человек должен дорасти сам.
– Так значит, ты царица?
– Я принцесса, если быть точной. Царствующие супруги – мои родители. И они никогда не одобряли моё увлечение людьми. Всё дело в том, что я знаю больше, чем даже другие царь-змеи. Они не понимают, что с вами можно договориться, потому что не видят сталкеров.
– В смысле?
– Змеям кажется, что лунное электричество бьёт их само по себе.
– Бред какой-то… серьёзно, что ли?
– Аль, ты не представляешь, сколько недопонимания между нашими расами. И если ты думаешь, что мне было легко прийти к вам… то, смею заверить, это было ужасно. Мои родные, быть может, никогда меня не простят.
– И как тебя на самом деле зовут?
Она улыбнулась.
– Ты не выговоришь. Зови меня Дина. Мне нравится.

***

– Здравствуйте, все. Мы группа «Ворон». Многие нас уже знают, кто-то слышит впервые. Но наше выступление сегодня мне придётся начать с печальной новости. Двадцатого ноября не стало нашей вокалистки Кристины. Нам всем будет её не хватать. Она была не только голосом группы, но и нашим большим другом. Мы вместе прошли путь от любительских квартирников до лучших рок-клубов Петербурга.
Это, строго говоря, была неправда: первое время, когда группа только искала свой стиль, с вокалом помогала пятнадцатилетняя Алиса, младшая сестра ударника, но вскоре ушла, прежде всего из-за возраста: группа не могла таскать школьницу по ночным дискотекам. Её сменила Кристина, и с её появлением – это следовало признать – группа быстро прославилась. Как ни досадно это композитору, именно вокалист – «визитная карточка» группы, и как новое звучание отразится на дальнейшей карьере, невозможно было предугадать. Для многих коллективов смена вокалиста стала началом конца.
– Кристина всегда будет жить в наших сердцах и в нашей музыке. В альбомы группы она вложила всю душу.
Вот это была правда, и Алексу уже поступило от студии радостное предложение перевыпустить первые три диска: после известия о трагической смерти певицы продажи подскочили в разы.
– Однако мы продолжим играть. Уверен, это именно то, чего Кристина сама бы хотела.
Ага, чёрта с два. Она бы хотела, чтобы вы все утонули, и ты – первый.
– И сегодня я представляю вам певицу, которая продолжит с нами путь. Кира! Прошу, – он развернулся в сторону кулис.
Кира поднялась на сцену с совершенно непроницаемым лицом. Да уж, девчонке не позавидуешь, выходить после такого объявления, и Алекс не представлял, как она справится со всем этим, и что вообще чувствует, – словоохотливостью новая певица не отличалась. Зато резко отличалась от своей предшественницы внешним видом и манерой поведения. Кристина выглядела пронзительно-беззащитной оторвой. Кира выглядела… воином. Это Алекс с удивлением осознал в короткие мгновения её выхода на сцену. А девчонка сможет за себя постоять. Она не боится аудитории, – понял он. Группа ещё не взяла ни одного аккорда, а всё внимание уже сконцентрировано на ней. Ещё неизвестно, кто кому в сегодняшнем выступлении будет помогать.
– Я хочу посвятить первую песню памяти Кристины, – негромко сказала Кира в микрофон своим глуховатым, ровным голосом, но по её твёрдому тону Алекс понял, что эти слова – чистая формальность. Никакой Кристины для неё просто не существует.
Ну, с богом. «Мантикора» была одним из хитов Кристины, фанаты помнили эту песню наизусть исключительно в её исполнении.

***

Впоследствии, просматривая видеозапись, Алекс пытался понять, когда именно это произошло. Ему-то самому всё стало ясно с первой ноты. Голос Киры не был таким расхристанным, как у Кристины, но он был сильным – всё дело в том, что он был даже более сильным, чего никто не ожидал, даже сами музыканты, слышавшие Киру на репетиции. Сейчас, в большом зале, это стало совершенно очевидно. Исполнение Кристины было невероятно драматично, здесь она была вне конкуренции, её пение в значительной мере напоминало надрывную декламацию, раздирающую исповедь. Кира не пропустила ни одной ноты. Никакой отсебятины, всё чётко по партитуре. И в этих строгих рамках её чистый, гибкий голос – без малейшей «прокуренной» хрипотцы – прозвучал, как непрерывные удары хлыста. Алекс понял собственную, сто раз слышанную песню абсолютно по-новому. В исполнении Кристины это была песня о том, как беспомощен человек перед сверхъестественной силой. В исполнении Киры это была песня о борьбе.
«Новенькая», стоявшая на сцене практически неподвижно – только каблук высокого армейского ботинка ровно отбивал такт – в своей доверху застёгнутой чёрной блузке, кожаных штанах и мерцающем серебристом плаще – это после Кристининых-то нарядов – в несколько минут привлекла к себе больше внимания, чем Кристина со всем её раздраем. К концу песни вместе с певицей орал весь зал, а в её непроницаемых глазах, обращённых куда-то поверх толпы, царила такая тьма, словно этот человек всю жизнь смотрел на мир сквозь оптический прицел винтовки. Алекс видел такой взгляд только у воинов. У сталкеров.
И, вероятно, из этих бессознательных соображений, когда в конце песни вокалистка оглянулась на него, он выразил своё мнение с помощью троеперстия – профессионального знака сталкеров. Изначально этот жест – большой, указательный и средний палец вытянуты, образуя прямой угол, а безымянный палец и мизинец согнуты – означал у сталкеров «конец операции» («вернулись в трёхмерный мир»). Позже знак перекочевал в мирную обстановку на случай особого одобрения.
Кира заговорщически улыбнулась и объявила следующую песню.

***

Кира Липатова жила на яхте у причала – чистое самоубийство. В окрестностях Петербурга стояло довольно много заброшенных яхт, и ночевать в них не решались даже мутанты. При всём том, на Киру ни разу не нападали змеи. Объяснить это было невозможно, поскольку лунаров у неё никогда не было (откуда им взяться, если она ни разу не спускалась в экстра-мерность?), но даже Алекс, которого хлебом не корми, а дай заполучить для лабораторных исследований какой-нибудь мало-мальски необычный феномен, не решался подступиться с нескромными предложениями. Кира держалась настолько независимо, что с ней и заговорить-то было проблемой. Один раз, правда – не Алекс, а Серьга – таки ляпнул банальность:
– На тебя реально никогда не нападали змеи?
Кира абсолютно равнодушно кивнула.
– А почему?
Кира пожала плечами, причём по лицу её было видно, что тема её совершенно не интересует.
Она жила так, словно змей, да и много чего другого, вообще не существует.
Несколько позже Алекс познакомился с её девушкой – красавицей модельной внешности, с золотистой кожей и густыми золотистыми волосами до пояса. Алина училась на юриста, в качестве подработки снималась для модных журналов, а в качестве хобби играла на флейте, что Алекс тут же взял на заметку – была у него идея композиции с флейтой соло.
Алина была сущим ангелом, идеальной подружкой музыканта, восхищённой и ненавязчивой, и было совершенно непонятно, как такой очаровательной девушке можно так бессовестно изменять. Между тем Кира жила как будто одна: если какая-то девушка ей нравилась, всё – вопрос был исчерпан. Отказа она – по всё тем же необъяснимым причинам – не знала, хотя вроде бы даже не старалась понравиться: она просто смотрела на жертву таким долгим взглядом, что девушка незаметно для себя полностью переключалась на неё. В награду за послушание жертве доставалась улыбка – неожиданно тёплая на этом тёмном, с резкими, волевыми чертами лице, – и те, кто знал Киру давно, мрачно переглядывались: ну вот, очередной мимолётный эпизод для Киры и очередная драма для всех остальных.
Полностью принять эту абсолютную, просто даже неестественную для человека независимость не удавалось ещё никому, хотя Алина, единственная постоянная пассия Киры, пыталась. Начинались звонки, розыски, сцены, слёзы, причём всё это не касалось виновницы торжества – к ней с претензиями никто не подступался – и благополучно доставалось ближайшему окружению, то есть рок-тусовке: родственников у Киры не было (на вопрос, где семья, она коротко отвечала: «похоронила»). В особо тяжёлых случаях выяснять отношения приезжали брошенные бойфренды жертв. Алекс, наверное, вспоминал бы Кристину как невинного агнца, если бы Кира, в отличие от предшественницы, не разбиралась со своими проблемами сама.
Следовало признать: когда недовольные всё же проявляли упорство и добирались до неё, она одним своим пристальным, неподвижным взглядом вводила их в состояние полной отрешённости от бытия. Люди менялись на глазах. Где я? Зачем мне всё это? – читалось на их недавно столь возбуждённых лицах. И охота была мне суетиться?.. – тут-то обрадованные свидетели несостоявшейся перепалки и провожали просветлённого гостя восвояси, а потом на радостях поднимали какой-нибудь залихватский тост.
Был на памяти Алекса даже случай, когда под окнами репетиционной базы собралась целая компания отморозков, подзуживаемая чьим-то очередным обманутым сожителем соперницу избить. (С чего этот храбрец решил, что не справится с девушкой в одиночку, – отдельный странный вопрос). Ребята из группы, видя такое дело, предложили вокалистке разобраться, но она равнодушно отказалась, вышла одна, вскоре после чего шпана разъехалась, а зачинщик, обливаясь пьяными слезами, до утра жаловался молчаливой собеседнице на свою семейную жизнь в ближайшей пивной, в итоге получил немногословные рекомендации по исправлению отношений с супругой и удалился в предрассветный туман, окрылённый. Хозяин заведения позже рассказывал эту историю с упоением, как свежий анекдот, а главная героиня, буквально на следующий день атакованная вопросами «чем кончилось-то?», в искреннем замешательстве уточнила: «что именно?»
Вся мужская часть населения, естественно, пыталась вызнать у многочисленных «экс», «что в ней такого особенного» и «чем она их всех берёт», но вразумительных ответов ни разу не добились; единственная фраза, повторявшаяся с завидной регулярностью, была: «просто в ней есть что-то пугающее», – но чтобы это заметить, вовсе не обязательно было ложиться с ней в постель.
Алекс считал, что всё дело в свободе. Поразительная, иррациональная степень свободы от внешнего мира, как будто человек абсолютно уверен в своей защищённости, а ведь так не бывает. Человек рождается уязвимым и живёт с этим чувством всю жизнь, в вечном страхе за себя, своих близких, свой мир. В этом, возможно, самая суть жизни. Кира была исключением. И порой Алекс думал, что она – человек будущего. Когда люди победят змей, они все станут такими.

***

¬Понятно, что расставание не освобождало Алекса от обязанности забрать Лизу из больницы. Пока девушка собиралась, он зашёл к главврачу.
– У неё есть ещё два-три месяца, – скупо подвёл итог терапии лучший в городе специалист.
Алекс, хоть и ожидал услышать нечто подобное, почувствовал дурноту – всё-таки одно дело ожидать, и другое – услышать. В тёмном кабинете врача настольная лампа очерчивала резкий круг света. Алекс сидел в тени, но по его молчанию доктор понял его эмоции и мягко сказал:
– Александр Викторович, чудес не бывает.
Пауза.
– Мы можем устроить её в хорошую палату в хоспис.
Пауза.
– Мы можем даже – в качестве крайнего исключения, из большого уважения  к вашей семье – оставить её умирать здесь.
– Нет… – Алекс наконец расцепил зубы. – Нет, она бы этого не хотела. Она захочет умереть дома, рядом со своей матерью. А старушку это окончательно доконает, и она сама скоро сойдёт за дочерью в могилу. Я это уже видел сто раз.
– Вы сделали всё, что могли.
– То есть ничего, – Алекс не удержался от горькой иронии.
– Все смертны, Александр Викторович. А в каких условиях умирает большинство мутантов, не мне вам объяснять. Я готов выписать обезболивающее, но когда она начнёт задыхаться…
– …ничего не поможет. Я знаю. Боже мой! – он закрыл лицо руками.
– Советую подумать об эвтаназии. Я сейчас пришлю медсестру, она вас проводит.

***

Девушка показалась из сумеречно-аквамаринового коридора, охранник нёс её чемодан.
– Аль, не надо было, – мягко упрекнула она, но он только отмахнулся и молча проводил её до машины.
Ледяные фонари тронулись и поплыли за мокрым стеклом. По дороге она спросила:
– Что сказал врач?
Что тут ответишь? Что её впереди ждёт долгая, счастливая жизнь? После шести курсов терапии, каждый из которых был менее эффективен, чем предыдущий? Кто-то другой, может, и принял бы утешительную ложь, и даже с радостью, но только не Лиза. Она всегда была чувствительна к малейшей фальши, к малейшей кривизне души… Взвесив варианты, Алекс решил, что милосерднее всего – сказать правду.
– Предлагает эвтаназию, – вздохнул он и устало потёр переносицу. Лиза сдержанно кивнула.
– Ты моё мнение знаешь.
– Да.
Она была религиозна и считала самоубийство – даже в такой смягчённой форме, как эвтаназия – грехом. Это они уже обсуждали.
А что выбрал бы он сам? Погибнуть в бою, разумеется. Дрался бы, пока хватало сил. Ну, а если быстро не получилось бы? Если – болезнь, медленно превращающая в инвалида? (Как у Борьки?) Алекс о такой судьбе даже думать боялся. Хватило бы у него терпения вот так угасать? Лиза, та кроткая. Господи, пусть эта кротость будет с ней до последнего.
Неуверенно глянув на него, она со всей возможной деликатностью спросила:
– Как жена?
Странно, несмотря на полную, казалось бы, ожидаемость этого вопроса Алекс ещё не пытался ответить на него даже сам себе. «Опасно и неконтролируемо влюблён» – это, пожалуй, было близко к истине, но он сомневался, что Лизе, как бы ни было глубоко их взаимопонимание, стоит озвучивать этот вариант. «Не знаю, не понял ещё» – верно по логике, но тоже мимо. Алекс подумал и сказал:
– В общепринятом смысле – совсем плохо.
Лиза, поразмыслив, кивнула, и что бы она ни подумала про себя и ни хотела спросить, вслух больше не произнесла ни слова.

***

Машина въехала в нужный квартал, как круизный лайнер в сточную канаву. Алекс, давно уже, честно купил для Лизы квартиру в более благополучном районе, и она даже честно попыталась там пожить, но довольно скоро, не сказав ему, собрала вещички и вернулась в свою клоаку. Он даже не стал спрашивать, почему: на новом месте на неё все косо смотрели, и она чувствовала себя – ну, короче, мутантом, которого влиятельный любовник непонятно зачем вытащил в приличное общество. Алексу пришлось ограничиться тем, что он бронировал в её каморке окна, двери и поставил всё это на сигнализацию.
– Валера тебя проводит. – Охранник уже вышел из машины и доставал из багажника чемодан. – Ты извини, но у меня уже просто нет сил на эмоциональное прощание. – Алекс рассудил, что не стоит ему подниматься в до боли знакомую квартиру, не стоит видеться с её матерью, тем более с такими новостями. Всё это лишь пробудит лишние, ненужные воспоминания.
Лиза кивнула, опустив глаза.
– У меня тоже.
Охранник, обойдя машину, распахнул дверцу с её стороны. Лиза, по-прежнему не поднимая глаз, молчаливо накрыла руку Алекса своей прохладной ладонью и мягко пожала. Потом выбралась из машины и вслед за охранником исчезла в аквамариновой полутьме подъезда.
Вот и всё.

***

Алекс вернулся домой, как избитый. Не включая свет, налил белого вина, сел в кресло напротив окна и долго смотрел на снежную круговерть. Потом захотелось холода, воздуха и пройтись, и он долго бродил по набережной при снегопаде, в котором никого не было видно, а он и не хотел видеть никого. И ровно в тот момент, когда в голове наконец прояснилось, раздалась трель мобильника: жена.
– Аль, – взволнованно зазвенел её голос, – тебя сегодня весь день не было, ты вечером-то ко мне зайдёшь?
Алекс невольно улыбнулся, уловов в её тоне знакомые нетерпеливые нотки.
– Зайду, – заверил он.
– Приходи, – она отключилась. Он сразу ощутил, как непомерная усталость прошедшего дня отступает. Неужели власть красивой женщины так сильна? Неужели до такой степени чужда всякой морали? Или их действительно связывает нечто более глубокое?
Змею он нашёл в кинозале, искоса поглядывающую на плазму и лениво грызущую фисташки. При виде супруга она оживилась, мерцающий экран бросал на её кожу огненно-фиолетовые блики. Она лежала на широком чёрном кожаном диване в тонких брючках и прозрачной блузке, белоснежные маленькие ступни обнажены, ноготки розово-жемчужны, чёрные босоножки из тонких ремешков сброшены на пол. Ему безумно захотелось поцеловать эти ослепительные ножки, но он сдержался и ограничился тем, что сел рядом и положил их к себе на колени.
– Что смотришь?
– Аль, это правда, что вы убили змею в трущобах? – Ясно: новости.
– Да…
– Теперь ты возьмёшь меня в рейд?!
Алекс раздражённо выдохнул. Нет, расслабляться с ней нельзя ни на секунду.
– Рано ещё. Змею убил я, а нужно, чтобы этот навык приобрели хотя бы несколько патрульных групп. – Это была неправда, журналистам сбросили старую «новость»: убитых змей было уже больше.
Дина разочарованно откинулась назад, роскошные локоны рассыпались по белой кожаной подушке.
– Куда ты так торопишься? Разве тебе хочется убивать сородичей? Насколько я понял, ты привезла нам оружие, чтобы заслужить доверие людей, но ты же не пойдёшь всерьёз против своих родителей?
– Аль… – Змея приподнялась, в её расширенных глазах сверкало знакомое выражение нерассуждающей страсти. – Со змеями можно общаться только с позиции силы. Пока они не боятся людей – не боятся по-настоящему, до ужаса – мы им неинтересны!
Алекс смутно вспомнил похожие рассуждения брата. Трудно было спорить, когда она так смотрела, хотелось всё бросить и пойти убивать без оглядки и без остановки. Почувствовав перемену в его настроении, она слегка расслабилась и снова легла.
– К чертям. Раскачивайтесь быстрее, – и отвернулась. Алекс перевёл взгляд на экран. Там шла криминальная хроника: показывали драку неформалов с мутантами возле клуба «Аврора». Змея среагировала сразу:
– Ты ведь там играешь?
Рок-клуб, расположенный на борту знаменитого крейсера, был одним из самых популярных в Петербурге, и группа «Ворон» правда часто там выступала.
– Иногда.
– Я бы хотела послушать!
– Приходи.
– А ты покажешь мне ваши записи?
– Да ради бога.
Она снова удовлетворённо примолкла. Алекс уже начал понимать, что её организм работает в режиме «возбуждение – торможение – ещё более сильное возбуждение – ещё более резкое торможение». С непривычки чувствуешь себя, как в мясорубке. Лощёный диктор голосом спортивного комментатора начал зачитывать статистику приливов за последнюю неделю: районы, уровни, убежища, смерти, рейды. Змея обратила на Алекса долгий пристальный взгляд и задумчиво обронила:
 – Знаешь, я хотела бы с тобой трахнуться на коленках. Давай я встану на пол на колени и лягу грудью на сиденье, а ты меня отъебёшь, медленно и глубоко.
Он засмеялся, услышав такое подробное предложение.
– Девушка, вы на меня плохо влияете. У меня боевики так не выражаются, как вы.
– А что я должна была сказать? – удивилась она. – Не хотели бы вы исполнить супружеский долг, сэр?
– Хотел бы, – не стал скрывать Алекс. – Только снимай тогда всё. Ты будешь круто смотреться голая на чёрной коже.
– Ты тоже раздевайся, – деловито распорядилась она, и они более-менее чётко приступили к выполнению первоначального плана, хотя им одним дело не ограничилось: по завершении полная сил змея вздохнула с лёгким сожалением.
– Ах! Хорошо, но мало. Мне нужно ещё.
Пришлось придумать что-нибудь ещё. Она любила, чтобы он двигался длинными, глубокими толчками, отчего у него сразу начинала кружиться голова. В ушах звенели её восхитительные негромкие вскрики, чувственные вздохи, он всё крепче сжимал её прелестное точёное тело и кончал так бурно, как никогда раньше. С каждым разом она становилась всё лучше. Так и помереть недолго.
– Мммм, чудесно, – проворковала она, когда он уже счёт времени потерял. Диван был весь залит спермой. Удобная кстати вещь, подумал он, с кожи можно всё легко отмыть.
– Ты мне ни разу не сказала про презерватив. Принципиально не предохраняешься? – он спросил из чистого любопытства. Вряд ли у змей и людей может быть общее потомство, хотя с чего, спрашивается, он уверен? А ну как родится какой-нибудь антихрист? Дама в ответ беспечно махнула изящной рукой, из чего он заключил, что её, очевидно, богатый опыт не располагает к тревоге за судьбу мира.

***

Дина, судя по всему, дочитала Джейн Остен, так как решительно переключилась на интернет с запросом «БДСМ порно фото» и рассматривала картинки, восторженно приоткрыв перламутровые губки.
– Ты только глянь, сколько всего… – она развернула к нему экран ноутбука, и Алекс крепко задумался. – Ты так сделаешь?.. Я хочу сенсорную депривацию, хотя бы частично… Смотри, какая маска клёвая из ремней! Это всё: не вижу, не слышу, не говорю… знаешь, есть такая религиозная формула? – Дина вдохновенно расхохоталась; он, кажется, до сих пор не видел её такой весёлой. – Ой, ошейник… затягивается, круто! А с холодными цепями на теле, наверное, просто супер будет! Особенно на бетонном полу… – Она оторвалась от созерцания. – Ты не против? Мы это попробуем?
Алекс за это время успел поразмышлять на совершенно посторонние темы. Например, по какому принципу змеи контактируют с человеческой цивилизацией? Насколько он понял из мировой мифологии, войны, обычно проигрышные для людей, возникали точечно, внутри отдельных эпох и стран, а потом угасали без видимых причин. Почти во всех культурах образ змеи был демонизирован, и в то же время считалось, что змеи – более древняя и мудрая раса. Спрашивается: что думали сами змеи о людях и общении с ними? Если судить по Дине, получался несколько неожиданный ответ на этот вопрос.
– Аль! – она пощёлкала точёными пальчиками, пытаясь привлёчь его внимание. – Спустись, пожалуйста, с небес на землю! Я не прошу тебя прямо сейчас освоить эстетический бондаж с подвесом, но наручники-то застегнуть ты не откажешься?
– Слушай, а… кто тебя надоумил… интересоваться именно этим?.. 
Змея возвела глаза к потолку с подлинно мученическим выражением.
– Вы неприличные вопросы девушке задаёте, сэр. Мне закатить вам пощёчину или хлопнуться в обморок?
Да я сам сейчас в обморок упаду, подумал Алекс, более внимательно взглянув на картинки: Дина листала предложения специализированного магазина.
– Зажимы для сосков с подвесками в виде бабочек! Прелесть какая! Зажимы для сосков и половых губ… чума! Тиски для пальцев… ну ты подумай – прямо железные, с винтами… Пояс верности… с анальной и вагинальной пробкой…
– Эта штука-то зачем?..
– Аль, ну, при всём уважении, ты же не можешь превратиться сразу в двух мужчин? или в трёх?.. или ты предпочитаешь, чтобы мы позвали кого-нибудь ещё?
– А на этот сайт можно подать в суд?
– Боже, не будь таким ретроградом!
– По-моему, именно это и есть – самое настоящее средневековое мракобесие…
– Стальной пояс только кажется громоздким, на самом деле его можно даже под вечернее платье надеть… чтобы не слишком скучать на приёме! – Дина покатилась со смеху, и Алекс понял, что светские мероприятия могут стать ещё более серьёзным испытанием, чем раньше. – Ой, смотри, латексные трусики на молнии… прикольные такие! Кожаные перчатки… латексные перчатки с шипами… ты не представляешь, какие от них ощущения!
– Не представляю.
– В общем, я беру: фиксатор запястий к лодыжкам – ты знаешь, это просто незаменимая вещь… из красной кожи – красота! Распорно-фиксирующая штанга – вообще универсальный вариант, с ней можно столько поз придумать…
– Я надеюсь, это доставят в закрытой коробке?
– А сбруя какая винтажная, это нечто! Платье из цепочек… Нравится?
– Ну… на тебе, может, и ничего будет смотреться…
– Чуть не забыла: нейлоновые ремни для фиксации на кровати. Обойдёмся пока без станка. А себе ты ничего взять не хочешь?
– Нет.

***

Заказав за час столько безобразия, сколько он не видел во всю предыдущую жизнь, Дина на этом не остановилась, и Алексу всё же пришлось освоить некоторые подручные средства, пока посылка не прибыла: самой обычной хозяйственной верёвкой крепко стянуть жене лодыжки и запястья, обмотать шею, привязать к «ошейнику» руки и сильно затянуть. Будь на её месте человек, он бы, наверное, отказался играть с удушением, но змея раздражённо потребовала:
– Аль, осознай уже наконец, что у змей болевой порог ниже, чем у гуманоидов! И регенерируем мы быстрее!
Затягивая верёвку, он с ужасом чувствовал её до крайности колючую и грубую текстуру и боялся представить, во что превратится кожа Дины после сеанса. Наверное, натрёт до крови. Потом он завязал ей глаза её же шёлковым шарфиком. В таком положении, несмотря на свою силу, змея стала довольно беспомощной, и Алекс понял, что в этом действительно есть что-то возбуждающее. Рывком переворачивая её то на живот, то на спину, он слегка разогрел её ремнём и лёг сверху, чувствуя каждый изгиб её соблазнительного тела. От её волос, густых и пышных, исходил тончайший гипнотический аромат. Змея всхлипывала от страсти и только что не кричала.
– Возьми меня сзади, – прошептала она. – Я хочу, чтобы ты кончил мне в попку, пожалуйста…
– Я никогда раньше это не пробовал.
– Что мешает сейчас?..
До жены у него была только одна женщина, он любил Лизу (или ему казалось, что любил) и не хотел ничего другого. Только теперь он понял, что такое настоящая страсть. Змея извивалась у него в руках, он ласкал её всеми способами, о которых раньше вообще не думал, и это было потрясающе. Уже после он сообразил, что их крики запросто могли быть слышны на этаже, хотя стены в доме были толстые.
Очнувшись, змея потребовала развязывания, и под верёвкой, как он и ожидал, обнаружились довольно глубокие ссадины.
– Ерунда, – она беспечно махнула рукой, разглядывая разукрашенную шею в зеркале. – У меня специально для таких случаев есть жемчужное колье в несколько рядов, если придётся на светскую пьянку идти – закроет всё, что угодно.

***

– «Чёрные пространства духа»… Да… Мне кажется, змеи тоже могли бы так сказать. – Валяясь на белой медвежьей шкуре возле камина и очаровательно хмурясь, Дина разглядывала обложки дисков группы «Ворон». – Ты это написал до того, как сталкером стал, или после?
– Я родился сталкером.
– Тогда понятно… – Она покусала перламутрово-розовую губку. – А это что за лахудра?
– Дина! Это не лахудра, а вокалистка! Она была непутёвая, конечно… но за такой голос можно простить всё.
– Я надеюсь, у тебя с ней ничего не было?
– Было… Мы друг друга ненавидели.
– Хорошо. – Дина повеселела. – Кстати, почему в прошедшем времени?
– История не для слабонервных. Не напоминай.
– Так это с её похорон ты тогда вернулся полумёртвый?
– Да…
Дина одним изящным движением скользнула к нему на колени, глаза её загорелись.
– Аль, я научу тебя расслабляться. Поверь, немножко связывания, немножко дисциплины, и ты почувствуешь себя другим человеком.
Он сомневался, что хочет почувствовать себя настолько другим человеком, но, похоже, выбирать не приходилось. Между тем Дина скользнула обратно и включила стереосистему.
– А кто же теперь у вас поёт?
– Другая певица.
– Я надеюсь, у тебя с ней ничего нет?
– Нет. Она предпочитает женщин.
– Отлично! – Дина окончательно успокоилась, включила музыку и полностью погрузилась в материал.
«Чёрные пространства духа» были вторым полноформатным альбомом группы, на котором уже достаточно ясно прослеживался характерный стиль: «тёмная поэзия», как выражались критики, готичные клавишные аранжировки и тяготение к единому концепту: песни звучали не контрастно, а ровно, вокальные, инструментальные композиции, речитативы плавно продолжали друг друга, объединяясь в целостную картину – в данном случае, посвящённую мистическим путешествиям, физическим или духовным. Дина, очевидно, восприняла послание всерьёз, потому что весь альбом пролежала ничком, спрятав лицо в белом мехе и закрыв голову руками. Алекс, наблюдая за ней, в очередной раз задался вопросом, как мир людей воспринимается с позиции змей. У него возникло чувство огромной дистанции, невероятной дали. После «Чёрных пространств духа» без остановки пошла «¬¬¬¬¬¬Луна в Скорпионе», вовсе убийственная по части мрачного симфонизма, и футуристично-алогичный «Небесный ледяной мёд», наполовину – чистый авангардный инструментал.
Наконец Дина резко поднялась, как будто вынырнула с большой глубины, с оттенком откровения на лице.
– Знаешь, в рок-музыке есть что-то близкое змеиному миру. Мне нравится. Первый раз такое слышу.
– Для меня, честно говоря, история музыки начинается с того момента, когда изобрели электрогитару, – признался Алекс.
– Да, своеобразный инструмент… такое раздирающее звучание… как будто рана в воздухе, или ожог. – Алекс поразился, как точно она сказала. Сам он, когда слушал рок, чувствовал, как будто гитарные риффы небо разрывают. – Я бы послушала вживую. Ты сводишь меня в «Аврору»?
– Конечно, почему нет.
– А ничего, что меня там узнают? – Их пиар-свадьбу по телевизору, наверное, весь город видел.
– Да ничего, я думаю. Меня там все знают, привыкли уже. А ты – моя жена, стало быть, тоже «своя». И охрана там солидная.
– А сегодня можно сходить? – Если Дина разошлась, остановить её может только смерть. Алекс пожал плечами.
– Можно и сегодня.

***

Для исследования рок-музыки вечер оказался подходящим, потому что именно сегодня в «Авроре» играли сразу пять групп, одна за другой – шёл концерт кавер-версий на песни известных хэви-металлистов «Judas Priest». Скандально известная супружеская пара спряталась в самом тёмном углу, чтобы не привлекать внимания, и Дина впилась глазами в музыкантов. Ближе к концу Алекс пожалел, что легкомысленно привёл её, потому что на сцену вышла Кира. До «Ворона» она пела в значительно менее популярном любительском коллективе, который чисто для собственного удовольствия кочевал иногда по клубам, исполняя популярные композиции классиков типа «Metallica» и тех же «Judas Priest». Алекс вообще-то знал состав участников концерта заранее, но в силу своего, как справедливо заметила однажды змея, заоблачного самомнения напрочь забыл о вредоносном эффекте, который Кира оказывала на женщин.
Её группа играла несколько композиций с альбома «Нострадамус» – нетипичного для «Judas Priest», в своём роде философского произведения, посвящённого средневековому предсказателю. Надо сказать, образ безжалостного пророка очень шёл Кире – ей вообще удавались мужские партии, в которые она привносила некую сверхъестественную жестокость. Алекс почти не сомневался, что песни с «Нострадамуса» выбрала именно она – длинные, сложные композиции с интерлюдиями и заметной долей симфонизма. И пошло-поехало: «Откровения», «Четыре всадника», «Война», «Пески времени»… Когда зазвучали зловещие «Мор и чума», все уже окончательно обалдели. В этом месте лирический герой альбома переходил на итальянский и выразительно провозвещал «la caduta dell'uomo» – «гибель человечества». Дина, не дожидаясь конца композиции, обернулась к спутнику с горящими глазами и спросила, без особой связи с музыкальной частью дела:
– Ты меня с ней познакомишь?
– Нет, – оборвал Алекс, даже не раздумывая.
– Почему?.. – надутые губки.
– Потому что ты не в её вкусе! – объяснил он, перекрыв даже голос главной героини. – У неё уже есть девушка! – (И даже не одна). Дина услышала по-своему:
– С чего ты взял, что я не в её вкусе?.. – Она оторвалась от созерцания своего нового кумира и сфокусировала взгляд на подзабытом собеседнике. – А, ты ревнуешь, – сообразила она.
– Нет! – рявкнул Алекс так, что даже в оглушительно грохочущем зале на них кое-кто обернулся.
– Боже, не будь таким собственником! – Дина искренне развеселилась. Алекс с трудом сдерживался, чтобы что-нибудь не разбить и не сломать. На память ему пришла покойная Кристина, вечно закатывавшая своим спутникам бурные сцены. Теперь он и сам был близок к чему-то подобному.
– Даже думать забудь! Мне только и не хватает для полного счастья, что романа между моей вокалисткой и моей женой!
– Дважды собственник, – торжествующе припечатала Дина и щёлкнула от удовольствия пальцами, как бы подразумевая, что вся логика самца – пустой звук. Не узнавая себя, Алекс схватил её за волосы, крепко приложил головой об стол и сказал:
– Если ты сейчас же не бросишь эту гениальную идею, я тебе голову разобью!
Тут он ко всему прочему перехватил взгляд Киры, которая, как оказалось, уже допела и спустилась в зал. Не подозревая о конкретике разногласий, зато впервые увидев Алекса в таком состоянии, она выразительно покрутила пальцем у виска.
– Хватит, – навык «насильственная транспортировка неадекватных женщин» он освоил ещё с Кристиной, так что Дина только пискнула, как пойманная мышь:
– Блин!.. Что я такого сказала?.. – и была выволочена за шкирку в хрустящую зимнюю ночь.
Оказавшись за дверью, она долго хохотала, довольная открывшимися ей новыми сторонами действительности, и не только музыкальной. Её смех холодил его, отчасти приятно, отчасти жутко. Ему некстати вспомнился один древний философ, который утверждал, что нет лучшего способа узнать характер человека, чем услышать его смех. Насчёт Дины этот мудрец сделал бы неутешительные выводы.
– Ты не должен обижаться на меня, –  рассудительно заметила она по дороге домой. – Просто я чувствую в ней силу. Уж она-то не отказалась бы как следует избить меня кнутом.
А что, если правда?.. – вдруг озадачился он. Что, если змея верно угадала секрет странной популярности Киры, над которым безуспешно ломали голову все петербуржские мужики? – а вслух сказал:
– С чего ты взяла?
– Ты же видел, она даже на сцену вышла с кнутом. – Что и говорить, Нострадамус в интерпретации Киры выглядел крайне современно.
– Она вышла на сцену с кнутом в память о вокалисте «Judas Priest» Робе Хэлфорде, который выходил на сцену с кнутом, – мрачно пояснил Алекс. – Он сделал садомазохистский имидж популярным в рок-среде.
– Са-до-мазо-хист-ский? – Дина, очевидно, не увязывала такой простой факт с таким длинным словом.
– Да, по моде английских гей-баров той эпохи.
– Гей-баров?..
–Да, он был гомосексуал.
Дина наморщила лоб, переваривая информацию, и резюмировала со свойственной ей непредсказуемостью мысли:
– Теперь понятно, почему у рокеров шмотки такие стильные.
Алекс покосился на неё с беспокойством и попросту побоялся развивать тему.
– Ты знаешь, спасибо, – вдохновенно заявила она. – Было очень познавательно.

***

Приснопамятного семнадцатого декабря группа в новом составе собралась на запись многострадального сингла. Работа шла тяжело, всё же они привыкли играть с Кристиной, а под манеру Киры надо было перестраиваться, и то, что прокатило во время живого выступления для публики, беснующейся в зале в час ночи в глубоком подпитии, для студийного варианта требовалось долго и нудно чистить. Начали в полдень – закончили в полночь, как алхимический праздник. К концу сессии музыканты умотались вусмерть, а Кира, за скудностью обстановки, легла на пол и сказала невероятно длинную для себя фразу:
– Блин, как же вы меня достали.
Разошлись под полной луной, невозмутимо светившей с пронзительно-чистого небосвода, Алекс разбудил телефон, отключённый на время сессии, и тут выяснилось, что его разыскивает жена. Он перезвонил.
– Аль. Ты где? Я скучаю.
На мгновение он ощутил укол совести от её слегка растерянного тона. Она там одна, тоскует, а он про неё даже ни разу не вспомнил. Господи, кто бы мне сказал, что такая умопомрачительная женщина будет меня разыскивать, подумал он, а вслух сказал:
– Скоро приду, малыш.
Он нашёл её уже в постели, в глубоком нетерпении. Она очаровательно приподнялась на локотке из пены белых кружев.
– Аль, я не хочу показаться навязчивой, но мне показалось, что ты мог бы…
– …исполнить супружеский долг? – подсказал он.
– Ну, уделить мне какое-то внимание, – она облизнула перламутровые губки. – Мы же новобрачные, в конце концов.
– Уделю, – пообещал он. – Какое именно внимание ты хочешь? – Он уже начал привыкать к её подробным инструкциям.
– Мммм… ну, у меня довольно много… пожеланий… ты раздевайся пока… – Она выскользнула из постели в сторону бара. – Я бы выпила что-нибудь. Ты будешь?
– Ээ… ну можно. Немножко.
– Я буду белое, тебе что налить?
– То же самое, – не стал выдумывать он.
Она вернулась, вручила ему бокал и бестрепетной рукой сбросила с кровати одеяло.
– Так, ну всё, – она с восторгом хлопнулась на обнажённую простыню. – Имей в виду, я по тебе ужасно соскучилась. А ты, я чувствую, даже про меня не вспоминал. Ведь не вспоминал же?
– Не вспоминал, – признался Алекс. – Провёл день с Кирой.
– Я тебе отомщу! – пообещала «новобрачная».
Господи, как же она невероятно красива, подумал Алекс, так ослепительно близко видя её бледное взволнованное лицо, приоткрытые губы и сверкающие счастьем глаза. И снова – жгучий вкус её томительных поцелуев, фантастическое прикосновение её нежной кожи, прикрытой кое-где кружевами и шёлком цвета шампанского, и медлительная, глубокая, всё возрастающая страсть, под конец – настолько жестокая и безжалостная, как пытка, а потом – её довольная улыбка и царственный взгляд, как бы говорящий: ну что ж, на этот раз отпущу тебя живым, – и безумное наслаждение, которому нет конца.
– Знаешь, Аль, – задумчиво прошептала она, склонив голову ему на плечо, – я бы хотела, чтобы мы поиграли в изнасилование.
Алекс задумался, как это осуществить технически.
– Мне кажется, в доме не стоит устраивать такой содом.
– Мне тоже. Давай съездим в трущобы, ты меня отхлещешь кабелем и оттрахаешь на битом стекле, – всё тем же тихим, нежным голосом внятно дополнила она.
Теоретически, возможно.
– Что, прямо сейчас? – Алекс бы ничему не удивился.
– Не, ну, давай завтра. Ты завтра что делаешь?
– Иду на тренировку, потом на дежурство.
– А ночью съездим. Окей?
– Угу. – Если бы ему раньше сказали, что такая дикая перспектива будет его возбуждать, он бы только удивился, как плохо этот фантазёр его знает. Дина показала ему тёмную сторону луны.
– Вот и чудесно, – проворковала она и запечатлела на его губах целомудренный поцелуй, которым обозначала что-нибудь вежливое: приветствие, благодарность или конец дискуссии.

***

На следующий вечер из грязно-жёлтого тумана, подсвеченного огнями умирающих петербуржских фонарей, к подножию лестницы возле бывшего здания биржи подкатил классический Харлей Дэвидсон. Стройный мотоциклист в чёрном кожаном костюме снял шлем и оказался Диной – длинные чёрные локоны рассыпались по плечам.
– Эй, привет! – она помахала ему рукой в кожаной перчатке. – Я купила мотоцикл.
Алекс подошёл, с удивлением глядя на поблёскивающие хромированные детали. Железный конь выглядел норовистым и тяжеловооружённым.
– Где ты нашла этот артефакт?
– Какая разница? – засмеялась она. – Садись, покатаемся.
Алекс не заставил себя долго упрашивать, и вскоре они уже неслись сквозь тьму и туман, при фактически нулевой видимости.
– Куда мы едем? – прокричал он сквозь рёв мотора.
– Не знаю! – прокричала она.
– Я не вижу дорогу! – прокричал он.
– Я тоже!
Алекс понял, что ситуация безнадёжна, и расслабился.

***

Где-то они всё-таки затормозили – в синей мороси проявились широкие ступени, над ними летали обрывки газет. Дина поднялась к стеклянным раздвижным дверям, как в больших торговых центрах. Пустой зал выглядел огромным, только где-то в глубине валялись обломки стеллажей. Тревожный свет вместе с силуэтами голых зимних ветвей, качающихся на ветру, проникал сквозь прозрачную стену. Дина вошла, пнула какую-то смятую пивную банку, и та с грохотом покатилась по бетону.
– Отличное место! – одобрила она. – Такая душевная атмосфера. – Скользнув рукой за пояс, она выхватила нож. – Разомнёмся?
У него нож, естественно, тоже был – прилив ведь не спросит, когда у тебя дежурство по расписанию. Он медленно извлёк клинок, гадая, что у неё на уме. Она сбросила кожаную куртку.
Алекс с юности дрался лучше всех. Это было полезно для его учеников и спарринг-партнёров, но довольно скучно для него самого, и втайне он сожалел, что элементарно по природным данным превосходил всех, кого знал, и в выносливости, и в скорости, и в силе, как физической, так и моральной. Хотелось встретить достойного противника, в бою с которым придётся не только выкладываться на сто процентов, но и учиться чему-то новому, и сейчас, глядя в возбуждённые глаза жены, он понял, что ему как раз представляется случай восполнить пробел в военно-полевом образовании. Одним взглядом оценив её сугубо уличную боевую стойку, сильную, гибкую фигуру, то, как она пригибалась, держала нож, он сразу понял, что драться она умеет, и ни секунды не сомневался, что она сильнее, но тем интереснее.
– Если ты меня побьёшь, я… мммм… сделаю тебе что-нибудь приятное, – призывно улыбнулась змея.
– А если нет?
– Тогда я тебя убью, – поддразнила она. Алекс усмехнулся.
– Придётся постараться.
А дальше пошёл чистейшей пробы, не замутнённый ни малейшим признаком рефлексии бой на ножах. Он старался достать ножом её, а она – его, он старался ударить её, а она – его, вот и вся любовь. Естественно, в физическом пространстве схватка быстро закончилась бы взаимными тяжёлыми ранениями, как оно и бывает в обычном уличном бою, но они почти сразу провалились в экстра-мерность и, постоянно меняя позицию в калейдоскопе миражей, которые едва касались сознания, успели изрядно друг друга утомить. Даже не благодаря мастерству, а на чистой интуиции большинство ударов удавалось блокировать, от большинства выпадов – уклониться, но не всегда, и он с превеликим удовольствием полоснул её сначала по груди, потом по лицу, в ответ крепко получил рукояткой в висок и ножом, как раскалённым прутом, по животу – вроде неглубоко, но кровь лилась бойко, тонкие ноздри супруги хищно раздувались, мелкие зубы сверкали, он стал действовать осмотрительнее, поножовщина перешла в обмен злостными и порой откровенно подлыми тумаками, бросками, он ещё пару раз получил ножом по касательной, потом ему удалось основательно швырнуть её об пол, заломить обе руки за спину и временно обездвижить; она в знак одобрения бросила нож, лезвие холодно брякнула о бетонный пол – они вернулись в трёхмерный мир.
– А ты в неплохой форме, – усмехнулась она, он поцеловал её в макушку и ответил:
– Ты прелесть.
Дина сбросила разрезанную в нескольких местах блузку и вышла под проливной дождь, как под душ; хлёсткие ручьи воды серебрились в её мокрых чёрных волосах, стекали по мускулистой обнажённой спине, смешиваясь с кровью. Алекс тоже снял рубашку, которая частично превратилась в окровавленные лохмотья, оглянулся по сторонам, собрал некоторое количество обломанных старых досок и другого хлама в кучу и поджёг, – получился вполне себе приличный костёр, неожиданно органично вписавшийся в прямо в центр заваленного мусором пустынного сумеречного пространства.
– Хотела бы я знать, где мы, – заметила Дина слегка охрипшим на холодном ветру голосом, входя в зал. Она перекинула волосы на плечо и скрутила в жгут, чтобы отжать, крупные светлые капли скатывались по её коже, по упругой высокой груди, плоскому животу. Голая до пояса, в блестящих от воды чёрных кожаных штанах и высоких армейских ботинках, она выглядела горячечной грёзой из мужского журнала.
– По-моему, это бывший Лахта-центр, – он подбросил в костёр ещё пару деревяшек.
– Высотка?
– Снесло её почти полностью в залив. Лежит на дне. Остались только нижние этажи. Уж не знаю, что могло так по зданию ударить.
Дина подняла куртку с пола и надела, теперь уже на голое тело, потом легла возле костра прямо на пол и с блаженным вздохом воззрилась в бетонный потолок. Оранжевые пятна плясали по всему залу, делая гигантское нежилое помещение до странности уютным. Алекс неподвижно смотрел в огонь, ему не хотелось ни думать, ни говорить, он как будто выключился из реальности, и вдруг остро осознал, что это и есть абсолютное, невыразимое счастье, тот момент истины, который люди ищут и ждут всю жизнь, а ему выпало встретить женщину, с которой это возможно. И он, как уже бывало, не сказал ничего вслух, не из соображений двойной игры, а просто чтобы не упростить, не опошлить, но про себя подумал: я люблю тебя.

***

В этой части здания никто не шумел. Отделение для буйных осталось далеко позади. Здесь – только длинные буднично-бесцветные коридоры и удушливый запах немощи, старости, больничной столовой, казённой прачечной, который не перебить даже едкими чистящими средствами. В общей комнате – сгорбленные, безликие женщины, которые все как одна выглядят старухами, потому что от больших доз психотропных препаратов у них портятся волосы, выпадают зубы. Многие регулярно проходят курс электрошоковой терапии, которая стирает всякую индивидуальность с их лиц, они полностью утратили связь с миром и никогда не выйдут отсюда. Самое закрытое отделение, по сути уже не больница, а просто изолятор для самых безнадёжных, которые находятся в самом худшем состоянии из возможных.
Кто-то монотонно бормочет, кто-то раскачивается так, что скрежещет тяжёлое смирительное кресло, кто-то скулит, прижавшись к стене и зажимая глаза руками. В этих обезличенных фигурах, облачённых в крахмальную бесформенную робу, нет ничего человеческого, это какие-то неопознаваемые останки. Даже трагедии не чувствуется, так всё рутинно.
– О ней никто не знает, – сказал Алекс. – Только отец, Борис и я. Слышала историю про наше сверхъестественное рождение?
– Да… Так это правда?
– Правда. Но на самом деле всё было ещё хуже. Когда родители только поженились – это было сорок два года назад – у них родился ребёнок. Девочка. Поначалу всё было идеально, красавица, умница. Я, конечно, этого не видел, отец рассказывал мне и показывал фотографии, уже после того, как я сам увидел сестру через экстра-мерность, а иначе он даже мне с Борисом не признался бы. В самом раннем возрасте девочка начала вести себя странно, ей нравилось причинять травмы другим детям. Врачи прописали сильнодействующие таблетки, но родители не верили в такую дичь, пытались общаться с ней, как с нормальной, надеясь на улучшение, и в результате она убила человека. Ударила двухлетнего мальчика ножницами в шею. После этого её впервые закрыли в отделении. Её пытались потом перевести на более мягкие условия содержания, но она покалечила медсестру осколком стекла. И потом ещё раз пытались вернуть к жизни, даже забрали домой, но она сбежала, зарезала какого-то бомжа, и стало ясно, что снимать её с таблеток нельзя. Незадолго до второго убийства мама ещё раз забеременела, но тут началось следствие, суд, она потеряла ребёнка и, по заключению врачей, стала бесплодна. Вот такая предыстория. – Алекс кивнул на одну из женщин. – Марго старше меня на пятнадцать лет, и сколько я себя помню, всегда была такой.
Дина смотрела на безучастных пациенток расширенными от ужаса глазами.
– То есть… ты хочешь сказать, что это твоя сестра?! – обретя дар речи, Дина так повысила тон, что сиделки с резиновыми дубинками напряглись.
– Дина, говори тише, ты тревожишь больных!
– То есть вы просто держите её тут… взаперти? – Дину трясло так, что Алекс испугался, как бы ей самой не понадобилась помощь специалиста. – Вы можете преспокойно разгуливать на свободе, зная, что она сидит в этом подвале, одна?! Как ты можешь говорить мне такое! По-твоему, это нормально?!
Пациентки забеспокоились, и Алекс, при помощи старшей медсестры, отволок Дину, которая только что не брыкалась, подальше от «прогулочной» зоны.
– Дина… да что с тобой? Она не одна, о ней заботятся, но… она давно никого не узнаёт! Она психотик, если её снять с препаратов, она поранит себя и других!
– Ты хоть представляешь, как она себя чувствует в этом каменном мешке?! – продолжала орать Дина, сама как буйная пациентка, уже за дверью отделения. – Да смерть милосерднее, чем такие «условия содержания»!
Алекс пожалел, что привёз её сюда, должным образом не подготовив. Сам-то он наизусть знал все эти «условия», железные кровати без матрасов, многометровые вязки, душевые без занавесок, с резиновыми шлангами вместо душа, туалеты без дверей.
– Господи, малыш. Ты, наверное, никогда не видела душевнобольных и ничего о них не знаешь? Если бы я знал, что это на тебя так подействует, я бы тебя сюда в жизни не привёз…
Дина внезапно разрыдалась – беспомощно, как ребёнок. Алекс растерялся. Он даже не задумывался раньше, могут ли змеи плакать. Имитировать слёзы – да, конечно, но по-настоящему плакать? Даже если бы в его присутствии разрыдалась посторонняя женщина, он и то чувствовал бы себя неловко, а с Диной – каждая слеза была для него пыткой. Он прижал к себе её растрепанную голову, шепча все утешительные слова, какие только пришли на ум, а она вдруг резко отстранилась, посмотрела ему в глаза и произнесла звенящим от волнения голосом:
– Ты никогда не должен забывать о ней!
– Конечно, я о ней помню, она же моя сестра!
– И ты должен всегда о ней заботиться!
– Естественно, я о ней забочусь!
После этого обмена репликами, как клятвами, змея немного успокоилась и снова опустила голову ему на грудь. Он обнял её, поглаживая по волосам.
– Прости меня, малыш. – Неужели она ни разу не сталкивалась с психиатрией? – Я сам, когда узнал, долго не мог смириться. Всё казалось, что это какая-то ошибка, что её просто не хотят нормально лечить. Не может человек при жизни превратиться в вещь. Я даже работал здесь санитаром одно время. И понял, что может.
Тут она внезапно обмякла в его руках, он едва успел её подхватить – она была в обмороке.
Он сразу вынес её на поверхность, на воздух – в этом безвыходном подвале действительно была такая давящая атмосфера, что немудрено отключиться, и уложил на скамейку, жалея, что до воды слишком далеко – ему почему-то казалось, что на набережной ей быстро стало бы лучше. Обморок длился даже дольше, чем в прошлый раз, хорошо, что медсёстры ему доверяли и не пытались оказать помощь сами, иначе было бы трудно объяснить временное трупное окоченение. Самое худшее, что ничего нельзя было сделать, только смотреть в её мёртвое лицо и мысленно молить, чтобы она вернулась, а ещё клясть себя, что привёл её сюда. Но она всё-таки ожила, хотя выглядела ужасно, совсем больной, он был близок к тому, чтобы спросить, не станет ли ей лучше, если она выпьет его крови, но она приподнялась и сказала, едва шевеля белыми губами:
– Аль… если… взять лунар и… яд змеи в соот…нош… восемь ноль три… растворить… может… остановить мутации.

***

Дома ей стало хуже, по человеческим меркам – сильный жар, Алекс уложил её в кровать, и она забылась беспокойным сном. Он понятия не имел, как ухаживать за заболевшими змеями, но общественный долг ныл, как больной зуб, и Алекс не смог не зайти к Борису поделиться рецептом. Тот, разумеется, уже давно изучал всю органику и неорганику убитых особей, а выслушав новость, срочно позвонил в Химико-фармацевтический институт с просьбой произвести выемку всего имеющегося яда. Когда Алекс вернулся в комнату, Дины в постели не нашёл, зато в ванне плескалась чёрная вода, он нырнул раз, другой, но дна не было, и оставалось только ждать.
Он думал, что с ума сойдёт от тревоги, но всё обошлось. Она вынырнула, вползла на бортик, и её начало рвать – он никогда раньше такого не видел – чёрным песком, длинными кудрявыми водорослями, илом, всё это в таком количестве, которое просто не может поместиться в человеке. В растущей луже грязи копошились кое-где прозрачные водяные паучки и попадались мелкие ракушки. Когда спазмы прекратились, Дина в изнеможении рухнула на пол, она была бледна, но глаза уже приобрели осмысленное выражение и живой блеск.
– Всё, – простонала она, – я почти в норме… извини, ил с водорослями придётся убирать физически, у тебя есть щётка?

***

Говорить о случившемся приступе змея наотрез отказалась, но повеселела, оживилась и решила, что хочет прогуляться. Алекс был не уверен, что ей стоит так сразу выходить, но змея уже застёгивала в прихожей свой игривый фиалково-латексный плащ. Она болтала на совершенно посторонние темы, и было такое впечатление, что последние сутки напрочь стёрлись из её памяти – если бы это произошло, он был бы только рад.
Небо цвета индиго странным образом отражалось во влажном асфальте, окрашивая его в мягкие тона. Дина шла совсем близко, то прижимаясь, то держась за руку, её роскошные кудри чёрным потоком падали ему плечо – хотелось дотронуться до них, он видел, как наяву, короткое белое кружевное платье, которое у неё под плащом, она хохотала, с ней было безумно легко, и Алекс вновь ясно ощутил, что сейчас, когда она рядом, он абсолютно счастлив – наверное, он даже не заслужил такое счастье, когда вокруг столько горя. Он ничего вокруг не видел, и только недремлющий профессиональный рефлекс разбудил его в последний момент: змея шла прямиком к Исаакиевскому собору. Хорошо, что он успел её тормознуть практически на краю площади.
– Ты с ума сошла! К Исаакию нельзя приближаться! Если, конечно, не хочешь, чтобы у тебя сошло мясо с костей!
Аномальные свойства главного городского собора были мало изучены по причине высокой смертности среди испытуемых. Вся площадь была запретной зоной. Факт тот, что собор находился под неким прозрачным куполом – при определённом освещении его границы даже можно было заметить – внутри которого происходили сбои гравитации. Действовали они не на всех, но в большинстве случаев человек, зашедший под купол, на том или ином расстоянии от собора распадался на части – плоть ломтями сваливалась с костей, и в результате оставался чистенький, аккуратный скелет. Процесс шёл быстро, но выглядел так устрашающе, что желающих более тщательно изучить этот феномен не нашлось. Самыми упёртыми исследователями здесь были мутанты: «к Исаакию» под угрозой расправы гоняли провинившихся членов банды и новичков, в порядке инициации. Если «Исаакий» пощадит, значит, банда тебя примет, а если струсишь и откажешься от испытания – прирежут. Некоторые возвращались живыми.
У мутантов, помимо кровожадности и притуплённого инстинкта самосохранения, был ещё один стимул: на стенах собора росли лунары – уникальный подвид самородных кристаллов, которые встречались только здесь. У них был необычный фиолетовый цвет, и защищали они очень мощно. Учитывая, что собственных лунаров практически ни у кого из мутантов не было, рискнуть, буквально собственной шкурой, ради «фиалки» имело смысл. Правда, не всем удавалось её «сорвать», а по итогам зачисток почти все известные «фиалки» оседали в лаборатории Бориса.
Алекс видел собор в действии и на записях с камер слежения, и вживую, и проверять эффект на себе не хотел, но змея была настроена решительно:
– Со мной ты в безопасности. Пойдём.
– Ты в курсе, что происходит с людьми, которые туда сунулись?..
– Не волнуйся, я знаю того, кто там живёт.
Бога, что ли? – почему-то в первую очередь Алекс подумал именно об этом.
– Кого?..
– Если ты пойдёшь со мной, я и тебя с ним познакомлю!
Я прекрасно обойдусь без этого знакомства, почти сказал он, но тут включилось банальное тщеславие самца, которому стыдно признаваться в своей слабости, и Алекс пошёл за змеёй, думая, что сейчас ему и настанет конец.
Однако они благополучно добрались до колоннады и до сурового вида скульптурных дверей, в которые Дина вошла, как к себе домой.
Внутри Исаакия, наверное, ещё никто из людей ни разу не был – по крайней мере, Алекс не слышал о таком случае. По центру, прямо под куполом, зиял огромный мраморный колодец, заполненный чёрной водой. Золотые, украшенные фресками своды блистали электричеством, узорные полы переливались аквамариновым, синим и серым цветом, напоминая о морских глубинах, и бассейн смотрелся в этом интерьере на удивление гармонично. Дина подошла к краю, достала крошечную серебряную дудочку и взяла ноту. Раздался необычайно высокий, на грани слышимости, звук, который, казалось, достигал до самых звёзд – он был бы невыносим по своей пронизывающей силе, если бы не звучал так приятно. Некоторое время ничего не происходило, но Дина ждала, и вот со дна стали подниматься белые воды, и неожиданно в туче сияющих брызг явился исполинский фиолетово-чёрный спрут.
Дина повернулась к Алексу, сияя от восторга.
– Это Повелитель Приливов, – прошептала она.
Алекс не нашёл ничего лучше, как сказать:
– По-моему, это огромный осьминог.
– По-моему, ты бестолковый человек! – рассердилась Дина. – Говорят тебе русским языком: это Повелитель Приливов, бог живых вод. Его просветлённый разум порождает белые и чёрные течения!
– Подожди… – до Алекса начало доходить. – Он что, способен повлиять на сближение миров?
– Ну наконец-то! Долго же до тебя доходит!
– Значит, приливы не зависят от змей?..
– Именно!
Вот это новость. Люди всегда считали, что это змеи изменяют воду, чтобы напасть на них.
– А можно с ним как-то договориться?
– Это труднее, – признала Дина. – Не советую пробовать прямо сейчас, это невежливо. Он тебя в первый раз видит.
Алекс неуверенно покосился на тушу, пытаясь разглядеть лицо.
– А вы, змеи, можете с ним общаться?
– Нет. Почти никто не может. Даже царь-змеи… Но я могу.
– Почему?
– А ты? Почему ты самый сильный, самый красивый, самый талантливый? Мы лучшие в своём роде, и это немного грустно… – Она сказала это без малейшей рисовки, и Алекс задумался. Ему как-то не приходило в голову грустить о своём превосходстве, хотя мелкие неприятности это порой доставляло. – Знаешь, как змеи называют людей, подобных тебе, обладающих таинственной властью над лунарами, в своих легендах – а у нас есть легенды о сталкерах, хотя в них, конечно, никто не верит? – Алекс вопросительно пожал плечами. – Человек-гром…
Дина рассеяно обошла бассейн. Он обогнул подозрительного осьминога с другой стороны, и только тогда заметил, что вместо алтаря стоит исполинская круглая каменная чаша с узорами из драгоценных камней. Он вспомнил своё видение в Морском соборе. Дина перехватила его взгляд.
– Это мой саркофаг. – Она провела рукой по богато украшенной крышке. – Мы, царь-змеи, должны отдыхать время от времени в таких чашах, в своей естественной форме – свернувшись кольцами, – она легко усмехнулась, как бы приглашая его вообразить забавную картину. – Поэтому я падаю в обморок иногда, хотя стараюсь отдыхать, когда меня никто не видит, конечно. Просто я очень далеко от родного мира… царь-змеи почти никогда не покидают дно… – её губы слегка дрогнули, и она быстро опустила голову, чтобы спрятать лицо за завесой волос. Он подошёл и обнял её, она уткнулась ему в грудь. – Я люблю тебя, Аль. Я боюсь, что наши народы никогда не смогут примириться. Я хочу быть с тобой вечно.
Сердце у него дрогнуло. Если такое сильное, сверхъестественное существо говорит такие слова, значит, происходит что-то действительно страшное.
– Мы справимся. Нас никто не разлучит.
– Обещаешь?
– Клянусь.
Она подняла мокрое от слёз лицо и посмотрела на него смеющимися, счастливыми глазами. Он вспомнил их свадьбу, когда она вот так же смотрела на него, ожидая поцелуя, приподнял её подбородок и едва ощутимо коснулся губами её губ – как будто поцеловал дикую фиалку в горьких каплях росы, она улыбнулась, и он понял, что их свадебная церемония по-настоящему завершилась только сейчас.
– Александр, человек-гром, – прошептала она, – согласен ли ты, пред лицом Повелителя Приливов, взять в жёны Дину, принцессу змей?
– Пока смерть не разлучит, – сказал он.
Спрут всплеснул гигантскими тентаклями и в огромном облаке пены погрузился на дно.

***

Оказалось, что приготовление «сыворотки от мутаций» –  долгий и технологически сложный процесс, если бы не подсказка змеи, люди вряд ли бы до него додумались, по крайней мере в обозримом будущем. Алекс смотрел сквозь термоустойчивое стекло, как под воздействием высоких температур, под большим давлением в колбе плавится кристалл, и ему казалось, что это никогда не кончится, хотя Дина заверила, что растворение займёт не больше недели. Он смотрел в печь, и где-то на краю сознания настойчиво мотылялась мысль быстренько вкатить сыворотку Лизе, но он понимал, что это слишком рискованно: всё-таки неизвестный препарат, он мог подействовать так, что милосерднее будет подопытного пристрелить, – Алекс перевидал массу мутантов, на которых в Химико-фармацевтическом институте тестировали разные чудодейственные средства. К тому же Дина откровенно призналась, что на поздних стадиях заражения сыворотка практически бесполезна.
Размышляя над всем этим, Алекс то ли случайно, то ли под влиянием безотчётных ассоциаций забрёл как-то в ресторан «Кунсткамера», в пышных залах которого, в огромных колбах, красовались заспиртованные образцы  наиболее диковинных мутаций. Прямо скажем, наглый дизайнерский ход, Алекс, как и многие гости, до сих пор задавался вопросом: что это? Китч? Вызов? Атрофия совести? Горькая ирония? Так или иначе, хозяева не прогадали, и заведение стяжало в городе, вот уж действительно нездоровую, популярность, а поскольку приходили сюда, естественно, только знатные люди, не жалующиеся на здоровье, ресторан стал ещё и самым дорогим в городе, хотя подавали в нём те же радиоактивные морепродукты, что и везде. Алекс тоже не мог избавиться от болезненной привязанности к этому магическому месту, отчасти потому, что здесь на каждом столе стояли замороженные лилии, на которые он мог любоваться часами, хотя спрашивается: чем так привлекателен был их мертвенный блеск?
Он бездумно сидел, впивал белое вино, которое любила Дина, вспоминал её божественную любовь, смотрел на Неву, на лилии, и вдруг ясно услышал музыку следующего альбома, она просто-таки обрушилась, как дождь в тёмную ночь. Он взял салфетку и стал записывать, спустя пару песен салфетки кончились, а он боялся, что если отвлечётся, то забудет, поэтому позаимствовал салфетки с соседнего стола, потом всё-таки понял, что без нормальной бумаги не обойтись, подозвал официантку, и записывал ноты до утра. Буквально в одну ночь общая композиция была готова, в центре её рисовался какой-то особенно сильный, фокусирующий образ, но Алекс понял, что сейчас его не достать, он где-то рядом, и придёт в своё время, а сейчас надо тупо собрать бумажки и идти спать.

***

– Иногда мне кажется, что на самом деле царь-змеи уходят из жизни добровольно. Может быть, не совсем осознанно, но добровольно. Чем старше мы становимся, тем чаще… чувствуем глубину. Наше внимание уходит. Это трудно объяснить, но… мы всё чаще чувствуем вечный покой. И однажды наше внимание не возвращается. И тогда тело просто исчезает. Растворяется в воде. Со стороны кажется, что змея умерла от старости. Но на самом деле она просто осталась… там. Наверное, люди сказали бы, что её душа отправилась в рай. А ты веришь в рай?
– Я вообще неверующий… Мы, люди, ничего не знаем о смерти. Мне кажется, вам легче её понять. Вода может превратиться в лёд или пар, но суть её останется прежней. А земля… земля – это прах. Мы дети земли.
– Ты думаешь, после смерти мы не встретимся? – змея обеспокоенно подняла голову.
«А память? Что, если мы друг друга забудем? А если сознание распадается вместе с материей, и дальше ничего нет? А если земные чувства теряют там всякий смысл? А если всё это мираж?» Отвлечённые сомнения казались тривиальностями, он прислушался к себе и сказал:
– Я найду тебя, что бы ни случилось, и мы будем любить друг друга вечно.

***

Он шёл по чёрной, скрипучей пристани, глядя в ночь. Ему казалось, что кто-то его зовёт. Когда он дошёл до края, то увидел, что в воде качается погребальный плот. Обвитый дивными лилиями, он походил на старинный витраж, обрамлённый цветочным узором. В центре его лежала девушка в волнистом аквамариновом платье, похожем на водоросли. Девушка вдруг открыла глаза, и он узнал Лизу.
– Почему ты здесь? Тебя же сейчас похоронят, – сказал он. Она улыбнулась и ответила:
– Мне здесь нравится. Очень красиво. – Она оглянулась на лилии, словно попала в сад. Сияющий катафалк грохнул, дёрнулся и медленно поплыл прочь от берега, в ночь и тишину.
– Мы скоро увидимся, Аль! – беззаботно крикнула девушка и помахала ему рукой.

***

Он проснулся от ощущения света, встал с кровати, стараясь не разбудить Дину, глянул на часы – четыре утра, и ещё не отдав себе как следует отчёт в том, что делает, вышел в другую комнату и наиграл на телефоне знакомый номер. Долго слушал гудки. Наконец на том конце отозвался слабый, едва слышный голос:
– Алло…
– Елена Михайловна, это… Саша. Вы… Лиза умерла?
Пауза.
– Да…
– Почему вы мне не позвонили?
Вздох.
– Она просила… ничего тебе не говорить…
Он стиснул трубку в кулаке так, что она затрещала, и временно убрал руку, чтобы не сказать что-нибудь матом.
Господи, ещё одни похороны.
Справившись с потоком набежавших слов, он снова поднял трубку к уху:
– Когда?
– Всю ночь мучилась… к утру померла…
– Я сейчас приеду.

***

Труп выглядел ужасно. Распухшие, залитые синей кровью глаза, чёрный рот, вздувшиеся ярко-синие вены, чернильные кровоподтёки под склизкой бесцветной кожей. Алекс накрыл останки простынёй, сел возле кровати и безуспешно попытался воскресить в памяти образ той Лизы, которую знал когда-то, но не мог вспомнить ничего, от неё осталась лишь зияющая пустота, безучастная, как чистый лист, ждущий новой записи, к которой даже наличный труп не имеет никакого отношения.
Он сидел, отрешённо думая о том, что хотя бы канитель с ритуальными услугами возьмёт на себя, потому что старушка, очевидно, была совсем без сил – Алекс всерьёз опасался, что хоронить придётся обеих. По квартире растекался резкий запах сердечных капель, а он всё не мог подняться с места. Это оказалось тяжелее, чем он думал, чисто физически тяжело. Почему его не было рядом? Каким моральным уродом надо быть, чтобы бросить умирающую? Всего-то и требовалось: русским языком попросить отца отложить свадьбу. Уже после того, как невеста приехала с приданым. Надо было костьми лечь, но не дать Лизе заподозрить, что в их отношениях что-то изменилось. Надо было бросить всё ради одного: чтобы она ушла с миром, в полной уверенности, что он любит её так, как она того заслуживает. Сейчас это казалось очевидным, почему он вовремя об этом не подумал? Вряд ли получилось бы, конечно, она бы догадалась, она всегда видела его насквозь, но… если бы он попытался, то сейчас хотя бы меньше себя презирал.
Пойду и напьюсь. Вот напьюсь до бесчувствия. Надо попробовать хоть раз в жизни. Вместо этого он достал телефон и набрал номер похоронной службы. Номера службы спасения, «скорой» и труповозки были забиты в мобильник абсолютно у всех жителей города – контакты первой необходимости, но Алекс, естественно, позвонил в проверенную, где «из уважения к его семье» не побрезгуют возиться с мутантом. Старушка сидела в крошечной кухоньке в полном отчаянии, не реагировала вообще ни на что, так что он не стал грузить её формальностями и сам заполнил все документы, как якобы родственник.
К вечеру старушку увезли в больницу, она стала совсем плоха, а ночью плот уплыл в ту сторону, откуда не возвращались даже обломки.
Потом он услышал, что возле пристани притормозила какая-то машина, хлопнула дверца, он оглянулся – к нему шла Дина, обворожительная в своём излюбленном сочетании эротики и официоза, её изящное гладкое пальто цвета шампанского, отделанное чёрным кружевом, походило одновременно на протокольный наряд герцогини и альковную грёзу, и будь он проклят, но он сразу забыл, зачем он здесь.

***

– Точки входа здесь, здесь и здесь, – Дина водила лазерной указкой по многомерной схеме Петербурга, спроецированной на стену конференц-зала в здании главного штаба. – Только будьте готовы к тому, что это узловые точки, от них поедет множество мерностей, в том числе очень глубоко. Постоянно следите за компасом. Нам нужно, чтобы каждый открытый уровень находился под контролем группы людей. Иначе те, кто окажется на нижних этажах, могут просто потеряться. Если змеи отсекут какой-то фрагмент реальности, бойцов, которые там остались, мы скорее всего не найдём.
Сталкеры мрачно переглядывались. С появлением этой очаровательной девушки военные действия приобрели такой размах, что даже им стало не по себе. Зато журналисты и телезрители, впивая очередную дистиллированную новость, были в восторге.
– Нож лучше не выпускать из рук. Старайтесь оглушить змею электрошоком и только потом ударить ножом. Если вы метнёте нож, то змея, скорее всего, провалится в воду вместе с ним, и оружие вы потеряете.
– Имеет смысл продвигаться на новые уровни на броневике? – подал голос руководитель одной из боевых групп. Дина призадумалась.
– Не стоит, – она неодобрительно покачала головой. – Броневик, танк, чепуха всё это. Ваше главное оружие – ваше сознание. А лишняя техника только создаст ложное чувство безопасности.
Алекс помалкивал, ему трудно было говорить с Диной без нежности в голосе, да и вообще не получалось воспринимать её планы здраво. Хотелось сделать всё, что она хочет, не раздумывая, и он всерьёз рассматривал вариант сложить с себя командование. К тому же он планировал проследить за Диной, а для этого придётся опускаться на неизвестную глубину, тогда как руководить операцией лучше, конечно, на обозримом участке реальности. Алекс как раз ломал голову над тем, как расставить приоритеты, когда Дина передала слово ему.
– В чём наша конечная цель? – он с усилием включился в обсуждение. – Убить как можно больше? Спуститься как можно ниже? Когда мы поймём, что пора заканчивать?
– Цель – очистить мерность. Для начала – временно, хотя бы на несколько секунд. По мере того, как змеи будут погибать, подземные уровни проступят сквозь миражи. Вы это ни с чем не перепутаете. Не удивляйтесь, когда увидите, цивилизация змей – очень высокая. Те, кто проникнет в реальный мир змей, могут считать, что ближайшая цель достигнута. Для первой контратаки этого хватит. Отходим либо в том случае, когда значительная часть личного состава сообщила о зачистке, либо в том случае… ну, это худший сценарий… когда значительную часть личного состава мы потеряли.
– Значительно – это сколько? – вступил один из бойцов.
– По ситуации. Если хотите моё мнение, значительно – это больше половины. А вообще, решает командир.
– Допустим, мы провели операцию по этому сценарию, а что дальше?
– В идеале – хотелось бы очистить мерность полностью. Но, прямо скажу, я не уверена, что это возможно. Я не представляю, сколько их. Вероятно, придётся вести переговоры. Вероятно, переговорами придётся и ограничиться.
– То есть на победу мы не рассчитываем?
– В нашей ситуации каждый шаг вперёд – победа.
– По-вашему, змеи достаточно разумны, чтобы вести с ними переговоры?
– Я не знаю. Вот и посмотрим.
Вопросы кончились. Алекс поднялся с места.
– Значит, так. Мне нужна свобода манёвра. Поэтому диспетчером назначаю… – он пересчитал глазами самых надёжных, – Олега Бестаева. Все слышали? Диспетчер перемещается в диапазоне, нужном для того, чтобы поддерживать связь, начальники групп подчиняются ему, каждая боевая группа подчиняется непосредственно своему начальнику. Трупы змей не трогаем, идём дальше. Спускаемся в экстра-мерность поэтапно, распределение групп по уровням контролирует диспетчер, если связь прервалась – по обстановке, – коротенькая безотказная формула «по обстановке» означала на деле полный хаос и движняк на чистой интуиции. Вообще «планирование» сталкинга было делом неблагодарным и весьма условным.
А если змеи чем-нибудь ответят? А если из змеиной реальности нельзя выйти? А если вся эта операция – ловушка с самого начала?
Тогда получится самая аристократическая братская могила в Петербурге.
– Вопросы есть? Все свободны.

***

Но когда операция началась, он по обыкновению думать забыл об осторожности, тем более что на этот раз командовал другой человек. Алекс надеялся, что Дина не спросит, почему это он увязался за ней хвостиком – наверное, ответил бы, что хочет перенять её манеру вести бой – глупо было говорить, что он за неё беспокоится – но Дина не то что не спросила, она его просто не заметила. С первыми звуками сирены она ринулась в экстра-мерность с самой настоящей дикой, первобытной злобой. Совершенно очевидно было, что выслеживать и убивать врага доставляет ей удовольствие, настолько естественное, что не приходит в голову это скрывать. Бывалые, закалённые в боях сталкеры казались рядом с ней излишне осторожными неискушёнными малыми, которые втравились в войну явно не по своей воле и до сих пор толком не поняли, что на ней делать.
Итак, задача не попадаться змее на глаза отпала за ненадобностью, зато осталась другая, не менее сложная задача: не потерять её из виду. Алекс был почти уверен, что у неё в этом бою есть своя цель, которую она, естественно, не озвучила на собрании, и теперь всё больше убеждался, что она что-то ищет. Надо сказать, ребята работали неплохо, он мысленно похвалил их, мерности почти не качались, спуск шёл как по лестнице – время от времени какие-то фрагменты выпадали, но потом восстанавливались, однако Дина не задерживалась нигде и очень скоро оторвалась от всех групп, а потом малая стрелка компаса остановилась в положении, противоположном исходному, а большая начала вращаться – он никогда раньше такого не видел.
Дно? Так значит, оно существует? Или просто пределы возможностей механизма? Компас был сконструирован исходя из данных энцефалограммы человека, подвергшегося нападению, так что имел к миру змей лишь косвенное отношение. Зато Алекс теперь понял, что говорила Дина о высокоразвитой цивилизации. Таких исполинских холлов, высоких колонн, просторных галерей, величественно льющихся сквозь необозримое чёрное пространство, то размываясь в тень, то вновь возгораясь ослепительной россыпью драгоценных камней, невозможно было и представить в человеческом мире, хотя бы из-за несоответствия масштабов. Отблески экстра-мерности клубились здесь в виде прохладного изумрудно-зелёного тумана, в котором золотыми бликами, как отражения в волнах, мелькали порой образы далёкого людского мира. Пару раз он узнал сталкеров из оставшихся наверху групп.
Алекс сразу понял, что потеряться здесь проще простого – у этих строительных конструкций не было ни начала, ни конца, и вообще та внешняя форма, в которой он их воспринял, могла иметь весьма отдалённое отношение к их подлинной пространственно-временной структуре. Он остановился, подумал и обратил внимание на пол.
Как только он посмотрел вниз, на полу проступил узор. Он ради интереса отвёл взгляд – узор исчез. Алекс опустил глаза и начал всматриваться под ноги. Узор змеился, змеился, проступило изображение белой мраморной лестницы, а потом и вовсе проступила лестница, спирально ведущая вниз. Что-то подсказывало, что если отсюда и можно выйти, то только так.

***

Он увидел типичный петербуржский двор-колодец, причём с высоты – он спускался по зигзагообразной пожарной лестнице, а внизу, среди луж, куч битого кирпича и мокрого мусора, стояли две большие каменные чаши – он такие уже видел – только из другого камня, с красным оттенком, а в узорах преобладало золото. Тут же из подворотни выбежала Дина, с усилием отвернула одну крышку, потом другую, посмотрела туда, сюда, саданула по краю кулаком и закричала:
– Их здесь нет! Поверить не могу! Чёрт, чёрт, чтоб вас всех!
Ухватив крышку, которая одна весила, наверное, тонну, хрупкая девушка швырнула её об стену и разбила на куски, потом подняла чашу и разбила об другую стену, то же самое проделала со вторым саркофагом и полным ненависти голосом прокричала:
– Где вы! Я всё равно найду вас! И убью! – потом всплеснула руками, привалилась спиной к стене и безучастно сползла вниз.

***

Алекс подождал в полной растерянности. Если она не успокоилась, то может грохнуть первого, кто подойдёт, не разбираясь. Прошло сколько-то минут. Дина не шевелилась. Он тихо спустился на несколько ступенек. Никакой реакции. Спускаясь, он видел её всё яснее, абсолютно пустое лицо, как у человека, накачанного транквилизаторами, остановившийся взгляд. Он сошёл на землю и для начала поразглядывал осколки чаш – отчасти из любопытства, отчасти чтобы потянуть время. Она не двигалась. Он попытался её растормошить – полная прострация.
Послышались шаги, и через ту же грязную, расписанную шизофреническими граффити подворотню в колодец вошли несколько сталкеров. Надо было срочно что-нибудь соврать.
– Две здоровенные каменные штуки взорвались, – он кивнул на осколки, – и её, кажется, оглушило.
Тянуть дальше было нельзя, он взял её на руки – она поддавалась, как неживая – и сказал спутникам:
– Приберите осколки на образцы, сдадим Борису.
Над посветлевшим городом монотонно плыло объявление: «Внимание. Отмена тревоги. Внимание. Отмена тревоги».

***

Дина пришла в себя в машине – зашевелилась, села, но на вопросы не отвечала, смотрела прямо перед собой. Дома угрюмо прошла в комнату в верхней одежде, ничком рухнула на диван и больше не двигалась. Алекс не трогал её час, другой, но вечно так продолжаться не могло, он попытался поговорить с ней, но добился только глухо сказанного в подушку:
– Отвали.
Морду, что ли, набить – мелькнула мысль, но подумав, он от неё отказался: не тот случай. Оставалось ждать. Посреди ночи Дина вдруг сама вскочила и молча вышла за дверь, прогрохотала по лестнице и растворилась в тумане.

***

Интуиция подсказала Алексу пойти в мониторную и отправить дежурного сотрудника спать. Сменив солдата на его ответственном посту, он сразу стал последовательно просматривать трансляцию со всех видеокамер, установленных в городе, пытаясь первым отследить непотребство, но Дина, видимо, ушла в экстра-мерность, потому что патруль его опередил: меньше чем через двадцать минут раздался звонок по красной линии.
– Воронов слушает.
– Алло, шеф… Вы просили сообщать вам, если патрульная служба зафиксирует нечто странное.
– Да.
– В Апраксином переулке найден труп. И на берегу Фонтанки – ещё один.
– И что в этом странного? – уточнил Алекс, уже догадываясь, что.
– Так тревоги-то не было! Белых вод нет.
Вернётся – убью.
– Вы уверены, что эти люди убиты змеёй?
– Ээээ… по правде сказать, нет, сэр. Тела обескровлены, но к тому же ещё повреждены. Сильно. Змеи так не действуют… то есть раньше мы такого не видели.
– Какого рода повреждения?
– Ну там, рука оторвана. Голова откушена.
– То есть как откушена? – механически переспросил он.
– Откушена и выплюнута… судя по виду.
Алекс почувствовал, как вдоль позвоночника медленно поднимается знакомый холод.
– Понятно. То есть ничего не понятно, но…
– Секунду, шеф… вот, новое сообщение от патрульной службы. Ого! Я сейчас переключу вас на них.
Алекс чуть было не сказал: не надо. На второй линии послышался шум.
– Половина тела… а где вторая-то? Посвети! Откуда капает?
Возня.
– Это одно тело или два? Как у человека может быть три руки? Ищи!
– Шеф, вы это видите? – вернулся оператор. – Характер повреждений… но тела, кажется, не обескровлены…
Алекс пытался продолжать слушать, но мысли ушли куда-то в другую плоскость. Это она. Если её поймают, всё откроется. Значит, первым делом надо прикрыть её, не обращая внимания на судьбу жертв. А потом он сам нанесёт ей соответствующие повреждения. Если она вернётся, конечно. Чёрт. Объявить всеобщую тревогу? Это может разозлить её ещё больше…
– Отзовите патруль. Я беру наблюдение на себя.
Небольшая пауза.
– Есть, сэр.
Есть оставить беззащитных людей без присмотра.

***

Через пару часов глухо стукнула дверь чёрного входа. Алекс возблагодарил судьбу за то, что в доме все спят. На улице монотонно шелестела морось.
Фигуру Дины полностью скрывала темнота, но голос решительно свидетельствовал о том, что она, по крайней мере, вернулась в хорошем расположении духа, чему Алекс преступно обрадовался.
– А, привет, Аль. На улице такой дождь, ты не представляешь.
Алекс воздержался от немедленного ответа. Она, судя по звуку, сбросила ботинки и, расстёгивая плащ, стала подниматься вверх по лестнице.
– У меня все волосы мокрые…
Когда она вышла на свет, мило улыбаясь, Алекс забыл, что хотел сказать. С рук и подбородка у неё капала свежая кровь, одежда висела окровавленными лохмотьями, но хуже всего было то, что она этого не замечала и, похоже, искренне радовалась возвращению домой.
– Ты мне чайку не поставишь?
Алекс нежно, но твёрдо взял супругу за плечи, решительно подтолкнул её в сторону ванной и практически подтащил за шею к зеркалу.
– Посмотри на себя внимательно, – предложил он.
Значительное время спустя в её глазах, наконец, что-то промелькнуло. Она помрачнела и слегка передёрнула плечами, чтобы он убрал руку, и он молча убрал. Она наклонилась над раковиной, чтобы умыться, и он счёл это маленькой победой здравого смысла над всем остальным.
– Да, я… очень расстроилась, – пряча лицо и обращаясь к золочёному крану, признала она звенящим от напряжения голосом, сполоснула руки и подняла глаза. – Но если бы ты знал причину, ты бы меня понял…
– Я изнемогаю от желания узнать причину.
Она прислонилась к раковине спиной и окунула лицо в махровое полотенце.
– Долгая история… – Она устало вздохнула и посмотрела на окровавленные ошмётки некогда белой блузки. – Поставь мне чайку, пожалуйста… Аль, ну прости! – она вдруг порывисто обняла его. – Прости меня, пожалуйста, мне и так хреново! Я сорвалась! Прости!
Перед глазами у него мелькнули кадры из патрульной хроники, и он с усилием отогнал их. Не время сейчас.
– Ладно, проехали, – глухо сказал он.

***

Конечно, ей снова удалось его разжалобить, и вскоре она уже лежала под пледом, свернувшись калачиком и положив голову ему на колени, а он успокоительно гладил её по волосам, пока она повествовала прерывающимся голосом:
– Я просто испугалась, Аль, просто испугалась! Понимаешь, я здесь не на своей территории.
– Что значит не на своей территории? – Он всё же считал необходимым мягко подталкивать её к объяснению. Она тяжело вздохнула.
– У нас тоже есть кланы, как и у вас. – Ещё один тяжёлый вздох. – И некоторые кланы ведут между собой войну.
Он всё же твёрдо решил не помогать ей, подсказывая слова, хотя каждый её вздох проезжал по его телу, как танк.
– Ну и вот… то, что я говорила тебе о своих родителях, – вздох, – не совсем правда. То есть правда, но только это было давно, а сейчас они мертвы. Их убили нынешние царь-змеи Петербурга.
– Здесь?
– Нет, – она помотала головой и всхлипнула. – Это было… не знаю, как тебе объяснить… в совсем другой мерности, очень давно и далеко отсюда.
– В другой реальности?
– Да. – Голос у неё окреп, она поднялась и стала рассказывать увереннее. – Понимаешь, я при этом не присутствовала. Я находилась в чаше, наверное, это меня и спасло. Я только предполагать могу, что там было, потому что отбросить чашу так далеко мог только взрыв огромной силы. Когда я проснулась, я была уже одна. Совершенно одна, очень глубоко. Такое бывает, только когда гнездо полностью уничтожено. Я не чувствовала никакой связи с сателлитами, это означало, что их нет. Ни одного. Я даже боялась смотреть на отражение луны в воде, потому что догадывалась, что там увижу. Вот так, чтобы ни одного следа, это означает только полный слом всех мерностей, ужасный удар. Я боялась смотреть в другие чаши, потому что помнила, что и родители, и брат бодрствовали, когда я легла спать. Наверное, кто-то из них и вытолкнул меня… в общем… всё равно надо было посмотреть, я отвернула крышку и увидела внутри… только… воду… – тут она разрыдалась так беспомощно, что Алексу стало не по себе, – в точности как обиженный ребёнок, уткнувшись ему в грудь, и его похолодило сомнение, не слишком ли он жесток с ней сейчас.
– Это было ужасно, Аль, невыносимо, – продолжала она сквозь надрывные рыдания, хотя Алекс уже предпочёл бы, чтобы она помолчала и успокоилась. – Это был худший день в моей жизни! – Она всхлипнула и правда примолкла.  Потом сказала более внятно: – Я ненавижу их, Аль. Они разрушили мою жизнь. Я не могу быть спокойна, пока они разгуливают на свободе, как будто ничего не случилось, и даже не вспоминают про тот кошмар, что я пережила. – Она отстранилась и вытерла слёзы рукавом. – Честно говоря, я не знаю, известно ли им, что я спаслась. Если известно, или стало известно сейчас, – значит, у меня ещё меньше времени. Я должна убить их. Я всего лишь хочу вернуть то, что они у меня отняли.
– Что именно? – Алекс не уловил логику.
– Гнездо, – пояснила Дина, в свою очередь удивлённая его непонятливостью. – Если царь-змея убивает в открытом поединке другую царь-змею, сателлиты переходят в полное подчинение победителю. Таков закон змеиного народа.
– То есть… если ты убьёшь их, то станешь царицей Петербурга?.. – при всей его любви к ней, такая перспектива виделась ему, как минимум, осложнением; она, похоже, верно истолковала его тон, потому что слегка запнулась.
– Ну… да, но… Аль, ты же не думаешь, что я просто использую тебя, чтобы сесть на трон? – она отстранилась и прямо и открыто взглянула ему в глаза, и ему тут же стало стыдно. Господи, как она ещё исхитряется любить его, слыша худшие его мысли. Но не думать о войне в городе он тоже не мог, поэтому пришлось уклониться от ответа.
– Ладно, давай решать проблемы по мере их поступления… Значит, ты хочешь свергнуть нынешних царей.
– Не свергнуть, а…
– Убить. Это одно и то же. Восстановить справедливость, забрать своё, – предупредил он новые варианты фразы, – я понял. Как именно ты собираешься это сделать?
Дина поникла.
– Ну… я думала выследить их по чашам. Саркофаги состоят из крайне тяжёлой, крайне концентрированной материи. Можно сказать, что это максимальная плотность вещества. Они рассчитаны на любые нагрузки. Что бы ни случилось, какой бы слом мерности не произошёл, саркофаг предназначен для того, чтобы царь-змеи выжили при любых условиях. Я искала их чаши… пыталась примерно вычислить пространственно-временную точку их сна, чтобы убить их в убежище. Но они меня перехитрили. Не знаю, что они задумали… Возможно, бросят мне вызов позже, – последнее предположение прозвучало совсем уж неуверенно, и Алекс понял, что Дина выдаёт желаемое за действительное, приписывая противникам собственное безрассудство. Сама-то она, без сомнения, ринулась бы в бой очертя голову, хоть сейчас. Алекс глубоко вздохнул, пытаясь привести в порядок мысли. Хуже всего то, что тут он сталкивался с законами и понятиями о чести другой расы, которая, как он успел заметить, психофизически сильно отличалась от людей. Многомерное сознание змей, их стихийность вносили в карту военных действий совершенно непредсказуемый элемент. Алекс боялся упустить из виду что-то важное и неочевидное для людей, чего Дина не догадается объяснить именно в силу очевидности для змей.
– А как можно убить царь-змею?
– Обыкновенно: порвать глотку, – равнодушно пояснила она.
– То есть надо схватиться врукопашную.
– То есть да.
– Другого способа нет?
– Нет.
Алекс задумался. Нет. А ну как появится? Наука о змеях на месте не стоит.
– А если я займусь исследованиями?
– Зачем? – с тоской возразила змея; корпеть в лаборатории представлялось ей делом, крайне далёким от акта любви или акта убийства, а следовательно, пустой тратой времени.
– Затем. Мой долг – заботиться о тех, кто находится под моей защитой. То есть о тебе и Петербурге. Я хочу, чтобы люди могли что-нибудь противопоставить этим твоим царь-змеям, кем бы они ни были. Тем более, что моя работа не помешает твоим наполеоновским планам. Мы по-прежнему будем мониторить город, искать их, всё, что хочешь. Но ты предоставишь в моё распоряжение образцы тканей царь-змеи.
– То есть… какой?..
– Свои.

***

Подчинённым он сказал, что из экстра-мерности вырвалась змея-подранок. Учитывая последние события, эта версия звучала правдоподобно. Бдительность проявил только один боец, причём рядовой – Алекс мысленно поздравил его – вопрос касался прошедшей операции:
– Шеф, а вам ничего не показалось странным?
– Что именно?
– Она ни разу не перезаряжалась.
Алекс тоже это заметил, но надеялся, что он один. Лучевое оружие работало от лунаров, в крайнем случае – если энергии в камне совсем не осталось – от электрического поля стрелка, но не бесконечно. Дина в продолжение всей атаки шарашила из пистолетов с двух рук без перерыва. Бесконечный боезапас. Это говорило только об одном: огромный, нечеловеческих объёмов энергопотенциал.
Господи, какая она всё-таки безбашенная, с досадой подумал Алекс. Я один должен за всем следить?! – а вслух сказал:
– Она перезаряжалась. Я видел, – сняв тем самым вопрос, и если собеседник ему не поверил, то никак не выразил это на своём лице.
Журналисты были заняты сводками боевых действий, Борис – осколками чаш, так что художества Дины потерялись на общем фоне. Для всех, кроме Алекса. Когда ситуация вернулась в более-менее мирное русло, он понял, что больше не может к ней прикоснуться. Он смотрел на её прелестные обнажённые руки, восхитительные чёрные кудри, перламутровые губы, и видел не свою прекрасную Дину, а недожёванную голову, раздавленные кости и клубок кишок на асфальте. Неприятного разговора было не избежать. Как же легко делать внушения подчинённым и как трудно – любимой женщине, которую боишься потерять. Алекс предпочёл бы, чтобы она ему самому переломала кости и оторвала голову. Прикинув, в каком она настроении – она уткнулась в Шекспира – он мягко поинтересовался:
– Дина, а ты помнишь, что творила на улицах?
Змея нахмурилась, покусывая нижнюю губу, плечи её вздрагивали. Ясно было, что принцесса змей не привыкла, чтобы её отчитывали. Но сделать вид, что посреди улицы не валялись разорванные в клочья трупы, изумляя патрульных, санитаров и уборщиков, хорошо хоть не журналистов, Алекс тоже не мог. Ты бы хоть как-то поинтеллигентнее их убила, хотелось сказать ему. Чтобы это было хоть на что-то похоже. Змея подобралась – практически свернулась кольцами, и подняла на него расширенные немигающие глаза.
– Аль, я и не обещала, что будет легко! – с вызовом заявила она. – Мы – хищники! Мы убиваем даже своих соплеменников, я этого и не скрывала! А люди для нас – вообще низшая раса! Ты не задавался вопросом, откуда у меня ножи, которыми я вооружила твоих людей? «Голубые звёзды» – это орудие казни! Царь-змеи убивают ими собственных подданных, если чем-то недовольны! Змея-сателлит не сможет даже взять это оружие в руки! – Она сердито отвернулась. Алекс терпеливо ждал продолжения. Она снова уставилась на него. – Ты вот не спрашиваешь, из-за чего возник конфликт между кланом моих родителей и другим, а я тебе скажу: из-за людей! В моём клане верили, что с вами можно сотрудничать, и кое-что уже получалось…
– Ты говорила, что родители внушали тебе, будто мы едим змей.
– В детстве, Аль! – Дина всплеснула руками. – Чтобы я по малости лет не вмешивалась в уличные бои! Но когда я вошла в сознательный возраст, всё переменилось! Откуда, по-твоему, я знаю формулу сыворотки против мутаций? Её вывели сами же змеи, наши учёные!
Крыть было нечем.
– Сколько змей вы убили до того, как я приехала? И сколько после? Я, одна, сделала для вас больше, чем все сталкеры, вместе взятые! И ты упрекаешь меня… из-за какой-то ерунды… – Она судорожно смахнула серебристую слезу, обняла подушку и надолго умолкла. – У меня больше никого не осталось в жизни, Аль, – упавшим голосом добавила она. – Кроме тебя. Если ещё и ты будешь меня осуждать, от… отвергать, мне… вообще некуда будет идти…
Алекс опустился возле неё на колени.
– Ты не о том думаешь, малыш, – как можно бережнее он. – У меня и в мыслях нет куда-то тебя прогонять. – Она сжалась, как будто ждала удара. Он взял её за руку. – Но ты можешь мне пообещать, что вот такой спектакль не повторится?
Змея поёжилась, долго думала, потом затравленно глянула на него.
– Нет, Аль… не могу. – Она грустно покачала головой. – Я принцесса змей, это не пустые слова. Я всегда буду убийцей.
Алекс глубоко вздохнул. Что-то во всём этом было… не то.
– Дина, я сам убийца. Мне и казнить приходилось, и просто тупо резать. Проблема не в том, что ты кого-то убила. А в том, что ты себя абсолютно не контролировала. Вот так слетать с катушек – это плохо, в том числе и для тебя самой. Пойми, я и о тебе тоже беспокоюсь…
С её ресниц сорвалась ещё пара слезинок. Алекс погладил её по шее, коснулся пальцами влажной щеки.
– Есть что-нибудь, что я могу сделать, чтобы тебе стало лучше?
Змея всхлипнула и улыбнулась сквозь слёзы.
– Ты и так уже делаешь.

***

– А если ты станешь царицей? Что будет с людьми?
Она, по излюбленной привычке, положила голову ему на колени.
– Если змей-сателлитов не подкармливать, они растворятся в воде.
– И ты пойдёшь на это? На уничтожение гнезда?
– Если буду уверена, что смогу спокойно жить среди людей, то да.
Алекс мысленно содрогнулся. Вроде бы он именно этого и хотел – победить в войне, но как-то не задумывался, что это будет жестоко по отношению к змеям. Впрочем, он рассчитывал, что перебьёт их в бою, или просто прогонит куда-нибудь, а не хладнокровно заморит голодом.
– Не волнуйся, для них это естественный процесс, – ответила Дина на его мысль. – После того, как сопредельная реальность опустошена, царь-змеи засыпают в своих саркофагах на дне, а сателлиты погибают. – Звучало буднично до шока.
– А ты?
– А меня тебе придётся кормить. И скрывать от всех мою истинную сущность. Но согласись, одна змея, пусть даже царь-змея, всё-таки меньшая нагрузка на город, чем гнездо. Люди будут процветать, я возьму не так уж много.
Ему снова стало не по себе. Змея рассуждала резонно, если она пойдёт на уступки, то и ему придётся чем-то пожертвовать. Всё справедливо. Да и люди, в конце концов, смертны от многих причин, почему не от этой? Он попытался представить себе такую частично мирную семейную обстановку.
– И ты сможешь жить так? Одна, без подводного мира, без гнезда? Тебе не будет скучно у нас?
Змея вздохнула.
– Я не успею соскучиться, Аль. Даже если ты умрёшь естественной смертью, от старости, это произойдёт не позже, чем лет через шестьдесят, максимум семьдесят. Мне двенадцать тысяч лет. Это если учесть только то время, что я провела в человеческом мире, в трёхмерной реальности. Вот и посчитай, долго ли, по моим меркам, продлится наш брак. – Она усмехнулась. – Если мы не разведёмся раньше, конечно.
Алекс пришёл от цифр в ужас. Господи, какой же он наивный. Неудивительно, что она так спокойно рассуждает о смерти. Она к ней просто привыкла. Ему стало немного грустно от того, что их отношения – лишь незначительный эпизод в её жизни.
– Есть другой вариант, – осторожно заметила она. – Но боюсь, он придётся не по вкусу твоей рыцарской натуре.
– Вот, значит, как ты меня теперь называешь? – усмехнулся он.
– Рыцарь людоедского образа… – добавила она красок.
– Ладно, давай свой второй вариант.
– Искусственное равновесие. Тайный сговор. Конспирология в действии. Мы пожертвуем простолюдинами с обеих сторон. И не позволим ни одной расе взять верх. Мы не будем лечить всех мутантов. Только тех, кого захотим. Скажем, что сыворотка не на всех действует. Мы не всех вооружим «голубыми звёздами». Только избранных. Мы никому не скажем, что мясо змей, определённым образом приготовленное, даёт омолаживающий эффект. Наоборот, запустим слух, что оно токсично, и добытый продукт люди добровольно сдадут в наши хранилища. Есть будешь только ты. Ну и особо доверенные, по твоему выбору. Мы скажем, что долголетие – эффект общего лунно-электрического поля, которое опять же действует не на всех. Если кто-то будет недоволен, или излишне любознателен – погибнет во время прилива от естественных причин. Мы, правители, будем жить по своим законам. Как и сейчас. Мы выше, потому что мы лучше. А в стычках простолюдинов… пусть победит сильнейший.
– Зато не скучно.
– Да.
Алекс глубоко вздохнул. А что, если она права? Что, если его романтические грёзы о всеобщем равенстве и благоденствии к реальности не применимы? Стоит ли ради пустой болтовни жертвовать личным счастьем?
– Жаль, что я не могу стать змеёй. Или ты – человеком. Чтобы между нами не было этой пропасти.
– Если бы не было пропасти, мы бы друг друга не полюбили.
И снова в точку. Что, если она не жесточе, а просто мудрее?
– А ты можешь принять настоящий облик? – неожиданно для себя предложил он. Змея рассмеялась.
– Ты, похоже, в детстве ни одной сказки не прочёл. А не то знал бы, чем заканчиваются подобные просьбы для разнообразных Иванов, царевичей и дураков.
– И всё-таки?..
Змея вздохнула.
– Мы, змеи, имеем несколько обликов, и все настоящие. Мы можем выглядеть как большая змея. Можем как человек. Можем как человек до пояса, а ниже змея, или со змеями вместо рук, или со змеиной головой. А царь-змеи могут ещё к тому же изменять размер своего тела в диапазоне от метра до километра. Тебе на какой вариант хочется посмотреть?
Алекс поколебался.
– Убедила, – признал он. – Оставайся как есть…
Зазвонил мобильник. Алекс дотянулся до трубки: Ремизов, руководитель лаборатории в Химико-фармацевтическом институте.
– Слушаю.
– Александр Викторович, приезжайте, пожалуйста. Вашему брату плохо, мы не знаем, что делать. – Борис с утра уехал в институт, ставить опыты. Алексу мгновенно самому стало плохо.
– Что с ним?
– Он без сознания, и вспышки электричества какие-то… У нас вся проводка перегорела. Мы боимся его трогать.

***

Когда Алекс приехал в институт, Борис уже был в сознании и слабо улыбался. Если Борис улыбается – значит, не хочет пугать, значит, всё предельно ужасно.
– Что? – простонал Алекс.
– Ты только не волнуйся, пожалуйста. Давно к этому шло.
– Ну?..
– В общем… паралич прогрессирует… рук я теперь тоже не чувствую. Начиная от шеи… как будто ничего нет.
Алексу захотелось кого-нибудь убить. Вот если бы встретил сейчас бога, непосредственно, – не задумываясь убил бы.
– Всё, я звоню Велигорскому.
– Нет, Аль, только не в больницу! Я не хочу.
– А куда?!
– Да туда же, где я был всё это время! Я предвидел ухудшение, у меня вся электроника переведена на голосовое управление.
– Пролечишься – и вернёшься назад к своим машинкам.
– Аль, это неизлечимо! Ты это знаешь, я это знаю! Могли бы остановить паралич – давно бы уже это сделали!
– В госпитале хотя бы оборудование есть!
– А толку от него ноль! Я знаю свой организм лучше любого врача, и я говорю тебе: я скоро умру! – Алекс невольно вцепился себе в волосы. – Поэтому за оставшееся мне время я хочу успеть как можно больше! Я не буду лежать в палате, как надгробие самому себе, и смотреть в потолок! А ты не будешь пользоваться моим беспомощным положением! Не трать моё драгоценное время на ерунду! Прошу тебя, отвези меня домой и дай нормально работать!
Алекс едва сдерживался, чтобы не закричать. Очевидцы мялись и слушали их перепалку с ужасом. «А Дина поддержала бы Бориса», – мелькнуло в голове.
– Если хочешь услышать мнение Велигорского, пусть он приедет сам, – добавил Борис тоном ниже.
Алекс впал в прострацию.
– Не знаю… это кошмар какой-то. Ладно, давай компромисс: сейчас я отвезу тебя в больницу, пусть там сделают всё, что смогут, а завтра заберу.
Борис скривился: лицевые мышцы у него работали полноценно, и даже весьма выразительно.
– Какой ты упёртый, всё-таки… Одну ночь, не больше!

***

И снова знакомый кабинет главврача. Алекс старался не вспоминать, что услышал здесь в прошлый раз, но на ум так и напрашивалась картинка: похоронный плот, а в нём Борис. Алекс лёг на кушетку в приёмном покое и закрыл глаза на минуту, а проснулся через несколько часов.
– Александр Викторович, вставайте.
– О господи… и давно я тут лежу?
– Утро уже. В общем, что я могу вам сказать… – Врач подошёл к столу и зашелестел бумагами. – Я выписал общеукрепляющие средства… Борис Викторович хочет сделать упор на психостимуляторы, я выписал бутиропрофен, но следите, чтобы он не злоупотреблял, пусть сиделка колет строго по схеме – ни граммом больше, иначе это может вызвать остановку сердца. Потом… Дозу пириленазина я увеличил. Вот схема. Вот рецепты. Извините, это будет за полную стоимость, препарат очень дорогой, квоты на него нет. – Врач протянул кипу бумаг и коротко глянул на него поверх очков. – И отдохните лучше сами, на вас смотреть страшно.
Алекс судорожно рассмеялся.
– Спасибо.
– Сиделка, которая сейчас с ним работает, очень опытная, думаю, она справится, но если что, я пришлю кого-нибудь в помощь. Звоните.
– Хорошо.
– Выпейте хотя бы валерьянки.
– Хорошо. Спасибо.
– Или водки.
Алекс не выдержал и рассмеялся уже искренне.
– Всё, всё, я скорее жив, чем мёртв.
Врач улыбнулся.
– Держитесь. Вы нужны ему. И не только ему.

***

Домой Бориса привезли на каталке. Состояние его было даже хуже, чем Алексу показалось вчера, время от времени по его телу пробегали фиолетовые молнии, причинявшие ему острую боль, и таблеток от этого, конечно, не было. Дина, к удивлению Алекса, молчаливо проскользнула в комнату Бориса и провела с ним довольно много времени. Может, хоть она что-нибудь придумает, теплилась у Алекса надежда, но когда Дина вернулась, то печально покачала головой. Он поднялся к себе в комнату шатаясь, как пьяный, и ничком упал на диван.
– Я больше не могу, – глухо сказал он. – Если мне придётся ещё и Борьку хоронить, я с ума сойду.
Дина села рядом и мягко обняла его за плечи.
– У меня в последнее время такое чувство, что я не в службе спасения работаю, а в похоронном бюро.
– Его случай не такой, как у… Кристины… и Лизы…
Ну конечно, она всё про них знала. Любой мало-мальски опытный политик держит сеть информаторов, а она из царской семьи.
– Он не умирает, в собственном смысле слова. Он преображается. Паралич вызван тем, что у него в голове лунары.
– Что?.. – К Алексу даже вернулась способность мыслить.
– Мы, змеи, чувствуем лунары. Ты видел фиолетовые молнии? Сверхспособности Бориса связаны с тем, что его мозг с самого начала имел частично кристаллическую структуру. Эта часть его мозга находится в экстра-мерности и не фиксируется медицинским оборудованием. Лунары в голове разрастаются. Скоро его сознание перейдёт в чистое электричество. Тело больше не будет сковывать его. Он станет свободнее, чем кто бы то ни было на земле.
– Господи. Бедный Борька.
– Вы связаны. Ты почувствуешь, что он обрёл новую жизнь. И он поможет тебе стать ещё сильнее. В любом случае, не жалей о нём. Это его путь.
Алекс в отчаянии покачал головой.
– Воспринимай его, как воина, который получил рану. Он ведёт сейчас битву за своё сознание. И я тебе говорю: он победит.
То ли она была права, то ли просто нашла нужные слова, но они достигли цели: непостижимость стала понятнее, и оттого легче.

***

– Аль, ты где? Я тебя по всему дому ищу! – удивлённый голос жены по телефону вклинился между воющих гитарных риффов.
– Малыш, я… ээ… в музыкальной комнате. Она звукоизолированная просто. – Он быстро прикинул, какую часть дома не успел ей показать из-за того, что она в тот раз упала в обморок. – Спустись на второй этаж, и до конца направо.
Скоро Дина появилась в дверях, лавандовая и сердитая.
– Что за дом у вас, мужа не доищешься.
– Да уж ваши подводные хоромы вообще умом не понять и аршином не измерить, – усмехнулся Алекс.
Дина надула губки.
– В наших хоромах можно из любой одной точки мгновенно попасть в любую другую точку. Учи квантовую физику. – Она подошла к стене, на которой висела изрядная коллекция электрогитар, позволяя между тем Алексу полюбоваться платьем, состоящим из прозрачного шёлка, слегка прикрытого кружевным узором лавандового цвета. В таком наряде даже святого можно совратить. – Ничего себе, – она по очереди потрогала каждую гитару, снова напомнив ему ту давнюю прогулку по дому. – Как ты их различаешь?
Он рассмеялся.
– По характеру.
Дина обернулась – тяжёлые локоны рассыпались по обнажённым плечам, посмотрела мимо Алекса расширенными глазами и воскликнула:
– Какой большой!
Оказалось, восклицание относится к роялю. Дина обошла его, коснулась поднятой крышки, потом струн под ней, потом клавиш – всё это не глядя.
– Ты никогда раньше не видела рояль?
– Физически – ни разу, – призналась она. – Это не такой уж древний инструмент.
Глядя поверх рояля, она нажала несколько клавиш наугад, прислушалась к тающим звукам, и вдруг взяла несколько нот, которые одна за другой сложились в прелестный, как бы слегка вопрошающий, мечтательный мотив. Алекс ощутил холодок. Она рассеянно отняла руки. Ему хотелось, чтобы она играла ещё.
– Ты в первый раз видишь инструмент, и сразу подбираешь на нём какую-то совершенно потрясающую мелодию?
Дина закусила нижнюю губку.
– Это всего несколько нот. – Она с сомнением посмотрела на клавиши. – Эта мелодия близка мне, но я не могу… развить её. Я для этого недостаточно знакома с вашей музыкальной культурой. Возьми себе. Ты сможешь сделать из неё что-нибудь стоящее.
У Алекса уже сложился нужный образ, в полном объёме инструментовки.
– Джульетта Ди.
– Что?..
– Я сейчас понял, как должен называться альбом. У меня давно лежит в черновиках этот замысел. Как сложилась бы история Ромео и Джульетты, если бы Джульетта была вампиром. «Ди» – первая буква слова «Дракула».
– Джульетта Дракула?.. Странное сочетание, – засмеялась Дина.
– И сейчас, когда ты заиграла, я просто воочию увидел эту героиню. Она должна быть такой же невинной юной девушкой с безжалостной древней душой.
Дина засмеялась несколько принуждённо.
– Ну, не знаю… привлекательно ли это. Композитору виднее, конечно. И что, по-твоему, если Джульетта – Дракула, история имеет шансы на счастливый конец?
– Такие вещи заранее не очевидны, – признал Алекс. – Не поймёшь, пока весь альбом не напишешь. А музыка, в известно степени, пишет сама себя. Композитор лишь переводит её на язык, как ты справедливо заметила, своей музыкальной культуры. Так что… благодарю за идею.
– Дарю, – рассмеялась Дина.

***

– Значит, так. Футуристический готичный пейзаж. Два враждующих клана. Две мафиозные семьи, бесконечные бандитские разборки. Между тем в городе происходят мистические убийства – нападения вампиров. Лирический герой влюблён в девушку из вражеского клана и одновременно мечтает найти вампира, убийцу своей сестры. Эти сюжеты идут параллельно. Втайне от обеих семей герои решают обвенчаться. Но в это же время девушка получает задание от своего мистического отца, вампира, который её обратил, убить юношу. Она проводит с ним первую брачную ночь, а наутро убивает.
Участники группы слушали в лёгком ужасе. Тема «вампиров» была актуальна.
– Вот ноты, полюбуйтесь.
Музыканты зашелестели бумажками. Кира, просматривая свою партию, мельком взглянула на Алекса и тут же опустила глаза. Нетипичная для неё непродолжительность взгляда встревожила его даже больше, чем сам взгляд.
– Ну что, вопросы есть? Давайте начинать?
Ребята задумчиво разобрали инструменты.
После репетиции Кира задержалась, распутывая кабели. Алекс ждал её, чтобы запереть дверь.
– Это твоя жена была с тобой тогда в клубе? – вдруг поинтересовалась она нейтральным тоном. Алекс уже и забыл, что она их видела.
– Да…
– Ты уверен, что она человек?
Тьфу, пропасть! Вот и он попал под этот всевидящий вийский взор, как под поезд!
– Знаешь, а ты… у тебя с головой, вообще, нормально, такое говорить?!
Кира пожала плечами.
– Мне-то что, не я с ней живу… Не боишься однажды не проснуться?
– Не боюсь! – сказал он почти правду. Она коротко кивнула, давая понять, что тема закрыта. Потом спокойно добавила: – А музыка красивая.
Алекс помолчал.
– Спасибо.
Она наконец обернулась через плечо и сверкнула своей удивительно тёплой, золотистой заговорщической улыбкой.

***

Борису стало лучше – прошли вспышки фиолетовых молний, фармацевты запустили в работу первую партию сыворотки, а зачистки экстра-мерностей развернулись по всему городу, как сплошная линия фронта. У людей появилась надежда, это чувствовалось в каждом взгляде, которым обменивались на улице даже незнакомые между собой прохожие.
Алекс почувствовал чьё-то присутствие не на боевой операции, а в Эрмитаже на тренировке. Гражданские вовсю созерцали смертельно опасные фрески. Алекс медленно пошёл по залам. Вот оно. Картина в картине. Первичная фреска, та, что на стене, изображала затемнённую комнату, в которой человек на инвалидной коляске сидел перед погасшим камином. От этого сюжета Алекса сразу передёрнуло. Сгорбленную фигуру почти полностью скрывала темнота, лица не было видно. На дальнем плане стоял букет ледяных лилий, он и давал мягкое серебристое освещение, и возле него на стене виднелась вторая картина. Интерьер тот же, только камин горел, озаряя оранжевыми бликами сидящий в инвалидной коляске труп с полностью снятой кожей.
Сердце кольнуло, хотелось уйти, но именно это и был верный признак, что враг нашёл твою болевую точку, слабое звено в защите, а значит, отступать нельзя ни в коем случае. Алекс переступил через свои чувства, оглянулся – второй тренер занят с подопечными, и вошёл в картину.
Обстановка сразу изменилась, он шёл по прямой, как струна, парковой аллее, под ногами хрустел гравий, а впереди клубился жемчужно-белый туман. Сколько бы он ни шёл, видел пространство только на пару шагов кругом себя, и всё время одно и то же: светлый гравий, влажная от росы трава. Потом вдруг туман начал отступать. Алекс остановился. Мерцающие покровы разошлись, словно их развеял дыханием какой-то невидимый гигант. На образовавшемся пространстве стоял небольшой двухэтажный дом с крыльцом из красного дерева и металлической табличной на двери: «Дирекция». Алекс поднялся по ступенькам и толкнул дверь. Где-то далеко прозвенел колокольчик.
Вот теперь интерьер сменился на почти знакомый: исполинских размеров ротонда, с уходящими в сумеречную высь тонкими колоннами, поддерживающими мраморный купол цвета голубиного крыла. Из-за колонн выползли две змеи, каких он ещё не видел: наполовину человек, а ниже пояса – змеиный хвост. Змеи невозмутимо поднялись на округлое мраморное возвышение в центре зала и устроились на своеобразных тронах, приспособленных под их анатомию: спинка, подлокотники и полукруглая чаша вместо сиденья. Змеи уселись и абсолютно синхронно повернули головы в его сторону.
Лица у них тоже были примечательные. Алексу вспомнились древние ассирийские фрески: матово-бледная кожа, крупные, выразительные черты, ровные волны иссиня-чёрных кудрей, роскошные украшения. Одежды на змеях не было, если не считать тяжёлых кованых ожерелий из золота и бирюзы. Одна особь была мужская, другая – женская. Змей заговорил первым.
– Здравствуй. Мы – Теурт и Теуртет, царствующие змеи Петербурга. Тебя зовут Александр, мы знаем. Нам было нелегко найти тебя. Мы не видим таких, как ты, людей грома. Но мы хотим поговорить с тобой о смертельной угрозе, которая исходит от Сеферджесеф. Не только змеи находятся в опасности, но и вы, люди.
Алекс понял, что впервые услышал настоящее имя жены.
– Неужели? – холодно возразил он. – А может, вы начали переговоры потому, что проигрываете войну? Возможно, впервые в истории?
– Если бы мы проигрывали войну с людьми, это действительно было бы впервые. Но мы проигрываем войну не с вами, а с Сеферджесеф. И такое уже было. Она – самая древняя особь из ныне живущих. Изгой в нашем мире. Сеферджесеф разорила уже множество гнёзд. Она блуждает по мерностям, уничтожая всё, что попадается на пути.
Алекса холодило каждое слово. Он поймал себя на том, что заранее предубеждён против всего, что услышит. Конечно, это змеи, враги… Но дело было не в войне. Когда речь заходила о Дине… ему казалось, что они хотят отнять у него любовь. Он испытывал сильнейшую личную неприязнь, как бывает, когда при тебе внаглую стараются очернить самого близкого человека. Первая реакция, защитный инстинкт – отрицание. Ведь даже если они немножко правы – какое это имеет для тебя значение? Разве чья-то там правда стоит её улыбки, её сияющих глаз, её нежных рук? Зачем тебе вся правда мира – без неё?..
– Ты, видимо, не понял это за всё время совместной жизни с Сеферджесеф, но мы – не змеи. Мы – люди-змеи. Наша природа наполовину человеческая. И не все из нас так безрассудны, как она. То, что ты принимаешь за стихийность её натуры, есть не что иное, как самое обыкновенное безумие.
– А вы, стало быть, нормальные убийцы?
– Ты иронизируешь, но ничего смешного здесь нет. Мы, пьющие кровь, – всего лишь часть природы, её законов. Мы подчиняемся высшей силе. Вода пробуждает нас, вода приводит в ту или иную реальность. И мы забираем жизни тех, кто слаб духом, кто не готов защищаться. Но на стороне противника всегда есть люди грома. Те, кто ведёт свою цивилизацию вперёд. И всегда есть момент, когда наши реальности расходятся. Мы, хищники, отступаем и возвращаемся в небытие. А наши бывшие враги идут дальше, обновлённые, более сильные, чем когда-либо раньше.
– Да вы наши благодетели просто.
– Мы пригласили тебя для переговоров и в любом случае не убьём. Но, может быть, не стоит продолжать в таком тоне? Это невыгодно, прежде всего, тебе самому. Мы можем сообщить тебе нечто важное, а ты от этой информации отгораживаешься.
Психотерапевт хренов.
– Я слушаю.
Предыдущая речь, очевидно, потребовала от змея всех моральных сил, потому что он умолк и взглядом передал слово своей спутнице, – похоже, Алекс в действии наблюдал то, что Дина говорила о «близнецовых душах» и священном браке между братом и сестрой. Женщина-змея молчаливо приняла эстафету.
– Я не знаю, что сказала тебе о нашем мире Сеферджесеф, поэтому извини, если я повторюсь. Змеиный народ состоит из рядовых воинов – сателлитов, и царствующих пар. Сателлиты рождаются из воды и после смерти уходят в воду. От них не остаётся ничего. Но царские линии непрерывны. Царь-змеи не умирают, а погружаются в саркофагах в сон до момента, пока вода снова их не пробудит. И только единственный раз в жизни, когда гнездо особенно сильно, у царствующих супругов могут родиться наследники. Это всегда близнецы, мальчик и девочка, которые в будущем станут царь-змеями нового гнезда. Некоторое время, пока растут, дети остаются с родителями, а потом отделяются и со своей частью сателлитов уходят в новую реальность. Так продолжается царствующий род.
– В крайне редких, исключительных случаях, – снова вступил змей, –  бывает, что рождается только один ребёнок. У него нет близнеца, нет своей пары. Мы называем таких особей Господами Бездны, или Чёрными Господами. У них есть знак на лбу – светлая сфера в тёмном нимбе. Ты видел такой у Сеферджесеф?
– Нет.
– Значит, ты не видел её настоящего лица, – спокойно кивнул змей и продолжал: – Чёрные Господа намного сильнее обычных царь-змей. Если они примиряются со своим одиночеством, то черпают из Бездны, с которой соединены, великую мудрость, и могут стать правителями, при которых змеиный народ возвысится необычайно. Господа Бездны могут подчинить и объединить под своей властью несколько гнёзд, к чему обычные царь-змеи неспособны. Господам Бездны дано видеть людей грома и бороться с ними. Их правление длится веками, о них слагают легенды ещё при жизни.
– Но бывает и по-другому, – добавила змея. – Почти никогда, но всё же случается, кто-то из Чёрных Господ погружается в Бездну слишком глубоко, и утрачивает разум. Такое преображение – катастрофа для всех. Одержимая душа не может найти покоя, она сеет смерть везде, где ни появится. Об этих монстрах тоже слагают легенды, правдивые и страшные, и никому не хочется стать героем очередной. Нам не повезло. Тебе тоже.
Со мной-то как раз всё в порядке, подумал Алекс. Не враньё ли это всё, от начала до конца?
– Сеферджесеф родилась такой, – сказал змей. – Очаровательная, игривая, шаловливая девочка, такая непосредственная в своём желании кого-нибудь убить, что в это невозможно поверить. Родители пытались переключить бедняжку на войну, и на поле боя ей равных не было, но увы, она не различала своих и чужих. Они пытались её лечить, но безуспешно. В конце концов им пришлось принять самое тяжёлое решение из всех возможных. Но она оказалась сильнее. Она уничтожила своё родное гнездо и окончательно укрепилась в убеждении, что её все хотят убить, теперь уже небеспочвенном. Она одержима жаждой смерти и разрушения и никогда не остановится.
– Я слышал совершенно другую версию происходящего. Не менее правдоподобную.
– Вероятно, даже не одну? – подхватила змея. – Могу представить, как она бывает убедительна. Бедняжка каждый раз верит в то, что говорит.
– Чем же ваши планы на людей так отличаются от её?
Змеи на тронах переглянулись.
– Мы понимаем, что полное уничтожение вашей реальности нежелательно.
– Очень мило.
– Это не имеет ни малейшего отношения к милости. Просто у нас здоровое отношение к войне. Мы чистим воду. Убиваем только слабых. Недостойных. Так устроено самой природой. Естественный отбор. Обе наши расы – лишь часть чего-то большего.
– А Дина? Зачем, по-вашему, ей уничтожать Петербург?
– Мы не знаем, как она это себе объяснит. Или тебе. Скорее всего, сейчас она ни о чём подобном не думает. Но когда расправится с нами, ей потребуется новый враг. И ближе всего окажетесь вы. У вас, у людей, тоже так бывает. Мы не помним точно, как вы это называете…
– Шизофрения, – с отвращением сказал Алекс и в этот момент отчётливо вспомнил разнообразные примеры параноидального бреда – детального, пугающе-убедительного…
– Может быть, – согласился змей. – Суть в том, что человек себя не контролирует и не способен подвергнуть сомнению свою версию происходящего. Мы чувствуем, что ты давно заметил её необычное состояние. «Она как безумная». Это было первое, что ты подумал, когда впервые увидел её. Мы не знаем, что наплела тебе Сеферджесеф, и с кем там она сейчас, по её мнению, ведёт войну, но могу точно сказать, что первыми её пытались изолировать её собственные родители, когда поняли весь ужас происходящего с ней. Когда они убедились, что больше не контролируют её, то заперли в чаше, выкачав оттуда всё электричество, и ввели таким образом в состояние искусственного сна. Так было лучше для всех. Она перестала гоняться за миражами и уснула без сновидений…
Откуда вы знаете?! – хотелось закричать Алексу. Откуда вы знаете, что там, в мёртвом сне, её не преследовали те же химеры, что наяву? Неужели вы, со всей вашей вековой мудростью, не сумели помочь одной больной девушке? Может, будь она всё это время свободна… если бы  её любили…
– Они пытались. Трижды они пробуждали её от мёртвого сна, надеясь, что она исцелилась, но всё бесполезно.
Не обманывай хоть сам себя. Ты отлично знаешь, что параноидальный бред неизлечим. Вампиры, экстра-мерность, лунное электричество – всё можно понять, но душевная болезнь непостижима. А безумие такого древнего, могущественного, фактически бессмертного существа…
– Да, – ответила царица-змея на его мысль, – ты знаешь. Ещё и поэтому мы выбрали тебя. Твоя сестра. Она тоже во мраке…
Эти слова были для него как ножом по сердцу. Господи, стоило встретиться с царями змей, самыми таинственными существами на земле, чтобы услышать такой банальный, и такой убедительный в своей простоте приговор.
– Зачем вы позвали меня?
– Прежде всего – предупредить. Теперь ты узнал правду и можешь решать. Помоги нам остановить её.
– Как именно? – помимо воли, в его голосе прозвучало презрение.
– Приведи нас к её саркофагу, когда она уснёт. У нас не хватает силы найти её убежище. Мы постараемся убить её во сне, как она пыталась убить нас.
Да вы, ребята, похоже, сами свихнулись, в изумлении подумал он. Неужели вы всерьёз надеетесь, что я вот так запросто, по чьей-то любезной просьбе, предам любимую женщину?
– И не надо думать, что это не по-мужски, – перехватил его мысль змей. – По-мужски ты и так уже слишком хорошо с ней знаком. Подумай не о своих мужских предпочтениях, а о невинных жизнях, которые ещё можно спасти. Ты поможешь остановить резню, которая длилась веками. Сеферджесеф не щадила тех, кто слабее неё, ни змей, ни людей.
– Если ты откажешься, то не оставишь нам выбора. Мы нападём первыми. Сначала мы разрушим Петербург, чтобы лишить её поддержки людей грома, а потом, со всеми оставшимися сателлитами, вступим в бой. Шансы наши невелики, но мы сделаем всё, что в наших силах.
– Мы, змеи, не боимся смерти. Мы знаем, что вышли из воды, и вернёмся в воду. Но ты, как нам показалось, хочешь избежать уничтожения города. Подумай над тем, что мы рассказали тебе, и сделай правильный выбор.
Алекс понял только, что собеседники закончили с тупым разводиловом и перешли непосредственно к угрозам.
– А вы, мудрецы, не думаете, что эти ваши Чёрные Господа – тоже своего рода санитары? – поинтересовался он. – Чистят воду от никчёмных гнёзд?
Змеи синхронно кивнули.
– Мы именно так и думаем. Мы почитаем Чёрных Господ, даже если они становятся на путь безумия. Но это не значит, что надо сдаться без борьбы. Мы сделали ставку на тебя. Возможно, ошиблись. Тогда наше гнездо погибнет. И какое-нибудь другое гнездо, в другой реальности, будет искать другой выход.
– Ты не хочешь верить нам. Ты любишь её и думаешь, что она тебя тоже любит. Разуверься. Эта ошибка будет стоить жизни и тебе, и гнезду, и городу. Господа Бездны не любят никого. Они обманывают всех, кого встречают, чтобы потом уничтожить и идти дальше.
– Ты должен решить. Мы готовы ждать, но наше терпение небезгранично. Сеферджесеф опасна для всего живого.
Последние слова он услышал как сквозь сон и, вздрогнув, открыл глаза.

***

Он лежал на великолепном паркетном полу Эрмитажа в кольце возбуждённых практикантов и испуганных врачей.
– Я же говорил, что он жив! – радостно сообщил кому-то Руслан, второй тренер. – Аль, тебя уже в анатомичку везти хотели!
Шутник.
– А у нас тут все картины посыпались!
Алекс с трудом огляделся – на всех фресках застыло одно и то же изображение: воздушно-пепельная ротонда в тумане цвета голубиного крыла.

***

Домой возвращаться не хотелось. У него было такое чувство, что позволив втянуть себя на дно и выслушивая там ахинею от неизвестно кого, он тем самым уже немножко предал Дину. Хотелось лечь на скамейку и до обморожения смотреть на январские звёзды, но зазвонил телефон.
– Аль, зайди. – Борис в последние недели стал предельно краток. Алекс не обижался, понимал, что брат экономит каждую каплю сил. Всё только ради науки. Целеустремлённости этого калеки позавидовали бы все боевики службы спасения, вместе взятые.
Кивком отослав сиделку, Борис без предисловия начал:
– Я примерно знаю, что там у тебя было в Эрмитаже. Я это предвидел и работал над решением. Сейчас ты бросишь все дела и поможешь мне разместить в узловых точках города реакторы одной большой силовой установки, которая закроет Петербург электрическим щитом. Я не позволю этим тварям со дна играть с нами.

***

Вернувшись домой за полночь, Алекс нашёл Дину, когда перестал искать, то есть ушёл в свою комнату. Оказалось, она всё это время спала на его кровати. Мягкие чёрные локоны рассыпались, почти скрывая лицо. Она лежала тихо, как ребёнок. Ему стало безумно жаль её, невозможно было представить, чтобы кто-то хотел убить её, да ещё предлагал это сделать ему самому. Он бы скорее обе руки себе отрезал. Прости меня, малыш, мысленно повинился он. Ты не заслуживаешь всего этого свинства.
Он бы не стал будить её, он она, очевидно, ждала его, так что он её слегка потормошил. Дина вздохнула и пошевелилась.
– Ты чего здесь делаешь? – прошептал он. Дина взглянула на него и неслышно рассмеялась.
– Мне такой сон снился… Умора просто, – она перевернулась на спину и мечтательно закусила губу. – Как будто ты ведёшь меня в тёмную комнату. Я чувствую, что комната большая, но ничего не видно, только по центру одна лампа светит вертикально вниз. И под ней стоит тяжёлый такой станок для фиксации, примерно как я тогда искала на сайте. Два железных столба с четырьмя кожаными браслетами на цепях, а между ними узкая кожаная скамья. Ты подводишь меня к этому станку. На мне длинное блестящее платье, похожее на чешую, ты снимаешь его, и оно сползает вниз, как вторая кожа. Под ним на мне ничего нет, только туфли. Ты меня кладёшь на эту скамью. Она так холодит спину. Ты поднимаешь мои ноги, разводишь их широко в стороны и привязываешь лодыжки к верхним концам столбов, а потом запястья – к нижним. Я чувствую эти холодные цепи и кожаные ремни, они сдавливают меня. Ты отходишь, медленно раздеваешься, я так хочу тебя, просто сил нет. Ты медленно вводишь член и начинаешь меня драть. Так жёстко, просто фантастика. И когда мне кажется, что лучше уже быть не может, ты вдруг отпускаешь меня, отходишь… включаешь свет, и оказывается, что вся эта комната – банкетный зал в мэрии… – тут засмеялась не только Дина, но и Алекс, – помнишь, мы там были на каком-то долбаном приёме?.. так вот, вдоль стен стоят длинные столы с крахмальными скатертями, сервировка нереальная какая-то, с хрусталём и ледяными фиалками… открывается дверь… и в зал заходят дамы и господа при всём параде, в смокингах там это, в бриллиантах… Ты возвращаешься ко мне и продолжаешь меня трахать, а они… снимают на телефоны… – Дина покатилась со смеху, а потом спрятала голову под подушку.
– Дина! – взмолился Алекс. – Это нереально трогательно! Ты в своём репертуаре! Ты для этого устроила мне засаду в постели? Надеюсь, ты не хочешь воплотить эту прекрасную мечту в жизнь?
Дина высунула голову.
– Ну, хотя бы частично – почему нет?..

***

Ближе к утру он почувствовал щекочущие прикосновения длинного змеиного язычка и острия железных когтей, напомнившие ему их первую брачную ночь. Он лежал на спине, она целовала его, спускаясь от груди к животу, её чудесные волосы волнами падали на его тело, она подняла голову, и он увидел, вероятно, тот истинный облик, о котором когда-то спрашивал: жёлтые глаза с вертикальным зрачком, тёмная чешуя на висках и скулах, на лбу странный знак – белая сфера с чёрным нимбом, раздвоенный чёрный язык и загнутые клыки. Дыхание у него перехватило, он не знал, остановить её или нет, и хочет ли она того, о чём он подумал, а она снова опустила голову, мягко коснулась губами его живота, а потом жгучий змеиный язык несколько раз обвился вокруг его члена – это было возбуждающе и непривычно, она ласкала его, касаясь то пальцами, то языком, пока он не обезумел от наслаждения, и почти не почувствовал укус – это было, как нож, лёд и поцелуй одновременно – острая боль и безумная сладость.

***

Когда он, в более трезвом состоянии, посмотрел на след от укуса – жуткий кровоподтёк на внутренней стороне бедра, оставалось только сказать спасибо, что ей не пришло в голову кусать его в шею или запястье.
– Дина, ты не должна была это делать.
– Тебе не понравилось? – с невинным видом возразила она.
– Отчего же. Это просто апофеоз демократии, чтобы командир сталкеров ходил искусанный. Может, лучше сразу написать на лбу: «Моя жена – змея»?
Прохладная рука скользнула по его телу.
– Ну, хорошо, обещаю… что больше не сделаю это… без твоего разрешения.
– Нет, ты вообще больше не будешь меня кусать! И не вводи меня в искушение.
– Значит, тебе всё-таки понравилось?
Да ёлки…
– Пойми ты, – он перехватил её руку, – человек без ущерба для себя может сдать около четырёхсот миллилитров крови раз в квартал. Это очень мало, примерно пару стаканов! Ты будешь хотеть ещё и ещё, а я не могу себе позволить валиться с ног от усталости после бурной ночи с женой!
Дина недовольно сапнула.
– Знаешь, ты такой… даже не знаю… расчётливый, это просто ужас.
– Был бы у меня, как у тебя, бесконечный запас здоровья, я бы тоже фестивалил без оглядки, – мрачно предположил Алекс.
– Нет, ты всё равно был бы занудой, – подумав, возразила змея вредным голосом и взвизгнула на весь дом, потому что зануда зверски ущипнул её за задницу.
– Знаешь, что? Иди отсюда! – подвёл он итог дискуссии и выпихнул даму из кровати.

***

Те несколько недель перед катастрофой были самыми счастливыми в его жизни. И не только в его. Казалось, весь город озарился огнём, вспомнил, как флиртовать, любить, веселиться, дурачиться и улыбаться. Стоял трескучий мороз, но холода никто не замечал. Нападения змей почти прекратились, и в отличие от Алекса, знавшего причину затишья, обычные жители верили, что победа близко. Воды Невы, как полагается, оставались чёрными, зато сияли золотые фонари, золотые витрины магазинов, высокие золотые окна бальных залов. За неимением более значимых красных дат в февральском календаре Петербург с небывалой пышностью, как государственный праздник, отметил День всех влюблённых.
Для Алекса это было время, полностью посвящённое музыке. Группа засела за подготовку альбома с полным погружением. На ребят нашёл стих, лирика писалась легко, законные владельцы соответствующих инструментов вносили дельные предложения по аранжировке, а Кира выполняла функции весталки, после прослушивания очередной «гениальной идеи» поднимая большой палец вверх либо опуская вниз. Группа двигалась по материалу, как завоеватель по территории, и впереди маячила перспектива сотворения идеального литературно-музыкального пространства на одном отдельно взятом диске. Герои ожили и устроили себе даже более интересную жизнь, чем у большинства людей из плоти и крови.
Хуже того, Алекс и дома продолжал крутить роман с вымышленной Джульеттой, чем заставлял прототип хохотать.
– Я чувствую, что новый альбом будет звучать намного темнее… жёстче… – пояснял он.
Дина одобряла. «Жёстче» вообще было её любимым словом и практически девизом семейной жизни.
Имели место многочисленные светские обязанности. Общественное мнение безоговорочно возвело Дину в ранг «первой леди Петербурга», и принцесса змей с этой ролью блестяще справлялась, не утратив при этом интереса к сексуальным игрушкам: она, как и грозилась, взяла за правило надевать под роскошные статусные наряды что-нибудь из специализированного магазина, и возвращалась домой, полная сил для новых свершений. Алексу пришлось освоить весь арсенал пыточных (с его точки зрения) инструментов, и он порой чувствовал себя заплечных дел мастером. Зато она извивалась от удовольствия, необычайно соблазнительная в чёрных кожаных ремнях, оттенявших белизну её сияющей кожи, на которой полагалось оставлять синяки, ссадины и ожоги, он каждый раз внутренне замирал, словно это ему должно быть больно, и всё же это было чарующе, притягательно. Когда во имя исполнения супружеского долга пришлось истратить не по назначению воск венчальных свечей, Алекс заметил в изнеможении:
– Не понимаю, как это может нравиться. Я бы ни за что не согласился такое с собой творить.
– Я тебя и не заставляю.
– Ты даже не просишь… Почему?
– Я чувствую, что тебе это не понравится. Ты не любишь боль.
– А ты любишь? Боль?
– Да.
Её немигающие чёрные глаза мерцали, нежные губы усмехались, и это было вызывающе и страшно, и возбуждало до предела. Дина так и не освоила язык цветов, колечек и романтических признаний и в качестве валентинки прислала Алексу расшитое бисером и золотым кружевом бархатное сердечко с коротенькой запиской внутри: «Выеби меня». Алекс проявил понимание и прислал ей табельный электрошокер (им обычно успокаивали арестованных мутантов) с припиской: «После работы».
– Тебе нужно десять мужиков, а не один, – предположил он однажды, когда она, устав наконец, мирно дремала у него на плече.
– Нет, я люблю тебя, – сонно мурлыкала она. – С другими будет не то. Ты всё делаешь идеально. Ты создан для того, чтобы быть одновременно поэтом и убийцей.
Это было самое точное описание его характера, которое он когда-либо слышал.
Несмотря на всё, рок-литании Джульетте получились возвышенными, даже восторженными, хоть и с оттенком, как впоследствии написали критики, «сексуального сатанослужения». Кира, в свою очередь, увидев словосочетание в журнале, поставила диагноз: «эти дебилы не понимают, что такое красота».

***

Презентация диска прошла на ура, и для сокращения количества домыслов вокруг его одновременно военной и музыкальной карьеры Алексу пришлось пройти допрос с пристрастием, устроенный центральным телеканалом. Дина ревниво заметила, что в продолжение всего интервью журналистка раздевала его глазами, хотя Алексу, честно говоря, показалось, что она его не только раздела, но и изнасиловала в особо извращённой форме.
– Мой собеседник сегодня – Александр Воронов, начальник службы спасения и лидер рок-группы «Ворон». Говорить мы будем преимущественно о музыке. Не так давно вышел ваш шестой студийный альбом «Джульетта Ди», который сразу стал хитом продаж. Александр, как вам удаётся сочетать военную и музыкальную карьеру?
– Война – это то, чем я вынужден заниматься, а музыка – то, что я люблю.
– Но это два несовместимых образа жизни, военному нужна дисциплина, а творческому человеку – свобода.
– Свободы не бывает без силы, а силы – без дисциплины.
– Вы довольно давно занимаетесь музыкой, расскажите, как всё начиналось.
– Мне нужно было как-то отвлечься от войны, и я собрал группу. Сначала просто играли иногда по клубам, но постепенно накопился материал. Решили записаться, так и началось.
– Музыку пишете в основном вы?
– Да.
– А слова?
– И лирику, и сюжет.
– Вампиры – провокационная тема.
– Не вижу здесь никакой провокации.
– Вы уже не в первый раз обращаетесь к истории запретной любви. Предыдущая работа, «Отец Холод и Мать Луна» – тоже, по сути, концептуальный альбом, где говорится о любви к девушке, заражённой смертельной болезнью. Чем вас привлекает эта тема?
– Это не единственная тема, которая меня привлекает.
– Одно время ходили слухи о вашем романе с девушкой-мутантом, это правда?
Ну, началось.
– Да.
– Вы считаете, что с мутантами возможны цивилизованные отношения?
– Вокруг мутантов существует некоторое количество… своего рода суеверий. Я как человек, знакомый с научными исследованиями, могу совершенно точно сказать, что мутация не всегда затрагивает интеллектуальную сферу. Да, некоторые мутанты действительно могут быть полноправными членами общества. Конечно, в это трудно поверить, когда ты боишься, что на твоего ребёнка, идущего в школу, кто-то может наброситься с ножом. Но среди мутантов действительно есть люди, которые в своей душе, в своём разуме победили болезнь, даже если физическую мутацию невозможно остановить.
– Среди фанатов идут споры, она и есть та самая Лиза, которой посвящена песня «Беатриче»?
– Да.
– Вы сейчас поддерживаете отношения с этой девушкой?
– Нет. Она умерла.
– Прошу прощения. Мои соболезнования. – На румяном лице журналистки выразилось глубокое удовлетворение. – В прошлом году вы вступили в брак с Диной Гордеевой, единственным человеком, который спасся с затонувшего острова Котлин. Это было по любви?
– Это было условие, на котором она привезла новые технологии вооружения.
– То есть брак фиктивный?
– Нет, когда мы встретились, то действительно полюбили друг друга.
– Трудно поверить, что такая сказка ещё может быть в наше время.
– Мне тоже.
– Дина сразу стала очень популярной личностью в нашем городе, она ведёт большую общественную работу. Вы можете это как-то прокомментировать?
– Я не хотел бы вдаваться в подробности, которые могут быть интересны только профессиональным военным. Что касается её отношения к войне в принципе, она сама часто общается на эту тему с журналистами, я думаю, вам лучше спросить у неё.
– Давайте вернёмся к музыке. Что стало вдохновением для нового альбома?
Алекс невольно вспомнил момент, когда Дина сидела за роялем, и понял, что не может стереть улыбку с губ. Надо было срочно что-то соврать, а он того гляди покраснеет, как мальчишка. Он мог бы сказать, что идея вампирской Джульетты появилась у него ещё в школьном возрасте, когда он прочёл «Дракулу» Брэма Стокера – это была правда, но музыка-то родилась намного позже. Проблема в том, что слово «вампир» ассоциировалось у людей вовсе не с Брэмом Стокером, а со змеями, и если он сейчас скажет, что прототипом послужила жена, всего-то и останется, что сложить два и два. Пока он всё это думал, ясно стало, что ответ и так уже написан у него на лице, он признал поражение и рассмеялся.
– Моя жена.
– Она изображена в довольно зловещих красках.
– Для мужчины в красивой женщине всегда есть что-то демоническое, – на этот раз он ответил не задумываясь и абсолютно искренне.
– «Джульетта Ди» – первый студийный альбом, который вы записали с новой вокалисткой, Кирой Липатовой.
– Да.
– Как прокомментируете самоубийство вашей предыдущей вокалистки Кристины?
Это был последний вопрос, на котором Алексу пришлось притормозить. В большинстве темы были стандартные, он отвечал по ним с незначительными вариациями уже много лет, но вот такие наезды стоили целого часа непринуждённой болтовни.
– Она жила, сжигая себя… Но я всё равно не ожидал, что всё закончится настолько плохо. В любом случае, это была ужасная трагедия для нас.
– Вы довольно быстро нашли ей замену. Вы рассматривали какие-нибудь другие кандидатуры, кроме Киры? Может быть, проводили кастинг? Или выбор был сделан сразу?
– Мы вели переговоры с Кирой ещё раньше, потому что у Кристины на тот момент уже были серьёзные проблемы с наркотиками.
– Вы не думаете, что именно угроза увольнения подтолкнула её к самоубийству?
– Нет. Я не замечал по её поведению, чтобы работа в группе много для неё значила.
– Как сейчас работается с Кирой?
– Хорошо.
– У неё совершенно другая манера исполнения. Как считаете, она привнесла нечто новое в музыку группы?
– Естественно. Лично мне её стиль нравится больше, чем стиль Кристины. А как её встречает публика, вы можете увидеть на любом концерте.
Дине «свой» альбом понравился, и она с упоением кружилась по комнате, напевая: «Принцесса бескрайней смерти, Джульетта Ди».
А потом море загорелось и заволновалось.

***

Алекс уловил изменения в отдалённых мерностях раньше, чем приборы, и сразу выехал на береговую линию. Едва он вошёл в машинный зал, дежурный сообщил:
– Шеф, к нам что-то движется. Что-то очень большое. – В голосе солдата, подчёркнуто сдержанном, проскальзывало крайнее напряжение, и взглянув на монитор, Алекс понял, почему.
Все схемы пустились в пляс. Магнитные, лунные, гравитационные показатели давали на голографическую систему координат рисунок, похожий на взрыв. Алекс машинально посмотрел за окно.
На воде бушевал трескучий лиловый шторм. По инструкции Бориса, центр управления щитами находился в здании Морского вокзала, откуда отлично просматривался залив. Сейчас было такое ощущение, что чашу залива трясло изнутри.
– Землетрясение, сэр, – немедленно откликнулся другой дежурный. – Три балла.
– Включить щиты. Быстро!
– Есть, сэр.
Сеть гигантских лунаров проявилась в тёмной высоте и облила небосвод над городом белым электрическим огнём, сформировав полупрозрачный купол. Только бы выдержал, подумал Алекс, и вовремя, потому что со стороны моря поднялась волна такой высоты, какую он никогда не видел. Многие тонны кипящей лиловой воды обрушились вниз, и земля задрожала.
– Пять баллов!
Алекс выхватил у диспетчера радио-транслятор и передал на городские динамики своими словами:
– Внимание, опасность с воды. Всем сталкерам, срочно обеспечить временные убежища для всех гражданских, находящихся в зоне доступа. Всем гражданским, срочно проследовать в ближайшие стационарные и временные убежища и оставаться там до отмены тревоги. Опасность смещения всех мерностей. Повторяю, всем сталкерам, срочно обеспечить убежища. Всем гражданским, оставаться в убежищах. Соблюдайте спокойствие. – Он сунул микрофон обратно диспетчеру. – Продолжай, – и боец принялся заученно повторять команды, стараясь не смотреть ни в окно, ни в монитор.
– Чтоб меня черти взяли… – выдохнул в это время дежурный, и на электрический купол обрушилась новая неподъёмная волна, от которой оборудование мигнуло, погасло, а потом перешло в аварийный режим. Свет в городе пропал, зато вода в каналах озарилась пронзительным тёмно-лиловым огнём. Видео с камер наблюдения показывало бегущих по улицам людей. Как бы они там не передавили друг друга, в этой каше, подумал Алекс…
– Шесть баллов!
– Смотрите! – кто-то указывал за окно.
Залив прорезали молнии высотой до неба, и в бушующих волнах мелькнула блестящая спина исполинской белой змеи.
– Господи, это ещё что такое?..
– Сохраняйте спокойствие! – перекричал Алекс. Поднялся тёмный, низкий, практически инфразвуковой гул, шедший, казалось, из самого центра земли. Над заливом вознеслась гигантская змеиная голова, и рядом – ещё одна. Молнии били в воду, сотрясая всё вокруг. В зданиях лопались стёкла. В то же время вдоль улиц заблестели цепочки лунаров. Ещё одна… Ещё… Навигатор показывал растущую сеть убежищ.
– Пять баллов… Стабилизируемся, сэр! Землетрясение…
Тут одна из змей раскрыла чёрную клыкастую пасть и резким броском обрушилась на купол. Электрические щиты заскрежетали, как жестяные, и начали сминаться, по ним мутными струями хлынул яд и, разъедая заслон, потёк на улицы; капли вспыхивали в воздухе и падали на землю огнём. Занялись пожары, лиловые молнии метались вдоль каналов. Камеры бесстрастно фиксировали убийственную панику: люди, сбитые с толку в экстра-мерностях, теряли контакт с реальностью и падали замертво, настигнутые змеями. Некоторые срывались в кипящую воду, другие обугливались под ударами молний, и их останки тотчас рассыпались под ногами мечущейся толпы.
Первая змея отступила, оставив на щите отметины с оплавленными чёрным краями, и сразу ударила вторая; исполинские загнутые клыки оглушительно скрипели по прозрачному куполу, впиваясь всё глубже. Алексу казалось, что он слышит поднявшийся в городе вопль. Если щиты не выдержат, через час здесь останется только пепел над водой.
– Шеф, – неуверенно позвал один из дежурных, хотя казалось, увидеть картину хуже, чем уже есть, невозможно. Алекс заглянул в указанный монитор.
Вдоль пирса бежала Дина, как фантасмагорическое видение в своём жемчужно-белом платье под чёрным дождём. Не добежав до края, она оттолкнулась от бетонных плит и взмыла в воздух на невероятную, недоступную человеку высоту. Никто даже не успел понять, что произошло, как белоснежная фигура рассыпалась на тысячи белоснежных брызг, а потом из воды вырвался огромный гейзер, поглотивший эти брызги и с рёвом превратившийся с исполинскую чёрную змею, которая кинулась в глубь залива. Вот она, Чёрная Госпожа, – мелькнуло у него, и тут картина ещё раз изменилась. Алекс не поверил своим глазам, когда со стороны моря, то погружаясь в воду, то взмывая над поверхностью, появились ещё две змеи.
«Единственный раз в жизни, когда гнездо особенно сильно, у царствующих супругов могут родиться наследники», – с ужасом вспомнил он слова царь-змей. Так вот он, их козырь в рукаве. Их с самого начала было четыре.
А дальше… Алекс тысячу, десять тысяч и сто тысяч раз благословил судьбу за то, что Борис успел разработать щиты. Не будь их, прокатись этот змеиный клубок по городу хоть раз, тут не осталось бы камня на камне, и какой бы из змей ни досталась победа, после неё всему гнезду пришлось бы переползти в какое-нибудь другое, менее пустынное место. Такого грома, такого зарева от земли до неба, такого шторма не видел никто и никогда.
Казалось, они перенеслись в легендарную эпоху фантастических чудовищ, и Алекс начал понимать, с каким чувством древние поэты слагали многотомные эпические гимны в их честь. Алекс ни разу в жизни не видел, чтобы кто-то вот так очертя голову бросился в бой при таком явном превосходстве противника. Финский залив показался лужицей. Небо разрывалось от чёрных и лиловых молний, дымные тучи клубились, и в их глубине проглядывал ясный голубой свет.
Волновался ли он за Дину? Кажется, даже не успел. Почему-то он был уверен, что она возьмёт верх. Так и произошло. Одна за другой белые змеи пеной растекались по плещущей воде от берега до берега. Шторм шёл на убыль, гром вернулся в облака и лишь изредка вспыхивал там серебряным светом. Никто, наверное, даже не мог толком сказать, сколько времени прошло, как будто внутренние часы остановились вместе с перегруженной общей электросетью.
А потом гигантский чёрный монстр, дрогнув, ничком рухнул на посветлевшую водную гладь. Серебряная пена с шипением разошлась, окрасилась кровью, и осталась девушка в изорванном белом платье.
Алекс как будто от обморока очнулся и бросился к морю, сопровождаемый увещеваниями:
– Аль! Не ходи туда! Аль! Ты с ума сошёл!

***

Он надеялся только на её сверхъестественную силу. Человек наверняка утонул бы к тому времени, когда Алекс добрался до пристани и нырнул в воду. В человеческий образ она вернулась примерно там же, где и превратилась, иначе Алекс её бы не нашёл. Он старался не обращать внимания на то, что воды в заливе после прошедшей схватки стали красными. Это не её кровь, твердил он себе.
– Дина! – закричал он больше для собственного успокоения, чем надеясь, что она его услышит.
Каким-то непостижимым образом он всё же выловил её, и вытащил на берег, и откачал. Она закашлялась, открыла глаза, и он сразу перенёс её в один из заброшенных павильонов Галерной гавани, надеясь, что искать их станут не сразу – у службы спасения сейчас достаточно дел. Он уложил её на почерневший от времени дощатый пол, от платья на ней осталось одно воспоминание, на шее и плече виднелись рваные раны от укусов, но бледное лицо сияло самой невинной, безоблачной радостью.
– Их больше нет, – выдохнула она. – Я смогла! Теперь я – единственная царица Петербурга!
Да, вот только что скажут об этом жители. Алекс порвал подол платья на ленты и стал накладывать жгут ей на плечо.
– Это было… неразумно.
А ещё – ошеломительно красиво и смело. Дина возбуждённо расхохоталась.
– Что будем делать? – угрюмо напомнил он. – В эту самую минуту на нас обоих объявлена охота. – Принцесса тьмы, естественно, не подумала о таких мелочах, и Алексу даже было жаль переключать её с упоения эпической победой на мороку мещанских забот. – Твоё эффектное превращение видели абсолютно все. А после того, как я вытащил тебя из воды, меня обвинят в том, что я тебя покрывал.
Дина наконец озадачилась и слегка нахмурила тонкие брови. Трезвые доводы всегда доходили до неё с опозданием.
– То есть… по-твоему…
– Люди не готовы проявить толерантность в отношении царь-змеи! По крайней мере, не сразу после того, как чуть не погиб весь город!
Дина растерялась.
– Аль, но… это же я спасла Петербург! Если бы не я, вы бы сейчас все на дне лежали…
– Я изо всех сил постараюсь донести до массового сознания эту светлую мысль. И убедить публику, что ты действовала в их, а не в своих, интересах. Но боюсь, это будет труднее, чем нам хотелось бы.
Дина торопливо помотала головой.
– Аль, я могу их заставить! – с неподражаемым простодушием заявила она. – Под угрозой смерти они примут нашу власть…
– Под угрозой смерти?! По-твоему, бойня на улицах между твоим и моим народом поможет нашему счастью?
Дина крепко задумалась.
– Но… тогда… что ты предлагаешь?..
Ну наконец-то.
– Выждать, – отрезал Алекс. – А для этого – инсценировать твою смерть.
– Что?!
– Что слышала. Нас уже ищут, решать надо быстро. Я выйду, весь убитый горем, и скажу, что ты умерла. Не оправилась от ран. Учитывая, что змеи растворяются в воде, доказательства не потребуются. Конечно, вот так сходу мне не поверят. Но поверят со временем – если ты скроешься и будешь вести тебя тихо.
При таких убийственных словах Дина только всплеснула влажными белыми рукавами. На её лице отражался ужас.
– И как долго… И надолго это?..
– Пока я не скажу.
Ресницы хлопнули. Алекс не выдержал, обнял её ледяное гибкое тело и прижал к себе. Ему самому казалось невыносимым расстаться с ней сейчас. Когда он так легко мог потерять её.
– Это ненадолго, малыш. Царь-змей больше нет. А с людьми мы справимся. Если они не захотят, мы заставим их понять.
– Правда?..
– Обещаю.

***

Когда в дверях павильона показались плечистые бойцы во главе с его заместителем Завацким, Алекс уже сидел один, тупо глядя в пол и осознавая, что ни в каком приближении не похож ни на супруга, ошеломлённого превращением, ни на вдовца, убитого горем.
– Она умерла, – безразлично сказал он, просто чтобы соблюсти формальность. Было бы глупо разыгрывать истерический спектакль перед опытными, заматеревшими мужиками. Завацкий кивнул, неспешно огляделся и сказал:
– Она жива. А ты всё знал с самого начала. Мы больше тебе не подчиняемся.
Алекс промолчал.

***

Заявить-то они заявили, а вот как восстанавливать город без помощи самого сильного сталкера, не подумали. Первое время Алекс отсиделся под домашним арестом, но не потому, что без него справлялись, а чтобы отвязаться от журналистов. В итоге его же собственная контора во главе с новым начальником Завацким вынуждена была официально и громогласно заявить, что по итогам служебного расследования Алекс признан невиновным, другими словами, он не знал, что Дина – змея. Алекс кратко подтвердил эту информацию и сказал, что скорбит о её смерти, уверен, что она хотела для людей лучшего, и погибла, защищая город. Ему в жизни ещё не приходилось громоздить столько лжи. Глядя в шокированные, обескураженные лица, он впервые задался вопросом: неужели он так далеко зашёл? Неужели его любовь к Дине настолько немыслима, аморальна? Он обещал ей, что они примут её, но теперь, услышав гневный ропот толпы, увидев по новостям пикеты возле здания штаба, с достаточно ясными лозунгами на плакатах, он в этом сомневался. Алекс прежде не знал, насколько сильна ненависть к змеям именно в среде простых людей, неспособных защищаться, – даже сильнее, чем у боевиков.
Из знакомых позвонила только Кира. Трубку он не брал, но она оставила голосовое сообщение в своей обычной лаконичной манере: «Привет. Это Кира. Надеюсь, у тебя всё хорошо. Если захочешь, заходи к нам с Алиной, поболтаем». Алекс прослушал в ступоре, а следующим чувством было изумление. Кем всё-таки надо быть, чтобы вот с такой железной выдержкой делать вид, будто ничего не случилось, когда во всём городе его – ну, скажем так, почти не проклинают?
Однако понемногу жизнь вошла в знакомую колею. Его попросили с поста начальника службы спасения, но смотрителем электрощитов собственного брата он, естественно, остался, хотя бы потому, что ни с кем другим Борис просто не стал бы разговаривать, так что Алекс по сути занимался прежней работой, только под другой вывеской. Змеи появлялись время от времени, но ровно настолько, чтобы не дать забыть о войне – он искренне надеялся, что Дина контролирует их и не позволит сорваться ни им, ни себе.
Отцу он твёрдым голосом повторил то же самое, что журналистам. Виктор выглядел крайне усталым, просто измождённым. Он успел полюбить Дину, как дочь, и похоже, принял бы её даже змеёй, если бы она вернулась. С поста главы города он ушёл – без объяснений, просто подписал прошение об отставке и сдал ключи, но многие, и не без оснований, усмотрели в этом знак солидарности с сыном, хотя на осторожные расспросы Алекса старик только безнадёжно махнул рукой.
Алекс понимал его. Без Дины дом опустел. Он и представить себе раньше не мог, как сильно к ней привязался. Среди безликих смертных женщин ей не было равных. Он как наяву видел её божественную улыбку, чувствовал её тело, холодное и сияющее, как луна. Всё бы отдал, чтобы вновь почувствовать горький мёд её поцелуя. Он действительно дошёл до безумия. Ему хотелось, чтобы жители города погибли мучительной смертью, он всерьёз обдумывал такие варианты перенастройки лунных линз, которые позволили бы в случае необходимости выжечь лишние народные массы и взять Петербург под единоличный контроль. Или мечтал, что повредит щит и позволит змеям утопить город. Всё ради неё, ради женщины, которую он увидит и забудет обо всём. Он понял, что до встречи с ней и не жил вовсе, не знал, что такое любовь, что такое счастье. Она подарила ему целый новый мир, а он оттолкнул её из-за каких-то совершенно бредовых соображений, которые сейчас даже вспомнить не мог.
И поэтому, когда произошёл первый несчастный случай, он даже не поверил. Почему-то он подумал, что его разыгрывают, хотя знать о его мизантропических фантазиях респонденты на том конце провода ну никак не могли.
– Шеф, – по старой памяти обратился к нему солдат, – то есть… господин Воронов, у нас ЧП.
– Что?
– Простите, но… вам лучше приехать. Выглядит так, как будто пропал кусок города.

***

«Как будто пропал кусок города» – это было довольно точное описание места. Даже Алексу, который про себя желал неблагодарному человечеству всех и всяческих зол, стало нехорошо. «Вырвано с корнем из реальности» – так было бы ещё точнее.
«Пропало» здание бывшего Смольного института. Алекс как сталкер сразу понял, что вырваны были, прежде всего, лунары, а потом уже здание провалилось в экстра-мерность, оставив по себе зияющую чернотой пропасть с падающим в неё серебристым водопадом из протекающей мимо Невы. Масштаб разрушений впечатлял, но что хуже всего, Смольный считался главной резиденцией одного из самых сильных воинских кланов и, вероятно, был выбран объектом атаки именно в этом качестве. Алекс тут же собрал поисковую группу, и после некоторых блужданий в экстра-мерностях подтвердились его худшие ожидания. Руины Смольного они нашли – здание без фасада, с выбитыми стёклами и обрушенными лестничными пролётами, ведущими в никуда, и его обитателей тоже. Прислуга – обугленные трупы, а хозяева… слабоумные. Такое впечатление, что от их сознания отключили контакты, отвечающие за высшую нервную деятельность. Это были уже овощи, а не люди. Алекс едва узнавал лица давних знакомых, так изменила их убийственная психическая деградация. У него руки дрожали, пока он помогал ошарашенным санитарам грузить новообретённых пациентов в фургон «скорой».
Рана в сердце города, в сердце реальности вызвала шок. Люди тысячами потянулись на место происшествия, пришлось выставить оцепление. Вокруг ямы зажигали свечи, молились, делились слухами один страшнее другого, рыдали, пели; соседний Смольный собор работал без перерывов, день и ночь. С такого рода разрушениями люди ещё не сталкивались и не знали, что думать.

***

В эту ночь Алексу впервые приснился сон, который потом повторялся каждый раз при подобных обстоятельствах.
Он увидел роскошное барочное здание вокзала, с коваными фонарями и лепными арками. Он шёл по перрону, с одной стороны сквозь арки виднелся сумеречный зал ожидания, огромный и пустой, вдоль платформы стояли изящные деревянные скамейки, с другой стороны шли пути, блестели рельсы, а дальше – пустота. Ничего. Алекс понял, что это место находится на краю реальности, на краю жизни. И сюда приходят те, кто собрался в последний путь.
Алекс увидел семью Кавериных, которая жила в Смольном: отец, мать, двое взрослых сыновей и девочка-подросток сидели в элегантных дорожных костюмах в викторианском стиле и с отсутствующими лицами смотрели туда, в темноту, зияющую напротив.
Алекс подошёл и спросил:
– Зачем вы здесь?
Его собеседники абсолютно синхронно повернули головы в его сторону, и отец ответил:
– Это вокзал вечной ночи.
– Мы никогда не вернёмся, – добавила девочка. – Прощай, Аль.
В этот момент Алекс понял, что это место находится ещё и на краю воспоминаний. После того, как люди отсюда уезжают, исчезает даже память о них.
Тут из-за поворота раздался пронзительный свист, лязг, гром, к платформе вылетел сверкающий дымящий паровоз, и семейство, похватав саквояжи и картонки, поспешило направиться к вагону. Алекс ещё успел мельком увидеть девочку, помахавшую ему рукой в красной перчатке из тёмного окна, потом поезд оглушительно засвистел, тронулся и растаял в плотных клубах синего дыма.
Когда на следующий день Алекс пришёл на работу, то понял, что о вчерашнем происшествии все забыли. На месте Смольного института шумел водопад, словно так было всегда.

***

Вскоре «пропал» бывший дворец Строганова – резиденция Мельниковых, следом за ним – «Фонтанный дом», особняк Ремизовых, со значительной частью прилегающей территории. Потом нечто странное произошло в Александро-Невской лавре: она частично обрушилась, превратившись в зловещего двойника самой себя. Там всё время шло какое-то призрачное отпевание, размытые силуэты, с красными свечками в руках, проходили сквозь живых, а в некрополях между именитых гробниц сновала странная нежить: маленькие, прыгучие плотоядные кошки с содранной шкурой. Все эти здания располагались у воды и обваливались вместе с частью берега, так что вывод напрашивался сам собой. Лунары, которые оставались в прилегающих мерностях, выглядели пережжёнными, чёрными – Алекс раньше такого не видел.
Зияющие пустоты на месте пропавших из реальности кусков города люди довольно быстро переставали замечать, но не сразу и не все. Алекс как раз бродил по частично обрушенному мосту возле Александро-Невской лавры, край которого нависал непосредственно над пустотой, когда встретил бывшего коллегу – Пашку Соколова, пришедшего, по недавно заведённой традиции, поставить свечку возле ямы. Стеклянные стаканы с красными свечами внутри облепили весь обледенелый мост, выглядело это одновременно страшно и гипнотически красиво, и отчего-то напоминало Дину. С запозданием заметив Алекса в темноте, Пашка недолго думая бросил свечку в пропасть.
– Как у тебя совести хватает смотреть на всё это! – крикнул он. – Ты дал ей уйти! Что она теперь вытворяет?!
Он и сам бы хотел знать ответ на этот вопрос.
– Аль, я помню её. Я не каменный. Она прекрасна, с нашими женщинами её не сравнить. А что она вытворяет в постели, я просто не представляю. Но неужели ты сможешь спокойно жить после того, как она утопит город?!
Может, и смогу.
– Останови её, чёрт бы тебя побрал! Сделай что-нибудь!
Алексу было так трудно выслушивать и тем более отвечать, что он лёг на снег. Ему никогда в жизни не было так плохо. Чисто физически плохо. Крайне темно и невыносимо тяжело.
– Паш, не ори, ради бога, у меня сейчас голова лопнет, – глухо сказал он. – Я не знаю, где она. – Всё равно рано или поздно до этого бы дошло. – Но попробую найти.
– Иногда мне кажется, что для города было бы лучше, если бы ты умер, – отозвался бывший подчинённый и пошёл прочь.

***

Ещё на подступах к дому он понял, что случилось что-то серьёзное, сразу подумал – с Борисом, и не ошибся. По крыше как раз над тем крылом, где жил брат, с каким-то сверхъестественным свистом, как длинные пальцы, скользили огненно-лиловые молнии. Охрана нерешительно топталась у открытой двери в комнату, но не входила, и Алекс быстро понял, почему: поперёк дороги лежал обугленный труп сиделки. Борис, по виду – как обычно, сидел в инвалидной коляске у окна. Алекс осторожно перешагнул труп, обошёл коляску и заглянул в лицо. В обожжённых глазницах у брата горели ярко-лиловые электрические огни.

***

Алекс ждал от Бориса хоть какого-то знака – трогать его не решались – или что он придёт в себя (совсем маловероятно), поэтому остался на ночь в его комнате, тем более что дежурить там, после того, как убрали труп медсестры, никто не рвался. Алекс ждал прилива, надеялся, что удастся прощупать сопредельные экстра-мерности и через них проверить, что происходит, но добился только того, что незаметно для себя заснул.

***

И там, в темноте, Дина снова была с ним. Она прижималась к нему и звонко хохотала своим дьявольским смехом, но он не видел её.
– Включи свет, – попросил он. Она исчезла, а потом плавно зажглись лампы – ровными рядами они уходили в глубь длинной картинной галереи, озаряя через равные промежутки каждая отдельную тёмную фреску. Он подошёл, чтобы разглядеть изображение.
Это всё были её портреты. В образах явственно проступало что-то врубелевское: жгучий, магически-богатый орнамент, вспышки пепельного, огненного, лилового света, фантасмагорические соцветия ледяных кристаллов, и над всем этим – ослепительная, вся облитая белым светом фигура, густые чёрные кудри, горящие чёрные глаза. Она как бы протягивала руки, манила, играла. Картины казались живыми. Он шёл всё дальше и поражался неземной красоте каждого полотна. Даже один такой портрет составил бы мировую славу любому художнику, а их тут тысячи. Как же счастлив должен быть мастер, имея такую модель, думал он, такую космическую красоту… Счастлив тот, кто полюбит меня, – как бы говорила она. Я подарю ему вечную ночь и бессмертную любовь.
А потом он вспомнил, что, собственно говоря, знаком с ней, а вся эта галерея – не что иное, как плод его воображения, и стало быть, тот художник он сам и есть. Это казалось неправдоподобным. И ещё… обвинение, разговор на мосту… Он подошёл к ближайшему полотну, прикоснулся, и Дина ожила, взглянула на него и обвила руками.

***

Он оказался в каких-то, иначе не скажешь, царских палатах. Всё вокруг сияло чистым золотом и драгоценными камнями, а Дина висела у него на шее.
– Аль, я знаю, что происходит, – торопливо сказала она. – Но одна я ничего не могу сделать, я даже выйти отсюда не могу… Мне нужна твоя помощь, и помощь других людей… Только вместе мы сможем остановить его.
– Кого?
– Моего брата.

***

Даже радость от встречи с ней не заставила Алекса до такой степени лишиться памяти и логики. Он осторожно снял её руки с шеи.
– Ты говорила, что всю твою семью убили.
– Я не знала, как тебе сказать! Мне было стыдно! На самом деле, это он уничтожил наш клан… Он… сумасшедший, как… – она тяжело вздохнула, – Марго. – Эти слова, очевидно, отняли у неё последние силы, она упала на парчовый диван и положила голову на стол из розового мрамора. Алекс пытался справиться с противоречивыми чувствами, а она тем временем продолжала едва слышно: – И потом, я надеялась, что он больше не вернётся… что он… погиб. В последний раз, когда я его видела… я его ранила. В бою. Я пыталась раз и навсегда прекратить это. Наверное, он выжил. Боже, теперь он, наверное, обозлён на меня больше, чем когда-либо. Он будет вечно преследовать меня…
– Но почему именно тебя? Чего он добивается?..
Дина посмотрела на него умоляюще.
– Да того же, что и все. Любви. Он хочет, чтобы мы поженились, как и полагается по нашим обычаям брату и сестре.
После этих слов все предыдущие проблемы показались Алексу несущественными. О том же самом, видимо, думала и Дина, потому что вновь опустила голову и простонала:
– Аль, по сравнению с моим братом все недовольные балбесы Петербурга – полная ерунда… Я даже представить не могу, чего от него ждать… Он обладает огромной силой, больше, чем у обычной царь-змеи…
– Почему? – осторожно уточнил Алекс. Очередной поток откровений его тревожил. Вспомнились слова самой же Дины: «Не ложные, просто другие». Может, змеи вообще не различают, где правда, где ложь? Если они действительно существуют в параллельных реальностях, для них самые разные версии происходящего могут быть одинаково правдивы?
– Мы родились необычными. Одарёнными особой силой, – Дина неохотно приступила к рассказу. У него было устойчивое чувство дежа-вю. – Змеиный народ называет таких Чёрными Господами. Сами по себе Чёрные Господа бесплодны, но считается, что их дети – все змеи. Я тоже Чёрная Госпожа. Поэтому я вижу сталкеров. Поэтому слышу Повелителя Приливов. И ещё много чего… В общем, – она без сил легла на диван и продолжала, глядя в потолок заплаканными глазами, – сначала всё было хорошо. Мы близнецы, всё время вместе, всё как полагается… Но когда мы стали старше… Да чего я тебе говорю, ты и сам знаешь, как это происходит. Мы пытались его изолировать. Закрыли в чаше, выкачав оттуда всё электричество, чтобы он заснул. Иногда такие меры помогают – пусть не исцелить, но хоть как-то скорректировать. У вас ведь тоже не все пациенты буйные. – Она постоянно вытирала слёзы, серебрящиеся в уголках глаз. – Однажды я вернулась домой, а его чаша разбита, и родители мертвы. Он вырвался и убил их. Он предложил мне стать его царицей, чтобы мы вместе правили так, как он хотел, то есть крушили всё подряд. Я сперва даже не могла ничего сказать от страха. – Дина безнадёжно покачала головой. – А потом… честно признаюсь, я попыталась его убить. Я не могла ему простить смерть мамы и папы. Но проиграла. Он сказал, что будет мстить. Что уничтожит всё наше гнездо, весь клан, а мне оставит жизнь, чтобы другие думали, что это я убила. И он так и сделал. С тех пор он преследует меня и разоряет все гнёзда, где я появляюсь, чтобы обвиняли меня. – Голос у неё стал совсем монотонный, словно все чувства кончились. – Царь-змеи и без того не отличаются гостеприимством и не терпят соперников в борьбе за власть. А мне, с репутацией убийцы, вообще уже не на что надеяться. Я со своим особым даром принесла бы пользу любому гнезду. Я бы не рвалась к власти, меня вполне устроила бы служба при дворе. Всё, о чём я мечтаю, – это снова… хоть где-нибудь… почувствовать себя дома… – Дина свернулась калачиком. – Я так скучаю по тебе, Аль… Так хочу вернуться… Я здесь как в гробнице…
Он присел рядом, погладил её по волосам.
– Всё будет хорошо, малыш. Почему ты сразу мне не рассказала?
– Да я надеялась, что это не понадобится! Я думала, что он умер!
Возразить было нечего.
– Помнишь, как ты возил меня к Марго… – тихо добавила она. Ещё бы не помнить. – Я потому и… раскричалась тогда. Просто поверить не могла, что у тебя в семье то же самое. Такое совпадение…
Он мягко коснулся её плеча. И вдруг вся эта болтовня показалась совершенно ненужной. Господи, она здесь, рядом, а он пытает её расспросами о каких-то мелочах, хотя важно сейчас только одно: как им дальше жить вместе.
– Я тоже скучал по тебе, малыш, – сказал он. – И вообще жалел… обо всём. Если бы мы с самого начала больше доверяли друг другу, что придумали бы схему, как и с вашими царями разобраться, и наших доморощенных военных экспертов задурить. А теперь любой вшивый журналист уверен, что понимает ситуацию лучше, чем я. – Дина под его рукой тяжело вздохнула. – Честно скажу, наверху сейчас паника, на меня смотрят, как на братоубийцу. ¬¬– Он вздрогнул от этого слова после того, как произнёс. – А что ты предлагаешь?
Она оживилась.
– Аль, я могу связаться с Повелителем Приливов. Это сложный процесс, но есть специальное оборудование. Причём есть оно у людей.
– И что это? – Алекс растерялся. Ему казалось, что если кто и далёк от нужд людей, так это спрут в Исаакиевском соборе.
– Ни ты, ни другие сталкеры о нём не знают. Это звуковые машины, разработанные инженерами-людьми в глубокой древности. Они вызывают полный слом экстра-мерностей. Когда их изобрели, люди получили огромное преимущество в войне. Змеи тогда почти вымерли от голода. Мы так и не научились ни блокировать сигнал, ни перенастраивать для своих нужд. Единственное, что нам удалось, – отнять эти машины у людей. Мы храним их здесь, на дне. Но включить их могут только люди. Люди грома.
– И тогда?..
– Повелитель Приливов получит ложный сигнал тревоги. Его долг – следить за равновесием белых и чёрных вод. Звуковые машины создадут у него иллюзию, что белые воды вышли из берегов, и он ответит ударом. Тёмный двойник Петербурга будет уничтожен раз и навсегда.

***

Как ни возмущались люди против змей, а всех потряхивало. Одно дело – вести разговоры о независимости, и совсем другое – смотреть в глаза дьявольски древнему, дьявольски прекрасному существу. Рядом с Диной идея независимости стремительно меркла, а то и вовсе терялась. Алекс имел удовольствие наблюдать за этим в режиме реального времени на переговорах в штабе.
Когда вошла принцесса змей, в комнату словно молния ударила – так осветилось и наэлектризовалось сразу всё. Бойцы, как по команде, вытянулись в струнку – они на окрик «равняйсь, смирно» ни разу не реагировали так слаженно и скоро. Только что в зале толпились усталые, обозлённые мужики, и вот – пожалуйста: на горизонте появилась альфа-самка, и все не то что роптать против неё – дышать перестали. Алекс усмехнулся про себя и выразил степень своего неучастия в общем бардаке тем, что отвернулся к стене, прислонился к столу спиной и так простоял в продолжение всех переговоров.
Дина в свойственной ей вдохновенно-эпической манере обрисовала ситуацию, и учитывая, что факты из жизни змей, к которым Алекс давно привык, остальные сталкеры узнали впервые, произвела фурор. Окончательно аудиторию добило обещание сводить всех желающих к Повелителю Приливов. Вот ведь красавцы, почти беззлобно думал Алекс. Галдели, как гуси, пока её не было, а стоило ей появиться – заслушались и только и взяли на себя труд, что соглашаться с каждым её словом. Впрочем, кое-кто оказал слабое сопротивление.
– Неужели ты готова пожертвовать змеями? Своими подданными? Они ведь теперь твои, верно?
– Да. Я сделаю это. Не только потому, что чувствую себя виноватой перед вами. Есть более важная причина. Он.
– Брат?
– Да. Я всеми силами пыталась этого избежать, но… Если мы не убьём его сейчас, это никогда не кончится. Когда экстра-мерности схлопнутся, у него не будет ни единого шанса.
– Нам нужно время, чтобы принять решение…
– Пока вы будете принимать решение, он будет уничтожать сталкеров по одному. Он Господин Бездны. Если вы заметили, он не убивает свои жертвы, это было бы полбеды. Он забирает себе силу их сознания. Остаётся только оболочка. Ему дана такая власть. Чем больше времени мы ему оставим, тем меньше против него наши шансы.
– А что потом? После слома мерностей? Кто даст гарантию, что змеи не вернутся?
– Я даю гарантию, – усмехнулась Дина, – что если вы не сделаете так, как я сказала, змеи вскоре покинут Петербург навсегда. Им здесь будет нечего есть.
– И ты согласишься жить одна, без слуг, среди людей?
– Я до недавнего времени жила у вас без слуг, и жалоб не поступало. У меня только одно условие. Во время запуска звуковых машин мой муж будет со мной. – Тут Алексу пришлось сделать над собой усилие, чтобы не обернуться. Он прямо почувствовал, как в него впились взгляды, причём не только осуждающие, но ещё и завистливые. – Извините, господа, но мне тоже нужны гарантии. Я хочу знать, что рядом будет человек, который позаботится обо мне. Надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу, что не до конца вам доверяю. Впрочем, как и вы мне.
Добавить было нечего.
– Что скажешь, Воронов?
Алекс поколебался.
– Как его зовут? – он сам не смог бы объяснить, почему у него вырвался этот вопрос. Дина перевела на него свой пронзительный взгляд.
– Близнецовые души носят одинаковые имена, – тихо, но внятно пояснила она. – Только в разной форме. Он в мужской, она в женской. Я думала, ты заметил это, когда говорил с… Теуртом и Теуртет. – Это кроткое замечание ужалило его, он с новой силой почувствовал себя преступником. Он ведь тоже не доверял до конца ни людям, ни ей.
Господи, прости меня, если я неправ. Ты видишь, как я не хотел всего этого.
– Назначь время.
– Через две недели. В полночь. Повелитель Приливов зависит от Луны.
– Есть возражения? – Алекс обернулся.
Тишина.
– Принято.
Дина обезоруживающе улыбнулась всем и сразу, как она умела.
– Благодарю за помощь. Скоро это кошмар закончится раз и навсегда. Я хочу этого так же, как и вы.

***

Наутро после переговоров с Диной умер Борис. Весь день ушёл на подготовку к похоронам. Потом Алекс всю ночь бездумно бродил по городу, и только к следующему утру надумал осуществить мечту всей жизни – напиться, свернул в первый попавшийся подвал, на вид – мерзейший, и – бывают же такие совпадения – единственным посетителем, который сидел там в дальнем углу, за чёрным от грязи и липким от пива столом, оказалась Кира. Она подняла голову, тоже заметила его и рассмеялась. Он подошёл.
– Ты тоже пришла, чтобы напиться в одиночестве?
– Да…
– Похоже, придётся нам побыть одним вместе.
– Похоже, ничего другого не остаётся.
– А у тебя-то что стряслось? Если не хочешь, не рассказывай, – добавил он, хотя знал, что Кира ответит. Каким-то удивительным образом, без малейших, казалось бы, знаков с её стороны, все всегда улавливали, настроена она разговаривать или нет, и о чём.
– Да невелика тайна, – она вздохнула. – Алина ушла от меня.
– Её можно понять. – Алекс повертел бутылку водки, пытаясь на глаз оценить степень палёности мутного пойла. Кира усмехнулась.
– Да я её с самого начала предупреждала, что ни её любовь, ни чья-либо ещё любовь меня не изменят. Но ей хотелось обязательно попробовать. В результате – лишняя нервотрёпка и мне, и ей.
Кира вообще судила обо всём на редкость хладнокровно. Ей порой приходилось разнимать драки между очередной из её девиц и её обозлённым хахалем, и зачастую достаточно было одной убийственной фразы, которые она роняла, как камень на дно. Например: ребят, а хули стоят ваши отношения, если вы друг другу такое устраиваете? Или: да не кипишуйте вы, одно чувство другого не отменяет. И всё, страстотерпцы расходились, как холодной водой облитые. Сейчас Кира, похоже, была предрасположена поговорить, причину чего Алекс позже понял.
– И знаешь, к лучшему всё это. Я давно хотела отбыть, а теперь меня больше ничто не держит. Я уезжаю.
– Куда? – удивился Алекс.
– Совсем, – был ответ.
Формально, уехать из Петербурга можно было только в пригород Петербурга, но Алекс начал догадываться, о чём речь.
– Подожди, то есть… ты хочешь перейти пороги?
Кира утвердительно качнула головой.
– Но оттуда никто не возвращался.
– А я и не хочу возвращаться.
– Ты веришь, что за ними что-то есть? – прищурился Алекс. Несмотря на полный раздрай в жизни, ему всё ещё было интересно поговорить на околопрофессиональные темы с такой необычной собеседницей. Кира кивнула.
– Признаков того, что корабли там погибли, нет, – рассудительно начала она. – Во всех остальных направлениях – есть, а в этом – нет. Помнишь, когда наши пытались найти остров Котлин, мы в результате получили кашу из обломков. А в юго-восточном направлении корабли исчезают бесследно. Если посмотреть на карту, Котлин, Петербург и пороги находятся как бы на одной прямой. И вот что я думаю: если Котлин был смещён в экстра-мерность относительно Петербурга, то и сам Петербург может находиться в смещённом положении относительно… чего-нибудь ещё.
– Материка.
– Да, предполагаемого материка.
– Но если бы те, кто ушёл туда, нашли что-то, они вернулись бы за остальными, – неуверенно возразил Алекс.
– А ложные воспоминания? – Он вздрогнул, услышав этот сугубо профессиональный термин. Значит, Кира тоже с этим сталкивалась. Он всё больше убеждался, что она гораздо сильнее, чем кажется, хотя источник этой силы был ему непонятен. Он подозревал, что она и сама не знает. – Что, если о нас просто забыли? Забыли эту пространственно-временную ловушку, как страшный сон?
– Ты говоришь о теории, что Петербург на самом деле – не архипелаг?
– Да, это часть какой-то страны. Сам посуди, мы иногда, не замечая того, говорим «столица», а столица чего? Моря, что ли?
Алекс судорожно вздохнул, а Кира сосредоточенно закурила. Она курила довольно много, что не очень хорошо для певицы, причём сигареты просто ужасные, крепкие и горькие, как настоящая любовь, Алекс это не одобрял, но не было в Петербурге человека, способного сделать неважно какое замечание Кире Липатовой.
– Когда отправляешься? – был следующий вопрос.
– Не знаю… Скоро.
– Ты умеешь водить яхту?
– Порулила по заливу для пробы. Вроде справляюсь. Там, собственно, не требуется мастерства. Пороги не так далеко.
– Не жалеешь?
Кира задумчиво посмотрела на подмигивающую огненным глазом сигарету.
– Жалею. Что не сделала этого раньше. Да, я вот, собственно… хотела попросить у тебя одну вещь. Я хотела бы взять с собой нашу музыку. «Джульетту». Понимаешь, если там, за порогами, действительно пропадает память, то… может быть, музыка поможет мне вспомнить. Не возражаешь?
– Конечно, о чём речь? Могла бы и не спрашивать.
– Всё-таки это в большей степени твоё творение.
– Я тебя умоляю. Город тонет, реальность разваливается на куски. Авторское право меня мало волнует. Бери, конечно. – Алекс посмотрел на мир сквозь стакан. – Только у меня одно условие.
– Какое?
– Если там действительно прекрасный новый мир… обещай мне, что ты продашь диск, срубишь бабла и станешь звездой.
Кира рассмеялась.
– Теперь у меня есть цель, – заверила она. Алекс отставил стакан и поднялся.
– Было приятно работать с тобой. – Он протянул ей руку. Кира тоже встала, и они обменялись крепким, как политики на торжественных встречах, рукопожатием.
– Взаимно, – улыбнулась она.
– Наверное, не увидимся больше.
– Скорее всего.
– Удачи.
– И тебе.
На пороге он оглянулся. Она смотрела ему вслед и с заговорщической улыбкой подняла руку в знаменитом жесте одобрения – профессиональном троеперстии сталкеров.

***

Накануне ритуала ему приснился сон. Знакомый ночной вокзал в стиле петровского барокко, и на скамейке – очередной пассажир, Борис. Он сидел, опираясь руками на старинную трость с тяжёлым набалдашником в виде изумрудноглазого спрута, а у ног стоял благопристойный дорожный чемоданчик. На непослушных вихрах – котелок, на носу – квадратные роговые очки с толстыми стёклами.
– Ты уезжаешь? – спросил Алекс.
– Я больше никогда не вернусь. Это вокзал вечной ночи.
– Да. Я знаю.
Брат помолчал. Он сосредоточенно глядел прямо перед собой, словно плохо видел сквозь новые очки. Руки его задумчиво лежали на голове спрута. Потом он вдруг усмехнулся.
– Ты помнишь, как мальчишками мы играли в войну?
Алекс улыбнулся.
– Конечно.
– Ты ещё мечтал найти нож, который убивает змей.
– Да.
– А я спорил, доказывал, что мы должны их изучать, что тогда у нас появится возможность общаться.
– Да.
– И ты тогда сказал: если ты научно…
– …выведешь нож, который убивает змей…
– …отдай его мне.
– Да.
Брат вдруг наклонился, раскрыл чемоданчик, порылся в нём, извлёк необычный ослепительно-белый нож и протянул ему.
– Возьми. Это тебе. Это нож, который убивает царь-змей.
Алекс, протянувший было руку, засомневался, и тут к платформе с диким рёвом вылетел исполинский, сверкающий начищенным железом паровоз.
– Возьми, – настойчиво повторил брат, – пригодится.
– Я не…
– Прощай.
Алекс в последний момент принял нож, и брат исчез в сизых клубах пара.
– Прощай, – одними губами ответил он.
Паровоз начал разгоняться, сверкая, как раскалённый рыцарь ада, и скоро с грохотом исчез вдали.

***

Дина согласилась показать ему зал звуковых машин заранее. Это была типичная для мира змей циклопическая ротонда, только закрытая; в нишах вдоль стен симметрично располагались двенадцать покрытых драгоценными узорами саркофагов – не круглых чаш, как у змей, а обычных, по форме человеческой фигуры, похожих на древнеегипетские.
– Мы закроем их там, – Дина обвела рукой золотые ящики, – и лунная электрическая энергия пойдёт из их тел к машинам, – на стенах действительно располагались механизмы, похожие на проигрыватели с иглой и пластинкой, – а мы будем стоять вот тут. – Дина указала на круглую площадку по центру зала. Для ритуала она выбрала двенадцать самых сильных сталкеров города, и Алекс, честно говоря, предпочёл бы оставаться в их числе.
– Я мог бы участвовать наравне с другими.
Дина умоляюще возвела глаза к потолку.
– Аль, а ты не думаешь, что они могли бы тебя убить? Тебе не кажется, что ты уже надоел им со своей женой?
К сожалению, она была права.
– Надоел, но не настолько, чтобы меня убивать.
– Святая простота! Нет, это даже не обсуждается.
Дина скользнула пальцами по непонятным письменам на одной из крышек.
– Только подумай, скоро мы будем делать всё, что захотим! Когда я верну Петербургу солнце, никто даже не вспомнит о войне людей и змей.
– О чём ты?
– Я скажу сразу всем, – пообещала Дина с манящей улыбкой, – подожди до полнолуния, ревнитель равенства.

***

– Петербург – настоящий Петербург – не такой, каким вы его знаете. Там голубое небо, и светит солнце. Там не всё время ночь, и не всё время зима. И там нет змей. Люди живут в полной безопасности. Там никого не пугает слово «прилив», потому что обозначает всего лишь подъём уровня воды. Я не могу сейчас дать вам доказательства. Но я знаю, что все вы видели светлый город в своих снах. – Это была правда, хотя Алекс никогда об этом с ней не говорил. Некоторые люди действительно видели солнце во сне, и в большинстве именно сталкеры. – Это мир, который вы потеряли. Но если вы объедините свои силы, то сможете его вернуть.
Конечно, прекрасную ораторшу слушали, как заворожённые. Кажется, если бы она велела сейчас броситься в пропасть – бросились бы с радостью. Алекс и сам уже ни о чём думать не мог и не хотел. Дина хладнокровно повернула по четыре тяжёлые ручки на каждом из двенадцати саркофагов – открыть их теперь можно было только снаружи, и легко взбежала на возвышение в центре. Ну же, обними меня, говорили её сверкающие глаза, ему вспомнился день их свадьбы, он прижал её к себе, она обвила его руками, и луна вошла в зенит.

***

Он очнулся на ослепительной песчано-белой косе. У ног плескалось прозрачное бирюзовое море, мелкие волны хрустально говорили. В прозрачно-голубой дымке неба сияло прозрачно-голубое солнце, словно в зимние высоты добавили капельку чернил. Кругом не было ни души. Дина бродила неподалёку, под босыми ступнями хрустел промороженный песок.
– Где мы? – спросил он.
– Не знаю, – она обворожительно улыбнулась. – Но мы это обязательно выясним!
– А где все остальные?
– Не знаю. – Она с нежным смешком опустилась рядом с ним на песок. – И выяснить это вряд ли удастся…
Её легкомысленное настроение ему не понравилось, но он ещё надеялся, что всё не так плохо.
– Что ты имеешь в виду?
– Слушай, Аль. – Дина сцепила пальцы. – Я не хочу тебя расстраивать. Я точно знаю, что ты здесь ни при чём. Ты ничего не знал. Они тебе не доверяли в последнее время, чуть в тюрьму не упекли.
С каждым словом становилось всё хуже.
– Что я должен был знать?
– Что сталкеры хотели меня убить… Аль, я всё понимаю. Они твои друзья, и тебе не хочется верить, что они хладнокровно планировали меня убрать. Всё потому, что ты слишком благородный, великодушный… и судишь других по себе, но это ошибка. Я с самого начала была уверена, что они никогда меня не примут – ни сталкеры, ни тем более простолюдины или мутанты. Только такой идеалист, как ты, мог ещё на что-то надеяться, а я всё это уже проходила. Они не успокоились бы, пока не избавились от меня. Сам подумай, зачем им такой риск? Принцесса змей, да ещё Чёрная Госпожа?..
Алекс помолчал. Ему не хотелось слушать то, что как он уже понял, он услышит.
– И что на самом деле произошло, когда включились звуковые машины?
Дина неуверенно улыбнулась.
– Жертвоприношение… Эта возможность доступна тем, кто видит людей грома, Чёрным Господам. Если мы захватываем людскую реальность полностью и в доказательство приносим в жертву сильнейших воинов из двенадцати разных родов, Повелитель Приливов признаёт чёрные воды бесплодными и уничтожает всю мерность людей. 
А ведь он до последнего не верил.
– Перейти в новую реальность могут только двое. Царствующие супруги. – Дина с мечтательной улыбкой упала на спину и посмотрела в небо. – Раньше я всегда уходила одна. Ни за что бы не поверила, что однажды позову с собой кого-то ещё, да к тому же человека!
Она мелодично рассмеялась, потом добавила задумчиво:
– Этого проклятого города больше нет. Он уже никогда не встанет между нами. Знаешь, иногда мне казалось, что ты любишь его больше, чем меня. Нет, я, конечно, никогда не верила в это всерьёз. И всё же ты страдал, потому что они постоянно требовали от тебя сделать выбор. Теперь этой мороке конец. Мы свободны!
Она ещё что-то говорила, но мысли Алекса были уже далеко. Он всматривался в её озарённое надеждой и нежностью лицо и понимал, что она безумна, абсолютно безумна, боже, это правда, всё, что говорил змей, она убила всех, абсолютно всех, и змей, и людей, и даже царей-змей, и всё потому, что он, дурак, верил ей, до последнего момента верил в её бред; а потом мелькнула другая мысль: он и остался жив, потому что верил. Если бы он хоть на секунду усомнился, то сам не заметил бы, как был бы мёртв. Она любила его за то, что он ей верил, и его одного оставила в живых.
– А всё, что ты говорила про брата? – из спортивного интереса уточнил он. Дина вздохнула.
– Не было никакого брата…
– Его вообще не было?
– Он… умер. Сразу после рождения. Его убили наши родители.
– Ещё одна новость?
– Да, его убили наши родители! Змеиный народ верит, что душа без пары, Чёрная Госпожа, может достичь огромного могущества, великой силы, недоступной другим. И поэтому родители решили разделить нас. Они убили его, чтобы вырастить из меня сверхсущество. Они хотели, чтобы я стала непобедимым воином, абсолютным оружием нашего клана. И я им стала. Но однажды я посмотрела на отражение луны в воде и узнала правду. Когда они поняли, что больше меня не контролируют… мне пришлось защищаться.
– И ты убила их.
– Они не оставили мне выбора! – Дина взглянула на него с умоляюще-нежной улыбкой, которую он уже видел при подобных обстоятельствах.
Когда он пропустил момент? Когда ещё можно было остановить её?
Не льсти себе. Ты с самого начала ничего не мог. Если бы ты только рыпнулся, если бы она решила, что ты «не оставляешь ей выбора», она убила бы тебя. С превеликим сожалением. А потом рассказывала бы следующему легковерному придурку, как доверилась тебе, но ты оказался героем не её романа…
– После этого меня и объявили сумасшедшей. Все змеи боялись меня, хотя я была не виновата. Одно время я думала, что смогу скрыться среди людей, но быстро поняла, что и там я чужая. Никому не могла доверять. Скиталась от гнезда к гнезду… Пока не встретила тебя. – Она обратила на него взор, полный такой глубокой любви и преданности, какую видеть не доводилось, наверное, никому из смертных. – Только с тобой я поняла, что значит любовь, – прошептала она. – Ты – мой царь. Ты мне больше чем брат, больше чем муж. С тобой я ничего не боюсь.
Алекс закрыл глаза.
Ему казалось, что если весь ужас происходящего дойдёт до него, то он сам сойдёт с ума. Никому из людей, наверное, не доводилось найти такую любовь, но и такую боль, наверное, никто не чувствовал. У него вдруг стала схлопываться перед глазами вся жизнь, причём вразнобой: мать, которую он никогда не знал, Кира, пороги, больница, Лиза, наркотики, Кристина, гитара, музыка, война, отец, лунары, трущобы, шторм, щиты и… Борис. На образе брата он неожиданно остановился. Как будто здесь было что-то, последнее, что ещё нужно сделать.
Он открыл глаза и посмотрел на Дину. Она ждала, что он ответит, с лёгкой тревогой.
– Ты права, – глухо сказал он. – Теперь это всё уже неважно. Прошлое не вернёшь. Мы начнём новую жизнь. Только ты и я.
Лицо Дины озарилось бесконечной радостью, и она со вздохом облегчения бросилась ему на шею. Он обнял её одной рукой, а другой нащупал ножны, он всегда носил нож за спиной в поясном ремне. Он плавным движением вытащил клинок, мельком глянул – да, белый, и опустил руку.
– Знаешь, пока ты скрывалась, – сказал он, – я кое-что разработал в лаборатории. Создал одну очень ценную вещь. Мне бы хотелось, чтобы она была у тебя. Закрой глаза.
Дина безропотно закрыла глаза и повернулась к нему спиной. Он обнял её сзади и, держа нож обеими руками, ударил в сердце.
Рёв, который он услышал, исходил, наверное, из сотен тысяч бездн, которые дрогнули под этим ударом. В один момент мимо него, сквозь него, прошли сотни миров, уничтоженных ею, мириады жизней, которые она отняла. Вот они, чёрные пространства духа, мелькнуло в памяти, и был момент, когда ему показалось, что он умрёт вместе с ней, такая неизмеримая сила переливалась к нему от неё. В последний момент ужасающей близости он пережил все её мысли, все её чувства, и понял, что змей сказал правду, а всё, что говорила Дина, была ложь. Только в одном змей ошибся. Чёрная Госпожа умела любить, и она искренне любила. Его одного за двенадцать тысяч лет.
А потом ужасные тени ужасных смертей отступили и стали таять, пока не остался только промёрзший белый песок.
Она лежала у него на руках недвижно, мирно, как будто спала. Он осторожно положил её на землю. На лице её больше не было печати безумия, бездна отпустила её, и Дина улыбалась. В последний миг её жизни он подарил ей покой.
Он бы, наверное, вечно смотрел в её лицо. Вечно лежал бы рядом и слушал, как шумят волны.
Но руки сами выдернули нож, из раны, шипя, хлынула чёрная вода, зашелестела пена, и словно бы с последним глубоким вздохом её тело растаяло и ушло в песок.

***

Даже если осколки разбитой луны
блеском грома рассыплются по небосводу,
я буду видеть лунную улыбку твоих губ.

Даже если звёзды сгорят дочерна,
и пепел их смешается с ветром пустыни,
меня согреет чёрная ласка твоих глаз.

Господи, как я любил тебя, малыш. Я бы всё отдал, чтобы ты была счастлива. (А ты всё и отдал). Я не смогу жить без тебя.
Эта последняя мысль вдруг показалась ему чрезвычайно здравой. Из ходульного выражения она превратилась во вполне конкретное решение вопроса.
А зачем ему, собственно говоря, жить, будь он хоть последний человек на земле? Он огляделся, и этот прекрасный сияющий мир показался ему запредельно чуждым и жестоким, бессмысленно жестоким. Это не она, это вся реальность сошла с ума. Какая жизнь может быть в этом светлом, гармоничном мире, если здесь нет её любви?
Он вопросительно посмотрел на нож, но резаться показалось неэстетичным. Хотя, спрашивается, кому какое дело. Он, конечно, думал о самоубийстве, как любой нормальный человек, задавался вопросом: если дойдёт до этого – каким способом? И всё как-то ни на чём не мог остановиться. Вот и сейчас идей не было. Он бросил нож, в задумчивости прошёлся по берегу и понял. Очевидное решение простиралось прямо перед ним, от горизонта до горизонта.
Вода была, правда, холодная, но это даже и к лучшему. Холод впивался в него, как нож, как тысяча ножей, зато вдали раскрывалась красота: серебристая рябь и белый свет. Задержав дыхание, он ушёл под воду, в бирюзовую мглу, и поплыл дальше.

Ночь нашей любви коротка,
но впереди нас ждёт вечная ночь,
которую мы проведём вместе.

Принцесса бескрайней смерти,
Джульетта Ди.