Помню, была захолустная деревушка с сочными степями и богатырями-медведями. Упала на землю пьяным дикарем между западом и востоком, ни с тем, ни с другим не подружившись. Между северными скалами и южными морями: от камнепадов мучалась, а плавать не научилась. Торговала деревушка с друзьями и воевала с врагами. И дань платила могучей империи, игом скованная. Пыталась она с копьями за свободу бороться, но империя ее без труда усмиряла. Пока сама себя не погубила. И вздохнула тогда деревушка воздухом вольным — впервые за долгие годы.
Помню, выросла захолустная деревушка до городка. Пришли в городок короли и заковали горожан в цепи. И стали горожане рабами. Работали без устали, а в свободное время слезы лили да молились. И дети у них голодные плакали, и старики подыхали от немощи. А короли вино хлебали и пиры затевали. А в свободное время смеялись радостно да молились. И жили они так вместе: несчастные со счастливыми, и другой жизни не ведали.
Помню, пришел в городок купец. Необычный был купец, на бродягу похожий. Словно кто из богов в обличье странца явился. Направился купец к рабам и к разуму их обратился. Про свободу кричал, про права незыблемые. А рабы глазами хлопали и рты разевали. Не верили они купцу, думали, сказки рассказывает. Купец их ругал за сомнения глупые, а рабы рукой на него махали. Вынес тогда купец на площадь клетку прутовую. А в клетке сидел дракон. Малехонький был дракон, с осла ростом, но страшенный как смерть: с очами змеиными, клыками волчьими и рогами бычьими. Рабы как завидели его, закричали в ужасе. А дракон сам боялся: плевал на них струйкой огненной. И наказал им купец дракона забрать и откормить. Чтоб любили его как дитя родное. А как вырастет зверь, свободу им вернет в благодарность. Сомневались рабы. Локти грызли да губы кусали. А купец говорил, что в дар им дракона оставляет, взамен просит лишь принять его достойно на старости в городе рабов овольневших. Так сказал купец и ушел себе дальше странствовать, в капюшоне спрятавшись.
Помню, приютили рабы дракона, страхи свои проглотив и надеждой смутной согревшись. Спрятали клетку в подвале и кормили зверя ночами глухими. Кухарки шпики свиные таскали, псари отбирали кости у гончих, а крестьяне овощей подкладывали. Но зверю ненасытному все мало было: рычал на рабов несчастных и добавки просил. А когда хозяева суровые недостачу чуяли, рабы уносили клетку в другие дома. И кочевал дракон по подвалам да каморкам. А рабов на кражах ловили и руки рубили нещадно. А кто не сознавался, тому язык отрезали. А кого дважды ловили, тому голову на плахе отсекали. И в зубах носили еду безрукие, и губами целовали дракона онемевшие, и с облаков молились безголовые. Все больше рабов свои страхи отсеивали и к делу общему подключались. Все они со временем полюбили зверя грозного. И каждый раб его хоть хлебной крошкой, но подкармливал. И быстрее рос дракон.
Помню, потаскуха бордельная ласкала дворянина толстого. Накормила, бедная, борова, ублажила его как мужа и спать уложила на кровати скрипучей. А когда захрапел наглец, она остатки еды в фартук спрятала и потащила дракону. Хозяин борделя это дело углядел и отправил за ней стражника. Следил за ней, суровый, до самого подвала. А как дракона увидал, язык проглотил и меч из ножен достал. Девица в слезах кинулась на него, хрупким телом зверя спасать. А стражник испуганный ей грудь мечом и рассек. До самого сердца пронзил. И упала девица замертво, испустила дух, бездыханная. А дракон разозлился и испепелил стражника огневом жарким. Только доспехи и остались на куче пепла лежать. Стали дворяне подозрительными. У всех ведь запасы пропадали и рабы ставали безумными, а тут еще стражник исчез. И следили они внимательнее. Плетью пороли больнее и чаще.
Помню, вырос дракон и разломал клетку крыльями размашистыми. Сказал он рабам опешившим, что улетит ночью в пещеры скальные, а они туда будут пищу таскать. Удивились рабы, что дракон говорящий, но согласились послушно. И улетел дракон к скалам. И таскали ему пищу в пещеры. Собирались рабы по ночам, слушали сказы егошние. О будущем свободном и революции великой. Ждали рабы и готовились. А потом был праздник плодородия. Принесли рабы жертвы богам, а дракона обидели. Он их и отругал: нельзя, говорит, в ложных богов веровать. Нет богов на свете, кроме революции и свободы. Поверили ему рабы, несмотря на сомнения, и не носили больше скотину в храмы.
Помню, дряхлая поломойка предала дело общее. Боялась, старая, перемен и рассказала все хозяевам. Про дракона поведала и про заговор. Благо, не знала она, где зверь прячется. А хозяева испугались и королю передали. А король спецотряд собрал и приказал дракона искать. А спецотряд рабов пытал, ногти им вырывал и члены рубил. Не выдержал кто-то и сознался во всем спецотряду. И побрела строем боевым армия королевская, прямиком к скалам холодным. Кольчугой звенела и ножнами бряцала.
Помню, битва была великая. Столкнулись рабы безродные с ратниками отборными. И сражалась вера голая с опытом циничным. Бились вилы крестьянские об кирасы стальные. И падали головы немытые. Что есть мочи сражались рабы, не жалели бедные жизни. Самые хитрые в башню сторожевую пробрались и оружие там утащили. И поделились с братьями по несчастью. Разгорелся бой повсюду: и на улицах городских, и на полях засеянных. Везде кровь лилась да слезы текли. Падали рабы под натиском воинов могучих, отчаянием охваченные. И послышался рык драконий. Содрогнулись скалы в тряске ужасной. Прекратили драться враги и прильнули к земле, испуганные. И упала скала великанья, на камешки раскололась. Вылетел из нее дракон исполинский. Вырос он до размеров невиданных: крылья как паруса, от взмаха единого в округе ветра поднимались, чешуя как павезы тяжелые, а зубы — точно копья всадничьи. И принялся дракон жарить пастбища и поля, никого не жалея. Дохли бедные воины в доспехах раскаленных. Окутал дракон пламенем всю округу и в городок полетел. А за ним стрелы летели из луков натянутых. Как шелуху чешуя их отбивала. И сжигал дракон лучников надоедливых, плевал он пламенем на весь город. И дома жег. И площади жег. И дворцы жег. И даже храмы не жалел. Армия рабская бежала по следам огненным и добивала недобитых. Добежала она вместе с драконом до замка королевского. И вытянула она семью королевскую на площадь обугленную. Раздела она всех жен и детей королевых, и родителей его, и дядь, и теть, и племянников. Всю семью королевскую рабы осмеивали и пытали.
Помню, испражнялись рабы обезумевшие на трупы дворянские. И руки рубили королю и королеве, жрецам и дворянам. Кожу сдирали и шеи пронзали. Смеялись в дурмане победном. Детишкам головы резали на глазах матерей ревущих. Кровью черной все заливали. И пили кровь, и купались в ней. Жен дворянских насиловали поочередно, и всей толпой. А как наскучит, жизни лишали. Короля дольше всех мучали, не отпускали бедного на свет иной. Бегал он голышом по городку и выполнял их желания безумные. А когда и от него места живого не осталось, отрубили голову бородатую. И сожгли тела опороченные в пламени драконьем. И поднялось над руинами городка знамя с драконьей пастью.
Помню, случилась революция. И проснулись рабы свободными гражданами. Долго они по руинам блуждали и слезы лили по павшим братьям. Кто-то прочь уходил, в поисках жизни новой, не в силах горе побороть. А дракон, видя это, запретил городок покидать и часовых на вратах поставил. Много ведь рук нужно, говорил он, чтобы городок восстановить. Поддержали его граждане. И строили они городок на руинах рабского прошлого. Работали еще больше, чем раньше. Зато ради светлого будущего, а не живота хозяйского. И вырастали дома в городке из кирпича невзрачного. Серые дома росли, многоэтажные. Без сна трудились люди, падали насмерть в полях и на стройке. Не выдерживали многие и жаловались вовсю: зачем, говорят, мы боролись за новую жизнь, если она худее рабской? А дракон им и запретил жаловаться: нечего, мол, дух подрывать. Поддержали его граждане. А кто законы драконьи нарушал, того на шахты гнали. Или голову рубили. И прозвали таких нарушителей предателями.
Помню, отстроили городок по новой. И кончилось время мрачное. Отпраздновали граждане в кои-то веки. Собирались они на площади по выходным и благодарили дракона за помощь. На колени падали граждане и кричали лозунги светлые. И запретили в городке торговлю: ведь все несчастья рабские от нее исходили. Гнали прочь караваны торговые. И жили граждане сообща, и все у них было общее. А дракон свои запреты временные не отменял. Жаловались ему люди, а он отвечал, что не время еще. Других проблем хватает. Поддержали его граждане. Улетал дракон из городка, а возвращаясь поведывал о краях далеких. Нигде, говорил, нет такого мира слаженного. Всюду умами монеты правят, а богатые бедных обижают. И радовались граждане, как у них все хорошо. И благодарили дракона.
Помню, король, злом охваченный, воевать пошел по миру. Весь белый свет поработить задумал, безумный. Вспомнили граждане и про империю древнюю, и про рабство несчастное. И затрясся городок страхом новым. Трясся себе над землей, соседям спать мешал, а король кровожадный захватывал городки окрестные и страх трясучий почуял. И пошел он войной на городок. Тогда дракон граждан успокоил, молвил им речи яркие. И начали люди готовиться. Мужи учились мечом махать да броню ковать. А бабы с детворой пахали денно и нощно, кормили защитников храбрых. На шахтах стражи вместе с предателями руду добывали, чтоб доспехов на всех хватило. И вышли воины неумелые за городские стены, сражались в полях с королем злополучным. Дохли как мыши да опыта набирались. И длилась война годы долгие. Кончались запасы у граждан. Измотались все до единого, помирали от голода да усталости. Хоронили бабы мужей да сынов. И ревел весь городок дождями, вздыхал по своей доле тяжкой. Бежали от войны дезертиры, а дракон их ловил и пламенем жег. И гражданам огнем грозил, чтоб трудились стойко и не ревели.
Помню, добрался враг до стен городских. Рвали граждане волосы в ужасе и ждали порабощения нового. А дракон призвал всех, кто меч удержит, и собрал из них армию многолюдную. И была армия большая, да неумелая. Полудохлая была, с детворой безусой и старичьем седовласым. Двинулась армия королю навстречу. А король, как демон свирепый, встал под городком и кричал. Глаза его красные огнем горели, и хвост бесовской из штанов торчал. Кинулась на него армия городская и сражалась из последних сил. Падали воины несчастные один за другим. Трусы бежали позорно от битвы, а дракон их ловил на пути и жег. А воины не понимали, почему он своих предателей карает, а короля проклятого не трогает. Думали так и умирали под сталью вражеской. А враг в городок пробирался, заполнял его как саранча. Мирных граждан убивал и дома жег нещадно. С землей хотел городок сравнять. Взлетел тогда дракон над городком и принялся жарить улицы. Вырос он за годы спокойные, одна тень полгорода прятала, а в пасть без труда бы целая хижина влезла. Жег он всех подряд, не разбирая своих и чужих. И умирали все под его рычанием грозным. А король в глаза ему посмотрел, не выдержал и помер со страху. И сгорел король посреди городка, в окружении армии побитой.
Помню, праздновал городок победу. Смеялись над королем обугленным, навозом в него кидались. И скорбели выжившие по семьям покойным. А дракон запретил все что можно и работать призвал. И рожать призвал. Работали люди без устали и рожали тоже без устали. А дракон говорил, что весь мир теперь узнал об их силе. Не оставят их соседи коварные, шпионов хитрых зашлют. Собрал дракон особую гвардию, поручил ей наблюдать за народом. И полетели головы в городке. За мысли предательские, за шутки предательские, за взгляды предательские. Всюду предателей находили. Если баба предателя рожала, ее вместе с ним на плаху вели. А другие бабы дальше рожали. И росли новые граждане, строили городок под взором драконьим. И помнили они о войне великой и о рабстве отцовском. Предателей взглядом чуяли и молились свободе по дням особым. Дракону молились и миру равному. И работали что есть сил во имя светлого будущего. Заводы открывали да фабрики. И спрятался городок под куполом дымным.
Помню, разросся городок до целого мегаполиса. Тесно стало гражданам, потекли они через край сквозь врата городские. И решили нести власть драконью по миру, освобождать соседей несчастных. Всех принимали под крыло свое. А кто не хотел, того силой захватывали. И утвердил дракон пропаганду внешнюю, отправил шпионов в селения чуждые. Шпионы тамошних бедняков подначивали, революции учили. И объединился городок с соседями в союз, и стали его жители собратьями. Жил союз едино, и все в нем было общее. Прослышали как-то собратья, что держава соседняя строит статую исполинскую: самую большую на всем свете белом. И решил дракон перегнать соседей самонадеянных — свою статую построить, еще более великую и прелестную. Пригласили архитекторов заморских, решили самого дракона и изваять. Весь народ в работах участвовал, а кому места не хватило — следил с интересом. А дракон рассказал про металл волшебный, в скалах глубоких спрятанный. И добывали из скал камень магический, и строили статую под стенами городскими. Что есть сил трудились, все запасы на строительство тратили. Не укладывались работяги в сроки короткие, а дракон пламенем им грозил. По ночам работали, бедные. И собрался весь союз на открытие статуи. Увидел народ огромного каменного дракона. Плакал народ от счастья и в ладоши хлопал. А когда солнце выше поднялось, тень головы каменной на город упала и спрятала его во тьме. Во мрак погрузились улицы средь бела дня. Замолк народ и не хлопал больше в ладоши, а архитекторы хитрые сбежали из города незаметно. На строителей простых легла кара драконья: предателями они оказались и в шахтах темных дни доживали. Так и стояла статуя исполинская, в паре с солнцем город мрачила.
Помню, вернулся в город купец престарелый. Ходил по улицам тоскливым, наблюдал за жизнью народной. Целый день бродил, а вечером плюнул наземь и сказал, что как были они рабами, так рабами и остались. И дракона ругал, предателем его обзывал. Граждане затылки чесали и плечами жали. А купец пропал куда-то, и больше его никто не видел. Ушел из города, поговаривают. А потом засуха нашла, все посевы съедала. За ней и производство встало. Как-то задумались люди, стоя в тени каменной, и разочаровались в союзе. Разуверились они в светлом будущем, не хотели больше иго драконье терпеть. Вспоминали дедов несчастных, что за свободу боролись, вспоминали наказы их бородатые, и понимали, что так их народец и остался в порабощении. Зря деды жизнь на светлое будущее поменяли. Какое же оно светлое в тени драконьей?
Помню, разозлился народ и возжелал дракону погибель. А зверя крылатого уже месяц не видал никто. Улетел в земли дальние и пропал. Люд от этого еще больше серчал. До зубов горожане вооружились и толпой на главную площадь двинулись. Сорвали там знамя с драконьей пастью и хором позвали змея. Мечами в небо серое тыкали и грозили зверю суровому. А небо им в ответ громом кричало и тучами их поливало. И появилось в нем тулово чешуйчатое. Огромное тулово, с шеей длинной и мордой оскаленной. Покружило тулово драконье над городом и упало посреди площади, развалив чей-то дом на куски. Провалился дракон в асфальт помятый и вытащил голову вверх. А народ кричал на него, прогонял из города, мечами замахивался. Не видел народ, что дракон был старый и немощный. Давно он уже застарел, на грани гибели мучился, а люди так и не заметили. На чешуе угольной кровь с пылью засохли. Клыки пообламывались, крылья дырами свистели. Засыпали глаза змеиные, с большим трудом отворялись. И сказал дракон хриплым голосом, что отпускает рабов в свободное плавание. Чтоб искали себе новую мечту и новое будущее. Боялся за них дракон, думал, не смогут они без контроля сурового. Извинялся он перед народом. Клялся, что желал им только добра. И попрощался дракон с рабами. Сложился клубком посреди развалин кирпичных и закрыл глаза свои грозные.
Помню, умер дракон. Точно помню, как стоял народ перед мертвым каменным телом и не чуял слов никаких. Хорошенечко помню, как пахло среди них ужасом животным и надеждою дикой. Страхом леденящим пахло и свободой туманной. А что дальше было — не помню. Хоть убейте, никак не припомню. Вылетело из головы, и с концами.