Случился 3 февраля на острове сем праздник. Узкие улицы просушивали, пуская из сараев ветра и дуя, присев на корточки по местому обычаю, расставив ноги пошире, демонстрируя срам. Белых крокодилов распугали с чердаков, дамы носят вместо манто местых, огненно пушистых панд. Всюду развешиваются маски красномордых демонов с изогнутыми рогами и оскаленными пастями. Синемордые не в почете, как и бледные плакательщицы с черными, длинными волосами. День как бы если б загодя перед масленницей нашей гульнули - проводы зимы, и при этом новый год по лунному стилю. Знаменует приход весны, задабривает демонов местных кидая им бобы. Для этого при храмах собираются одетые по праздничному, приводят детей, выходят важные, встают особым стилем, потом выносят огромного, оплывшего жиром, блестящего натянутой кожей мужика, и тот бросает в толпу бобы, на которые кидается люд, пока специальный человек говорит, другой держит белый бумажный фонарь, третий стоит возле гонга, четвертый держит на подушечке чесалку для спины толстяка и еще с десяток не понятно чем занимающихся людей. Совсем как у нас. Но мне понравилось, так дико и чудно было.
Накануне я сходил на источники, дав передохнуть разуму от политических и любовных терзаний а телу от мук ровного сидения, которое нервирует меня пуще прочего, так как люблю я на восточный манер, откинувшись на подушки, а не часами недвижно подогнув под себя ноги. Ну и от томления плотского тоже. Потому как зазноба моя местная дичится и чудна в своих прихотях, а обращаться к переводчику я с таким делекатным не смею. На источниках же славно, пар поднимается от горячей воды, природные ванны огорождены кустарниками и валунами, ветер охлаждает, а небо являет всю свою дивность прямо у тебя над головою. После можно сидеть в традиционном халате, который подвязывается ниже живота, пить чай из перетертых листьев или рисовую водку, наблюдать за тем, как раскрасневшиеся после вод, разномастные посетители источников играют в го, или маджонг или даже в простой чет-нечет, успокаивая перестуком фишек свой разум и примиряясь с разностью облика друг друга. На меня даже почти не смотрят, хотя я иногда на мгновение - другое задерживаю взгляд на эльфоподобном, прекрасном создании, возлежавшем с широко раскинутыми ногами на бамбуковом настиле во влажной парной. Или на болотного демона, из за которого все прочие покинули мою любимую деревянную кадку с горячей водой, именуемую офуру. В тот момент засуетились служки в коротких бордовых халатах, которые меняют полотенца, следят за чистотой, соблюдением правил и проверят на горячесть воду. За таким грех не понаблюдать. Иной мир, а бани и здесь есть. Простите, к слову, сердечный мой, что пишу я вам не достаточно и о традициях здешних, и о своих похождениях, о кухне, о быте, и столько всего происходит, а не могу сосредоточится и расписать вам необычности моей зимы в краях этих.
Еще, например, перед празднествами упомянутыми мною выше был странный обряд, в котором принимала участие и моя зазноба, из за чего мог я лицезреть, как прекрасно распахивается в ночи, оголяя тело особый ритуальный костюм, под бой барабанов, мерцание звезд и особое объезжание чудовищных размеров кабана, источающего душащий и дурманящий одновременно смрад да бряцающий навешанными бусами из нарядных детских гета. Зазноба была пьяна до изумления под конец вечера, и распаляла меня пуще обычного, традиционно, при этом, ничего не доводя до действий.
Поэтому начинающаяся весна (к слову, с обещаным похолоданием, что нанесет сюда с нашей стороны) ознаменуется для меня неясностью в мыслях, даже после спасительных источников и томлением плотским, даже после шумного вечера в сопровождении оригинальных, специальных для отдыха обученных особ что всегда веселы, ведают с сотню игр, с тысячу историй и с век готовы с тобою встречать утра, только плати. Одеты они обычно не дорого но ярко. Внимательны, заботливы, выказывают уважение но при этом не требовательны и безотказны. Безотказностью я не пользуюсь, ограничиваюсь общением, курением дивных смесей из длинной трубки, пока мне массируют свободную ладонь да слушаю песни. Внезапно ожившее сердце перестает болеть и мне кажется что я вполне протяну еще день. Но потом просыпаюсь с похмельем, хожу смурной, пью жасминовый чай с молоком, снадобья для печени, резко собираюсь на прогулку, оставляя своего серого, серьезного помошника и растерянного переводчика за главных.
Люблю гулять. Иногда, конечно, это опасно, и не раз я встречал тэнгу, которым не счесть разновидностей, забредал на закрытые рынки, поднимался в горы по влажным тропкам, оказывался на кладбищах и пуще прочего попадал в храмы, почти заброшенные, украшенные или полные народа. К обычаям вроде приучился, так что знаю как благодарить, и сколько раз ударять в омытые при входе ладоши перед засаленным, толстым шнуром колокола. Как нибудь обязательно соберемся с вами за накрытым скатерочкой столом, попьем чайку с баранками да покажу вам диковинные маски, таблички, свертки, шкатулки, шелка, и главное, мое вновь заштопанное сердце.